Мишкины университеты. Глава 2. Дела пацанские

               
         Глава 2. Дела пацанские
      
   Утром следующего дня, Мишка проснулся, оттого, что кто-то теребил его кудри.  Открыв газа, он увидел, что завитушками волос на его голове играет серый котёнок. Засмеявшись, подросток легонько толкнул котёнка и тот спрыгнул на пол. В комнате было тихо и прохладно, не так, как в харьковском общежитие, где в коридоре чуть ли не с шести утра начинали ходить, шуметь и звенеть посудой люди. «Как всё-таки хорошо дома», -  сладко потянувшись подумал мальчик. «Но с другой стороны, в общаге тоже хорошо. Сам себе хозяин».  «Придумал тоже, в общаге хорошо. Там никто не позаботится, никто не накормит, а дома проснулся – не успел встать, а тебя уже за стол зовут. Вот где хорошо», - ехидно возразил ему другой голос. «Тебе бы только пожрать, хорошо – оно разное. Так, что и тут хорошо и там тоже», - мысленно ответил своему оппоненту Мишка, и откинув одеяло вскочил с кровати. 
      Несмотря на то, что на дворе уже была середина августа, лето уходить не собиралось. День обещал быть жарким, что очень обрадовало Мишку. «Поем и пойду на мельницу. Все пацаны там, наверное», - решил он.  Мама, увидев, что сын проснулся, застелила клеёнкой стоящий во дворе под развесистым клёном стол, и поставила на него большую тарелку, на которой горкой лежали ещё горячие пышные оладьи. Рядом с тарелкой, как на скатерти самобранке, возникли блюдечко со сметаной, и чашка дымящего какао. После этого мама села на скамейку напротив сына, и подперев щёку рукой, с любовью смотрела, как он с аппетитом уплетает оладьи. «Ты бы рассказал, как вы съездили, где жили? Как экзамены сдал, где питался? Небось голодным ходил, денег то мало я тебе дала. Да и где их взять, денег-то?» «Всё нормально, мам, всё хорошо. Жили в общежитие, питались в столовой заводской – дёшево и сытно. Не переживай, денег хватило. Экзамены на «четвёрки» сдал – оба, и Юрка тоже на «четвёрки», - не переставая жевать отвечал Мишка.  Съев последний оладышек, он вылизал языком с блюдечка остатки сметаны, и допив какао сказал: «Спасибо, мам, вкусно очень!  Я побежал на речку!?»  «Беги, беги. Там тебя уже заждались. Спрашивали про тебя Вовка Сыч и Лёнька Сычёв, когда приедешь? Трёх дней без тебя прожить не могут дружки-приятели!»
        На мельнице, к удивлению, Мишки никого из друзей не было.  На мосту сидело несколько рыбаков, а ниже по течению, на «песочке», купалась малышня. Немного подумав, где могут быть его приятели, подросток пошёл вдоль речки, на луг, и там, на берегу напротив школы, увидел всю компанию. Усевшись кружком пацаны, играли в карты.  Здесь были все: Вовка Чепок, Вовка Сыч. Лёха Сычик, Юрка Фриц и ещё несколько мальчишек помладше – всего человек шесть. Как только они увидели Мишку, радостно загалдели: «Гля, пацаны, студент нарисовался!» «Такие люди, и без конвоя!» «Смотри-ка, живой вернулся!» Увидев такой тёплый приём, Мишка, растянув в улыбке губы, поднял руку и сказал: «Привет, бродягам! Поздравьте – поступил!» Друзья опять радостно загудели: «Молодец!» «Кто бы сомневался!» Они потеснившись, освободили место для него, и он включился в карточную игру.  Как всегда, больше всех не везло Юрки Фрицу, его крупный нос, который пацаны прозвали «рубильником», был уже красный, как морковка. За игрой обсудили все новости. Главной темой было то, что вчера, отбыв срок, из тюрьмы пришёл Валерка Буркин. Никто их них Валерку ещё не видел и всем хотелось посмотреть, изменился он или нет. Кроме того, ребята увлечённо делали прогнозы, сколько времени Буркин на этот раз пробудет на свободе. Большинство сходилось на том, что не больше года. Другую новость рассказал Сычик: оказывается, два дня назад, по соседству с ним поселились на квартиру, приехавшие работать штукатурами в СМУ, четыре девчонки. По словам Лёхи девчонки были симпатичные и не особо отягощённые нравственными принципами.  Он уже с ними познакомился, а с одной – Танькой, до полночи «зажимался» на лавочке, и она ему позволяла лазать во все запретные места. Все Мишкины друзья были старше его, им всем исполнилось по семнадцать лет, но Мишка точно знал, что у никого из них с девчонками ещё ничего такого, что бывает между мужчиной и женщиной, не было, и хотя каждый знал об этом всё в мелочах и подробностях, не смотря на это пацаны открыв рот с интересом слушали Сычика. Только Чепок, которому шёл уже двадцатый год снисходительно посмеиваясь, смотрел на них сверху вниз.
