– Воды! – выдавил из себя миксанец и весь почернел.
– Сейчас, ты потерпи! – засуетились кормчие, но Хранитель поднял руку, и они успокоились.
– Свершилось. Его дух на свободе, искуплённый Отцами. Унесите его, побыстрее!
– О досточтимый Хранитель Святилища памяти Предков, срок Симплиция на исходе, но его земной путь не окончен: он готовил себя к переходу в грядущее Новолуние!
– Его дух трепетал, сердце полнилось радостью, – добавил каштановый юноша, сверкнув опечаленным взором. Хранитель с Привратником переглянулись. Миксанец затих и вскоре уже не дышал. Он лежал на земле, раскинув руки, запрокинув голову и закатив глаза. Его вспотевшее бездыханное тело покрылось бурыми пятнами. Вскоре подошёл караульный.
– Почтенный Гельвеций, верховный Распорядитель Нижней гавани поручил сообщить тебе, что мёртвый миксанец пятнает Священную землю, ибо смертью своей посягает на святость Пристанища...
– Да неужто ль нам не известно, почтенный? – процедил Хранитель, сверля его глазами. – Возвращайся назад и скажи своему господину, что мы знаем, как быть.
Караульный вскинул бровь.
– Пусть посланник Окраинных земель обретёт долгожданный покой. На складах есть просторные печи, в них пылает свирепый огонь, очищающий бренную плоть от прилипчивой скверны.
Хранитель кивнул кормчим, те, поклонившись, утёрли горючие слёзы и, понурые, отправились к пристани, где готовился к отплытию торговый корабль. Караульный свистнул своим. Через некоторое время со стороны склада выдвинулась небольшая группа с тележкой. Привратник поднял руку и махнул Распорядителю, тот кивнул в ответ. Пристань оживилась.
– Да простится нам наша нерасторопность, да не прогневается юный господин! – взмолился Привратник, сложив на груди сухие ладони.
– Наследник должен идти с нами, – сказал Хранитель, когда удалилась охрана, а носильщики увезли труп.
– Откуда вам знать? – спросил Ириний сдавленным голосом.
– Я видел твоё появление на мраморной лестнице, о Сын Сыновей, – ответил Привратник, отерев ладонью лоснившийся лоб. – Что-то печёт здесь... Отчего бы нам не подняться в Святилище? Там в прохладной тени ожидает тебя неожиданный гость, о наследник. Он тебя видел тоже и желает предстать пред твои несравненные очи. Не отыщется слов на подлунном наречии, чтоб сказать тебе всё удивленье и боль, охватившие нас, увидавших, как ты покидаешь нас. Чем мы прогневили тебя, опечалили, скажи, повелитель?
– Довольно, – сказал Ириний. – Идите.
– Как будет угодно наследнику, – натужно улыбнулся Привратник, склонившись.
Когда они вошли в беседку, со скамьи, поставленной у алтаря, поднялся высокий светловолосый гоминид, облачённый в чёрное. Он не склонился перед наследником. Его большие, голубые, как небо, глаза были печальны; усталость пряталась в складках немолодого лица.
– Я посланник Акрополя, о юный Ириний, – сказал он шершавым, надтреснутым голосом. – Моё имя Ураний, но оно ничего не скажет тебе. Я буду сопровождать тебя до Царских Врат. Мои слуги ожидают внизу, но это не важно.
– А что, если я не хочу никуда ехать, о почтенный Ураний? – ответил Ириний, сняв капюшон. Он оглядывал убранство Святилища, и ему казалось, что эти пёстрые стены, разрисованные цветами, смеются над ним. «Они посадят меня на корабль и там уже – кончат», – вдруг пришло ему в голову. Лучи растекались по полу жёлтыми пятнами, пахло тмином и крашенным деревом.
– Таково повеленье Совета, о Сын Сыновей, и приказ Высочайшего, ты не в праве ослушаться.
– Вы следили за мной?
