Старый, скрипящий лифт спускал его всё ниже, под землю, к входу в Delirium. Никто не знал, как давно был основан этот город: ходили слухи, что с самой первой Механической эры, но кто мог знать точно, ведь прошёл уже не один век и предания потеряли очертания истины. Наконец лифт выпустил пар поршневых механизмов и открыл дверь. Его взору открылся огромный город, над которым нависали продолговатые овальные фонари, заменяя солнце, которое стёрлось из памяти уже нескольких поколений его жителей. В самом его сердце стояла старая башня, напоминавшая больше маяк, – его дом, его тихая пристань, где он мог придаваться воплощению самых безумных идей. Чтобы добраться до лаборатории, ему нужно было пересечь рынок и дворцовую площадь. Он подошёл к воротам.
– Рад Вас видеть, доктор. – проговорил страж.
– Приветствую и тебя, Рэдл.
Стражи. Пожалуй, одно из лучших его творений за последние годы. Можно ли их назвать людьми? Вряд ли. Несмотря на сознание, что осталось им от человека, почти всё их тело состояло из механических элементов, шестерёнок, латунных волокон, проводов и медных пластин. Всё, кроме сердца. Сердце он так и не смог заменить. А ведь именно оно делает их смертными.
В Delirium о нём знал каждый. Каждый дом наполняли его творения: от домашней утвари и машин, до домашних животных, – механических котов, собак, даже рыбок. Каждую весну жители, чьи дети достигли десяти лет, считали за честь отправить их на обучение алхимическому мастерству и мастерству робототехники к самому гениальному из всех учёных подземной сети городов, в само сердце Нового Мира, – доктору Октавиану Грэйди. Но никто даже не догадывался, как он устал век за веком собирать по крупицам то, что лишило бы его чувств, от которых каждую ночь он сходил с ума всё больше. Закрываясь в верхнем ярусе лаборатории, доступ в который был только у него, он собирал шестерёнка за шестерёнкой, контакт к контакту, блок к блоку сердце, большое механическое сердце, которое заменило бы его собственное. Но каждая его попытка заканчивалась крахом. Ни один биологический организм не принимал механическое сердце, но доктор не терял надежд. Как только он зашёл в здание башни, мурлыкая его встретил самый удивительный ассистент и самое преданное существо в его жизни, – технокот по кличке Мизраэль. Когда он был котёнком, Октавиан не собирался лишать его биологической природы, но однажды безжалостная детвора лишила его правого глаза, и доктор незамедлительно заменил его латунным механизмом, закрыв уродство медной гайкой. Это был его первый опыт вмешательства в органическую ткань. За ним последовала череда постоянных опытов и проб, которые рождали с каждым разом всё более удивительных существ.
В грубом металлическом мире его лаборатории всё же было место, которое поражало своим изяществом и красотой, – стол с колбами, в которых жили удивительные по своей красоте бабочки. Несмотря на свою природу, они поражали ничуть не меньше живых, что когда-то населяли самые прекрасные леса планеты. Зачастую местные дамы приходили поглазеть на них.
Доктор достал часы из кармана. Стрелки указывали без пяти полночь. Он устало вздохнул и направился в самый верхний ярус лаборатории. Свет электрических ламп осветил небольшое помещение, стены которого сплошь были увешаны проводами и пластинами с рычагами; на столах стояли алхимические устройства, состоящие из колб и трубок; по центру зала стояла большая ванная, наполненная формалином, а рядом с ней небольшой столик, на котором лежали хирургические инструменты.
Достав тетрадь с записями, доктор сел за деревянный столик. Записав нотации к очередному этапу опытов, он достал из стола несколько колб и выпил их содержимое. Раздевшись, он подсоединил своё тело к аппаратам и принялся откручивать металлическую платину, которая полностью закрывала его грудную клетку. Доктор вынул бьющееся сердце из грудной клетки и положил его на стол. У него были считанные минуты на ещё одну попытку заменить органическое сердце механическим. В случае неудачи маховик времени вернёт его на несколько часов назад. Вынув сердце, полностью состоящие из пластин, шипов, гаек и болтов, с искусным механизмом внутри, из колбы, он принялся соединять провода с тканями организма. Когда новое сердце было поставлено, доктор запустил мощнейший разряд электричества, поразившее всё его тело, чтобы завести новый механизм. Но, как и в прошлые разы, после разряда ничего не последовало. Доктор начал терять сознание и потянулся к моховику, как вдруг механизм внутри сердца толкнул поршни. Удар за ударом сердце пришло в работу. Октавиан не верил в то, что происходило в эту минуту. Он выпрыгнул из ванной и подбежал к зеркалу – сердце действительно работало.