ГЛАВА III
1.
— Должен ли руководство по борьбе с демонами писать одержимый ими или же некто избегнувший этой участи? — спросил учитель. — Как вы думаете?
— Дуглас?
— Я думаю… — начал я и немного замялся, — скорее тот, кто ими одержим… он, действительно знает каково это.
Учитель кивнул.
— Оппонент?
— А я думаю, что все не так просто, — заявил Люциус. — Все мы знаем теорему Геделя — перенося ее на наш случай можно усомниться — способен ли одержимый решить проблему, будучи ее частью? Вспоминается также известное высказывание Эйнштейна о том, что задачу невозможно решить, не выйдя за ее пределы…
Учитель кивнул.
— Есть, что возразить Дуглас?
Я пожал плечами. Меня все-таки вызвали к доске и заставили дискутировать, да еще и с Люциусом, этим пройдохой. Он, кстати, самый настоящий хитроумный пройдоха. Как-то в младших классах на уроке Ремесла он прокрался на корточках между партами, прижав палец к губам, попросил меня не выдавать его, а потом оказалось… что он незаметно связал между собой шнурки на моих же ботинках!
— Дуглас?..
— Я думаю… руководство по борьбе с демонами, — показал я, — в идеале должен писать человек, который был ими одержим, но потом… смог одержать над ними победу.
Учитель кивнул, вроде бы соглашаясь с моими словами. Кто-то вдруг поднял руку.
— Да, Идун?
— А если существование демонов вообще не доказано? Будет ли в этих руководствах хоть какой-то смысл, — спросила она, чуть побледнев (или мне просто так показалось?) и села на место.
Учитель довольно потер ладонями и, тоже сев за стол, протянул перед собой руку ладонью вверх, приглашая нас с Люциусом ответить.
— Да что говорить… с приезжими, — пренебрежительно показал Люциус. — Нам-то понятно о чем идет речь.
Учитель поднял брови.
— Вопрос задан твоей одноклассницей, Люциус, будь добр дай себе труд подумать над ним.
— В рамках вопроса считается, — со вздохом начал жестикулировать Люциус, — что демоны есть — если б их не было… вряд ли потребовалось писать такое руководство!
Учитель взглянул на Идун.
— А если это… гипотетическое общество, которое мы обсуждаем, — чуть замялась она, — заблуждается?.. Если никаких демонов нет?
— Если нет — тогда нет смысла писать, — ответил ей Люциус с кислым выражением на лице.
— Что-то добавишь, Дуглас? — спросил учитель.
Я опять пожал плечами. Дурацкая привычка — вечно я так делаю, вместо того чтобы сразу переходить к ответу…
— Бывает… — показал я, — что неправильные теории тоже работают… Например, была такая теория… теплорода, мы проходили ее на естествознании… Несмотря на неверную по сути модель… эта теория все равно давала возможность решать физические задачи. Поэтому, смысл писать такое руководство все же может быть.
— Неплохо, — кивнул учитель. — На этом пока и остановимся. Спасибо за дискуссию. Садитесь, — кивнул он нам с Люциусом. — Запишите тему сегодняшнего урока:
«Теории. Урок номер 59».
Сегодня мы как раз попробуем понять, кому же должен верить одержимый, — произнес учитель, — да… тема нам предстоит сложная.
Мы… то есть люди, образовавшие Круг, единомышленники, парапсихи… мутанты… как угодно, считаем, что тогда — почти сорок лет назад — нас атаковали. Неизвестных нападавших окрестили просто — чудовищами. Да… горизонталы, как вы знаете, отрицают факт их существования и называют случившееся Эпидемией, эволюционной флуктуацией и тому подобными словами-ширмами…
Почему же мы настаиваем на своем? Во-первых — пострадали именно мы, парапсихи, то есть, люди с… полными способностями. Поэтому нам виднее. У горизонталов, у которых соответствующие способности по некоторым причинам урезаны… умерщвлены… вы это все знаете — ведь достаточно посмотреть им в глаза… Как бы вы описали, кстати, свои ощущения?
— Их глаза напоминают пуговицы! — показал Крихтон.
— В них будто есть некая дымка… затуманенность сознания… — нерешительно ответила Леа.
— И насилие… — добавил вдруг Тьен.
Учитель кивнул.
— Возможно, мы чуть перебрали, но в целом… довольно верно. Глаза отражают состояние сознание человека, даже в древности говорили, что глаза — зеркало души…
Итак, на чем мы настаиваем? И как мы это видим?
В середине века происходит совершенно неожиданная атака. Так называемая… Эпидемия. Примерно десятая часть людей вдруг сходит с ума, с другими — большинством, ничего такого не происходит. Поскольку до Эпидемии не было никакого деления на Низкорожденных и парапсихов, то вот вопрос: а вдруг между нами и не было никакой разницы? Это, кстати, один из аргументов Горизонталов. Они полагают, что различие могло возникнуть уже после Эпидемии, что способности могли появиться у тех, кто перенес ее и вернулся… То есть, как они выражаются, выздоровел. Логично? Вроде бы, да…
А что считаем мы? Мы видели видеохронику, записанную горизонталами. И позже — во время Второй волны уж воочию — все эти страшные пустые глаза «одержимых»… Словно перед нами лишь тела — а сознание или душа… или чтобы то ни было… находится где-то в другом месте. И у нас возникла теория. Теория наездников.
Учитель помолчал.
— Людям с парапсихическими способностями давно известно, что мы — не только тело. Некоторые Мастера Пустоты могут оставить свое физическое тело и перенестись в тонком теле куда-то еще, к примеру… в соседнюю комнату. Сейчас это уже доказанный факт. Хотя, в общем-то… в этом нет ничего нового. Йоги, даосы и прочие… мастера своего времени и не такое умели.
Итак, есть обычное тело и… тонкое тело. Можно назвать его — Наездником. Это не очень хорошая модель… как сказал бы Дуглас… — чуть усмехнулся учитель. — Но мы все же сделаем так для образности. Пойдем на небольшую жертву перед истиной…
В случае нормального человека, наездник — это, скажем так, благородный рыцарь. Он любит и уважает своего коня, боевого друга, заботится о нем, а в моменты, когда они мчатся среди поля — составляет с ним одно целое… Конь — это, конечно, физическое тело.
Но при чем тут чудовища?
