Потом наступила Масленица, а для деревни это большой
праздник. В центре деревни пекут блины, тройка чёрных пожарных лошадей, очень красивых, с длинными гривами и роскошными хвостами, разрисованные сани, как в сказке. Мужики-колхозники играют на баяне, кто на балалайке, слышны
частушки: «Не ходите, девки, в лес, кто-то на гору полез… Белый-белый, как мука, а стоит, как у быка. О-о-е-е-е — это Гика наш!» Все смеются, веселятся! Стоит обтёсанный гладкий столб в центре площади, кора снята, а для гладкости облит на морозе водой — скользкий, зараза, аж блестит на солнце, метр пролезешь и скользишь вниз. Наверху столба вешали бутылку водки, сапоги, валенки и т. д. «Ну что, волчата, вперёд!» — крикнул кто-то из взрослых парней. Все посмотрели на Юрку.
Он молча раздевается на морозе, остаётся в одних трусах и майке, босиком. Все спорят: залезет волчонок или нет? Спорят на бутылку водки и деньги. И Юрка бойко полез наверх,руки у волчонка сильные, но стали замерзать на холоде, но он
не сдавался и его стая — Тоба, Иван Пятак, Колька Гика, Сашка Маришкин, Сусуля, Иван Казак, Шворень и другие подбадривали своего лидера: «У-у-у, давай, давай, Юрка! Мы с тобой!» И волчонок долез до вершины столба, снял бутылку и валенки, повесил их себе на шею, в один валенок положил бутылку водки. Стая завыла и зарычала, снизу послышались аплодисменты крутому парню. Вожак и стая одержали победу. Могучий волчонок — победитель, он должен был стать настоящим комсомольцем, коммунистом, да просто гражданином Советского Союза, идти вперед и строить коммунизм. Но увы! Жизнь порой бывает опасна и коварна.
Потом Юрку приняли, как положено, из октябрят в пионеры, потом в комсомол. Дети росли, и росли у них клыки. Стали часто происходить драки улица на улицу, улицы Болгария, Румыния против одной улицы Россия. Ну, как и положено, Россия всегда сдерживала натиск неприятеля. Дрались жёстко — кольями, штакетниками, цепями, даже были цепи от бензопилы, велосипедов и мотоциклов. Но были, правда, правила: на земле противника не добивать, ногами не бить, драться до первой крови. Победителями, как правило, как по жизни и принято, всегда выходила крутая шпана «Спартанцы-Волчата» России.
Как-то в драку-мясорубку попал Иван Пятак. В драке бандиты-малолетки с улицы Болгарии и Румынии против России говорили, что только овчина и пух летели вверх от жилета Пятака от штакетников и колов, а Иван только пищал от ударов:
«Ох, ох…» Но здесь подбежала волчья стая, и враг был разгромлен на русской улице, а на земле лежали Иван Зюмкин и Сашка Зюмкин — два брата с улицы Болгарии, корчились от боли. Вот такие баталии творились в 70-е. Так сколачивались банды. Юрка хорошо учился, много читал, всегда брал книги из деревенской библиотеки, был начитан и умен. И вот как-то Гика по кличке «Гапаня» говорит Юрке, что есть одно
небольшое дело, мол, подстрахуешь меня, в школе в его классе стоит магнитофон-кассетник. Он, Гапаня, был старше Юрки на три года. В стае были Иван Пятак, Вовка Тоба, Юрка Чёрный — Волчонок и Гапаня.
Выпили бормотухи, братва сидела в зарослях терновника
у огорода на окраине знаменитой Калдубани, в тени и прохладе, только комары этой ночью напоминали, что волчата здесь не одни… Все были комсомольцами, и никто трусить не хотел, младшие — перед старшими, старшие — перед младшими, выждали, когда с темнеет. В старой школе был сторож Архип Косой и Контуженный, который, как правило, спал в отдельном здании школы, где учили первоклашек. Деревня! Какие здесь могут быть неприятности, тем более в школе, где книги и учебники? И дед-фронтовик ковылял, прихрамывая на правую ногу, поскрипывая своими старыми суставами, медленно, как танк Т-34, пополз в одноэтажную, отдельно стоящую школу, в каптёрку, спать. А «Волчата» в это время не спали, разрабатывали план кражи магнитофона «Весна», двух бабин и кассетника.
