48. Божий дар и демократия
Холод и мрак не пугали – они были спасением. Беглец несся по каменному туннелю, не боясь поранить босые ступни, не думая о возможности провалиться, споткнуться, разбить лоб о сталактит или напороться на сталагмит. Рвал в карьер, чуть расставив руки, чтобы чувствовать «габариты» стен.
Звуки погони не приближались, не отдалялись – пугало одно то, что они были. Крыслая Дохла не собиралась упускать добычу. Здесь, в пещере, она все еще была сильна. Лазурный грот – вот что уберегло бы Антона от ее власти. Но ни один светлячок пока не мигнул голубоватым огоньком, не подарил надежды.
Россыпь камней, острые базальтовые грани, выступ, впадина – любое неожиданное препятствие могло вмиг остановить погоню. Но восьмая пещера была будто бы выжжена в скале лучом огромного диаметра – ее внутренняя поверхность, холодная и гладкая, позволяла Антону лететь во весь опор. Непрекращающиеся клацанье, щелканье, чавканье, подвывания за спиной не давали ни секунды для отдыха. Несколько минут бешеного напряжения, и Антон уже выбился из сил, не мог восстановить сорвавшееся дыхание. Сердце колотилось, комом подступала предательская мыслишка сдаться, остановиться, капитулировать.
Резкий удар в живот, в грудь, потом – как пьяница об асфальт – лицом о твердое. Попался-таки на пути огромный валун. Или на что там наткнулся он на лету? Антон упал, перекатился на спину, горячая соленая влага залила подбородок. Антон заныл от боли и… смирился. Пусть с ней – с охотницей, черт с ней – с мечтой, ну ее – Венеру. Устал.
Где-то совсем близко радостно взвизгнула Крыслая Дохла. То ли слышала звук удара, то ли умела видеть в темноте, то ли просто почувствовала вначале отчаянье, а потом – безразличие пойманной жертвы. Не успел, увяз, попался.
- Пусти, - зловеще прошипел кто-то.
- Шо? – раздался беззлобный, но весьма твердый вопрос. – Прости, подруга. Не могу. Сама понимаешь – служба такая.
- Не в том твоя служба, - зло шипела темнота. – Добегался твой подопечный. Пусти!
- Раз добегался, - спокойно возразила Шокалка, - то и хватай его. Но не здесь, не на моей территории.
- Почему это ты вдруг стала такой сердобольной? – пропищала-прохрипела-прошипела Крыслая Дохла. – С каких пор взяла под охрану нейтральные земли?
- Пещеры – это мое царство, - гордо ответствовала проводница. – Здесь я абсолютная хозяйка.
- В гроте ты хозяйка, - возмутилась охотница. – А в пещерах – тут уж как получится.
- Не получилось, - констатировала Шокалка. – Уходи.
- Сама напросилась, - зло огрызнулась Дохла и, видимо, пошла в наступление.
Антон не видел ничего – он лежал на спине, чувствовал под лопатками холодный и гладкий камень пещеры и корчился от боли. Темнота вокруг была настолько густой, что, казалось, ее можно было черпать половником, как суп из кастрюли. Охотница и проводница беседовали совсем близко, в двух шагах, но их голоса были приглушены, доносились будто бы из-за стены.
Вначале Антон подумал, что от удара заложило уши, но потом понял, что слух не подводит. Просто раковина огромной «улитки», на которую, собственно, и наткнулся беглец, перегораживала большую часть диаметра туннеля. Шокалка стояла «спиной» к подопечному, отгораживая его от охотницы, а потому звукам приходилось преодолевать препятствие. Кроме того, раковина совершенно скрывала путеводный бордовый огонек.
Скрывала до времени. До тех пор, пока тусклое мерцание не набрало силу, не разлилось рассветным заревом по пещере, не превратилось в огненный шквал. Губы Шокалки полыхнули алой вспышкой. Антон ослеп на несколько секунд, несмотря на то, что увидел лишь тонкую тесьму света по окружности «валуна». Только теперь глаза застилала не тьма, а до боли чистое сияющее покрывало.
Охотница кричала. Не визжала, не хрипела, не шипела – выливала физическое страдание через крик, очень тоскливый, очень человеческий. Антону даже стало жаль то существо, что преследовало его в Мирах дверей, зеркал, троп и пещер.
Крик ужаса и муки взобрался по тонам и полутонам восходящего звукоряда до самых верхних пределов и сорвался в пронзительную фистулу. А потом стал отдаляться – обожженная охотница отступала.
Зрение постепенно возвращалось к Антону. Все тело ныло от последствий сокрушительного удара. Страх ушел, безразличие растаяло. Накатила обида.
- Что за скотство? – сорвался Антон. – Зачем такие… - он не мог подобрать слово и наконец остановился на самом нейтральном. – Зачем такие подножки?
- Следите за речью, молодой человек, - строго сказала Шокалка голосом Натальи Андрейченко в роли Мэри Поппинс. – Нужен был эффект неожиданности. Основы тактики. Это, согласись, искусство!