    Мишка, только вчера приехавший из Харькова, заскучал по друзьям, которых он знал с детства, и четыре дня проведённые вдали от них воспринимались, как сон. Ему казалось, что он никуда не уезжал отсюда. Поэтому парнишка боясь, что друзья его могут засмеять, ничего не стал рассказывать им о приключениях в городе, но то, что рассказывали они, слушал с большим интересом. Слушая их у него даже прошла вечная обида, что они старше его, всегда раньше уходят в жизнь, и больше знают о ней. Подросток чувствовал себя равным среди равных, а сейчас даже в чём-то испытывал превосходство. Никто из сидевших рядом с ним пацанов, никогда не выезжал за пределы городка, а он был в Харькове и мало того, не ударил в грязь лицом – сумел себя защитить. К тому же перспектив у его приятелей, поступить куда-нибудь учиться не было никаких, разве что только у Юрки Фрица. Вовка Сыч так и не окончив восемь классов, бросил вечернюю школу и пошёл работать учеником слесаря в вагонное депо. Лёха Сычик тоже не захотел учиться, даже в вечерней школе. Оставил её, он в настоящее время по этому поводу постоянно ссорился с отцом, иногда их ссоры даже переходили в драки. И Вовка, и Лёха с нетерпением ждали призыва в армию, надеясь, что это может как-то изменить их жизнь. Правда у Сыча родители были более-менее обеспечены, и могли содержать неработающего сына, но Лёхе Сычику надеяться было не на кого, и где он брал деньги на папиросы, вино, а в последнее время на модные туфли и брюки, для всех окружающих оставалось секретом. Хотя для его друзей никакого секрета не было – все знали, что Сычик в одно время сойдясь с Женькой Попом –воровал. И только по счастливой случайности не загремел в тюрьму, вместе с ним, за налёт на инкассатора. После того, как Попа осудили на восемь лет, Лёха воровать не перестал. Он мог обобрать пьяного мужика – вывернув ему карманы и забрав получку, или у приехавшего на рынок, зазевавшегося колхозника, вытащить из кармана кошелёк. У Юрки Фрица были другие планы. Его старший брат Славка уже давно жил и работал на Донбассе, и Юрка собирался уехать к нему и поступить в училище.
      Поиграв в карты, ребята решили искупаться. На удивление Мишки вода в Валуе была очень тёплой. После купания, Сычик сказал Вовки Сычу: «Ну что, ты не передумал наколку делать?» Вовка ответил: «Перстень на средний палец левой руки». «Ты же хотел крест обвитый змеёй на ноге?» «Передумал», - ответил Сыч.  Мишка, тоже давно хотел себе сделать наколку, и теперь внимательно вслушивался в их разговор. Небрежно, как само собой разумеющиеся, он спросил у Сычика: «А у тебя есть картинки что будете колоть? Покажи». Лёха вытащил из кармана брюк лист бумаги, вырванный из ученической тетради в клеточку. На листе были нарисованы несколько перстней разной геометрической формы, с расходящимися от них синими лучами, а также могила с крестом обвитым пятнистой змеёй. Рисунок могилы с крестом Мишке понравился. Поколебавшись, он сказал: «Лёха, вот это мне наколешь на ноге?» «Сделаю», -  ответил тот. «И ещё перстень», - добавил Мишка.