– Я ждал твоего появления со вчерашнего вечера, о наследник.
– Ну что ж, ты дождался. А известно ль тебе, о почтенный Ураний, что лишь Сын Дочерей Изначального рода вправе видеть мой лик, говорить со мной? Нарушение традиции есть преступление, преступление карается смертью. Я велю отсечь тебе голову на ступенях Святилища. Бесчестье слуги – грядущий позор господина.
Ураний вытянул руку перед собой и разжал ладонь. Ириний увидел костяной медальон, обведённый чёрным по краю – Знак Ослушания. Его прятали в стенах Акрополя, появление Знака сулило несчастья. Лишь однажды наследнику Царского дома – первому из Сыновей Изначального рода, бесславному Эрию – доставался сей жребий. Медальон посылался отступнику, пренебрегшему волей Акрополя, – тому, кто шёл на суд Посвящённых.
– Известно ли молодому наследнику назначение Белой Печати?
– Да, мне известно, досточтимый Ураний.
В беседке кроме них никого не было. Хранитель с Привратником исчезли из виду. Пристань шумела, в воздухе тяжелели гулкие удары гонга.
– Мы отплываем сейчас, о Сын Сыновей. Нам готовят пути. На корабле тебя никто не узнает. Для всех ты – посол Торговой конфедерации, слуга властелина Третьего царства – младшего из наследников Древнего рода, благословенного Ириния Быстрого.
– Не тебе рассуждать об этом.
– Мы спустимся с западной лестницы. Привратник уже позаботился, однако это не имеет значения. До Острова нас домчит караульное судно. Тебя скроют от глаз, но ты должен молчать, если низшие спросят тебя. Впрочем, это излишне.
– Да кто ты такой, чтобы так говорить со мной, несчастный?
– Я откроюсь тебе, когда мы достигнем Акрополя, – ответил Ураний. – А пока помолись. Вспомяни предвечерний молебен.
Ураний вышел; он стоял, отвернувшись, на ступенях и ждал Ириния. Наследник опустился на колени под мраморной стеллой с именами Отцов и о чём-то задумался. Перед ним на золочёной подставке лежал медальон, отливая жемчужной бежью. Окончить всё разом.
– Помогите, Отцы, – шептал Ириний, прикладывая ладони к алтарному основанию, – будьте милостивы, пролейте вечерний свет, отгоняющий вечную ночь. Я безвинен пред вами, на мне нет никакого греха, но душа моя заблудилась...
Тут что-то блеснуло за выступом. Рукоять кинжала, – змея, окольцевавшая лезвие. Эмблема Храма Привратниц. Ириний обернулся, Урания не было видно. Он поднял кинжал, казавшийся лёгким, почти невесомым, и повернул его остриём к сердцу. Ещё миг.
Чьи-то сильные невидимые руки сжали его. Схватка была недолгой. Ириний упал на спину и выронил кинжал; неведомая сила подбросила его, воткнув в деревянную балку над головой.
– Кто здесь?! – в голосе Ириния мешались гнев и испуг. – Покажись мне!
– Не стоит, – сказал Ураний, переступив порог; с сочувственной усмешкой он глядел на юного наследника. – Поднимайтесь, мы готовы к отплытию.
Сиреневые паруса, расшитые золотом и герб Торговой гильдии – чёрная птица с раскинутыми крыльями. Корабль стоял в бухте, закрытой с запада и востока холмами, завешанными цветущими вишнями. Узкая лестница из жёлтого мрамора вилась по склону, выходя на широкую пристань. Ириний следовал за Уранием, глядя на гладкие, острые ступени. На борту их встретили с поклонами и отвели в каюту, где ему следовало находиться до прибытия в Акрополь.
– Наследник должен быть осмотрительней. От этого зависит наше общее будущее, ибо оно под угрозой, – Ураний говорил тихо, как бы наедине с собой, смотря на Ириния из-под приспущенных век; в его словах и движениях не было ничего, что говорило бы о присутствии одного из бессмертных. – Мы ступаем на новые берега, колесо делает оборот, луна светит на воды быстрой реки... Рождение как большая, полноводная река, о наследник. Подумай об этом, пока есть время.
