Рукопись 7. Что с нами произошло и что можно было сделать.
«Моё поражение не означает, что нельзя было победить»
(Эрнесто Че Гевара)
(Продолжаю публикацию отрывков из моих записей начала 90-х годов. Заранее оговорюсь, что к настоящему времени я во многом пересмотрел свои взгляды по сравнению с тем, что здесь изложено, в основном в направлении большей авторитаризации и меньшей «рыночности». И ещё – в направлении большего исторического пессимизма.)
Речь идёт о том, могла ли наша Страна при послеоктябрьском уровне развития производительных сил пойти по социалистическому пути, или реставрация капитализма в той или иной форме (либо в государственно-монополистической форме, как это и случилось, либо в «свободно-рыночной», что могло стать следствием утраты контроля над НЭПом) была неизбежной.
Для начала уточним ещё раз, что мы, всё-таки, понимаем под социализмом, и в чём его коренное отличие от капитализма.
Это МИФ, что социализм означает тотальное огосударствление всей собственности, насильственное изъятие имущества у богатых и раздача бедным, что социализм - это жёсткое централизованное «адресное» управление всей экономикой, а капитализм – это экономическая свобода предприятий. На самом деле при социализме происходит не огосударствление, а обобществление, и не всего имущества, а основных средств производства. А огосударствление само по себе ещё не означает социализма, потому что при капитализме государство само может стать крупнейшим капиталистом. Социальные гарантии, отсутствие безработицы и т.д. – это тоже не признак социализма, а его следствие.
Основное различие между социализмом и капитализмом в другом.
Для капитализма характерно ОТЧУЖДЕНИЕ трудящихся от средств производства, для социализма – ТОЖДЕСТВО труда и собственности. Такое тождество может быть достигнуто при огосударствлении (национализации) средств производства – в том случае, если государство действительно является властью трудящихся, и является системой с обратной связью, то есть мнение и коренные интересы трудящихся так или иначе учитываются при решении главных вопросов, определяющих судьбу объекта собственности.
Но это же тождество может быть достигнуто и при передаче части функций собственности в руки трудовых коллективов предприятий (социализации) при сохранении рыночных отношений между ними после экспроприации предприятий у частника. Централизованное планирование в этом случае должно оставаться в руках пролетарского государства, но осуществляться оно должно косвенными, рыночными методами (взгляд из 2018 года: к настоящему времени я пересмотрел этот последний тезис в сторону большего ограничения рынка и частной собственности – см. ниже).
Собственность и власть взаимосвязаны, а потому, если политическая власть и «командные высоты» в экономике находятся в руках пролетарской партии, демократически контролируемой трудящимися, даже частная собственность начинает работать на социализм. В этом случае частная собственность, находящаяся в жёстких рамках управления и контроля со стороны трудящихся, осуществляемых через пролетарское государство, уже не является частной в полном смысле этого слова.
В то же время, ТА ЖЕ государственная собственность будет носить КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ характер (государственно-монополистический капитализм), если у власти находится оторванная от трудящихся элита, монополизировавшая право продавца товаров и покупателя рабочей силы.
Таким образом, с точки зрения определения социализма, не принципиально, кто является формальным собственником средств производства: государство или трудовые коллективы. Важно лишь, чтобы в масштабах всего общества соблюдался принцип тождества труда и собственности. (Взгляд из 2018 года: по этому вопросу я изменил своё мнение. При социализме командные высоты во всех отраслях должны быть в руках государства, причем само государство должно быть пролетарским, то есть, состав высшего руководства партии и государства должен контролироваться трудовыми коллективами. Частная и коллективная формы собственности допускаются только на периферии экономики для увеличения её «гибкости», и только под контролем государства и общественности. Обязательна государственная монополия на внешнюю торговлю, землю, банки, природные ресурсы, энергетику, авиационный и железнодорожный транспорт. Никаких акционерных обществ и частных банков. Иначе неизбежен дрейф к капитализму, последствия нам известны). И дело здесь не только в праве трудящихся на эквивалентную долю от произведённой стоимости, но и в возможности для каждого трудящегося влиять (через демократические партийные, государственные, профсоюзные и иные структуры) на судьбу средств производства и произведённого продукта на своём предприятии, и на общество в целом. Без этого нет социализма (не говоря уже о коммунизме).