Теперь представьте, что в неких неизведанных слоях мироздания есть похожие существа, но без таких замечательных «четвероногих» друзей-помощников. И однажды они открывают для себя наш мир — Мир наездников. Неопределенное… возможно, очень долгое время они наблюдают за нами… а затем начинают предпринимать некие шаги, чтобы мы, в итоге, деградировали и превратились в легкую добычу.
— Как бледнолицые споили индейцев? — показал Крихтон.
— Или англичане подсадили на опиум китайцев, — не смог сдержаться, чтобы не продемонстрировать свою эрудицию Люциус.
— Да, примерно так, — согласился учитель. Технологии чужих… чудовищ… несколько тоньше, но суть, пожалуй… та же самая.
Так постепенно появляются наши Низкорожденные, Горизонталы. В случае Горизонталов, наездник — это, можно сказать, спившийся или как-то иначе одурманенный дикарь…. Хотя, конечно, сам себя он таким не считает. Но его легко отличить — такой лишь пользуется своим преданным другом — причем использует его самые примитивные возможности, и при этом почти не заботится о нем, не любит его… Разве что украшает его некогда прекрасные бока грубыми татуировками или клеймами, продевает в уши кольца и разноцветные замызганные ленточки…
Кто-то хмыкнул, но большинство из нас даже не усмехнулось.
— Он и знать не знает, — продолжил печально учитель, — что его загнанный до полусмерти друг был способен на большее. Гораздо большее.
И вот… когда большая часть населения земли превращается в таких вот оболваненных оболваненных существ… тех, кого после Эпидемии мы стали называть Низкорожденными, нас неожиданно атакуют эти невидимые и никем не замеченные чужаки. Они выбивают из седел ничего не подозревающих рыцарей и вскакивают на спины их обезумевших коней. Кони в панике рвутся вперед, некоторые из них становятся просто неуправляемыми, других чудовищные пришельцы забавы ради загоняют насмерть или направляют прямо в огонь, в пропасть, друг на друга… А в это время рыцари, сброшенные с коней, бродят тут и там растерянные и недоумевающие. Да… кстати… интересно было бы попробовать вообразить это… «тут и там»… Ведь никто из вернувшихся после удара… Ничего не помнил…
Нет смысла слишком углубляться в эту аналогию… Вы все знаете, как все это выглядело со стороны. Безумный Смертельный карнавал и ничего не понимающие Низкорожденные, отвозившие после атаки эти несчастные брошенные чудовищами пустые оболочки в переполненные больницы, полицейские участки или тюрьмы, а иногда и… уничтожающие их… считая одержимыми… Это… зависело от цивилизованности места в котором происходила Эпидемия…
Через несколько дней большая часть рыцарей-наездников, оказавшихся вне своих тел и… вне привычного мира — погибает. Но некоторым все же каким-то образом удается найти своих носителей — брошенных чудовищами то ли от скуки, то ли еще по каким-то причинам… и вернуться, чтобы очнуться, например, в смирительной рубашке.
В те дни… все висело на волоске…
Учитель опять помолчал.
— Итак, пришельцы-чудовища исчезли, оставив после себя безумие, боль и смерть… Но все же, к счастью, примерно одному из десяти… рыцарей удалось найти своего израненного скакуна и… вернуться… к прежней жизни… Точнее, уже, конечно, не прежней…
Учитель замолчал.
Я посмотрел в окно. Ветер чуть шевелил тонкие ветки голых кленов. На землю… нашу печальную землю… медленно падали снежинки…
— А как же Низкорожденные? Их не тронули. Почему? Возможно, «хозяева» просто не тронули своих будущих слуг. Поставщиков скакунов, если вернуться к нашей аналогии… Возможно, тела-носители, выращенные такими одурманенными наездниками, однажды понадобятся чудовищам, которые по каким-то причинам… могли утратить способность обзаводиться собственными… Мы не знаем — планируют ли они жить в чужих телах, «надевая» их по мере надобности, словно костюмы или, может, им… просто нравится причинять живым телам боль, глумиться над ними… уничтожать их…
Мы лишь считаем, что они какое-то… возможно, очень долгое время, наблюдали за нами, людьми, и постепенно, терпеливо отравляли наши умы… наши души — а для этого, ведь, должна быть причина… Они, фигурально выражаясь, запускали внутрь нас свои невидимые щупальца, имеющие, видимо, ту же тонкую астральную природу, что и сами… чужие. И постепенно мы — люди… менялись. Особенно быстро этот процесс пошел в двадцатом и двадцать первом веках из-за развития технологий… Сигналы, информация… поступали тогда буквально со всех сторон и не было никаких норм… никакой культуры, которая бы позволила как-то защищаться от тонких внешних воздействий… Сигналы беспрепятственно проникали в сознание сидящих перед экранами детей, искаженные сюжеты историй и фильмов подавались как норма; безумие превращалось в повседневность, а естественные, невинные человеческие стремления, напротив, зачастую высмеивались, как что-то нелепое или преподносились как нечто невиданное и награждались разными премиями и Оскарами. Одним словом… это была Эпоха Кривляний.
Думаю, любой из вас… постарался бы убраться из такого ужасного места… Но раньше у нормальных людей не было такой возможности. Неподточенные чудовищами люди просто-напросто мучились, терпели все эти непрерывные негативные ощущения, каждый день видя вокруг кошмары наяву… И в общем-то… считалось, что все именно так и должно быть. Что это и есть жизнь! Жизнь — борьба… и все такое… Какая потрясающая глупость!..
К сожалению, мы до сих пор не смогли развить четкую теорию этой контролируемой извне деградации… Но все же сейчас любой нормальный человек… имеющий хотя бы базовое образование школ Круга, в случае чего сможет понять, почувствовать, что оказался под негативным воздействием и постараться избежать его…
Но, к величайшему сожалению, как вы знаете, за пределами стран Круга почти все осталось по-прежнему… Впрочем, мы не теряем надежды. Парапсихи… а на самом деле — полноценные люди со всех уголков света приезжают к нам, в зоны Круга. Рано или поздно разумное человечество объединится. Вернет свою целостность, свой потенциал и чистоту… И даст отпор.
