– Ну-с, кто следующий? – собкор из Обояни Морозов оглядел всех собравшихся, с естествоиспытательским интересом задерживаясь то на одном, то на другом лице. Только что похоронили Курочкина, как всегда сфотографировались на память на главной аллее с портретом покойного, сказали несколько общих фраз, причем Кока как всегда жался, мялся, не понимая, что «минуту прощания» нужно открыть именно ему, потому возникла неловкая пауза, потом все пошло по сценарию, и вот, с чувством исполненного долга и с глубоким облегчением (холодно, сыро, неуютно) толпа коллег потянулась к автобусу.
Черный Юмор Морозова был традиционен, и Ника перестала ему удивляться. Вот разве что полному равнодушию, пустым глазам и посторонним разговорам по пути на кладбище, во дворе провожаемого товарища и, тем более, на обратном пути, привыкнуть было трудно. А уж на поминках… После первой рюмки развязывались языки, все становились милыми, добрыми и счастливыми. Слава богу, что я здесь, где светло, тепло, и все такие привычные, свои… «Серпентарий» – лучше не скажешь – родной рабочий коллектив. На лестничной площадке Курочкиных Овсова и Лекаренко оживленно что-то обсуждали.
– У меня точно такая же планировка, только кухня больше.
Ника до этого держалась, тихонько глотала слезы, стараясь не вызывать недоумения родных «змей». Так невыносимо было смириться с очевидной нелепостью: Курочкин, такой живой, остроумный, легкий на подъем и работоспособный, романтический, уязвимый, по-детски обидчивый и влюбляющийся как мальчик, вечно молодящийся Курочкин – лежит себе на столе в деревянном ящике, а по нему ползает терпеть его не могущая (и надо сказать горячей взаимностью) Мукина. Шепчет какие-то заклинания (надо думать, молитвы), вкладывает ему что-то в руки, приклеивает что-то на лоб и шепчет, шепчет… Бедный Курочкин, как ему, наверное, нестерпимы ее прикосновения. Наверняка в страшных снах не мечтал о «тактильном контакте» с этой лжехристианской, будучи до конца таким сексуально активным. Интересно, с Люськой у них был роман в прямом смысле или только его горячее желание романа?
…Ника держалась-держалась, но все-таки заревела и была подхвачена Вадиком Белым, который по-братски крепко прижал ее к своему плечу – в дверях показалась курочкинская вдова. Все же зря она так, огульно – живые нормальные чувства иногда все же присутствуют и в серпентарии.
… Конечно, средний возраст в редакции примерно года 54-55 (Ника – самая молодая журналистка в родном коллективе), но это не повод, чтобы с периодичностью раз в квартал (особенно в последние годы) оставлять кого-то из своих на Северном кладбище и даже не удивляться черному юмору Морозова: «ну, кто следующий?» Кстати, на коллективных фотографиях с главной аллеи Северного все всегда почему-то радостно улыбаются, будто фотограф (Виталька или Жахов) перед тем, как щелкнуть, велел сказать «чиииз» или «жопа».
***