И ещё. Это МИФ, что нынешний крах (сейчас я бы это слово не использовал – 2018 г) социалистической Системы доказал несостоятельность социализма. На самом деле доказана несостоятельность любой излишне зацентрализованной (без обратной связи) системы, ограничивающей свободу производителя. Любая монополизированная система без обратной связи (как под капиталистическими, так и под социалистическими знамёнами) ограничивает свободу производителя, и уже поэтому неэффективна, невосприимчива к научно-техническому прогрессу на современном этапе.
Я утверждаю, что социализм, благодаря разумному и демократически контролируемому централизованному регулированию, целенаправленно препятствующему присущей «дикому» капитализму самомонополизации, способен обеспечить БОЛЬШУЮ свободу производителя, а, следовательно, более эффективную экономику, чем даже современный постиндустриальный капитализм (даже если не так, это для меня ничего не меняет, я всё равно останусь сторонником социализма - 2018 г), тем более, что социализм за счёт тождества труда и собственности способен обеспечить и более высокий уровень трудовой мотивации. Но для этого необходим «коренной пересмотр всей нашей точки зрения на социализм». В частности, необходимо признать, что товарно-денежные отношения, рынок, не исчерпали себя и сохраняют своё значение при социализме (сегодня считаю, что только на периферии экономики – 2018 г), что социалистическое планирование следует вести с учётом объективных законов рынка.
А вот ПОЛИТИЧЕСКАЯ власть при социализме должна быть однозначно в руках трудящихся – диктатура пролетариата! То есть, никакой многопартийности, выборность всего руководства и по линии компартии, и по линии Советов по производственному принципу, и соответствующие ограничения политических свобод, диктуемые интересами диктатуры пролетариата. Я не демократ, потому что считаю, что свобода для всех неизбежно приведёт к тому, что богатые, сильные, хитрые и наглые сперва всё отнимут у честных и слабых, а потом превратят их в рабов. Поэтому только диктатура пролетариата и классовый подход. И демократия – только в рамках господствующего при социализме класса – пролетариата.
С точки зрения эффективности экономики, не столь даже важно, в чьей формальной собственности находятся средства производства (сейчас я считаю иначе: «контрольный пакет» всей собственности в любом случае должен находиться в руках пролетарского государства, иначе мы социализм потеряем – 2018 г), важно лишь, чтобы была обеспечена эффективная координация из центра, экономическая свобода предприятий, и ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ, позволяющая учитывать мнение и использовать информацию (6-й критерий!), которой располагают трудящиеся, при решении основных вопросов, связанных с судьбой средств производства и продукции. А это – признаки, характерные для социализма. То есть, социализм определяется классовой, пролетарской природой государства (при сохранении за государством «командных высот»), а наличие или отсутствие на «периферии» экономики других форм собственности – это уже второй вопрос, который должен решаться исходя из соображений эффективности экономики и тех целей, которые ставит перед собой пролетарское государство. На «Марксистской платформе» высказывалась мысль, что при социализме, при сохранении «командных высот» в руках пролетарского государства, частная собственность допустима на «периферии» экономики в качестве «тонкой настройки».
И ещё один – важнейший – вопрос. Если коммунистическая партия пришла к власти в условиях, когда уровень развития производительных сил не позволяет перейти непосредственно к социалистическим преобразованиям – возможно ли в этом случае направить общество по социалистическому пути? Или надо отказаться от этой идеи до достижения требуемого уровня и отдать власть буржуазии? Энгельс был близок к тому, чтобы дать на этот вопрос отрицательный ответ. Ленин дал положительный и потерпел неудачу.
Моё мнение по этому вопросу таково.
Нельзя обмануть законы Истории. Нельзя достигнуть общественного строя прежде, чем сложится соответствующий этому строю уровень развития производительных сил.
Но верно и другое. На основе знаний об основных путях и законах социально-экономического развития общества можно, а на определённых этапах Истории даже неизбежно, УПРАВЛЯТЬ этим процессом, ВЕСТИ его «по лезвию бритвы» к более прогрессивному строю кратчайшим и наиболее безболезненным – с минимумом горя и крови – путём. Не «перешагивать» этапы, а «проскакивать» их.
Подобно тому, как человек управляет процессами в природе, ЗНАЯ её законы, используя, но не «противореча» им, он может управлять и процессами в обществе, чем дальше, тем в большей степени в интересах своего вида, то есть, Человечества вцелом. Именно на это и должна быть ориентирована политика коммунистов, пришедших к власти, и только коммунисты могут стать единственной силой, способной на это.