Время ползло, как обычно бывает в таких делах, медленно медленно. Уже вышла луна, и волки завыли в лесу: «У-у-у», — только теперь волки настоящие, как бы говоря своим собратьям: «Не надо, не ходите туда — испортите себе жизнь!» Юрка сказал: «Ну что, Гапаня, будем делать дело? Пошли!» И стая волчат пошла на кражу. Перелезли через забор школы, тишина в деревне просто адская, слышно даже дыхание и как трещат сверчки. Класс Гапани находился на втором этаже, и волчата с соседнего дома, у бабки Сусули, сняли с забора две длинные доски, подставили к окну. «Кто первый?» — спросил Гапаня. «Давай я, раз все молчат», — сказал волчонок. Стыдно стало Кольке Гике: «Да не-е-е, я первый, я в классе всё знаю». Стая молча смотрела друг на друга: решала, кто полезет вторым и дрожала от страха, ведь у Архипа было ружьё-двустволка и все об этом знали, что он контуженный и имеет ранения — одно лёгкое и два тяжёлых, — одним словом, вояка имел боевые награды. Колька Гика полез первый, за ним Юрка и остальные, форточка в окне была открыта, но старая щеколда на окне не открывалась легко, под слоем многолетней белой краски, она туго сидела и никак не поддавалась, пришлось разбить стекло. Гапаня просил подать ему какой-нибудь камень с земли, но, недолго думая, натянул рукав куртки на кулак и ударил кулаком, стекло разбилось, а кулак был порезан осколком, который пробил ткань куртки и поранил руку воришки. Когда волчата залезли в класс школы, зажгли спичку. Их колотила дрожь, но они держались друг перед другом, не подавая вида, что боятся и трусят. Взяли магнитофон, везде оставили отпечатки пальцев и следов от калош и ботинок и опять ушли назад тем же путём — через окно на улицу.
Уже утром в школе был участковый и милиция из Алексеевки, так как в шесть утра, как обычно, Архип, делая обход школы, обнаружил доски, приставленные к окну, и стёкла от разбитого окна, лежащие на земле. На окне и белом подоконнике была кровь. Директор глуховской школы Сима Серафимовна сразу сказала сотрудникам милиции, что пропали магнитофон с двумя бобинами и ещё несколько катушек (бобин). Участковый деревни и опер из Алексеевки работали поэтапно и кропотливо. Сначала взяли («откатали») отпечатки пальцев с рамы, потом со стола, на котором стоял магнитофон, взяли кровь на экспертизу, кусочки ткани, оставшейся на раме, нарисовали отпечатки детской обуви; здесь же, вверху, на раме, висели чьи-то волосы, их тоже аккуратно сняли и положили в пакетик. Здесь же, в огороде бабки Сусули, опера и участковый обнаружили два бычка «Беломорканала» и тоже взяли их на экспертизу слюны и пальцев. Дальше на заборе, где вырваны были доски, обнаружили на деревянном столбе ещё несколько ниток от одежды — похоже, шерстяных брюк клёш или от пальто и куртки, стали рисовать схему, как происходила кража из школы, сняли и на земле отпечатки обуви.
Стали опрашивать всех подозреваемых: кто находился в это время в клубе, кто куда ходил, с кем и во сколько ушёл, с какой девушкой или девушка с каким парнем. Может, кто-нибудь ночью сидел на лавочке? Как правило, молодые стеснялись сплетен и прятались в темноте и всегда всё слышали и знали, что происходит на улице. На улице Болгария такая парочка была, они целовались и видели компанию молодых парней — «Чёрных Волчат» — банду малолеток с улицы Россия, они шли в сторону школы, но милиции они ничего не сказали, просто ответили, что ничего не видели. Чёрного Юрку уважали в школе, он был другом и всегда приходил на помощь, заступался за малышню, и дети были преданы ему. Стая поняла, что их ищут, Гапаня как старший предложил продать краденый магнитофон, решили предложить своим друзьям, слухи от стукачей быстро дошли до участкового.
Арестовали Гапаню, потом и всю малолетнею шайку, Юрке тогда было тринадцать лет. Всех детей увезли в Алексеевку, в КПЗ района, тогда менты, особенно в деревнях, зверствовали, могли избить или удушить, запугать, были разные случаи, детей тоже били, но почему-то именно там, в Алексеевке был беспредел. Ломали молодых, вешая на них преступления, таким образом повышая раскрываемость и получая за это премии, как говорят, «делали палки». Начальник отделения был хохол и менты были хохлы, калеча невинным жизнь, обещая признаться и смягчить вину путём запугивания и обмана, а когда человек или малолетка шёл на сделку и давал показания, судьи давали на полную катушку. Ах, родная милиция, поэтому вас и называют оборотнями и не доверяют! Потому что нет доверия власти и ментам, ведь развести ребёнка — проще всего… Но увы! Дерзкий волчонок оказался не по зубам «мусорам»… Гапаня был старше всех и ему ещё на первом допросе следак сказал прямо в глаза: «Ты зачинщик, ты пойдёшь паровозом!» — и ударил малолетку в лицо. Уже в камере Гапаня попросил Юрку, утирая кровь, идущую из носа: «Юрка, не сдавай меня!» — хотя все остальные стали уже писать на Кольку Гапаню, что именно он сказал, что можно украсть в школе магнитофон.
