Подарок для всегда прекрасной Трейси Лордс
Как ни странно, но выходило так, что сохатый колупал валторну тягучими поползнями, с шумом и хлопаньем цоколей, обезображенных оптимизмом, вылетающих трубчатым проходом рога, тут же взмывавших к потолочнице, откуда уже спускалась Годохма, упрятав самое интересное под белыми спортивными шортиками, а Роберт Браунинг, эсквайр и лаундспикер недоуменно оглядывал боковиной свою прическу, казалось, лишь вчерась украшеную блонд колером Бритни Спирс, но ныне проявившей все коварство причесок, выпуская дискообразные присоски по всей длине Тайного Пророчества Волоса, впервые, между прочим, милая и любимая Трейси, придуманного Лимоновым, ты можешь найти его на книжной полке, там, где е...ся волки. Они дышат свежей кровью и оскаливают клыки, думая как один, что они Ахматы, не зная по недоразвитости, что Ахматы кончились, остались одни Расулы Кобзоны в застенчивых парховизмах париков Зураба Соткилава, еженощно встающего из гроба и расхаживающего по ночной Москве.
- Па садавому кальцу я лячу, - взмыкивал подгузно сохатый, пробивая грань Темного мира мудака и козлика Хабенского, отпившего ледяной водицы из отпечатка туфельки Тины Канделаки ; он шел по ее следу, Хабенский, отмечая углубления и направление, с каждым шагом замечая все более глубокое погружение в бездны асфальта каблучков, пока не обнаружил носастую вросшей по пояс в мостовую, тут и наткнулся на них сохатый. - Палку кидаешь ? - вкрадчиво спросил он затрепетавшего шапкой с наушниками Хабенского, протыкая его бок рогом. - На, сука !
Сохатый топтал Хабенского, пока Тина Канделаки не засохла на корню, распустив длинные косы нежно - золотистых оттенков под самое днище припаркованной рядом " Тойоты Камри " с нерусскими номерами. Сохатый подошел к автомобилю и долго наблюдал, как ночные мотыльки вступают в половые отношения между собой, покрывая лобовое стекло жутким шевелящимся ковром, тяжко вздохнул, а потом перднул.
- Ты зачем пердишь, сохатый ? - ожила Тина Канделаки, по бабьему своему любопытству не удержавшись от закономерного, но вряд ли целесообразного вопроса. - Аль не видишь, как развилось все вокруг поширше ?
- Вижу, - ответил сохатый, мечтая стать оборотнем и превратиться в Че Гевару, он даже украл с бельевых веревок в сорок восьмом серенький кепарик, думая, что Че Гевары именно в таких и ходют.
- А ежели видишь, - не унималась красивая девка, начиная потихоньку сжимать тугие мыщцы вагины, ощущая приблизившегося снизу крота, - то зови Витухновскую, сохатый.
- На х...я ? - меланхолично спросил сохатый, зачесывая волосы назад.
- А чтоб Трейси Лордс окончательно ни хера не поняла ! - яростно и цинично захохотала Тина Канделаки, почуяв выбравшего другой путь крота. Видимо, он был последователем Ленина, крот этот, ибо как еще объяснить его внедрение в анал ? Смешно и говорить. Поэтому прекрасная грузинка запела. - Горит и кружится планета ...
- Десятый наш десантный батальон ! - вскрикнул сохатый, роняя слезу на капот автомобиля. - Ё...й в рот, Тина Канделаки, - сказал он, уходя вдаль, - какую х...ню мы только что спели.
- Это да, - шептала Тина Канделаки, слыша, как крот зовет шахтеров, - это так и есть, все х...ню поем, а кроты зовут шахтеров, интересно, у них на касках лампочки галогеновые или нет ?
Раздался отдаленный шум поливальной машины. По проспекту ехали танки, а на головном сидел Аркадий Бабченко, пьяный и с гитарой, к которой кто - то примотал синей изолентой Нину Ургант.
- П...дец, - сказал Нина Ургант, увидев Тину Канделаки.
- Причем, всегда, - подумала, но не сказала Тина Канделаки, увидев Нину Ургант, и неожиданно больше всего ей захотелось стать ракетой " земля - земля " и уе...ть этой гнусной старушке прямо в ее вздорный и поганый лобешник.
- На, сука !
Бабченко отбросил гитару вместе с ошметками Нины Ургант и решил, что на войне так и бывает, а потом увидел возвращающегося сохатого.
- Пердеть будешь ? - сумрачно спросил он сохатого, доставая из люка танка самострел.
- Нет, - засмеялся сохатый, протягивая Аркадию Бабченко фуражку из кожзаменителя, - кино пойду смотреть. Про Дика Трейси, - кричал сохатый, убегая по улице, - там у них рожи странные и плащи вумат.
- Точно, - вспомнил Аркадий Бабченко и вынул из фуражки сигарету, закурил и позавидовал плащам, в которых ходили киноактеры.
А в это же самое время на другом конце Земли в шкафу Миллы Йовович висел тот самый плащ и думал маленьких девочках, лет десяти - двенадцати, жадно сосущих толстые члены взрослых мужчин, называя это одухотворенное занятие миром модельного бизнеса и высокой моды. Выше некуда.