Июль, 25е, 2010 в 10.14
ТАМЕРЛАН
ДВЕ ТЫСЯЧИ СЛОВ:
МОЙ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ПОСТ
-Кой леший принёс её сюда?
Вторая мысль, стремительнее второй. Вешней водой, снося все препоны на пути звенящего ручья:
-До какой же степени тесна стала планета людей, что не сыскалось на ней для нас другого журналиста?
Так думал я, разглядывая украдкой фигурку женщины с каштановой гривой волос, мило беседующей с Никитой Владимирцовым.
(Читать дальше…)
Именно его я, на правах старшего, отрядил общаться с прессой, неведомо как прознавшей про наше существование и вмиг нарушившей наше уединение. И с поставленной задачей колоритный петербуржец справлялся просто отлично. Признаться, я сам с интересом порой прислушивался к тому, как он повествовал гостям о Тесинском чаа-тасе. Не лишённый художественного вкуса, Никита мог не только рассказать, но и даже подсказать удачный ракурс для фотоснимка.
Телерадиокомпания «Мир». Журнал «Нэшнл Джиографик Россия». Журнал Русского Географического Общества «Вокруг Света»... На второй или третий день я потерял им счёт. Бесконечная смена лиц, телекамер и фотоаппаратуры. Поэтому, когда в нашем лагере вдруг появилась она, я даже не удивился.
Скорее – возмутился. Внутренне. И безнадежно.
Проблемы по одиночке не приходят.
Все приметы говорили в пользу того, что рано или поздно она должна была снова появиться в нашей жизни. Наша общая с Глебом la femme fatale.
Она первой дала нам понять, что не всё в этой жизни, оказывается, можно разделить на двоих, как привыкли мы это делать за годы дружбы.
За годы мы научились делить по-братски всё, что преподносила нам судьба. «На двоих один крестик, чтоб берег их от бед, на двоих одна песня, на двоих - сорок лет...» Для многих наши имена давно уже стали чем-то вроде синонимов. Как две неразделимые части древнего китайского символа. Инь - Ян. При этом Глеб только казался черным. Не всякий глаз способен рассмотреть в нем свет. Я же - напротив, всегда, при любом стечении обстоятельств умел казаться белым и пушистым. При всём этом, мы никогда б по-настоящему с Глебом не поняли друг друга, если черное действительно было бы для меня чуждым, равно как и белое - для него.
Но тогда впервые между нами встала женщина.
Сегодня трудно сказать, кто первым из нас познакомился с нею. Выяснять это сродни тому, что спорить о том, кто первым увидел на небосводе Полярную звезду. Тем более что светила она на тот момент всем одинаково и ровно.
И лишь необратимое вращение земной оси поменяло лучи преломления...
Я наблюдал, как Дина общается с Никитой, пытаясь представить, как повёл бы себя Глеб, окажись он сейчас в лагере. Уж, наверное, давно подвинул бы в сторонку нашего славного Архитектора и принялся рассказывать сам. В отличие от меня, он умел проявлять должный такт и уважение.
Почему бы и нет? Время затягивает любые раны.
Даже самые болезненные и, на первый взгляд, абсолютно неизлечимые.
Врачевать такие раны не берутся лучшие врачи. А только верные друзья...
И я в деталях, почти слово в слово, вспомнил один полузабытый разговор на кухне. В Абакане, который уже пробудила ранняя весна.
(Под кат…)
-И что ты в ней нашел? Чего опять тебе в этой жизни не хватает-то? С ней же пол-экспедиции переспало… - возмущается Вадик, разливая крепкий чай по алюминиевым закопченным кружкам.
Такие кружки изготавливают специально для туристов. Однако туристы их страшно не любят. Говорят, что эти кружки обжигают не только руки, но и губы.
У меня нет никакого желания ему отвечать. Я просто смотрю во двор.
У Вадика нет обыкновения протирать оконные стекла в квартире. Поэтому даже весна в его окне безнадежно теряет сопутствующие ей краски и свежесть.
-Зачем ты это спрашиваешь?
-Я твой друг, - сердито ворчит Вадик. – И мне обидно слышать всё то, о чем шепчутся у тебя за спиной. Но оскорбительнее вдвойне оттого, что они правы.