– Да что ты смыслишь в этом, о почтенный Ураний?
Посланник ничего не ответил. Выйдя, он закрыл за собой дверь, но оставил её незапертой. Чего ждал этот несчастный? К чему эти речи, вздорные и бессвязные, как ересь Протоэпохи, потонувшей во мгле забвения?
– Оставьте меня, – сказал Ириний, почувствовав чьё-то присутствие за спиной. Его руки коснулось что-то скользкое, над дверью звякнули колокольчики и тотчас затихли. Ириний обвёл взглядом стены каюты, обитые разноцветной шёлковой тканью; на полу лежала шкура горного вепря, по всему потолку желтели пятна обнажённых тел, сплетённых в радостном танце. Ириний подошёл к окну и поглядел сквозь чистое, тонкое стекло на зелень отступившего берега. Весёлая вода трепетно искрилась под яркими небесами, чаруя просвеченной глубиной. Ириний открыл окно, в лицо ему плеснуло пьянящей свежестью; он долго стоял неподвижно, закрыв глаза. Судно вышло из бухты и, обогнув мыс, взяло восточное направление. На пристани разгружали подошедший корабль под флагами Третьего Царства; издалека площадь напоминала растревоженный муравейник: гоминиды, растянувшись в цепочки, мельтешили от складов до причала; чёрные дыры тоннелей проглатывали тележки, нагруженные провизией; серый дымок вился над высокими трубами. Над широкими кронами золотилась крыша Святилища с фигурками демонов древности. Белые одежды мелькали в тени деревьев. Хранитель с Привратником стояли на ступенях мраморной лестницы, провожая взглядом корабль, – Ириний различал две белые точки, терявшиеся в дымке над осевшим берегом. Земляной вал истончился и к середине дня был едва заметен на горизонте.
Ириний, расположившись на бархатном ложе, глядел в прорезь окна, видя кусок неба, исцарапанного мелкими облаками. Когда он закрыл глаза, ему привиделась плачущая дева. Он шёл к ней по мягкой траве, она манила его сладкими речами, которых он не понимал. Ириний провёл рукой возле себя и нащупал что-то жёсткое и холодное; он открыл глаза и увидел перед собой какое-то странное, нелепое создание со множеством металлических ног и туловищем из прутьев.
– Октаноидов создал юный наследник Древнего рода, чьё имя неназываемо смертными. А ты, глупец, следи за своими речами, пока я не выкинул тебя за борт, – услышал Ириний зычный, глухой голос и очнулся.
– Не гневайся, господин! – отвечал ему другой, помягче и помоложе. – Он не сказал ничего предосудительного пред ликом Отцов. А Боги столь далеки! Они нас не слышат, им нет дела до нас – ничтожеств, сходящих во прах.
– Клянусь, когда мы прибудем в Акрополь, я, Верховный Смотритель Восточных путей Евсевий Аресский, лично прослежу за тем, чтобы вам, негодяи, достался один только выбор: либо ночь без еды и питья, либо бденье во Храме Сгнивающей плоти, до пресветлых преддверий которого вам, изуверы, ползти на коленях от самого берега!
– О помилуй, Евсевий Могучий! Мы истратим последние силы, что копились на праздник, обдерём наши стройные ноги о жёсткий гранит, наши чудные белые руки покроются пылью и укусами афалид! Пожалей нас, смотритель!
– Для чего мне жалеть вас, безумные нечестивцы? Вы бы думали, прежде чем открывать свои бестолковые рты!
– О Смотритель, пожалей Иосия, он совсем ещё юн и не заслуживает подобных страданий. Позволь мне, его лучшему другу, взять на себя бремя отмаливания грехов!
