«...Что касается моего творческого кредо – это гармония и красота, будь то человек, природа, спектакль, куклы, чистота правды...», – заканчивает Андрей Яковлевич Семенович, главный художник театра кукол, свои «мемуары», как называют в театре тоненькую ученическую тетрадку, в которой он скупо излагает свою биографию – творческую и человеческую. Товарищи актеры попросили его об этом накануне «бенефиса» – творческого вечера, посвященного юбилею художника.
Слово «юбилей» к Андрею никак не вяжется. О Семеновиче до сих пор говорят «молодой художник», несмотря на большой стаж работы а театре, зрелость творчества. Внешне он очень моложав, но, наверное, дело не только в этом. Семенович-художник так самобытен и по-мальчишески непосредственен, так ярка, зрелищна, озорна и изобретательна его творческая фантазия, что цифра «50» многим, даже знающим его давно, показалась неожиданной.
Семеновичу присуще острое чувство современности. Это касается как театральных, так и не театральных его работ – рисунков, картин (в фойе театра организована выставка его работ, первая за многие годы).
«Родился я на западе Украины, детство прошло при панской Польше, ранние годы – в оккупации фашистов. Воспоминания тех лет отрывочны. Помню, как немцы допрашивали мать – где отец. Помню, как отступали немцы, и нас, малышей, загоняли в дом. Как горела церковь от разрыва снаряда. Потом был холод и голод, начались коллективизация, раскулачивание. Днем – Советская власть, а ночью бандеровцы сжигали дома тех, кто вступал в колхоз, вешали людей. Но был какой-то невероятный подъем народа, трудились с верой в будущее.
Еще запомнились народные праздники: рождественские колядки, Ивана Купалы, вечорницы, свадьбы со скачками на лошадях...»
Ощущение праздника было сильнее, ярче трудностей и бед. Воспоминания детства в рисунках Андрея светлы и радостны: «Полесская песня», «Лето»,
«В том далеком, далеком детстве»... Чистенькие украинские хатки, катаются на самокатах мальчишки, женщина стирает белье... Сгусток деревенской жизни, где все намеренно собрано воедино, в одну пеструю, радостную картинку…
В этих картинах – то, что осталось перед глазами на всю жизнь: самые первые воспоминания, его «малая родина».
То же мажорное и одновременно элегическое настроение узнается во многих спектаклях, оформленных Андреем. Хотя часто он бывает ироничен и насмешлив, лукаво озорничает и весело обличает.
В кукле нельзя передать мимику, но можно придать ее облику какую-то самую характерную черту. Тупое самодовольство читается на лице Князя из «Легенды горы Фудзи», смехотворная чванливость на мордашке рыжей растрепы Анны из «Золушки», самоотвержен пудель Артемон из «Буратино»...
Много было шутливых поздравлений во время бенефиса, целый спектакль из жизни Андрея Семеновича показали созданные им куклы. Он работал на новостройках в Крыму, служил в армии, был оформителем на заводе в Казани и одновременно учился на вечернем отделении в театральном училище, занимался в художественной студии. Затем Ленинград. Институт театра, музыки и кино. Здесь он учился на отделении художников-скульпторов, имел свободное посещение натурных классов Академии художеств.
Он всегда жил жадно, пытался успеть как можно больше, впитывая в себя окружа¬ющее. Музеи, занятия в библиотеке академии, учеба... И еще нужно было подработать, ведь стипендия – 24 рубля, на помощь
родителей-пенсионеров рассчитывать не приходилось.
В Курск Андрей попал по распределению. В 1972 году был здесь на практике, а в следующем приехал в театр кукол главным художником.
До сих пор он с особой нежностью относится к своему первому спектаклю «Манук – отважное сердце». Сколько их было потом? Никак не меньше восьмидесяти. Первые годы за сезон приходилось оформлять по 4-5 спектаклей, а это невероятно трудно, особенно если учесть, что специалистов – бутафоров, скульпторов хронически не хватает.
Смотреть на Семеновича за работой чрезвычайно интересно. Он человек немногословный, очень сдержанный, и все, что иные проявляют в речах, выражает в своих работах.