Но сейчас… — невесело произнес учитель, помолчав, — за пределами Круга правила все еще диктуют те, кто не был атакован во время Эпидемии… Те, кто и сами… наполовину чудовища… Ведь в них осталась лишь небольшая часть человеческой нравственности, почти нет способности к эмпатии… и возможно, лишь одна десятая здорового чувства юмора… — он мрачновато усмехнулся, давая понять, что не стоит воспринимать цифры слишком всерьез, — у них почти уже нет никаких настоящих талантов и подлинного личного очарования… Приглушена способности удивляться, мечтать… Это… может еще не чудовища, но уже и не люди. Помесь… Низкорожденные.
Учитель замолчал. В классе повисла тишина. Вроде бы мы все это и так примерно уже знали, но почему-то после этих его слов стало особенно не по себе.
— Но почему мы должны терпеть их? — вскинулся вдруг голубоглазый Патрик Лайне. — Разве нельзя их… разве нельзя как-то?.. Мы же живем среди этих…
Учитель чуть наклонил голову и поднял ладонь, останавливая Патрика:
— На самом деле, мне очень жаль, что я должен вам все это рассказывать, дети, — сказал он. — Но ситуация такова, что невозможно больше играть в лживую терпимость… замалчивать хоть что-то… Нас ведь осталось совсем мало. Сто миллионов… среди миллиардов! И в тоже время… Нет. Мы не должны пытаться их уничтожить или, скажем, окончательно отделиться от них… Они все же… люди. Пусть и неполноценные… но люди. Наши настоящие враги — чудовища.
Он замолчал и посмотрел в окно. Весна, которая почти началась на днях, куда-то пропала, шел снег.
— Когда-нибудь в будущем… возможно, у нас вообще не будет врагов. Но пока… мы ведь даже толком не знаем, почему одни из нас превратились в Низкорожденных, а другим посчастливилось… если можно так выразиться… остаться нормальными людьми. Возможно, процесс шел тысячи лет… а может и дольше… Любой из нас мог бы оказаться на их месте, а любой из них — на нашем. Да… они все еще люди. Хотя бы наполовину.
И не стоит терять надежду. Ведь наши наставники Беспристрастные, вместе с самыми талантливыми астральными путешественниками — Искателями непрерывно бьются над разрешением текущей… ситуации. То, что сейчас существуют зоны Круга, в которых даже Низкорожденные разделяют наши взгляды и опасения, а их дети учатся в наших школах, пусть и по упрощенной программе… То, что существуют сами Школы, в которых детей учат развивать свой человеческий потенциал, и построены сотни международных университетов Круга — уже очень большой шаг вперед! И возможно… однажды нам удастся найти решение. И если мы не можем пока победить… то, по крайней мере, мы готовы дать отпор. И он будет серьезным… уверяю вас. Мастера Пустоты и Искатели — это уже не те беззащитные светлые рыцари… Они сами… кого угодно могут отправить в астральный нокаут… Но, к сожалению, — голос учителя потускнел, — этого пока мало… Нам нужен некий прорыв. Выход на новый уровень. Ведь за все эти годы мы так и не нашли места обитания чудовищ…
*
Перед сном я все думал о тех последних словах учителя. Так и не нашли места обитания чудовищ… Невидимые, загадочные и ужасные, еще и непонятно где обитающие… Это было несколько чересчур. Раньше–то я считал, что в старших классах нам, наконец, все расскажут, чуть ли не их фото покажут… И станет ясно, что делать… А оказалось, чем дальше, тем все запутанней…
Чтобы не ломать понапрасну голову я решил отвлечься — открыл в лежащем под рукой планшете «Места и карты» и стал читать текст на первой же попавшейся странице:
В этих местах супермаркеты располагались в полуразрушенных стволах огромных каменных деревьев, построенных невесть когда прямо в прибрежной полосе океана. А может, они оказались затопленными уже гораздо позже? Во время отливов можно было выглянуть наружу и увидеть огромные обнажающиеся каменные корни этих древних построек. Я как раз занимался этим уже какое-то время — рассматривал исполинские каменные корни, из любопытства выбравшись на воздух. Вообще-то я был здесь впервые — попал сюда с помощью друга, который, будучи талантливым путешественником, давно уже научился пересекать Границу — и меня все еще поражало почти все вокруг…
До того, как выбраться наружу, я успел заметить, что здесь употребляют в еду какие-то тонкие черные продолговатые штучки, но мне пока так и не удалось попробовать ни одной. Думая о том, что неплохо бы раздобыть их, да и пора уже было возвращаться к друзьям, я вдруг заметил, как с неба спускаются какие-то огромные тени. А потом прилетели Птицы…
Может автор один из Искателей, — подумал я. В предисловии к книге об этом не говорилось, но рассуждения о том, что география — устаревшее нынче название, ведь восприятие окружающего мира зависит не столько от местоположения наблюдающего, сколько от местоположения его сознания отчего-то наводили на такие мысли. А еще там было написано, что на карте и в наше время полным-полно белых пятен, просто надо знать, где их искать… Точно — Искатель, решил я для себя. Надо будет внимательнее прочесть эту книгу…
2.
На следующий день во время перерыва — на сегодня оставался последний урок — Ремесло, я стоял в коридоре недалеко от Идун и девочек, делая вид, что читаю. Идун вроде бы неплохо понимала язык жестов, но, разговаривая с девочками, предпочитала говорить вслух, вот и сейчас…
— …но почему он все время в маске? — услышал я ее негромкий вопрос.
Я глянул в их сторону.
— Ну… — показала Леа, — просто учитель очень красивый.
— Вроде бы… мне так не показалось, — негромко произнесла озадаченная Идун.
— Это не та красота, — показала Эйд, — Он же Мастер Пустоты… даже Мастера Тишины привлекательны своей внутренней тишиной, покоем… а Мастера Пустоты… могут быть ужасно притягательны… в них бы все ученики влюблялись, даже мальчишки… если б мастера только дали себе волю, проявили свою харизму…
Идун, казалось, удивилась.
— А я ничего такого не заметила, — показала она, — ну, когда он снимал ее.
— Еще заметишь, — показала Эйд. Леа чуть кивнула, соглашаясь.
— Эй, Дуглас! — вдруг махнула в мою сторону Эйд. — Хватит подслушивать! — показала она, скрестив передо мной руки.
— Я просто читаю, — ответил я, демонстративно подняв книжку, а про себя подумал: вот ведь, застукала!
— А что читаешь? — спросила Леа, она всегда была со мной как-то… особенно внимательна со мной.
— Да так, — показал я, — старая книжка рассказов… Наткнулся в библиотеке.