– Не у меня вам прощенья просить, святотатцы! Целуй руку. Ну! Теперь ты. Вот так. Нечестивцы!
– Так мы можем рассчитывать на твоё снисхожденье, о Евсевий Могучий, глядевший в глаза Сыновей?
– Это правда... От благого Отца и его всесвятых Сыновей нам завещан обет доброты, чистоты и душевных порывов. Мы должны чтить веления предков, приближая предвечную радость. Сколько нам искушений готовит несчастливый путь, именуемый жизнью! Я оставлю вас, милые юноши, вы ж готовьтесь к стезе послушания.
Голос исчез. Из окна доносился крик чаек, паривших над шумными волнами. Небо затягивалось облаками, ветер усиливался. Над каютой поскрипывали доски. Ириний дотянулся до чаши с фруктами, поставленной на алебастровый столик у изголовья, отщипнул пару виноградин и равнодушно положил их себе на язык. Взгляд его безразлично скользил по потолку.
– Что ты наделал, мой ласковый друг? – донеслось до Ириния. – Как же быть нам в праздник первого Новолуния? Мы не разделим счастье нашего рода в эту чудную ночь!
– Прости меня, Сервий, я не мог удержаться.
– Но что сотворил ты такого? Чем вызван неистовый гнев нашего славного господина?
– Ты не поверишь.
– Так говори же, о враг моих наслаждений!
– Я уступил партию Иессею.
– Что?!
– Октаноиды выходят из-под контроля. Они отбивают у меня материал. Какая-то злая воля руководит ими, брат, они не должны быть такими! – воскликнул Иосий.
– Тише, о благие Отцы! – взмолился Сервий. – Ты нас погубишь! И что же ты сделал?
– Я разозлился.
– Только не это, Иосий! Как же ты мог?
– И дал октаноидам имя на низком наречии, усомнившись в предвечной разумности светлого замысла... И ещё... я истратил всё наше золото, Сервий!
Горькие рыдания огласили полуденный воздух.
– Ты осквернил эту землю, мой милый, единственный друг. Нет тебе оправдания. Твоё спасение в том, что Боги не слышат нас. Мы замолим твой грех, ибо он – след касания скверны. Но твоё настоящее место – на дне этих вод!
– Я знаю. Простите меня, Сыновья, смотрящие с неба. Негоднейший из рабов взывает к милости Вечных: поразите меня за моё ослушание!
Вскоре голоса стали удаляться. Наступившую тишину разметал удар гонга.
– Остров по курсу! Остров по курсу! – летело из раскрытого настежь окна. Ириний поднялся с ложа. Серые скалы вздымались над синими водами. Великое Сотрясение обрушило западный склон, обнажив нерушимую крепь первозданного камня. Над обрывом, цепляясь корнями, клонились живые ещё деревья, готовясь обрушиться в пропасть, но словно бы выжидая чего-то.
Радужная пристань была воздвигнута на севере Острова, однако и с дальних рубежей виднелись островерхие башни града Царей.
– Я не потревожил наследника? – чёрная фигура, появившись, замерла на пороге.
– Нисколько. Входи, Ураний.
– Это ни к чему. Я лишь хотел известить светлоокого Сына о том, что корабль пустят в порт на рассвете: таково предписание Совета новой Династии.
– Благодарю тебя. Ты очень любезен.
– Наследник желает...
– О нет. Скажи мне, почтенный, есть на этом корабле кто-либо по имени Иосий?
– Есть, о наследник, – ответил Ураний, слегка смутившись. – Иосий – один из учеников нашего славного кормчего. Он потревожил тебя?
– Нет-нет, – возразил Ириний, – я услышал это имя, когда поднимался на борт корабля. Кажется, оно мне знакомо.
– Это весьма сомнительно. Богам позволительно знать имена своих слуг, но того же нельзя утверждать в отношении тех, чьё неведение есть неизменная крепь всесвятого величия.
– Это мудро, чудесный Ураний.