Это значит, что нельзя, захватив власть в полуфеодальной стране, немедленно бросаться строить социализм (а, тем более, коммунизм). Да, надо, сохраняя в своих руках власть и «командные высоты» в экономике, способствовать развитию конкурентной среды и рыночных отношений, основанных, в том числе, и на частной собственности (сейчас считаю, что только на периферии экономики и под контролем пролетарского государства и общественности – 2018 г), но так, чтобы в максимальной степени обеспечить рост производительных сил (сейчас считаю, что технологический прогресс, конечно, важен, но не надо делать из него молоха – 2018 г), и при этом максимально защищать интересы трудящихся (одно без другого невозможно), чьим представителем и должны всегда оставаться коммунисты, максимально поддерживая те экономические и социальные формы, которые могут лечь в основу нарождающегося социалистического строя.
Итак, что можно было сделать в послеоктябрьской России? Ведь не только Россия, но и Запад, ещё не прошедший «постиндустриальную» стадию (а только на этом – или даже на более поздних? – этапах трудящиеся «созревают» для полноценного участия в управлении государством и экономикой; подлинный переход к социализму возможен только тогда, когда само производство сложно, интегрировано, высоко автоматизировано, и, всилу этого, требует централизованного макроуправления и эффективной всеохватывающей системы обратной связи, невозможной при сохранении отчуждения трудящихся от средств производства), не был готов к непосредственному переходу к социализму.
Курс на непосредственный переход к социализму в первые же годы после Октябрьской революции был нереален. Гораздо ближе к истине на том этапе был курс НЭПа: курс на социализм через развитие товарно-денежных отношений (раз эти отношения соответствуют данному уровню развития производительных сил), но с сохранением «командных высот» в экономике вцелом и в каждой отрасли за государством. Верными были и тезисы о государственной монополии внешней торговли, о банковской, железнодорожной, морской транспортной и сырьевой монополии, о сохранении за социалистическим сектором «командных высот». Верным был и тезис о необходимости диктатуры пролетариата – непарламентской власти партии трудящихся в условиях однопартийной системы (другое дело, что термин «диктатура пролетариата» понимался узко: во-первых, в число буржуазных, отстранённых от власти слоев необоснованно была включена трудовая интеллигенция, во-вторых, не была обеспечена демократичность даже в рамках рабочего класса и его партии, что и привело в дальнейшем к перерождению партии и государства).
Тезис о сохранении диктатуры пролетариата был верен потому, что В УСЛОВИЯХ ПАРЛАМЕНТСКОЙ ДЕМОКРАТИИ И МНОГОПАРТИЙНОЙ СИСТЕМЫ ПРИ НАЛИЧИИ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ ПРЕИМУЩЕСТВО НЕИЗБЕЖНО ПОЛУЧАЮТ ТЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИЛЫ, КОТОРЫЕ ВЫРАЖАЮТ ИНТЕРЕСЫ НАИБОЛЕЕ СОСТОЯТЕЛЬНЫХ СЛОЁВ НАСЕЛЕНИЯ, что неизбежно способствует элитаризации власти и отстранению трудящихся от управления обществом, а это, в свою очередь, ведёт к нарушению принципа обратной связи в обществе.
Таким образом, эта модель – регулируемая государством «свобода» предпринимательства (и «свободные» - кроме базовых – цены) при сохранении «командных высот» (тяжелая и добывающая промышленность, банковское дело, транспорт (кроме автомобильного), энергетика, внешняя торговля, оборонка, некоторые производства жизненно необходимых товаров) в руках ПРОЛЕТАРСКОГО государства, но при этом – ОДНОПАРТИЙНАЯ система (единственная разрешенная законом партия – коммунистическая; предпринимателям и мелкобуржуазным слоям разрешено создавать клубы и общества с неполитическими целями, но запрещено заниматься политической деятельностью), мне кажется оптимальной для управляемого продвижение общества через развитие товарно-денежных отношений к социализму.
Такая система позволила бы эффективно сочетать гибкость мелких «рыночных» предприятий с планомерностью и социальной гарантированностью «централистской» модели, при этом снизив вероятность возврата на капиталистический путь.
Пролетарское государство не должно препятствовать созданию культурных и экономических объединений, в том числе буржуазных (сейчас я уже так не считаю – 2018 г). А вот создание буржуазных политических (то есть, ориентированных на борьбу за власть, пусть даже и мирными средствами) партий должно быть запрещено и пресекаться силами ВЧК-КГБ немедленно и со всей решительностью. Иначе более состоятельная и организованная (добавлю – и более неразборчивая в средствах – 2018 г) буржуазия перехватит контроль над обществом и осуществит «ползучий» контрреволюционный переворот (что и произошло, но уже в наше время).