— Интересно? — спросила Леа. Идун тем временем опять отвернулась к Эйд — лишь вначале, после вопроса Эйд, она бросила на меня короткий взгляд и все на этом.
— Да, — показал я. — Необычно… сейчас читаю про людей, полетевших к солнцу…
— Дашь потом почитать? — спросила Леа…
— Да без проблем, — показал я.
*
На Ремесле я вдруг неожиданно для себя несколько обнаглел и, достав потрепанную библиотечную книжку, продолжил читать тот рассказ. Читать книжки — ведь тоже в своем роде творчество. Может, я ее читаю, потому что сам хочу стать писателем? Ну, или просто — для саморазвития там… должен же творческий человек развиваться? И действительно, учитель Ремесла ничего мне не сказал, даже наоборот, легонько прикоснулся к плечу, беззвучно проходя мимо — словно бы одобрил мое решение. А может, он заметил, что я и правда полностью погрузился в этот рассказ? Он ведь, действительно, был таким… Очень в моем вкусе…
В этом оставшемся для меня безымянным (из-за вырванной кем-то страницы с названием — наверняка горизонталом!..) рассказе, говорилось о том, как в будущем некие странные люди полетели на межпланетном корабле прямо к солнцу. Они верили, что солнце — не просто звезда, а Божественная сущность и считали, что если принесут себя ей в жертву, то после смерти получат новую жизнь в некоем раю, где всё и вся, даже растения и животные, живёт в святости, а людьми правит само личностное воплощение Солнца.
В корабле, среди прочих адептов, едет, точнее, летит, одна молодая семья — муж с женой и мальчик лет восьми-девяти по имени Лэн. Отец мальчика работает на корабле инженером, он один из тех, кто отвечает за рециклические процессы… Мама занимается администрированием внутренней сети. По вечерам родители Лэна вместе медитируют, после чего отец иногда пишет свои стихи, воспевающие сладкую сердцевину Солнца и чьи-то испаряющиеся под его лучами соленые слезы, а мама читает непонятные Лэну тексты, написанные странными крючковатыми буквами.
Лэн подолгу остается один, бродит по кораблю, прижавшись лбом к холодному стеклу обзорных мониторов, рассматривает звезды и такую маленькую, уже почти неузнаваемую Землю… У него есть виртуальный друг, девочка с Земли, на год старше его. Они очень привязаны друг к другу, и стараются общаться как можно больше, но связь с землей теперь часто пропадает. И хотя, потом от Реи приходит целая куча цифровых писем и новых фотографий, Лэн каждый раз сильно огорчается. Ведь больше всего из жизни на корабле ему нравится «живое» общение с Реи…
О том, что ждет Лэна и его семью в будущем они не говорят. Кроме того раза, через несколько дней после их виртуального знакомства, когда Лэн признался Реи в том, что он один из тех людей… улетевших к солнцу. После этого Реи замолчала почти на сутки, хотя связь тогда была еще хорошей… Но потом она снова появилась, так ничего и не сказав. Больше они к этой теме не возвращались…
Почему-то этот странный рассказ меня ужасно трогает. Я даже не поднимаю глаз от парты и не пытаюсь рассмотреть кто чем занимается, как обычно делаю — опасаюсь развеять впечатление… Вот же дела… думаю я. Хотя автор и не пишет об этом прямо, я почти физически чувствую, как тяжело пришлось Реи, после того, как она узнала правду про Лэна и его семью. Она, наверное, так ужасно расстроилась и возмутилась… и ведь совершенно ничего уже нельзя было сделать…
Лететь им оставалось около месяца. Солнце на обзорных мониторах становилось все больше и больше. Оно уже не казалось тем однородным слепящим шаром, который люди видят с земли. Солнце стало целым огромным миром — живым, дышащим и… угрожающим. Людям, летящим к солнцу, казалось теперь, что температура в корабле все время поднимается, хотя, на самом деле, термостабилизирующие системы пока работали нормально и, согласно показаниям датчиков, температура на корабле оставалась прежней… И все же, обстановка на корабле во всех смыслах накалялась…
Но автор рассказа не стал описывать, чем все закончилось. Он лишь написал, что однажды по каким-то непонятным Лэну причинам связь между землей и кораблем летевшим к солнцу пропала окончательно. Но перед этим Лэн успел получить от Реи прощальное письмо, она как будто почувствовала, что связь вот-вот исчезнет навсегда… Ничего необычного в письме Реи не было, но меня, как ни стыдно признаваться, оно тронуло до слез… Я даже сделал несколько циклов дыхания, немного успокоился и, открыв книжку, еще раз перечитал последнюю строчку из письма Реи, которой и заканчивался этот безымянный рассказ:
«Если ничто не вечно — то это ничего, если мы думаем об этом вместе».
«Если ничто не вечно — то это ничего, если мы…» — повторил я про себя и даже кивнул. Вот же… Я порывисто вздохнул, решив, что надо бы мне после уроков прогуляться. Проветриться. Погода стояла на редкость солнечная…
3.
Было уже светло, когда я, словно что-то почувствовав, открыл глаза и обнаружил, что надо мной склонился кто-то с бледным жутким лицом — ни рта, ни носа — лишь нечто плоское, светлое, испещренное линиями морщин с узкими прорезями глаз… Склонилось…
Я вроде бы и испугался, но как-то сонно и словно бы не понастоящему, и, вместо того чтобы как-то отреагировать, просто отвернулся к стене… Впрочем, почти сразу проснулся окончательно — уже пора было вставать.
Да, эффектно вышло, думал я, умываясь и полоща рот специальным раствором. Решила попробовать, как подействует на кожу лица маска из теста, ну да… и заодно подшутила над подрастающим поколением. Иногда мне казалось, что чувство юмора у мамы еще более странное, чем папино.
На скорую руку позавтракав и помахав на прощание родителям, я отправился в школу. На улице было уже выше нуля, снег почти везде растаял. Дойдя до перекрестка и пару минут помявшись на углу, я пошел дальше. Тьен, конечно, пошел более коротким путем. Впрочем, мы и не договаривались о встрече.
До начала первого урока оставалось еще минут десять, я устроился на своей предпоследней парте у окна и, достав книжку, стал читать следующий рассказ. Этот странный сборник полностью захватил меня.
— Что читаешь? — вдруг услышал я.