    Первому кололи Вовке Сычу. Лёха достал пузырёк чёрной туши, две связанных ниткой иголки и химический карандаш.  Послюнявив его, он нарисовал, на верхней фаланге среднего пальца левой руки Сыча, ромбовидный перстень, с шестью отходящими от него лучами. Потом крепко сжав Вовкину руку, окунул иголки в туш и вонзил их в палец Сыча. Тот скривился от боли, но промолчал. Когда кольщик вытащил иголки, то из прокола пошла кровь. Смешиваясь с тушью, она приобретала красно-чёрный цвет, и текла по руке. Наколов ромб и колечко, Сычик вытер кровь с рисунка, и хотел продолжить работу, но Вовка вдруг сказал: «Хватит, больше не коли». «Дело твоё», - ответил Лёха.  «Мишка, ты не передумал?» - спросил он.    «Нет», - ответил подросток. «С чего начнём?» - спросил кольщик, потуже обматывая ниткой швейные иголки. «Перстень», - лаконично ответил Мишка.
    Протянув руку Сычику, он отвернулся, чтобы не смотреть, как чёрно-красная жидкость капает с его пальца. Когда Лёха нанёс первый укол, и иголки проколов кожу уткнулись в костяшку фаланги, Мишка понял, почему Сыч отказался колоть лучи – больно. Сцепив зубы, и стараясь не отражать свои эмоции на лице, подросток терпеливо переносил экзекуцию.  Сычик, окончив колоть перстень, и, полюбовавшись своей работой, спросил: «Лучи колоть будем?»  «Обязательно», - сквозь зубы ответил Мишка. Наколку лучей он перенёс стоически – закурив папироску, демонстративно пускал в воздух кольца дыма.
       Могилу с крестом кололи под пристальными взглядами пацанов. Они окружив место ритуального обряда, смотрели, как Лёха нарисовав на Мишкиной ноге картинку, более-менее похожую на ту, что была на тетрадном листке, приступил к работе. Картинка была большая, и Лёха боясь, что кровь зальёт её до того, как он закончит колоть, торопливо тыкал своим инструментом в Мишкину ногу. Если на пальце иголки упирались в кость, то на ноге они проникали глубоко в мышцу, и боль от каждого укола была ещё сильнее, а когда на пути попадался нерв, то становилась просто невыносимой, но вокруг стояли друзья и приходилось терпеть.
       Наколов крест и змею обвивающею его, кольщик, так как уже не видел рисунка, вынужден был остановить работу. Когда он вытер с Мишкиной ноги кровь, смешанную с тушью, то пацаны ахнули. Крест получился кривой, а змея была похожа скорее на толстого дождевого червяка. Мишка увидев, такое, чуть не заплакал. Посмотрев с ненавистью на Лёху, он сказал: «Ты что, гад, сделал? Не можешь – не берись. Это же на всю жизнь!» Тот в ответ виновато развёл руками, мол ошибся – бывает.  Внутри Мишки бушевал два чувства: ненависть к другу и обида на него, и вложив эти чувства в кулак, он ударил его в подбородок. Удар был такой силы, что Лёха упал, как подкошенный.
         Пацаны вокруг одобрительно загудели, а Сычик, оправившись от удара, вскочил и бросился с кулаками на Мишку. Но тут неожиданно, на правах старшего, вмешался Вовка Чепок: «Лёха, остынь! Ты же ему шкуру попортил! За такие дела отвечать нужно!» На слова Чепка пацаны опять одобрительно загудели. Сычик увидев, что поддержки у него нет, сквозь зубы выдавил из себя: «Не прав я. Согласен». Инцидент вроде бы был исчерпан, но в душе оба подростка затаили обиду друг на друга. Единственное, что хоть как-то успокаивало Мишку, это то, что неоконченную   картинку не было видно под длинными «семейными» трусами.