Цензура должна быть полемичной (дискуссии с буржуазной печатью в коммунистической прессе – постоянны), но буржуазная печать должна постоянно находиться под жёстким налоговым прессом и иметь административно ограниченные тиражи. (Иначе их СМИ, поскольку у них «бабок» больше, а искусством манипуляции сознанием они владеют лучше, могут вытеснить наши СМИ и надуть народу в уши то, что им надо, а пока мы «отмоемся», дело будет уже сделано. Поэтому, хоть им и должно быть разрешено высказывать своё мнение и свою критику, каждый буржуйский публицист, корреспондент, редактор, при рабочей власти должен чётко знать: «Ты говори-говори, да не заговаривайся»… - 2018 г).
Почему я против даже социалистической (только для партий, приверженных социалистическому выбору) многопартийности? Тут есть два момента, вызывающих у меня опасение.
Первое. Под видом партии социалистической ориентации может скрываться буржуазное течение. Прикрываясь социалистическими фразами, пользуясь скрытой финансовой поддержкой буржуазии, эта партия может захватить контроль над прессой, вытеснить подлинные социалистические партии и захватить власть, после чего сбросить маску и установить буржуазную диктатуру (что тоже в какой-то степени произошло сейчас).
Второе. Политическая партия всегда борется за политическую власть. В условиях, когда несколько партий начнут бороться за власть, они могут подчинить такой борьбе и идеологию, и организационные структуры. В этой ситуации в каждой партии будет действовать система жёсткой дисциплины, начнёт действовать принцип: кто не с нами, тот против нас. Самостоятельно и оригинально мыслящий человек в этих условиях вынужден будет выбирать между существующими партиями, а, выбрав, либо подчиниться дисциплине и отложить своё мнение в «задний карман», либо остаться не у дел: у оригинальной идеи никогда не будет много сторонников, и потому о создании «своей» партии речи идти не может.
Я считаю, что социалистический плюрализм может и должен быть осуществлён В РАМКАХ однопартийной системы В ПРЕДЕЛАХ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ, которая САМА должна стать инструментом демократии при новом прочтении принципа «демократического централизма». Предлагаемая система власти через однопартийную коммунистическую систему позволила бы избежать тоталитаризации партии при сохранении её у руля государства.
Как уже было сказано, существенной ошибкой большевиков, предопределивших поражение Движения в ХХ столетии, явились ошибки в сфере партийного строительства. Партия не смогла произвести необходимые изменения в своей структуре и в механизме выдвижения на руководящие должности по мере перехода от положения нелегальной к положению единственно правящей партии.
Когда до революции коммунистическая партия была гонимой, на нелегальном положении, пребывание в ней не несло с собой никакой материальной выгоды. Наоборот, это было чревато большими неудобствами и опасностями. Уже одно это резко снижало вероятность попадания в партию корыстолюбцев и карьеристов. Кроме того, партия была немногочисленной: несколько десятков тысяч человек. Рядовые члены партии хорошо знали своих товарищей по партии, в том числе и руководителей. В этих условиях, с одной стороны, руководители, принимая в партию вновь вступающих, как правило, знали их, и могли поручиться за их идейную и нравственную чистоту (что и тогда не всегда гарантировало от попадания в партию людей небезупречных – вспомните историю с Малиновским и с кооптацией Сталина). С другой стороны, при «пирамидально-ступенчатой» системе выдвижения в руководящие органы, удавалось обойтись одной-двумя ступенями, и выдвигать людей, которых рядовые партийцы действительно знают, и которые способны правильно довести мнение партийных «низов» до руководства. То есть, обеспечивалась достаточная для задач того времени обратная связь в партии.
Более высокого уровня обратной связи в то время и не требовалось: в условиях подполья, а позднее в условиях жёсткой межпартийной борьбы, партии для победы необходимы были централизм и жёсткая дисциплина; всвязи с этим, понятие «демократический уентрализм» трактовалось с «централистским» уклоном.
Ситуация коренным образом изменилась после победы в Гражданской войне (даже ещё раньше – когда всем стало ясно, что Советская власть не рухнет «через 2 недели»), и превращения РКП(б) в единственную – правящую – партию.
Во-первых, вступать в партию стало ВЫГОДНО. Порой это был единственный путь к карьере, тем более (и в этом – ещё одна ошибка), что ряд руководящих хозяйственных, управленческих, и даже научных должностей стал доступен только членам партии.