Подняв голову, я увидел стоящую рядом Идун. Идун… вот удивительно.
— Сборник… фантастических рассказов… — ответил я жестами, по-возможности сохраняя безразличный вид, и, закрыв книгу, показал ее обложку, — взял в библиотеке. Там много старых книг…
— Не встречала этого автора, — сказала Идун… — я тоже… люблю фантастику, — добавила она.
В класс задумчивой походкой вошел учитель, и Идун вернулась на свое место. Учитель встал рядом со столом и дал сигнал о начале урока. Мы поднялись.
Живя среди Низкорожденных, мы останемся Людьми, — повторяли мы мысленно.
Помня о наших Погибших, мы не впадем в тоску,
Оставившие не забудут о нас, а Беспристрастные покажут нам Путь.
Однажды и мы станем Беспристрастными,
Однажды и мы посмотрим в глаза Чудовищ.
И одолеем их.
— Запишите тему урока, — сказал учитель, когда мы сели. — Вторая волна. Урок №61. Но, прежде чем начать обсуждать тему урока, устроим небольшую дискуссию. Заставим наш ум проснуться! Самые интересные дебаты в последнее время происходили у нас между Люциусом и Дугласом… Поэтому… Прошу! — Учитель чуть иронично поклонился, приглашая нас выйти к доске.
Вслед за энергично устремившимся вперед Люциусом, я, как мне показалось, несколько неуклюже выбрался из-за парты, и тоже пошел к доске. Странно, но мой страх перед выступлениями на публике, кажется, стал понемногу проходить. Мне даже пришло в голову, что, возможно, Идун, наконец, обратила на меня внимание (?) как раз из-за этих дебатов. Хотя… кто его знает?
— Обсудим-ка мы наше… представление о боге, — заявил учитель. — Мне весьма любопытно, что вы можете сказать по этому поводу. К тому однажды вам предстоит бросить… пусть пока только мысленный, но все же взгляд… в темную бездну. Наружу. Туда, где живут чудовища… и вера в той или иной форме может вам пригодиться…
— Не пугайте! — поднял перед собой руку Люциус.
Маска учителя чуть опустилась. Опять улыбается, подумал я.
— Что ж… я замолкаю, — произнес учитель и, скрестив руки на груди, отвернулся к окну.
— Представление о боге… — показал Люциус, — я, конечно, много думал об этом… Начну с самых азов…
Учитель чуть кивнул.
— В двадцатом и двадцать первом веках, несмотря на то, что из-за развития науки и техники, представления о вселенной начали меняться, образ бога в голове обычного человека оставался все тем же — самую малость размытым образом эдакого старца с седой бородой, основной и любимой задачей которого является наказание за грехи… У этого старца, кстати, довольно тесные и близкие отношения с евреями… Прочие же нации его интересуют лишь постольку поскольку… примерно, как чужие дети… В общем, в большинстве людских голов в начале века доминировал именно такой примитивный образ…
— Дуглас, есть что добавить? — спросил учитель.
— Ну… если говорить о примитивности образа… — думаю, что… представлять бога в образе человека, достигшего состояния акме… не так глупо, как кажется на первый взгляд. Да и кто такой… бог? Ведь и люди радикально отличаются друг от друга состоянием сознания… продолжив эту цепочку, можно допустить и существование некой верховной личности… которая вполне возможно выглядит примерно так, как и представляли все эти примитивные с точки зрения Люциуса люди.
Учитель кивнул.
— Акме — это неплохо! — Вершина. Максимальное развитие личность во всех областях, наиболее высокая продуктивность в деятельности и творчестве… Есть что возразить, Люциус?
Люциус выглядел задумавшимся. Кажется, он не смотрел на вопрос с этой точки зрения. Впрочем, я и сам-то ее озвучил, лишь потому, что будучи оппонентом должен был опровергать любые тезисы своего противника…
— На самом деле, это — слишком человеческий бог, — наконец, ответил Люциус. — Люди вечно рисовали себе бога в плоскости своего ума. Как… какие-нибудь двумерные существа, которые знать не знают о третьем измерении и не понимают, что их двумерный мир легко может искривляться в третьем измерении… Кто-то несуществующий для них… может глядеть на них сверху вниз, оставаясь для них абсолютно незамеченным. Так и люди… Они поселили бога в плоскости своего ума… а Он живет… совсем в других сферах.
Мне вдруг почудилось во всем этом что-то смутно знакомое… Мой сон. Светящаяся степь. Место… слишком многомерное для чудовищ…
— Неплохо, — отозвался учитель. — Невозможность обнаружить бога в плоскости собственного сознания. Надеюсь, это твои собственные мысли… Но где же его искать, Люциус, просвети нас?
— Там, — показал Люциус за окно.
Учитель хмыкнул и с интересом поглядел в окно, за стеклом которого под серым небом чуть покачивались темные голые ветки деревьев.
— Да, весьма неплохо, ребята, — наконец, произнес он с задумчивым видом. И дал сигнал к перерыву.
Заговорит ли она опять со мной, думал я, сидя за партой и делая вид то читаю. Но Идун больше со мной не заговорила. Они опять о чем-то шепталась с девочками, точнее шепталась Идун, а девочки, конечно, объяснялись жестами. Они стояли позади, возле шкафчиков, и поначалу я пытался понять — о чем они там говорят, но постепенно всерьез увлекся очередным рассказом из потрепанной книжки.
Рассказ назывался «Голос Марсианина». Его главные герои — брат с сестрой — жили с родителями в приземистом просторном доме, со всех сторон окруженный бесконечными пшеничными полями. Разве что недалеко от дома одиноко возвышалась ветряная мельница и находились хранилища для зерна и разные подсобные помещения. Никаких соседей не было и в помине, до ближайшего небольшого городка нужно было добираться на машине почти что полдня. И еще там был заброшенный колодец.
Иногда по вечерам брат с сестрой ходили к этому старому колодцу слушать «голос марсианина». Конечно же, они знали, что на самом деле там — в таинственной черной глубине — никакого марсианина не было, но это было не так уж важно. Их завораживала сама процедура. Дети обнаружили, что если как можно ниже склониться над давно высохшим колодцем и внимательно прислушаться, то через какое-то время можно будет разобрать загадочный шум, состоящий из щелчков, шипения и каких-то царапаний — шум, который доносился до тебя из темноты внизу и мог означать все, что угодно. Эти звуки они и называли между собой голосом марсианина.