       Настроение у него было испорчено, кроме того распух и покраснел палец на котором вытатуировали перстень, тоже самое было и с ногой. Идти домой пока не стемнеет не было никакого желания – мама, конечно, сразу увидит перстень на пальце и очень расстроится. Нужно было как-то умудриться сделать так, чтобы она не заметила наколку, хотя бы до того времени пока не сойдёт краснота и опухоль, а когда всё сойдёт, то можно будет обвести синими чернилами, а потом он уедет в Харьков.
        Выкупавшись и наловив раков, а также накопав, за речкой на Осеевских огородах, картошки, ребята подкрепившись, остаток светлого времени провели на лугу играя в футбол и карты. Под вечер, когда начали донимать комары и все засобирались домой, Чепок неожиданно сказал: «Пацаны, кто хочет хорошо подзаработать?»  «А что за работа?» - спросил Вовка Сыч. «Вагон с углём выгрузить, для котельной пивзавода. Платят пятьсот рублей. Нужно человек семь, восемь», - ответил Чепок. Ребята промолчали – вагон угля, это не шутка – шестьдесят тонн! На том и разошлись.
       По дороге домой мысль, что можно заработать, не выходила из Мишкиной головы. Денег всегда не хватало, об этом постоянно говорила мама. Да и сам он прекрасно понимал, что поношенную фуфайку, в которой он ходил в школу, в Харькове носить стыдно, а значит нужно покупать или шить пальто. Кроме того, нужны туфли, зимние ботинки, брюки, пиджак и хотя бы пару рубашек. А на межсезонье плащ или куртка, и ещё много всяких мелочей: шарф, шапка, перчатки, носки, майки, трусы. Задумавшись об этом, Мишка снова с завистью подумал о старшем брате, ему при поступлению в училище всё обмундирование выдало государство. И Коле не нужно было ломать голову над тем, как и во что одеться. В уме разделив пятьсот рублей на восемь человек, он получил шестьдесят рубликов на брата. Это были хорошие деньги, больше чем мамина пенсия за два месяца! И уже у самого дома он решил: «Пойду выгружать уголь!» На следующий день он сказал об этом Чепку.
       Вагон с углём для котельной прибыл на подъездной путь маслозавода через два дня. К этому времени Вовка Чепок сформировал бригаду грузчиков из восьми человек. В неё вошли: сам Вовка Чепок, Юрка Фриц, Вовка Сыч, Мишка и ещё четверо ребят с Новой Монастырки, (так называли улицы примыкающие к вагонному депо).  В этой бригаде грузчиков Мишка был младше всех.         
   Совковые лопаты и брезентовые рукавицы пацанам выдал пивзавод, кроме того, на бригаду дали лом и кувалду. К разгрузке угля приступили в девять утра. С чего начинать никто из новоиспечённых грузчиков не знал. Все смотрели на Чепка и ждали его указаний. Тот взял кувалду подошёл к вагону и ударил по защёлке, удерживающей люк. После двух ударов она с лязгом освободила правую сторону люка. Чепок перешёл на левую сторону и начал колотить кувалдой по второй защёлке. Вся тяжесть угля давила только на неё и поддавалась она с большим трудом. С каждым ударом кувалды защёлка по сантиметру сползала с люка, и когда Вовка врезал в очередной раз, тот открылся и из вагона хлынул уголь, Чепок еле успел отпрыгнуть в сторону.  Когда открыли все люки, уголь высыпавшись под вагон завалил рельсы и шпалы. В воздухе повисла густая угольная пыль. Грузчики, взявшись за лопаты, приступили к работе.