Атмосфера спектакля, настрой на него, на его основную мысль невозможны без удачной работы художника. Но в кукольном театре он дол-жен быть еще и волшебником. Как бы стройно ни была выписана роль, как бы ни был талантлив актер, если в руках его безликая кукла, удачи не добиться. Кукла заставляет смеяться и думать, грустить и негодовать. Она мертва без рук и голоса актера, но кук¬лы Семеновича настолько самобытны сами по себе, что вызывают живую реакцию зрителей при первом же по-явлении на сцене.
Последняя работа Семеновича – оформление спектакля «Джунгли». Ленинградский режиссер Н. Кострюков, поставивший спектакль, отмечает умение Семеновича подчинить свою яркую индивидуальность режиссерскому замыслу: «А может, наоборот, режиссерское воплощение во многом следовало за фантазией художника. Он предложил много эскизов, и, когда я их увидел, то сразу понял: это то, что нужно».
В этом сложном и умном спектакле о человечности и жестокости у художника было широкое поле деятельности. Здесь было над чем работать, и он, как всегда, творил с огромным удовольствием, взахлеб. Невозможно оторвать глаз от эскизов к спектаклю – таинственные деревья, фосфоресцирующие, светящиеся во тьме, краски.
Рассказывая о красивом и безобразном, ужасном и веселом, он неизменно соблюдает законы красоты. Красивы его куклы и декорации, красивы рисунки. Его бесконечные бабы-ёги и ведьмы, чудища и кощеи очаровательны и при всем при том правдоподобны. Только в «Горе Фудзи» четыре чудища – огромных, в человеческий рост, и для каждого он находит свои неповторимые черты.
Андрей очень тонко чувствует цвет. Это проявляется и в оформлении спектаклей, и в рисунках, картинах, пейзажах... В его «Расставании» – все нюансы зеленого, только одного зеленого, и от этого еще сильней ощущение тревоги и грусти, нежности и древности. «Он находит для каждого сюжета свои выразительные средства, и при всем его своеобразии содержание всегда соответствует форме. Он метафоричен и реалистичен одновременно», – говорит о нем искусствовед Аркадий Грибовский. И, тем не менее, в Курске Семеновича ни разу не приглашали для участия в художественных выставках. Андрей считает, что это из-за того, что нет в его работах «ни передовиков производства, ни передовых доярок, ни других знатных людей». Между тем в Белгороде, Воронеже давно практикуют выставки художников театра, там они – полноправные члены Союза художников.
Счастливое сочетание: быть одновременно и художником, и человеком Театра. Если до¬бавить к этому то, что Анд¬рей Семенович еще и очень добрый, умный человек, ве¬дущий активный образ жизни (велосипед для него почти основной вид транспорта), что у него счастливая семья и сам он своей судьбой дово¬лен, то многие, пожалуй, Анд¬рею позавидуют.
(«Курская правда», 5 февраля 1989 года)
И ЕЩЕ...
…Андрей Семенович был похож на Шерлока Холмса. Невозмутимость, спокойная уверенность в себе, элегантность и неизменная трубка во рту. Конечно, он не играл эту роль – это все было его сущностью. «Удав» – называл его Анатолий Матвеев. «Нет, вы только подумайте! – возмущался Матвей, – Пришли в «Жемчуг», за соседним столиком – симпатичные дамы. Я и так, и эдак – комплименты, анекдоты, байки… Хвост распустил, чуть ли не на руках стою. А этот сидит, курит, молчит, а бабы вокруг так и вьются – глаз не сводят, сами танцевать приглашают!..»
Когда Семенович был погружен в творчество – «пусть весь мир подождет!» Вбегает в кабинет художника взволнованный режиссер Сезоненко: «Андрей, срочно иди в зал! Там…» – «Подожди, пацан! Не мешай!» – и продолжает что-то домысливать, рисовать.