- Это было неожиданно, - не стал спорить «молодой человек».
- Лучше бы сказали спасибо, - продолжила через «спину» Шоколка, не меняя интонации. – Я Вас от гибели спасла. Хотя это, как Вы могли услышать, и не входит в мои служебные обязанности.
- Да уж, спасибо, - проскрипел Антон.
Он с трудом поднялся на ноги. Проводница развернулась весьма конструктивным способом: просто втянула тело в дом и вновь выбралась наружу, поменяв хвост и голову местами. По туннелю разлилось красное свечение ее губ – теперь не опасное, а мягкое, как свечение красного фонаря в лаборатории фотографа.
- Пожалуйста, - ответила Шокалка беззлобно. – Но помнить нужно, что без храбрости бессильно против опасностей всякое искусство.
- Цитируешь магистра Йоду? – усмехнулся Антон через боль.
- Цитирую Фукидида, - поправила Шокалка. – Однако с тобой речь у нас пойдет не о храбрости, но о глупости. Продолжим путь?
Проводница освещала пещеру на десяток шагов вперед. Стены действительно оказались гладкими, как бы оплавленными, словно путники продвигались внутри огромной трубы для стока вулканической лавы. Антон брел не спеша (куда теперь торопиться?), шлепая босыми ногами (одноразовые гостиничные тапочки слетели в первые же секунды сумасшедшей гонки), наступая на собственную длинную тень. Через некоторое время где-то в самом конце туннеля проявился пока еще не свет – только эхо далекого лазурного света. Теперь, когда цель – лазурный грот - стала видна, Антон зашагал быстрее.
- Надеюсь, ты заметил, мой юный падаван, - проводница с иронией эксплуатировала образ магистра Йоды, - что в исканиях твоих периодически наступает полная… лажа? – Ответа данный вопрос не требовал, поэтому проводница размеренно продолжала:
- Обладая пытливым умом, врожденной наблюдательностью и прочими неотъемлемыми и бесспорными достоинствами, ты наверняка сумел обобщить опыт неудач и сделать определенные выводы. Не так ли?
- Теряюсь в догадках, - бросил Антон через плечо.
- Не терплю кокетства, - было понятно, что Шокалка поморщилась. – Во всем ты уже разобрался самостоятельно. Но коль желаешь поиграть – изволь. Лажа в твоей жизни наступает тогда, когда ты – volens-nolens – нарушаешь некие незыблемые правила, некие устоявшиеся традиции. Тогда, когда пренебрегаешь безусловными человеческими ценностями.
- Я просто проявлял бережливость, - попытался оправдаться Антон.
- Экономя на презервативах и не давая девушкам денег на такси, ты не просто проявлял бережливость, - жестко перебила Шокалка. - Ты вторгался в святая святых, ты пытался расшатать основы основ. Ты со всего маху рубанул по хрупкому хрусталю отношений между мужчинами и женщинами. А именно это и называется пренебрегать человеческими ценностями.
- Значит, таская женщин в гостиничные номера, я ценностями не пренебрегал? – едко спросил Антон. – А стоило мне сэкономить пару сотен на такси…
- Не путай божий дар с яичницей, - вновь перебила Шокалка. - Супружеские отношения – они же, как религия: чем древнее, тем больше в них традиции, но тем меньше страсти. Любая религия требует зрелищных чудес и ритуалов обновления. Иначе угасает вера, и религия теряет прикладное значение, утрачивает актуальность и со временем вымещается другой, более молодой, более активной, более наглой конфессией. Так что в одном случае ты поступал как мужчина, как приверженец общечеловеческих ценностей, а в другом – как сторонник ценностей новоевропейских. Кстати, ты обратил внимание на то, что в вашем мире нынче стало модно следовать этим самым загадочным «европейским ценностям»?
- Трудно не заметить, - Антон пожал плечами. – Со всех экранов сквозит. «Демократия, толерантность, плюрализм»…
- Лишь слепец не разглядит четко прописанный коннотат противопоставления, - объявила Шокалка. – Все, что ты перечислил, а также множество других ориентиров, которые декларируют «европейские ценности», - всего лишь частные проявления некоторых особенностей, присущих европейскому менталитету, и то избирательно.
- Поясни, - попросил Антон.
- Возьмем, например, демократию, - с готовностью согласилась Шокалка, - лыко, которым перевязан весь пучок ценностей новой Европы. На самом деле, спартанская монархия и афинская демократия рубятся до сих пор так, как рубились больше двух тысяч лет назад. Меняются границы, меняются формы, меняются способы. По какому-то недоразумению ныне именно демократия (вернее, та форма коллективной монархии, которую сейчас зовут демократией) самопровозгласила себя «европейской ценностью». Завтра ветер переменится, и лозунги, ориентиры, доминанты также претерпят метаморфозы. Стоит только научиться ждать и видеть колесо истории во всем его великолепном диаметре, а не барахтаться мыслью в луже современности, уподобляясь лягушке в стеклянной банке. Однако время в разговорах летит незаметно. Мы уже на месте, молодой человек.