     Трудились поначалу споро, с шутками и прибаутками.  Пацаны гребли уголь лопатами из-под вагона и сбрасывали его вниз, под откос.  Работа казалась не такой уж и тяжёлой, но уже к двенадцати часам дня задора поубавилось, заныли мышцы, а сами грузчики стали похожи на негров. Кроме того, утром, солнце было невысоко, и тень от вагона спасала ребят от его лучей, а когда оно оказалось в зените, пацанам, несмотря на то, что они работали полуголыми, стало жарко. Грязными ручейками солёный пот стекал по телу и лицу и попадал в глаза и рот. Глаза от него слезились, а на зубах скрипела угольная пыль. Пыль проникала в бронхи и лёгкие, поэтому, когда мальчишки кашляли и сплёвывали, слюна была чёрной, а в груди было ощущение, что кто-то драл внутри наждачной бумагой. В два часа решили сделать перерыв: пообедать и искупаться в речке, благо она была недалеко. Перед тем как идти купаться, Чепок цепляясь за скобы поднялся по борту вагона наверх и заглянув в него сообщил, что большую половину угля они выгрузили, но осталось ещё много.
     В речке плескались долго. Кусок хозяйственного мыла, найденный на берегу под листом лопуха, очень пригодился – угольная пыль въелась в поры и отмывалась плохо. Водные процедуры сняли усталость и выбравшись из речки, пацаны опять почувствовали себя полными сил, хотя работать им совсем не хотелось. Но делать было нечего, как говорится: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».  Перекусив ребята пошли разгружать вагон.
      И снова лопаты, уголь и пыль. К восьми вечера, несмотря на рукавицы, у всех грузчиков были кровавые мозоли на руках. Уставшие до изнеможения, грязные, похожие на шахтёров, выехавших после смены из шахты, сцепив от боли зубы, пацаны уже при свете уличного фонаря заканчивали разгрузку вагона.
        Идти мыться на речку уже не было сил, но переселив себя ребята всё-таки пошли.  На берегу никого не было, и они сбросив всю одежду, включая трусы, попрыгали в воду. На их удивление вода оказалась теплее, чем днём. С трудом нашли предусмотрительно спрятанный в обед обмылок, и смыв им угольную пыль и накупавшись, ребята разошлись. Домой Мишка пришёл почти в полночь. Кушать и отвечать на вопросы мамы он не стал, а сразу упав на кровать мгновенно уснул.
      На следующий день Мишка спал почти до обеда, а проснувшись и пошевелив руками и ногами, почувствовал, как невыносимо болят все мышцы. Вставать не хотелось, хотелось полежать, но вспомнив, что Вовка Чепок говорил, что после обеда нужно подойти на пивзавод и получить деньги – поднялся и вышел во двор.
       День был солнечный, а возле летней печки стояла мама. Увидев сына, она обрадованно всплеснула руками и сказала: «Слава Богу, встал, я уж думала не заболел ли ты? Садись, покушай, я блинов напекла. Ты же любишь со сметанкой!  Бабы из Фурцовки на базар несли продавать, я свеженькой купила». Блины со сметаной Мишка любил, и без долгих уговоров уселся за сколоченный из досок, и покрытый клеёнкой стол.  Мама, поставив блины и сметану, уселась напротив сына.  «Где же ты вчера был? С утра ушёл, а пришёл уже ночью, грязный, даже ужинать не стал».  «Уголь разгружали с пацанами, мам. Нам же деньги нужны? А где их взять? А тут как раз работа подвернулась, вот я и решил – пойду поработаю», - уплетая блины за обе щеки, отвечал Мишка. «Да как же так, что ж ты со мной не посоветовался? Эта работа не всякому мужику под силу, надорваться смолоду хочешь?» - запричитала мама. «Мам, ты бы меня не пустила. Да и вообще… Что случись со мной? Жив, здоров и денег заработал», - Мишка торопливо затолкал в рот последний блин и вылез из-за стола. «Куда опять собрался», - спросила мама. «Пойду на речку помоюсь, грязный я. Дай мне мыло», - ответил сын.