Ирина Куцевол – главный цветовод театра. Любовно разводит цветы и все время ищет для них оригинальные горшки. Однажды кто-то подарил ей «павлиний хвост» – очень красивый и огромный. Ирина думала, думала и придумала. Татьяна Гаркавцева принесла под цветок старое ведро, Ира пошла с ним к Семеновичу. Поставила ведро перед ним: «Андрей Яковлевич, ты сможешь! Нужен горшок под «павлиний хвост». «Зайдешь позже», – коротко ответил Семенович, не отрываясь от работы. Ирина отправилась на репетицию «Шурочки-Снегурочки», а через час зашла в кабинет художника. Семенович задумчиво творил: то нарисует на ведре кружочек, то черточку, курит, курит – снова взмах кисточкой… Там – капелька, там – квадратик…
– Уйди, Куцевол, не мешай.
– Поняла. Ухожу. Дуракам полработы не показывают.
Когда Ира зашла к Андрею Яковлевичу в следующий раз, перед ней предстало произведение искусства! Было в этом новом горшке столько креатива, экспрессии и гармонии, что любо-дорого посмотреть! Довольный работой Семенович улыбался и курил. Цветок в «произведении» смотрелся на диво! Все приходили посмотреть. Горшок тот до сих пор в театре стоит…
Сын Андрея Яковлевича родился с врожденным пороком сердца. Когда ему делали операцию в Москве, а денег для нее не было, Семенович расписывал в больницах стены – ночью и днем. А как он общался с животными! Как они друг друга понимали – с полувзгляда. У него была роскошная кавказская овчарка. Вот это была дружба!
Впервые Андрея Яковлевича я увидела не в театре. Лет с тех пор прошло немало.
Еду в «восьмерке» на индивидуальное занятие по сценречи домой к моей кураторше Ларисе Анатольевне (к слову сказать, наша прелестная Девочка в очках, несмотря на специализацию, имела немало речевых особенностей, как тот логопед из советского фильма)… Очень симпатичный молодой мужчина внимательно меня рассматривает. Ну, мало ли кто нас так рассматривает в наши 18 лет – странно, если б было не так. Выхожу – мужчина выходит тоже. Идет по другой стороне, сворачивает туда же, куда и я. Заворачиваю во двор – он тоже. Начинаю волноваться. На вид вроде человек приличный, но мало ли!.. Подхожу к подъезду кураторши, он тоже. Поднимаюсь по лестнице, звоню в дверь, незнакомец идет следом, подходит к той же двери (все фильмы ужасов промчались в голове за секунду) и… невозмутимо открывает дверь ключом.
– О, Андрюша, а зачем ты звонил? – встречает его моя педагогша.
– А, это ты… – наконец замечает она меня.
– Таня, ну разве Андрей Яковлевич похож на маньяка? – заливается потом у себя в комнате колокольчиком Лора. – Как ты могла подумать!
Ту квартиру на КЗТЗ знают многие работники культуры – в разное время там жили библиотекари из «Асеевки», преподаватели «Кулька», артисты кукольного и драматического театров. Не совсем общежитие, скорее двухкомнатная коммуналка. В то время здесь в большой комнате жили наша кураторша Лора с девочкой из «Асеевки», в другой, поменьше, – художник театра кукол Андрей Яковлевич Семенович.
Он поздно окончил ЛГИТМиК, и в Курск, по настойчивому приглашению Анатолия Сезоненко, приехал тридцатичетырехлетним. Но выглядел удивительно молодо всегда, до последнего дня, – намного моложе своих лет.
Из студенческих воспоминаний, связанных с той «культурной квартирой», – еще одно. Мы собирались в колхоз, ждали до позднего вечера сломавшийся автобус. В итоге, домой я не попала (не тащиться же снова с утра с тяжелой сумкой) и была оставлена Девочкой в очках на ночевку. В итоге, мы весь вечер и полночи играли в покер и проводили сеанс спиритизма. В комнате у Семеновича остался ночевать вечный студент, человек с богатым прошлым,
к которому относилась и актерская служба в театре кукол, Валерий Бугорский. Неподражаемый юмор обоих джентльменов несколько мешал серьезному действу, но все равно было жутковато.
…А уже через короткое время я стала водить в театр кукол сына, очень подружилась со всеми кукольниками и имела возможность оценить талант Андрея Яковлевича.