Дети даже придумали его облик и, постепенно, этот вымышленный марсианин, живущий в высохшем колодце, стал для них почти реальной фигурой. Наверное, они бы даже не слишком удивились, если бы однажды ночью, дверь, ведущая в детскую, неожиданно отворилась, и на пороге возник грозный силуэт, облаченный в древние боевые доспехи покрытые тонким налетом красноватого песка (так представлял его брат) и обладающий пушистым серебристым хвостом (эту деталь добавила сестра).
Но ничего подобного не произошло. Вместо этого случилось нечто совсем другое: они с родителями неожиданно переехали жить на новое место — место, которое находилось, как казалось детям, немыслимо далеко от прежнего дома, и где все их старые фантазии с течением времени оказались забытыми. Или почти забытыми…
И… в общем, в определенный момент герой рассказа начинает подозревать, что на самом деле, он сам и есть марсианин… не в буквальном, конечно, смысле слова. Просто вся его переезжающая с одного уединенного место на другое семья — отец, мать и даже младшая сестра постепенно и малозаметно начинают меняться: в поведении, в жестах… — и все они, кажется, помнят — сестра только начала вспоминать, а родители, видимо, помнили и раньше — какой-то другой, настоящий дом и свою суть… Истинную суть… а вот мальчик все никак ничего этого не вспомнит и мучается от ощущения, что все вокруг знают какую-то недоступную ему тайну (знакомое ощущение, подумал я) … Пока однажды, лежа на траве и глядя в небо, и сам вдруг не слышит у себя в голове отдельные слова и фразы на неком чарующем гортанном, будто бы знакомом языке… в котором, кажется, есть слова для чего угодно вокруг — от травы, неба и Солнца до… Истинной сути.
4.
Учитель вернулся из смежной комнаты, допивая кофе из тонкой работы чашки и прозвенел небольшим колокольчиком.
— Итак, недавно мы начали обсуждать теории, описывающие положение наших дел на данный момент. Собственно, пока вам знакомы только наша теория, описывающая события с привлечением таких понятий, как чудовища, наездники, Низкорожденные и т.д., а также теория самих Низкорожденных, оперирующая такими наукообразными терминами, как Эпидемия, флуктуация, массовое помешательство…
Конечно, есть и немало других теорий. Одна из самых значимых, но не истинных, заметьте, — теория Освальда Брюмера, известная, как Теория-перевертыш…
— М-м, — протянул учитель, сделав еще один глоток кофе. Пахло, действительно неплохо. -Так вот… этот Освальд был весьма… симпатичным парнем, внешне немного напоминающим Дракулу в исполнении Клауса Кински… впрочем, вряд ли вам знаком фильм Носферату, — усмехнулся учитель. — Освальд выдвинул странную идею, особенно для того времени, когда люди еще только восстанавливались после произошедшего, а некая группа из йогов, буддистов и даже христиан различных конфессий, а также энтузиастов-ученых… — группа Мастеров, которые в будущем станут известны, как Оставившие и Беспристрастные еще только формировалась…
Идун, кажется, хочет спросить меня, кто такие Оставившие? — Похоже, учитель был сегодня в шутливом настроении. — Они — те, кто оставил все позади. Забавники вроде Бодхидхармы, который, как известно, вместо того чтобы умереть, скрылся в западном направлении с одной монашеской сандалией в руке. При раскопке его могилы, действительно, обнаружилась лишь одинокая вторая сандалия. То еще было потрясение. Вы, наверное, также хотите узнать, зачем ему была нужна эта сандалия? — учитель обвел нас взглядом сквозь прорези в маске. — Понятия не имею! — жизнерадостно заявил он.
— Нет, она не служила приманкой для чудовищ, — ответил учитель, посмотрев на поднявшего было руку Крихтона, — а впрочем… Впрочем, вернемся к Освальду Брюмеру.
Упомянутая странность его теории заключалось в доброжелательном отношении к чудовищам. Даже преклонении перед ними. В свете имевших место событий, до него еще никто до такого не додумался. Освальд рисовал чудовищ в своем воображении кем-то вроде прекрасных драконов, обитающих в малодоступных человеку планах Мироздания. Он полагал, что люди с зачатками сверхспособностей каким-то образом навредили этим очаровательным и утонченным существам, потревожили их… не специально, куда им, но, тем не менее, они, фигурально выражаясь, наступили им на хвост… который, видимо, был ужасно ценен и важен для этих удивительных по мнению Освальда существ. И эти существа ответили людям мощным ударом. Возможно, они даже не хотели чтобы удар этот был настолько сильным, а может быть… он, по их мнению, как раз соответствовал нашему проступку…
В общем, пострадали только люди с парапсихическими способностями — якобы виновные в неком непонятном астральном преступлении? Дальше Освальд стал искать подтверждение своей теории. Что, кстати, типично для немецкой научной традиции — сначала теория, затем ищется подтверждение…
Тогда еще не существовало ни привычных нам правил, ни разумных ограничений Практики, поэтому Освальд делал все согласно своему разумению. Выглядело это примерно так: в какой-то момент он окончательно перешел на фрукты и воду, и сутки напролет медитировал, запершись в темной комнате. Приходящая домработница как раз пришла потребовать у него расчет, когда бедолага окончательно свихнулся…
Согласно официальной версии, он выбежал из комнаты и, поглядев круглыми глазами на женщину — той потом даже пришлось выпить вишневой настойки для успокоения нервов, — бросился на улицу. Там его сбил насмерть проезжавший мимо трамвай… а может, это был церковный фургон… Учитель сделал еще один глоток кофе.
В почти пустой комнате Освальда нашли тетрадь с записями, — продолжил он, глядя в окно, — большинство листов из нее было вырвано и… судя по результатам вскрытия… съедено. Но на оставшихся листах, однако, еще можно было разобрать пару фраз. Они довольно известны. Одна из них — «Захотел стать смеющейся мышью», а другая — «Опять проблемы с гравитацией…»
Учитель обвел нас взглядом.
— Есть вопросы?
Вопросов почему-то не оказалось.