Во-вторых, партия возросла численно (до нескольких сот тысяч человек). Теперь уже в партийных организациях люди хуже знали друг друга, и, выбирая делегатов на партийные форумы (а на этих форумах – выбирая руководство), часто голосовали вслепую. Сыграла здесь отрицательную роль и гибель значительной части наиболее сознательных партийцев в Гражданской войне. Оставшийся «тончайший слой» был резко разбавлен «неофитами» (многие из которых вступали в партию из коньюнктурных соображений), и решающее слово было уже не за ним. Я не берусь здесь анализировать социальный состав вступающих в партию после Революции – скажу лишь, что значительную часть среди них составляли полулюмпены, стремящиеся к быстрому успеху, но не привыкшие работать ни головой, ни руками (здесь частично прав Цыпко); немало было беспринципных проходимцев и даже скрытых врагов. И никакие чистки партии здесь спасти не могли: помочь могла только коренная демократизация партии и реформа самих принципов партийного строительства.
Однако ступенчато-пирамидальная система выдвижения в партийное руководство была сохранена, но, поскольку численность и число партийных организаций резко возросло, партия пошла по пути увеличения числа ступеней (!), что, по моему мнению, в этих условиях явилось величайшей ошибкой, так как нарушило связь между партийными массами и руководством.
На практике это означало, что выдвижение, например, генсека, осуществлялось по схеме:
Первичные партячейки – 1 ступень: выдвижение делегатов на партконференцию предприятия (района) – партконференция предприятия (района) – 2 ступень: выдвижение делегатов на партийный съезд – партийный съезд – 3 ступень: выборы ЦК – пленум ЦК – 4 ступень: выборы пленумом политбюро и генсека.
Итого – 4 ступени в процессе выборов от рядовых партийцев до высшего руководства.
Люди хорошо узнают друг друга, только тесно общаясь в процессе работы. Но при такой многоступенчатой схеме на съезде собирались в основном люди, не знающие друг друга, и голосование проводилось вслепую: голосовали часто за популистов, за краснобаев, или по подсказке «сверху».
(На практике ступеней управления было даже ещё больше: генсек – политбюро – ЦК – партсъезд – обкомы – райкомы – партбюро предприятия – первичные парторганизации – рядовые партийцы – беспартийные трудящиеся. Между тем, известно, что искажение информации о реальном положении дел «снизу вверх», и команд «сверху вниз» резко возрастает, когда число ступеней превышает 3 и более. Сокращение же числа ступеней при численности партии в несколько миллионов человек тоже не могло привести к росту сознательного участия трудящихся в управлении обществом из-за «предела Дангмара» - невозможности для среднего человека запомнить характеристики, а, следовательно, сделать сознательный выбор, если число людей, из которых надо выбрать, превышает 300 человек – 2018 г).
В этих условиях, с одной стороны, руководство было практически неконтролируемо «снизу», с другой стороны, оно не могло быть (опять же, всилу многоступенчатости связи) детально (без искажения) информировано о том, что происходит «внизу». То есть был нарушен принцип обратной связи в партии. Путь карьеристам и проходимцам «наверх» был открыт.
Но и это ещё не всё.
Согласно «принципу компенсаций», ликвидация демократических государственных структур и многопартийности в процессе установления диктатуры пролетариата требует (после ликвидации непосредственной угрозы свержения пролетарской власти) «компенсационных» реформ в партии, ставшей единственной правящей, то есть, реформ, способных компенсировать ликвидацию старого буржуазно-демократического механизма, путём создания механизма пролетарской демократии внутри компартии. То есть, в переходный период в условиях диктатуры пролетариата коммунистическая партия САМА должна играть роль инструмента демократии, хотя и только рядах своего класса (иначе получится общество без обратной связи, а диктатура пролетариата становится пустым лозунгом, и реальная власть принадлежит не рабочему классу, а совсем другим силам).
Но этого сделано не было. Наоборот, в течение всех 20-х годов демократия в партии сжималась, как шагреневая кожа, а с 1929 года всякие дискуссии в партии были прекращены, и под запрет попала уже любая оппозиционная ЦК (читай: партийному руководству, Сталину) точка зрения.
Жёсткая централистская, утратившая обратную связь система в партии не только не была подвергнута демократическому реформированию, но и была ещё более укреплена.