Но Юрка-малолетка избрал свой путь, он всё взял на себя, выгораживая Кольку Гику. Что это он был лидером банды «Волчат», что он всех убедил идти на кражу и что это он один украл из школы магнитофон. Алексеевских ментов это устроило: у арестованных родители были богатыми а у Волчонка — ни гроша за душой.
Сначала было комсомольское собрание, всех остальных взяли на поруки. Теперь стояли на суде Юрка и Тоба, они улыбались, не осознавая, что происходит и что им грозит, они ещё малолетки, одноклассники говорили, что такие товарищи, как Юрка о Володька были хорошими, преданными друзьями, просили их оставить на поруки комсомольской организации. И задал судья Юрке последний вопрос: «Ты осознаешь свой поступок?» Он ответил: «Да, я осознаю». Тут вышла Сима Серафимовна и жёстко оскорбила ребят: «Ты негодяй и ты, Володя (Тоба), вы мрази! Как вы могли совершить такой гнусный поступок против своих же друзей, школьников, учителей — украсть у школы последнее — и ещё смеете нагло улыбаться?» А ребята улыбались своим «Волчатам», показывая, что они крутые. «Проси прощения на коленях!» — Юрка улыбнулся. Все их друзья улыбались и знали точно, что «Волчонок» никогда не стоял и не будет стоять на коленях. Сима ещё раз потребовала: «Становитесь на колени и просите прощения!» Юрка снял шапку, руками долго комкал её; мама, сидевшая на суде, тоже его просила и уговаривала попросить прощения, но он выбрал другой путь и с размаху запулил свою шапку туда, где сидела Сима Серафимовна, которая продолжала оскорблять «Волчат», и комсомольский президиум школы. Шапка чётко, как снаряд, попала на стол, и бумажки разлетелись в разные стороны.
Юрку исключили из комсомола, а Тобу взяли на поруки: богатые родители дали денег в школу, Юрку отправили в Купянск, на малолетнюю зону. Суд всё принял во внимание: опасный обществу, хотя я бы не сказал, что он опасный пацан, одним словом, был хорошим верным другом, успешным спортсменом, отец воевал на фронте, заслуженный ветеран, но… Так уж случилось, нечего больше добавить. И вот, малолетних в наручниках — по этапу, но это уже другая жизнь…
("Фото Юрка Чёрный (справа). Посёлок Сим, особый режим. 1980 г")
+++
На малолетку я попал за друга!
Я взял всё на себя!
А он сдал меня, сука!
Мы здесь уже не дети,
Как дикие зверята:
Кто волк, а кто шакал.
Здесь кличку каждому
Дали старшие ребята!
Чифир рекой здесь льётся!
Не до исправления здесь мне!
С заточкой сплю я ночью,
Чтоб защитить себя!
+++
Привет от братвы волку Михасю Солнцевскому
Наша зона!
Земля наша!
Вы куда попали
Чеченцы, зубры?
Может, горы перепутали
Христос с Аллахом?
Наша здесь земля!
Уходи ты подобру,
Не буди ты зверя
Или дверью, косяком,
Я тебе сломаю уши!
Игорь Черных
+++
Привет Юре Чёрному!
Погоня!
Погоня!
Один убегает,
Другой догоняет…
Лишь разница в чём?
Жизнь или смерть…
Так что же ты бежишь —
Дерись! Дерись!
До конца!
Игорь Черных
+++
И вот разборка!
Слушаем мы вожака,
И Юрка Чёрный
Нам говорит:
«Закон наш нерушимый,
Не пойдём на север,
Наша здесь земля!
Как Маугли,
Сражаться будем до конца!»
Игорь Черных
+++
От братвы Сергею Чёрному
Вот зона!
Вышка! Красные флажки…
Но я вожак,
Я знаю стаю…
И спросил: «Где фонари?»
Закрыть глаза
И по чутью
Бежать из зоны…
Опять побег
И новый срок…
И в одиночке
Говорю я сам с собой!
Игорь Черных
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2018/04/26/175