-Вадим, тогда зачем ты спрашиваешь это у меня? Спроси у них. Им лучше знать.
Вадик сыплет мне в кружку сахар, после чего тщательно размешивает его одноразовой пластмассовой ложкой.
-Я хочу раскрыть тебе глаза. – говорит он на полном серьезе.
Сколько вас таких уже было.
И сколько вас таких ещё будет.
Зачем? Мои глаза видят свет звёзд.
-Почти все в экспедиции хотя бы по разу с ней переспали. И я, положа руку на сердце, был рад, что ты стал единственным, кто ею не заинтересовался. Ну, ты понимаешь, о чем я… Ведь я всегда искренен с тобой.
Я забираю у него кружку и продолжаю смотреть в пыльную дымку окна.
Сквозь эти стекла весне вовек не достучаться до сердца Вадика.
-Ты пойми меня правильно. Я не собираюсь тебе здесь читать мораль. Ведь ты мой лучший друг и я хочу для себя уяснить только одно: почему именно она и… - Вадик с размаху ударяет себя ладонью по лбу.
Не меня. Себя. Но слишком поздно.
Из всех вопросов этот – мой самый нелюбимый.
-…почему именно она?! С ней же вся наша экспедиция переспала…
Ну, нет. Точно не вся. БН, как всегда, вне всяких подозрений. Вернер, опять же. Олег Иваныч. А уж без наших преподавателей ни одна экспедиция не может считаться полной.
-И ты, Вадим?
Последний шепот души смертельно уставшего императора.
-Et tu…
-Я? Нет. Я сразу понял, кто она такая. Поэтому я – нет.
А я понял не сразу.
Только недавно. Буквально неделю тому назад это осознал. То, что отдал её половине экспедиции. Мы были знакомы чёртову тысячу лет. И совершенно не обращали внимания друг на друга. А потом всё вдруг переменилось. Наверное, всему виной какая-нибудь вспышка на солнце. Озарение свыше. Не иначе.
-Я не смогу объяснить этого.
Смогу, конечно же, смогу. Но ответ мой будет непрост. У меня есть образ, я - змея, кусающая свой собственный хвост. Ромео с Тристаном бы меня поняли, а вот Вадя…
-Понимаешь, Вадя…
-Вот только давай без этих ваших «понимаешь». Я и Евгену уже сто тысяч раз говорил. Всё я понимаю.
-Хорошо… - я пожимаю плечами. - Понимаешь, Вадя, если ты никогда не пил шампанское прямо из горлышка. На пустой автобусной остановке. Поздней мартовской ночью, мягко перетекающей в утро. Вместе с девушкой, которую любишь ты. И самое главное, - которая любит тебя. Если ты никогда не испытал этого, то сейчас ты просто-напросто меня не поймешь. А у меня не хватит слов. Я не Есенин.
Он молчит. Долго и выразительно.
Он всегда отличался недурственным воображением.
Мне никогда не нравилась квартира, где жил Вадик. Гнетущее настроение здесь свисало вместе с паутиной с потолка или заглядывало вместе с одинокой луной в мутные от пыли окна.
Я, как бы невзначай, бросаю взгляд в угол под раковиной. Батарея пустых бутылок заметно приросла. В основном, за счет «четвертинок». Судя по всему, Вадим снова взял в привычку пить в одиночестве. Наверное, ещё и с зеркалом чокается. С него станется.
-Я хочу тебе кое-что рассказать. – внезапно говорит Вадик.
-Прогуляемся?
-Ты должен это знать.
-Заодно и расскажешь. Иди уже, собирайся. – говорю я, закуривая сигарету. Вместе с пепельницей перехожу в зал и усаживаюсь на диван. Оказывается, все это время у Вадика работает телевизор. Один местный телеканал транслирует вечерние городские новости. Дистанционного пульта у Вадика нет и в помине. Приходится смотреть.
То, о чем собирается мне поведать Вадим, я знаю давно.
Мир не без добрых людей. Как же всё-таки, справедливо и правильно, что он придуман не нами. Уж мы-то, как никто другой, сумели бы превратить его в Маутхаузен для ближнего своего.
