А может ты Aнгел был?

Иван Лещук
Я помню, папа, прямо сейчас помню... очень сильно помню, до слез помню - светлых, чистых, исцеляющих, и вновь меня, как в “сказочном”/“безоблачном” детстве – крепко/крепко обнимающих! И я снова лечу, лечу, и не боюсь, и не падаю! Помнишь, как ты учил меня летать и не падать?! Я этого никогда не забуду! И я научу своего сына летать, и не бояться, и не падать! Обязательно научу! Обещаю! Ты ведь всегда говорил, что все дети должны летать, и не бояться! Никого, никогда и нигде – не бояться! А помнишь, как мы поднялись на высокую/высокую скалу? Ты учил меня не страшиться “скал”! Ты учил меня не бояться жизни и смерти! И я стараюсь, папа, до сих пор стараюсь, хоть не дорос я еще до тебя, и у меня не всегда получается, но я смогу, обязательно смогу! Ты ведь всегда говорил, что у меня все получится! Как только тебя вспоминаю, так сразу же не боюсь уже ничего/никого, и совсем мне уже не страшно! И поет, и поет, и играет сердце мое – восторженно/радостно, как в детстве! И не во сне уже лечу, и не во сне уже пою и играю! Только о тебе вспомню, как тут же сердце мое оживает, и поет/поет, и играет/играет! И к “небесам твоим”, как во сне , как в “сказочном” детстве, совсем без крыльев взлетает сердце мое утомленное этой “странной” жизнью! И так хорошо! Так хорошо! Как будто ты снова рядом, и как будто мы снова вместе! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?

Я помню, папа, прямо сейчас помню, и уже не во сне, наяву я лечу к тебе, и не боюсь уже никого/ничего/никогда, совсем не боюсь! Я помню руки твои/крепкие/надежные, помню как сильно стучало тогда сердце твое/мужское/честное. Ты смотрел и смотрел... на своего папу, хоть он уже и не дышал! Совсем маленький я тогда был, ничего не понимал. Но я видел в твоих глазах “большие”/чистые слезы - я этого никогда не забуду! Ты держал меня на своих руках, крепко/крепко держал, я прижимался к тебе сильнее и сильнее! И я слышал стук твоего сердца, оно сильно тогда рыдало/плакало/билось! Я не знал даже, что так сердце у тебя стучать и “кричать” сильно/больно может. Сейчас я уже знаю - сын у меня вчера получил травму “спортивную”, я на руках его держал окровавленного, крепко/крепко плакал сынок мой, сильно/сильно... и ко мне прижимался все сильнее и сильнее! Совсем как я, к тебе, тогда, в детстве... И сердце мое вдруг застучало/зарыдало/забилось/заплакало - как у тебя, папа, как у тебя! И слезы прорвались вдруг, не смог удержать я - как и ты, папа, как и ты! Я ведь все помню, прямо сейчас помню... очень сильно помню, до слез помню - светлых, исцеляющих и вновь меня, как в “сказочном”/“безоблачном” детстве – крепко/крепко обнимающих! А может... ты Aнгел был? А я... не заметил?

А помнишь, как вдохновенно ты проповедовал в церкви? Знаешь, почему я не боялся “церковной кафедры” в детстве? Сейчас я сильно боюсь, а в детстве - “там” находился ты! Помнишь, как однажды, мне вдруг сильно захотелись стать рядом с тобой?! Мне даже мама тайно разрешила! Она - прекрасна! Помнишь, как я тихо подошел и стал рядом с тобой? Я помню, папа, прямо сейчас помню! Хоть и совсем маленький я тогда был, но хорошо запомнил! Помню, как волна замешательства прошла по церкви, забубнил/осудил даже кто-то. Но я стоял рядом с тобой, и я ощущал благодать! И мне казалось, что своим присутствием – я помогаю тебе проповедовать! И я помню, как ты вдруг замолчал... И мне стало совестно... И испугался я даже, что опозорил тебя, и что будет нам вместе стыдно. Но ты... наклонился ко мне низко/низко, взял меня на свои сильные руки, крепко обнял, а затем, необыкновенно красиво улыбнулся/сказал: “Отец Небесный носит нас на руках своих, как человек носит сына своего”. Я этого никогда не забуду! Ты научил меня любить и на руках носить и моего сына! И я стараюсь, папа, до сих пор стараюсь... у меня не всегда получается, но я смогу, обязательно смогу! Ведь ты всегда говорил, что у меня все получится! Как только тебя вспоминаю, так сразу же не боюсь уже ничего/никого, и совсем мне уже не страшно! И поет, и поет, и играет сердце мое – восторженно/радостно, как в детстве! И не во сне я уже лечу, и не во сне пою/играю! Только о тебе вспомню, как тут же сердце мое оживает, и поет/поет, и играет/играет! И к “небесам твоим”, как во сне , как в “сказочном” детстве, совсем без крыльев взлетает сердце мое утомленное этой “странной” жизнью! Как будто ты снова рядом, и как будто мы снова вместе! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?