— Да, — кивнул учитель, — в общем-то, странно, что он написал про мышь. Ведь от начала до конца Освальд был, так сказать, поклонником чудовищ. Видимо… это был момент сомнения… М-м… В общем, Освальд был весьма загадочной личностью, — подытожил учитель, — хоть и ввязавшейся в битву не в своей весовой категории… Почитайте про него дома… А еще лучше, напишите короткий доклад. Назовем его, скажем: «Разумный подход к познанию мира»… конечно, имеется в виду разумный для нас — парапсихов. У Низкорожденных-то под разумностью понимается житейская мудрость, от которой для нас пользы, что мертвому от припарки… — учитель вдруг затрясся от беззвучного смеха… Кофе на него что ли так подействовал?
— Впрочем, можете написать о чем угодно, импровизации, как всегда поощряются, — добавил учитель отсмеявшись. Все это время его маска торчала из кармана пиджака.
*
Прекрасные драконы Освальда Брюмера
Доклад Люциуса Шнитке
Сейчас всем известно, как легко можно сойти с ума, слишком тесно соприкоснувшись с окружающим нас миром. Но когда-то это было не так. В те времена люди сходили с ума с большим трудом, да и то, по-настоящему это удавалось лишь очень немногим предрасположенным к этому личностям, у обычных же граждан… ни войны, ни ужасные стихийные бедствия не были в состоянии выбить… твердую почву из под ног. Люди были на удивление хорошо защищены от контакта с Бездной. Но после Эпидемии… когда наша кожа стала тонка до прозрачности, а барабанные перепонки нежны, как лепестки роз… вернувшиеся с той стороны больше не могли беззаботно видеть, слышать, осязать, обонять и вкушать, как прежде… Они затыкали уши и надевали маски, избегали зрительного контакта и толп и, возможно… Мы бы вообще не выжили, если бы не Оставившие, которые покинув этот мир — все же оставили нам свои Правила, Путь и своих учеников Беспристрастных. Но это уже было немного позже…
Освальд Брюмер любил все прекрасное, но не очень любил людей. Он был ребенком Вернувшихся, поэтому легко смог выйти в медитации в иные сферы, но поскольку он не владел даже базовыми техниками, то, сделав это, он просто бездумно шагнул в Бездну. У него не было ни «страховочного троса», ни опытного наставника, который смог бы его «выловить» и… привести в чувство…
Желая собственными глазами увидеть этих прекрасных чудовищ, Освальд шагнул в Бездну и… полагаю, действительно, увидел чудовищ. Ведь Бездна… может подарить, что угодно, в том числе и то, чего мы так вожделеем. Но увидев Их, он оглянулся назад и понял, что тот маленький и уютный мир — мир его ума — больше не существует, и ему больше некуда возвращаться… а оставаться среди настолько прекрасных, что это причиняло ему боль, существ оказалось попросту невозможным. Нестерпимым. Он выбежал из комнаты на улицу, на воздух, надеясь, что хоть там под звездами удастся избавиться от этого ужасного чувства — целой Вселеной, давящей тебе на грудь… Но — нет, ничего не изменилось. В надежде обрести хоть толику человеческого тепла, он попытался прижать к сердцу какое-то живое существо, попавшееся на его пути, но лицо того внезапно исказилось и оно с криком отшатнулось. Маленькое четвероногое существо да другой стороне дороги тоже припустило от него по булыжной мостовой. Освальд машинально запахнул халат и помчался к каким-то синим и желтым огонькам, тепло и призывно горящим вдалеке, быть может там… Но тут что-то огромное и светящееся прыгнуло на него из темноты и вдруг… все пропало.
Взгляд со стороны
Идун Ольсен
Когда мы только переехали, мне здесь все очень не нравилось, начиная с серых квартир «парапсихов» с этой их непроницаемой звукоизоляцией — дома я по утром могла слушать пение птиц за окном, а здесь… Впрочем, птиц здесь тоже слышно… Я знала, что у детей моего возраста будут зашиты рты и заранее учила язык жестов, но все равно… Впервые увидев в аэропорту спокойных, всегда молчащих детей — моих ровесников я… сильно растерялась…
В школе на умственной культуре все время говорили об этих чудовищах… Но зачем? Даже если все действительно так ужасно и мы, правда, окружены чудовищами… зачем без конца это обсуждать?! У меня было очень много вопросов и почти не было ответов…
Но постепенно я стала замечать различие. Люди Круга были другими. Маска учителя перестала смущать меня, а молчаливые одноклассники вдруг показались очень интересными и… глубокими… Мои одноклассники в Осло были самыми обычными детьми, а здешние ребята… Да и просто люди… Другие.
Как-то я наблюдала в парке одну занятную пару. Первым шел невысокий светловолосый парень в обычной здесь серой одежде, а за ним ступал босыми ногами прямо по снегу стройный темноволосый и смуглолицый юноша, опустивший глаза и кутающийся в какой-то совершенно невообразимый плащ, сшитый из разноцветных треугольных кусков ткани. Беспристрастный?.. Глядя на эту странную парочку, я вдруг сама не зная отчего улыбнулась краешком рта. Это была… моя первая улыбка здесь.
А потом я поняла, что мне очень нравятся практические занятия по медитации… сначала появилось чувство покоя, а потом мне стали… грезиться?.. Разные места, в которых я никогда не бывала в так называемой реальности. Это было чудесно… Я видела то какое-то очень высокое голубое небо с огромными белыми облаками, то странные причудливые города и каких-то милых пушистых животных, плавающих на спине прямо по воздуху!.. Постепенно, когда тишина стала все заметнее окутывать меня, я поняла, почему здесь так Ее ценят и очень обрадовалась, осознав однажды, что Мастера Пустоты, видимо, вообще могут отключать любые свои чувства — джняна-индрии — по своему желанию. Это сейчас для меня просто мечта! Я бы тогда, наверное часами сидел в Пустоте и Тишине, лишенной каких-либо звуков, запахов, тактильных и вкусовых ощущений… А потом бы вновь возвращался в «колесо сансары» с радостью глазея вокруг!
Думаю, теперь я готова пройти Обряд молчания.
Мечта о будущем
Дуглас Гроув
Мы все ожидали прихода Чудовища. Большую часть своей сознательной жизни. Еще с тех пор, как перестали влюбляться в одноклассниц и пинать по дороге домой пустые банки… Чудовище было реально. Все мы точно знали, что Оно несомненно существует и однажды явится за мной, за тобой. За каждым из нас.
Я считал, что жду его даже дольше других. Я больше других страдал не позволяя себе радоваться жизни (ведь мы ждали Его) и даже скрыто гордился этим. Еще я верил, что перед самым концом мне удастся заглянуть Ему в глаза. Не знаю, что должно было последовать за этим, но, несомненно, что-то неописуемо важное.