Недемократичной была и система приёма в партию. Система партийных рекомендаций означала, что при приёме человека в партию по сути дела не учитывалось мнение беспартийной части трудового коллектива, в котором он работал (а ведь речь шла о партии трудящихся!). Таким образом, заручившись поддержкой любых трёх членов партии и произнеся нужные формулировки на бюро райкома, в партию (а в дальнейшем – и в руководство) мог попасть любой проходимец, к чему последние и стремились, так как только через партию они могли занять руководящие хозяйственные и советские должности и получить соответствующие привилегии.
Поскольку партия контролировала всё, в том числе и экономику (а иначе в условиях диктатуры пролетариата на этапе раннего социализма быть и не может – 2018 г), жёсткая адресно-централистская система без обратной связи (точнее – с ограниченной обратной связью) распространилась на всю хозяйственную деятельность. У значительной части коммунистов это поначалу не вызывало тревоги, так как соответствовало их тогдашним представлениям о монопольно-централистской модели социализма как единственно возможной.
Отсутствие обратной связи и демократических механизмов в партии при неограниченной власти руководства, при низком уровне культуры и крайнем догматизме большинства партийцев, создало реальные предпосылки для тоталитаризации партии и государства начиная со 2-ой половины 20-х годов.
Таким образом, к катастрофе привели не изменения в партии, осуществлённые «кучкой предателей во главе со Сталиным», а, как раз, отказ от изменений в структуре партии, отказ от её демократического реформирования (с сохранением, разумеется, классового характера) при переходе к однопартийной системе. Необходимость такого реформирования вытекала из духа маркстстско-ленинской теории, но для сознания партийного доктринёра, привыкшего поверять истину лишь вырванными из контекста цитатами из классиков, идея такого рода реформ была недоступна. Именно такого рода ошибки открыли дорогу к неограниченной власти Сталину и его приближённым.
Так как же следовало реорганизовать партию?
Прежде всего – изменить систему приёма в партию. В дополнение к трём рекомендациям членов партии, для каждого вновь вступающего следовало ввести четвёртую – от трудового коллектива, в котором он работает, и где его хорошо знают. Эта рекомендация должна даваться путём прямого тайного голосования ВСЕХ членов трудового коллектива, включая беспартийных, с которыми вступающий в партию соприкасался непосредственно в процессе работы.
Во вторых. Изменить систему выдвижения на руководящие партийные должности. Делегаты на съезды, члены ЦК и политбюро, все партийные руководители – от секретаря первичной парторганизации трудового коллектива до лидера партии (а, возможно, и до председателя исполкома Коминтерна как ЛИДЕРА ДВИЖЕНИЯ!) – должны выбираться всеобщим ПРЯМЫМ ТАЙНЫМ голосованием всех членов партии по соответствующему подразделению, предприятию или территории. Число ступеней, таким образом, сокращается.
Если речь идет о частном с наёмным трудом (капиталистическом) предприятии, то хозяева предприятия, посторонние акционеры и владельцы крупных (выше определённого предела) пакетов акций должны быть ЛИШЕНЫ права вступления в партию и права голосования по выдвижению в партию. «Индивидуалы», люди «свободных профессий» и работники мелких коллективных «гибких» предприятий и НПО (роль последних по мере научно-технического прогресса будет возрастать) вступают в партию по территориальному или корпоративному принципу. В этом случае вопрос о четвёртой «коллективной» рекомендации решается в индивидуальном порядке: это может быть рекомендация от группы коллег, смежников; для деревни – от односельчан и т.д. Но приём в партию этих слоев должен быть лимитирован для сохранения большинства в партии за рабочим классом и трудовой интеллигенцией.
Каждый член партии (и руководитель) периодически отчитывается (с голосованием по «вотуму доверия») перед теми, кто его выдвинул в партию или избрал не руководящий партийный пост. Не допускаются какие-либо привилегии, прямые и косвенные, обусловленные членством в партии или нахождением на руководящей должности.
Высшее партийное (выбранное) руководство осуществляет назначения на все руководящие государственные должности, но на эти должности не обязательно должны назначаться только члены партии. Высшие государственные руководители ответственны перед назначившим их высшим партийным руководством, но не перед своими подчинёнными, в то время, как высшее партийное руководство контролируется «снизу» рядовыми членами партии путем периодических прямых перевыборов.
Руководители крупных государственных предприятий назначаются высшим государственным руководством и УТВЕРЖДАЕТСЯ трудовым коллективом соответствующего предприятия (с периодическим «вотумом доверия») путем всеобщего (то есть, с участием всех членов коллектива) тайного голосования.