А помнишь, как ты научил меня плавать! Мне было пять лет, а ты взял и научил меня плавать! Ты всегда говорил, что если кто-нибудь тонет, то нужно обязательно собраться, не бояться, и спасать погибающего! А потом мне приснился сон... Я слышал пронзительный крик... утопающего... Вокруг меня - никого, только тьма непроглядная! И гроза, и громы, и молнии, и сильный сильный дождь! И вода – ледяная/холодная/страшная... И этот пронзительный, безысходный, смертельный крик! И я... совсем еще тогда маленький, и сильно боящийся, и плохо плавающий. Но я вспомнил о тебе, папа, а ты всегда говорил, что если кто-нибудь тонет, то нужно обязательно не бояться, а бросаться в воду и спасать погибающего! И я бросился в воду, и я не забоялся, и я вдруг поплыл сильно/уверенно, и совсем мне не холодно стало, совсем/совсем! Ты научил меня сильно плавать, папа! Ты научил меня не бояться жизни и смерти! А потом... я проснулся... и к тебе побежал/“полетел” стремительно, и сон тебе первому рассказал “спасительный”, по-детски/восторженно/искренне! Помнишь, как улыбнулся ты тогда светло и радостно?! И как обнял меня сильно/сильно?! “Ты будешь спасать души для Христа, сынок, ты будешь Его “спасателем”! А потом ты вдруг... заплакал... радостно/радостно, и обнял меня сильно/сильно! И я видел в твоих глазах “большие”, чистые слезы, точно/точно видел - я этого никогда не забуду! Я ведь все помню, папа, прямо сейчас помню... очень сильно помню, до слез помню - светлых, исцеляющих и вновь меня, как в “сказочном”/“безоблачном” детстве – крепко/крепко обнимающих! И поет, и поет, и играет сердце мое – восторженно/радостно, как в детстве! И не во сне я уже лечу, и не во сне пою/играю! Только о тебе вспомню, как тут же сердце мое оживает, и поет/поет, и играет/играет! И к “небесам твоим”, как во сне , как в “сказочном” детстве, совсем без крыльев - взлетает сердце мое утомленное этой “странной” жизнью! Как будто ты снова рядом, и как будто мы снова вместе! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?

A помнишь, как я машину твою разбил/“без разрешения”, и как сильно “попал в аварию”/еще до армии? Я помню, папа, прямо сейчас помню... Не посмотрел ты даже тогда/сразу на машину свою разбитую, ко мне подбежал стремительно и обнял крепко/крепко, как в детстве! “Слава Богу, живой...”, - и снова почти заплакал... и ничего не сказал ты больше, и ничего больше я не помню... с той страшной аварии! И я стараюсь, папа, до сих пор стараюсь тебе подражать/уподобиться... не всегда у меня получается, но я смогу, обязательно смогу! Ты ведь всегда говорил, что у меня все получится! Как только тебя вспоминаю, так сразу же не боюсь уже ничего/никого, и совсем мне уже не страшно! И поет, и поет, и играет сердце мое – восторженно/радостно, как в детстве! И не во сне я уже лечу, и не во сне пою/играю! Только о тебе вспомню, как тут же сердце мое оживает, и поет/поет, и играет/играет! И к “небесам твоим”, как во сне , как в “сказочном” детстве, совсем без крыльев взлетает сердце мое утомленное этой “странной” жизнью! Как будто ты снова рядом, и как будто мы снова вместе! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?

А помнишь, как однажды... в тебя стреляли - за Христа, за веру, за крещение, за спасение утопающих устрашить/убить хотели! И не боялся ты, совсем не боялся – никого/ничего/никогда/нигде! Я смотрел на тебя и учился не бояться - ни пуль, ни смерти! Я стараюсь, папа, до сих пор стараюсь... у меня не всегда получается, но я смогу, обязательно смогу! Ведь ты всегда говорил, что у меня все получится, обязательно получится! Как только тебя вспоминаю, так сразу же не боюсь уже ничего/никого, и совсем мне уже не страшно ! А помнишь, как ты сходил с “пресвитерской”/церковной кафедры? “Я уступаю это место Иисусу Христу… Впереди меня идет настоящий Пастырь... мой Христос! А я... я всего лишь подпасок у Него...”. Я запомнил твое завещание, папа, на всю жизнь запомнил твое кроткое смирение и служение! Знаешь, я не помню твоего крика - ты не умел кричать... Мне всегда казалось, что свой голос ты возвышаешь только “на церковной кафедре”. Слезы умиления выступали у меня на глазах, и дрожь проходила по телу, когда ты молился! Ах, как же искренне и серьезно ты молился! Я еще... не дорос... И еще... еще я хорошо помню, как ты просил прощения у Бога и... и у меня! Аж стыдно сейчас, аж больно/совестно, что разрешал я тебе тогда, перед собой... извиняться и каяться! А ведь ты меня... никогда не бил, и почти не наказывал... и не кричал ты на меня никогда/никогда! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?

“Oтвага веры проверяется готовностью к жертве за Правду и гибели за Истину! Настоящий мужчина не сгорает и не ломается! Как пророк… он идет до конца, до финала бежит бесстрашно/ревностно! И если даже под пулями – то и под пулями совершать таинство веры должен он! Так всегда и говорить и писать надо – как свое последнее слово миру, как завещание, как исповедь сокровенную! По-отцовски поступай, сын мой, по-отцовски служи и дальним и ближним, ибо "нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих", за братьев своих, за детей своих!”

Я стараюсь, папа, до сих пор стараюсь, хоть не дорос я еще до тебя... и у меня не всегда получается, но я смогу, обязательно смогу! Ты ведь всегда говорил, что у меня все получится! Как только тебя вспоминаю, так сразу же не боюсь уже ничего/никого, и совсем мне уже не страшно! И поет, и поет, и играет сердце мое – восторженно/радостно, как в детстве! И не во сне уже лечу, и не во сне пою и играю! Только о тебе вспомню, как тут же сердце мое оживает, и поет/поет, и играет/играет! И к “небесам твоим”, как во сне , как в “сказочном” детстве, совсем без крыльев взлетает сердце мое утомленное этой “странной” жизнью! И так хорошо, так хорошо! Как будто мы снова вместе! И я снова лечу, лечу, и не падаю! А может... ты Aнгел был? А я не заметил?!

© Иван Лещук