Шли годы. Пасмурная погода сменялась солнечными днями и наоборот. Кто-то с кем-то ссорился или мирился, кто-то тихо плакал за стенкой, и… все мы ждали. Но, Чудовище так и не явилось. Оно обмануло нас. Тебя, меня, всех тех, чей смысл жизни так или иначе был связан с ожиданием Его прихода. И мы почувствовали себя одиноко. Ведь, оказалось, что мы Ему не нужны. А может быть даже, на самом деле, Его никогда не было! Просто не было. И тогда мы собрались вместе одним пасмурным днем и, чтобы хоть как-то заполнить возникшую в наших душах пустоту, возвели на площади памятник Чудовищу. Памятник вышел действительно внушительным и Чудовище, не смотря на мои сомнения, получилось именно таким, каким его рисовало воображение каждого из нас. Твое. Мое.
Уже уходя с площади, я обернулся и заглянул Ему в глаза. Затем, сам не понимая чему, улыбнулся и, засунув руки в карманы, пошел побродить на пустынную набережную… Где, впрочем, этим вечером бродило множество людей.
5.
Мне снился странный сон. Мы вроде бы сидели в своем классе, но почему-то почти в темноте, и учителя с нами не было.
— Замолчите вы все! Замолчите… Замолчите… — услышал я чьи-то жалобные причитания. Это была… Идун. Она сидела среди нас, почему-то в центре класса, где обычно сидит Крихтон и, зажав руками уши, все повторяла: Замолчите, замолчите!..
— Идун, — позвал я тихонько, — что с тобой? — Но тут какая-то сила рывком подняла меня с места и заставила сделать пару дерганых шагов в сторону Идун. Что это со мной? Правая рука против воли потянулась в сторону Идун и, коснувшись ее головы, неловко провела сухой ладонью по светлым волосам. Идун лишь сильнее сжалась в комок.
Все это время я был лишь послушной марионеткой некой невидимой силы, понял я вдруг, с безысходным спокойствием принимая эту данность.
— Идун, беги отсюда, — бесцветным тоном произнес я, стоя за ее спиной и боковым зрением замечая неловко приближающихся одноклассников: беги!
Сегодня был тот самый день. День испытания. Я проснулся в поту в четыре утра и долго лежал в постепенно светлеющей комнате, пытаясь прийти в себя после кошмара. Сходил на кухню, выпил воды из холодильника. Проделал серию дыхательных упражнения и решил попытаться снова заснуть, но уснул лишь на рассвете, а через полчаса уже нужно было собираться в школу.
— Какой-то ты бледный, — заметила мама, — не заболел?
Я помотал головой. Родителям про тест я не говорил — как-то не привык рассказывать про то, что меня беспокоило, да и вообще… А этот сон — всего лишь глупый кошмар, решил я.
— Я пошел, — попрощался я и вышел за дверь.
— Добро пожаловать, дети, — произнес старший наставник в белой маске, — многие по старой памяти называли его просто директором. Сегодня вам предстоит важный тест.
Мы стояли в просторном холле на третьем этаже школы: хоть на улице и было пасмурно сквозь высокие окна врывался утренний свет — я даже зажмурил глаза. Идун, стройная и немного бледная стояла недалеко от меня. Всего нас было человек тридцать — оба класса парапсихов. Низкорожденных наши тесты, конечно, не касались.
— Он отчасти определит ваше ученическое будущее, хотя, конечно, не все так однозначно и целеустремленный человек сможет многого добиться не зависимо от сегодняшнего результата, — как-то не совсем уверенно продолжил Наставник. — Что ж, — откашлялся он, — предоставляю слово учителю класса Б.
Глядя, как вперед выходит наш классный наставник все немного приободрились.
— Это просто тест, — сказал он, негромко, — как я и говорил — ничего сложного. Дверь — лишь символ. Бесконечность всегда окружала вас со всех сторон. Любой исход считается благоприятным. Вы просто перейдете на другой уровень.
Он кивнул ученикам класса А, те стояли позади нас бледные и какие-то растерянные. Их наставник недавно… ушел. Им даже не объяснили — как и куда, но все подозревали самое худшее. Мне на мгновение стало грустно из-за него. Их наставник мне нравился — маленький, рыжий и остроносый, он, вроде бы, был шотландцем… Наш учитель иногда непонятно шутил про него, что однажды он улетит в своем Тардисе обратно домой… И вот, он улетел…
— Выше носы, — сказал учитель, — помните как там было… «Однажды и мы заглянем в глаза чудовищ…» Этот миг практически наступил! Расскажите мне потом какого они у них цвета и действительно ли ресницы такие уж пушистые…
Как ни странно его шутка приободрила нас, кто-то заулыбался, а я переглянулся с Люциусом, оказавшимся рядом, и мы кивнули друг другу…
— Сейчас вы по очереди будете заходить в эту дверь, пожалуйста, не волнуйтесь, — произнес директор и, взяв исток со списком фамилий, прочел:
— Ли, — вперед вышел Ли — кажется, кореец, мы не были с ним друзьями, но он мне всегда был симпатичен. Гордый, и какой-то взрослый не по годам парень.
Директор кивнул на дверь и Ли открыл ее и вошел внутрь. Ничего не случилось. По эту сторону.
Куда, кстати, ведет эта дверь? Я вдруг понял, что понятия не имею, что там — за ней. Занятий тут у нас никогда не было… а из одноклассников никто вроде про эту комнату ничего такого не рассказывал…
— Шнитке.
Люциус еще раз посмотрел на меня. В его глазах мелькнула… растерянность? Он отвернулся и как-то непривычно неторопливо пошел к двери.
— Таннен.
Тьен. Вышел вперед, сделал несколько своих легких шагов, и вот он уже скрылся за дверью.
— Снеллманн.
…
…
— Ольсен.
Идун? Но ведь она… только недавно… Разве она тоже должна?..
— Герклотц.
— Канн.
— Лайне.
— Гроув.
Что-то знакомое. Точно. Это я.
Я неуверенно шагнул вперед и, оставив за спиной последних, вдруг показавшихся какими-то маленькими и совсем далекими одноклассников, как во сне пошел к этой нелепо прямоугольной белой двери, а потом открыл ее.