-Смотри, - говорит неожиданно Вадик.
В новостях идет сюжет об археологах. На стройплощадке у детского парка «Орлёнок» на проспекте Ленина обнаружены древние захоронения. Сотрудники краеведческого музея срочно приступают к спасательным раскопкам.
На экране появляется кудлатый Баргузин, который водит корреспондентов по территории найденного могильника.
-Чтобы не срывать сроки сдачи нового объекта, раскопки мы начнём уже на следующей неделе...
Это было последнее, что мы видим, уже стоя в прихожей.
Признаться, я не очень люблю весенний Абакан. По мне он хорош летом. Но летом мы, археологи, редко находимся в городе. Покидаем его в изумрудном расцвете зелени и возвращаемся перед самым золотым цветением.
Город преподносит нам сюрпризы, меняясь за лето.
По приезду мы осматриваем новые скверы, приглашаем девушек в недавно открывшиеся кафе и кинотеатры. И, честно сказать, с этими нашими сезонными отлучками я даже не помню, когда пустырь на северном въезде в Абакан успел превратиться в отличный, всем на загляденье, Преображенский парк.
Но той весной, которую мне напомнил визит Дины в наш лагерь, там всё было пока иначе...
Я иду рядом с Вадиком и размышляю.
Вопреки досужим домыслам достать звезду с небес легко. Особенно если она сама, щедро одаряя неземным светом, тянет к тебе свои лучики. Труднее её удержать при себе надолго. Любой, кто хотя бы однажды видел над собой небо в россыпи звёзд, имеет на него такое же, как и ты право.
Я так и не сделал роковой ошибки. Не стал спрашивать у неё, любит ли она меня. Из нас двоих, по меньшей мере, кто-то один должен быть эгоистом. Мы не давали друг другу никаких обещаний. В этом отсутствовала необходимость. И отсутствовал, какой бы то ни было, смысл.
Я прекрасно всё это сознавал.
-Она – самая настоящая ведьма. Когда на Быстрой это обнаружилось, мы с Иваном решили никому не рассказывать. – говорит Вадик. – Мы подумали, что никто всё равно не поверит. Поэтому держали язык за зубами. И старательно оберегали всех вас от неё.
Вадик оставляет меня на пару минут, чтобы купить сигарет. Заодно берёт по бутылке пива.
-Я уже говорил, как оно было на самом деле. И я понял, что она – ведьма. Утром я подошел к ней и сказал. Ты знаешь, что я ей сказал? Нет? А зря… Это слышали многие. Многие могли сделать из моих слов соответствующий вывод. Я сказал ей: «Если бы сейчас были средние века, и если бы у меня была такая возможность, я бы сжег тебя на костре».
Вадим делает большой глоток пива и заглядывает мне в глаза.
-Она рассмеялась мне в лицо, когда я сказал это. Но я-то прекрасно видел. По выражению лица, по глазам и так далее. Я видел, что она очень испугалась. Ты понял? Она боится!
-Ну-у, если у тебя в тот момент было точно такое же выражение лица…
-Не юродствуй. – Вадим, похоже, начинает не на шутку злиться. – Я с тобой как с человеком говорю. Я ж тебе, сволочь неблагодарная, глаза твои раскрыть хочу…
Весь вопрос в том, хочу ли этого я.
-Тебе оно надо?
-Надо. – говорит Вадик. – Ты – мой лучший друг. Кто если не я, сделает это для тебя? Все вы – Евген, Ванька, ты… Все вы незрячие. Говорю тебе: она – ведьма. Вами она уже наигралась. И тебя она бросила, как только на горизонте показался Егор.
А вот это удар ниже пояса. Вадик перешагнул-таки черту дозволенного.
Я сосредоточенно разглядываю вадиковскую переносицу…
И тут появилась она. Посмотрела в нашу сторону, забавно тряхнула челкой. Легко и непринужденно шагнула к нам с высокого крыльца Интернет-кафе.
У меня вмиг перехватывает дыхание.