       На мельницу идти не хотелось, и Мишка решил зайти к Вовки Сычу узнать дома ли он, а так как огород Сыча выходил к речке, заодно и искупаться. Узнав у Вовкиной бабушки Мариванны, что внук ещё спит, Мишка будить его не стал, а спустившись к речке разделся и начал мыться.  Когда он смыл с себя вчерашнюю грязь, понырял, поплавал и уже собирался уходить, подошёл заспанный Вовка, и тоже полез в воду. Пока друг купался, Мишка сидел на берегу, курил и размышлял, что он хотел бы купить себе на заработанные деньги. Изломав всю голову, он так и не пришёл к решению, что купить. Хотелось многое, но ему не избалованному обновками, и в большинстве случаев донашивающим одежду за старшим братом, даже в мыслях было тяжело представить, что можно купить на пятьдесят рублей. Десятку из заработанного он решил оставить себе на карманные расходы.
      К пивзаводу они с Сычом подошли в два часа дня. Возле его конторы в полном составе стояла компания вчерашних грузчиков во главе с Вовкой Чепком. Они курили и о чём-то оживлённо беседовали. Мишку и Вовку Сыча пацаны встретили возгласами: «Ну наконец-то! Мы вас уже заждались!»  Ребята гурьбой зашли в здание, и в полутёмном коридоре выстроились в очередь к забранному металлической решёткой окошку кассы.
     Ждать пришлось недолго, минут через пять окошко открылась, и грузчики, расписавшись в ведомости, получили каждый по шестьдесят рублей, а Чепок, как бригадир – восемьдесят. Радостные и довольные, сразу забыв какой ценой им достались эти деньги, пацаны покидали контору пивзавода.
      Ещё вчера вечером, после разгрузки угля, они договорились, что если получат деньги, то такое событие нужно будет отметить. И сегодня, помня об этом, ребята не сговариваясь двинули в сторону столовой маслозавода.
      Зайдя в обеденный зал, пацаны, придвинули друг к друга два стола, и взяв по две кружки пива на брата, расположились за ними. Был разгар рабочего дня в столовую постоянно заходили взрослые мужики в замасленных спецовках, и женщины в синих рабочих халатах, они с удивлением и осуждением смотрели на пьющих пиво ребят. Под их взглядами пацанам стало неуютно, и посовещавшись они решили купить вина и закуски и уйти за речку, на луг, подальше от посторонних глаз. Быстренько допив пиво ребята покинули заведение.
      Сбросившись по два рубля грузчики разделись – трое: Чепок, Фриц и Сыч пошли в магазин за вином и закуской, а остальные прямиком за речку на луг. Мишка, когда проходил мимо своего дома, незаметно отстал от всех, и забежав к себе во двор на всякий случай спрятал под стреху сарая пятьдесят рублей, предназначенных на покупки.
      Придя на берег развели костёр, и, пока ждали ушедших в магазин, наловили и испекли в раков. Гонцы пришли радостные, принесли полную авоську белого вина, хлеб, колбасу, плавленые сырки «Дружба» и консервы «Килька в томате». Стакан был один – пили по очереди. Тёплое вино пахло гнилыми фруктами и протолкнуть его вовнутрь удавалось с большим трудом. После первого стакана в голове у пацанов зашумело, и они оживились.
       Домой Мишка пришёл, когда уже стемнело. Хмель из него почти выветрился, но чувствовал он себя плохо – изо рта несло перегаром, тошнило и болела голова. Из десяти отложенных на личные расходы рублей в кармане остался только рубль с мелочью. Куда исчезли остальные деньги он не помнил.  Да и вообще он многое не помнил из того, что было на берегу, и от этого на душе было тревожно. Успокаивало и радовало лишь то, что он предусмотрительно отложил и спрятал пятьдесят рублей. Забрав из-под стрехи деньги Мишка постучал в дверь.
      Мама открыла почти сразу, как будто поджидала под дверью, когда он постучит. Стараясь не дышать Мишка проскользнул в комнату.  Быстро сбросив с себя одежду он нырнул под одеяло. Когда мама вошла в комнату, и спросила будет ли он ужинать, Мишка притворившись, что спит ничего не ответил.
      На следующий день он отдал заработанные пятьдесят рублей маме, а ещё через два дня они поехали на автобусе в центр городка и купили Мишке вполне приличный костюм, чёрные туфли и две рубашки в клеточку. Жизнь продолжалась!