– Я оставлю наследника, пусть грядущая ночь одарит его светлыми снами, предвещая восход Благочестия.
Когда Ураний удалился, Ириний сел на край стола и, повернувшись к окну, вдохнул свежего воздуха. «Они все смеются надо мной. Я не выдержу этого», – ныло тревожное сердце. Тёплое небо стекало в спокойную воду. Близился вечер. Наследник грустил, сидя на полу под окном. Наверху говорили и смеялись, а когда наступили сумерки, кто-то запел изумительно сладостным голосом. Ириний поднял правую руку и осмотрел платиновый браслет, обвивавший тонкое запястье; узористая вязь переплетённых фигур, растений и животных, хитроумный орнамент, исполненный безымянным мастером Третьего Царства, – подарок старшего брата. Орихалковая пластина, выступавшая над поверхностью, испускала золотистый неровный свет. Ириний плюнул на неё, и она тут же вспыхнула, выбросив в воздух прозрачную мерцающую сферу с линиями мелких строк, бегущих по окружности.
– Письмо, – сказал Ириний; сфера медленно раскрылась, подобно бутону диковинного цветка, и разделилась на несколько частей. Части сомкнулись, образовав вертикальную плоскость, на которой ярко зажглись заповедные знаки.
– Я пишу тебе, Цеци, потому что не знаю, что будет со мной через день или два, – начал Ириний. – Я не смог бы отплыть незамеченным, твоя помощь отныне бессильна. Всё теряется в сумраке. Я хочу, чтобы ты вспоминала наше долгое, томительное ожидание и короткую нежную встречу. Моё чувство к тебе стало крепче, но силы покидают меня. Никогда я не ведал печалей, и теперь эта боль разрывает мне сердце. Как же я заблуждался, когда полагал, что мы в силах избегнуть начертанных судеб! Ты ответила мне в дни беспечных дерзаний, и твой образ с тех пор освещал мне дорогу. Ты навеки в душе моей, Цеци, твой чарующий лиственный взгляд навсегда в моей памяти, знай это. Нам не свидеться больше. Ты была так права, когда предостерегала меня от поспешности, но твоё медовое тело под полупрозрачной тканью в тени вечерних деревьев сводило меня с ума. Я видел тебя такой, как ты стояла передо мной в тот вечер, – во сне и наяву, в мыслях, видениях, мечтах и желаниях. Ты была со мной. Твои слова – сказанные тогда, в золотом саду – и твои послания, которые я берегу, как святыню, останутся со мной до конца. Ты знаешь, о чём я. Мне кажется, я попал в какие-то сети, из которых не вырваться. Наш Отец нам уже не поможет. Он готовится сбросить оковы и уйти в беспредельное счастье. Как же быть? Я не выполнил просьбу Отца... – Ириний с трудом сдерживал слёзы, голос его дрожал. – Впереди меня ждёт несмываемый, вечный позор, либо жизнь на посылках у новой Династий. Участь раба. Но вернее всего мне достанется жребий бесславного Эрия. Тот, чьё имя внушает смятенье и страх, – он был отвергнут Отцами, на Совете его отлучили, и он бросился в воды залива. Это случилось здесь, на обрыве под белыми стенами. Если получишь письмо – не горюй. Прочти его, уничтожь и забудь. Забудь обо всём, Цеци... Мне следовало быть осторожней.
Слова Ириния мелькали на экране, кружась около мигающей красной точки, появившейся в центре. Наследник провёл в воздухе рукой, и письмена выстроились в нужном порядке.
– Отправьте, – сказал Ириний. Экран изогнулся и вскоре погас. Ночь дышала над водами. В каюту заходила сонная прохлада. Приглушённые голоса и чья-то неторопливая поступь, возникнув в отдалении, смешивались с тишиной. Ириний закрыл глаза, однако тут же очнулся. Перед ним тускло светилось голубоватое облачко света; внутри плавали – как в тумане – невнятные силуэты чего-то неопределённого...