Руководство предприятий, находящихся в коллективной собственности, избирается трудовым коллективом путём всеобщего тайного голосования.
Высшая судебная власть избирается с участием ВСЕГО населения из числа альтернативных кандидатур по представлению высшего ПАРТИЙНОГО руководства.
Роль законодательной (конституционной) власти выполняет высшее партийное руководство (!!), для чего ЦК избирает соответствующий комитет. Законы принимаются на пленумах ЦК (!). Конституция, как и программа партии, утверждается партийным съездом (!).
Таким образом, диктатура пролетариата осуществляется в форме прямого АНТИПАРАЛЛЕЛЬНОГО партийного управления: выборность «снизу вверх» и подчинённость «сверху вниз», выборность, отчётность и «вотум доверия» как элементы «обратной связи».
Одна из ошибок большевиков – переоценка роли Советов как органа общегосударственного управления. Советы целесообразны как выборный (с участием ВСЕГО населения) орган МЕСТНОГО самоуправления (до области включительно). Как орган государственного общесоюзного управления в условиях однопартийной системы они лишь дублируют партию и способны стать либо марионеткой при партии (что было), либо превратиться в буржуазный парламент (что есть).
Подобная система, с моей точки зрения, имела шанс обеспечить социалистическое по сути, и при этом эффективное развитие экономики при достаточной гибкости и свободе инициативы.
Планирование и управление экономикой осуществляется государственными органами под партийным контролем экономическими методами с учётом рыночных законов. Государство устанавливает твёрдые цены только на природные ресурсы и на ключевую продукцию крупных государственных предприятий (металлургия, энергетика, транспортные тарифы). Объёмы выпуска и цены на всю остальную продукцию (в том числе и на предметы первой необходимости) регулируются государством с помощью системы госзаказов, налогов, кредитов, штрафов, цен на сырьё и полупродукты и т.д.
В ходе дальнейшей эволюции частные предприятия стали бы постепенно вытесняться коллективными, встраиваться в систему государственного планирования или трансформироваться на основе самоуправления, что постепенно сводило бы на «нет» положение о «лишенцах», и, наряду с расширением кооперации между государственными и коллективными предприятиями и индивидуалами при возрастании координирующей роли центральных плановых органов, означало бы постепенное продвижение к интегрированной экономике и бесклассовому обществу.
Решения вышестоящих партийных органов (в соответствие с принципом демократического централизма) должны быть обязательными для исполнения. Но, в соответствие с тем же принципом, необходимо закрепить право меньшинства объединяться по платформам (без своей внутренней дисциплины), а также право индивидуума защищать и пропагандировать свою точку зрения в низах партии даже после принятия решения вышестоящими органами, для чего партия ОБЯЗАНА предоставить средства массовой информации. Отказ члена партии от выполнения вышестоящего решения по принципиальным соображениям может повлечь только отстранение от занимаемой партийной или государственной должности, но не может быть основанием для исключения из партии без прямого голосования избравшего его в партию коллектива.
Невозможно создать партийно-государственную систему, оптимальную на все случаи жизни: в экстремальных ситуациях (война, катастрофа) эффективна жёсткая централистская система с адресным подчинением; при стабильном развитии целесообразна система с большей индивидуальной свободой и свободой дискуссий. Поэтому в одних ситуациях принцип «демократического централизма» следует «смещать» в сторону централизма, в других – в сторону демократии. Опасность узурпации власти в первом случае может предотвратить система партийного и коллективного «вотума доверия».
До недавнего времени я полагал, что такого рода преобразования могли быть осуществлены в Стране и в партии вплоть до 1989 года (когда партия потеряла реальную власть и произошёл фактический отказ от социализма и марксизма как основы государственной идеологии и политики). Но в последнее время я понял, что уже с конца 20-х годов деформации в партии приняли необратимый характер, и её возрождение как марксистско-ленинской партии на прежней основе было невозможно: конформизм и слепое подчинение, боязнь народа и отчуждение от него вошли в её плоть и кровь. В этом – одна из причин, почему она отдала власть практически без борьбы и не оказала практически никакого сопротивления контрреволюционному перевороту 1988-1991 гг.
После победы сталинизма в конце 20-х годов партия была обречена на перерождение и сдачу позиций, а Страна – на «перестрой».
* * *
Взгляд из 2018 года.