Рядом со мной разъяренным быком сопит Вадик. На него она, в самом деле действует как красная тряпка. А на меня… Хотел бы я знать, кто она теперь для меня. Недолгий, но полный счастья год, гостившая в моих ладонях звезда.
-Привет-привет. Откуда это вы такие?
Мы переглядываемся и сдержанно киваем.
-Не мы такие, жизнь такая. – говорю я.
-Ага, и вечный бой, покой нам только снится. И пусть ничто не потревожит сны... Снова вы пьянствуете? – молниеносный взгляд в сторону Вадика. Взгляд, способный расплавить гранитную скалу, и мимоходом, рикошетом, превратить в отбивную здоровенного африканского слона.
-Нет. Ещё только собираемся. Третьего ищем. Ты даже не представляешь, как это трудно по теперешним временам. Герои нынче уж не те...
Вадим закуривает и долго держит в пальцах горящую спичку, выразительно глядя на огонь. Потом отходит в сторону.
-Снова ты упражняешься в остроумии. – вполголоса говорит она, опустив глаза.
-Ты тоже почти не изменилась. Ну, разве что самую малость. – усмехаюсь, изо всех стараясь не задерживаться взглядом на тусклом блеске обручального кольца. Я знал это кольцо. Его и ещё одно, парное ему, ребята в мастерской при мне отливали из олова. Эксклюзив, блин.
-Я уезжаю на днях.
Молча вдыхаю легкий запах кокоса. Знакомый, приторно-сладкий аромат её духов, когда-то сводивший меня с ума. И до сих пор при запахе кокоса впадаю в прострацию. Никогда не говорил ей этого. А она, будто догадываясь, то и дело душила проклятым парфюмом мои носовые платки.
Вадик, нетерпеливо прогуливаясь в сторонке, достает вторую сигарету.
-Ты даже не хочешь спросить, куда я уезжаю?
Я пожимаю плечами. Мне уже всё давным-давно известно.
Тебя ждёт северная Пальмира. Город, где живёт и работает археолог Игорь Нефёдкин, на одно лишь короткое лето приехавший в Хакасию и лишивший нас враз всего самого ценного, что в ней было. По протекции Нефёдкина в Питере Дину ожидали место в аспирантуре и должность младшего научного сотрудника в Институте истории материальной культуры. Плюс счастливая семейная жизнь.
Об этом с превеликим удовольствием и в деталях мне поведают ещё не раз. Тот же Вадик, к примеру. В любом случае, информационный голод не грозит.
-Мне нужно идти.
-Иди. На роль третьего, извини, ты явно не годишься.
-Пока.
Она снова встряхивает чёлкой, в полном молчании проходит мимо меня и исчезает, чтобы раствориться в синих весенних сумерках.
На сей раз, уже навсегда.
Ах, зачем нам ночь?
Да чтобы день был светлей.
Или царская дочь,
Или ведьма милей?
Может с глаз долой прочь,
В поле много смертей.
А коли темная ночь
Ждем рассвета сильней…
-Удачи, Дина. И да пребудет с тобой сила.
Слова, которых она так и не услышала от меня. Просто не дождалась.
Безмолвной тенью рядом встает Вадик.
-Я так понимаю, пиво на сегодня отменяется?
-Ты прав. Что-то прохладно стало. Никак зима возвращается?
-Значиться так. – Вадим в раздумье осматривается вокруг. – Сейчас топаем в угловой магазин на Чертыгашева, берем чего-нибудь покрепче. Ну, а потом – ко мне...
Рецепт на все времена. Надёжен и проверен стократно.
(Читать дальше…)
Не сводя глаз с Никиты и приезжей журналистки, я попятился к палатке.
Там, в заветном боковом кармашке припрятан у меня трофейный виски. Гоче презентовал кто-то из местных авторитетов. А наш непьющий, не курящий старший «ангел-хранитель» вручил бутылку мне. На всякий случай.
Вот этот случай и подвернулся.
А если бы я знал тогда, что Дина в нашем лагере появилась не случайно? Что бы я сделал? Повёл бы себя как-то иначе? Этими вопросами впоследствии я задавался не по одному разу.
Право, не знаю.
Но именно тогда я просто сбежал.