…Редкого таланта был художник Андрей Семенович… В Воронеже сидели наши актеры за одним столиком с известной московской критекессой. Посмотрела она буклеты театра и попросила познакомить с удивительным художником. Бралась сделать выставку в Москве.
У Андрея пространство использовалось вовсю: работали передний, задний планы, боковушки, опускалось что-то сверху… В спектакле по Шукшину действие начиналось так: открывалась ширма – получался огромный зал библиотеки, портреты – пустые рамы, в них куклы. Бедная Лиза и Иван выходили на авансцену из книжной полки.
Всегда скрупулезно подбирались одежда, куклы, декорации… Подход научный. Готовились спектакли «Теремок», «Гусенок» – кабинет художника в книгах: «Русские прялки», «Русские Сани»… Изучал русский колорит. Восточный – для «Гасана» или «Фудзи» – тоже море литературы, альбомов…
У него всегда живые образы. Обаятельные. В зверях «читаются» люди. Таких кукол ни у кого не было. Подсказки-манки заранее сделаны художником. Глаза у кукол очень живые всегда. Выставит свет и начинает опять
колдовать-подкрашивать. В «Лебединце» у Васьки такое живое лицо – хитрое и одновременно страдальческое. Пройдоха, но несчастный. Драматическая роль и кукла под стать. Хороша его Мальвина! Краше никто не видел – ни в кино, ни в мультфильмах, ни в театре! В «Галатее» кукла Пигмалион «бледнела», так он использовал свет. То же в философском спектакле «Лебединец-град» – с куклой Васька Бражник. Как кукла может побледнеть? А ребенок видит, верит. На Лаборатории критики отметили, что есть моменты, когда кукла молчит, но пытается выразить то, о чем думает, даже отвернувшись от зрителей. И спиной, можно, оказывается, говорить… Декорации к спектаклю с огромными колоколами на переднем плане тоже точно играли на мысль спектакля.
За десятилетия работы Семеновичу приходилось создавать огромное количество кукол-зверей. Однажды жаловался: «Это десятый волк, которого я делаю…» Даже в уродстве Семенович пытался найти хорошее. Отрицательные герои не были совсем «черными». Бабки-ёжки, кикиморы Семеновича – трогательны, смешны.
Актеру, благодаря работе художника, всегда было удобно играть и в традиционных ширмовых спектаклях (передвижных, мобильных), и в больших спектаклях для стационара. Механика кукол детально продумана.
В каждом спектакле Семенович придумывал новое решение кукол, декораций. Предложил штоковые куклы (управляются сверху – в голове штыри) в постановке «Коза и семеро козлят» – ее ставил приезжий режиссер Карнер. Четко задавал образ. Все интересно, необычно. Динамику движения придумывал. Собаки в «Галатее» – живые люди, подвижные, забавные…
В «Таинственном гиппопотаме» ширма из двухсторонней ткани двигалась, как дорога… Как будто герои идут, а дорога движется. Арка в «Золушке» – из тоненьких трубочек, которая при помощи подсветки казалась массивной, огромной. Весь зал сиял. Легкость, воздушность царили на сцене в сказочных, волшебных постановках. Его декорации создавали атмосферу спектакля.
У него не было плагиатов, хотя он всегда следил за работой коллег из кукольных театров Союза. Любую заимствованную идею он совершенствовал до неузнаваемости. А уж как его идеями пользовались многие театральные художники-кукольники!..
Однажды за полтора часа до начала спектакля починил неожиданно сломавшуюся декорацию к «Бумажному рыцарю» (работа режиссера Гольдмана и художника Юшковой).
Во время Олимпиады-80 он сделал костюмы мишек. Московские представители восхищались и после этого Семеновичу наконец дали квартиру.
У Андрея было несколько персональных выставок – в театре и в Выставочном зале. После них многие зрители и профессионалы называли его гениальным художником.
Сезоненко с Семеновичем понимали друг друга с полуслова. Сезон порой восхищался вслух: «Семенович, ты гений!»
( Из книги " ВАШ СОБКОР ИЗ ТЕАТРА КУКОЛ, или "Золотой век Анатолия Сезоненко")