Я и сейчас остаюсь сторонником социализма, под которым понимаю власть рабочего класса, осуществляемую путём выбора людей в руководящие органы из своей среды через трудовые коллективы.
Свои доводы «за» и «против», насколько вообще такая система возможна, я изложил в статьях «Кратко – моё кредо», «Считайте меня фанатиком», «Главная ошибка».
Управление обществом требует высокого профессионализма. Здесь позиция Ленина, изложенная в работе «Государство и революция», была, по-видимому, ошибочной. Рабочий не имеет необходимых знаний и навыков для управления государством. Приобрести эти навыки он может, но тогда перестанет быть рабочим. Совместить эти две профессии, оставаясь мастером в обеих областях, дано немногим. Поэтому непосредственно управлять государством рабочие не могут: слишком много деталей, в которые надо вникать специально, «с отрывом от работы».
А вот решать, кто достоин управлять обществом, а кто не достоин, рабочим вполне по силам. Особенно когда речь идёт о человеке, которого они знают по многим годам совместной работы. И здесь я верю в здравый смысл рабочего и пролетарское чутьё, которое позволит человека с гнильцой увидеть за милю.
Одному нашему сотруднику его отец, потомственный рабочий, обсуждая ситуацию на Донбассе, сказал по поводу Захарченко и Плотницкого: «Ты сзади на них посмотри. Если щёки из-за спины видать – точно скурвились». А что, не так?
Конечно, вопрос о самой возможности и устойчивости такой системы для меня остаётся открытым. Наряду в приведёнными в вышеназванных статьях моими сомнениями по этому поводу есть ещё один контраргумент, который называется «две стервы». Все мы хоть раз в жизни были свидетелями того, как две напористые тётки из активисток с помощью интриг и «индивидуального подхода» навязывали коллективу решения, для него нежелательные и даже гибельные.
Едва ли не главный изъян такой системы – низкая восприимчивость к научно-техническому прогрессу в современном понимании этого слова. Причём эта невосприимчивость носит родовой, объективный характер. Потому что технический прогресс в современном понимании ведёт к индивидуализации производства, сокращению числа работников и распаду крупных трудовых коллективов, которые, в свою очередь, являются основой социалистической системы. Поэтому система будет такому прогрессу препятствовать. Это, в какой-то степени, одно из объяснений отставания СССР в сфере научно-технического прогресса.
Прогресс при социализме будет всё равно, но он будет другой. Во-первых, медленнее. Во-вторых, другой. Такой, как показано в некоторых фильмах из «альтернативной реальности»: что было бы, если бы сохранился СССР. Компьютерные терминалы на улицах и в общественных местах вместо индивидуальных компов и планшетов. Развитый общественный транспорт при минимуме личных легковушек. На прилавках 5 сортов колбасы вместо 100 нынешних, но промышленность выпускает 1000 пассажирских самолётов в год вместо нынешних 70. Не было бы медицинских суперроботов «Да Винчи», зато была бы, наверное, база на Луне. Вместо красивых пластиковых упаковок – серая обёрточная бумага, но и свалки мусорные под Москвой росли бы куда меньшими темпами. Элитного жилья было бы поменьше, все бы жили в «двушках» и «трёшках», но и бездомных тоже бы меньше было. В лабораториях вместо нынешних ВЖХ-МС и «Аджилент» - ЛХМ-80 и СФ-26. Отстой, конечно, но работать можно. Только людей для той же работы больше надо, а это систему как раз устраивает: во-первых, занятость обеспечена, нет «лишних», выпавших из общества людей, во-вторых, трудовые коллективы сохранены.
Конечно, многих хай-тековских чудес и неоспоримых благ мы были бы лишены. Но зато не было бы вечного липкого страха, что при очередной инновации найдётся кто-то, кто будет справляться в новых условиях быстрее тебя, и тебя выкинут, как выбрасывают на свалку ещё работоспособный, но уже морально устаревший прибор…
Я как марксист по убеждению всегда считал, что новый строй победит именно потому, что способен обеспечить более высокую производительность труда и более высокую восприимчивость к научно-техническому прогрессу. А если не способен?
А знаете, для меня это ничего не меняет. Научно-технический прогресс, конечно, дело нужное и важное, но не надо делать из него молоха, требующего в жертву человеческие судьбы. Темпы научно-технического прогресса – это та жертва, которую можно и дОлжно принести, если это необходимо для того, чтобы общество было более справедливым и гуманным. Тем более, что я не исключаю, что в отдалённой перспективе это и на самом прогрессе скажется положительно.