Отец всегда со мной

               
Его звали Владимиром.  С мамой они встретились на Урале. Ещё шла война.
Пришедшие с войны воины восстанавливали свое здоровье в госпиталях, здравницах страны. Позже энтузиасты, которые всегда были у советского народа, начали восстанавливать города, предприятия, инфраструктуру. Но в нашей семье случилось горе: трагически погиб мой старший брат, потом слегла моя мама - обезножила. Но домашний доктор, фельдшер, Иван Михайлович, вылечил маму и посоветовал отцу  быстрее  увезти семью из мест, где всё напоминало о трагедии.

Так мечта отца «быть на передовой» мирной жизни начала сбываться. Он уехал первым, устроился на работу и, сняв крошечную комнату, вызвал свою семью. И  мы с мамой и братом отправились в первое большое путешествие на поезде, проехав почти половину страны, к городу русской славы. Ранним утром после станции Мекензиевы горы  мама разбудила нас: «Дети, просыпайтесь, скоро приезжаем». Мы припали к окнам. Когда поезд входил в очередной гулкий тоннель, мой пятилетний брат Валька басом приветствовал город:
 «Сева - сто- поль, Сева - сто- поль»… Наши маленькие сердца радовались долгожданной предстоящей встрече с папой и новым незнакомым городом.
Отец встречал на вокзале: высокий, худой, слегка небритый. Следом за нами прибыл багаж: мамина швейная машинка «SINGER» и небольшой кованый сундук.   

«Свою» первую комнату в коммуналке отец получил спустя полгода после нашего приезда. Черно-белая, выцветшая от времени, фотография запечатлела это новогоднее счастье: во дворе нового дома родители, мы с братом, все в шубах,  валенки с черными резиновыми галошами, только у мамы белые фетровые валеночки, да еще и на каблучке! А на снегу перед нами Кремль с красной звездой наверху, единственно привезённая с Урала игрушка - деревянная пирамида в пол нашего роста. Родители оба работали в редакциях газет.  Мы оставались дома на попечении соседской бабушки.  Отец приходил домой поздно, часто обувь и одежда были белёсыми от инкерманской пыли. Город активно строился. Дома строили из ракушечника и, в том числе,  из уникального белого известняка, который добывали в пригороде Севастополя - Инкермане.
Рабочим кабинетом  газетчика была стройплощадка, там он собирал свой материал о людях труда,  их достижениях. 

Жили аскетично. Но Бог не забыл о нас: мама выиграла по облигациям несказанные деньги – пять тысяч рублей!  На них купили новую мебель: кровати с панцирными сетками, диван, шифоньер, стол со стульями. Да, ещё зеркало на стену и радио - репродуктор! Когда подошла очередь отца на квартиру, ему выделили трехкомнатную в самом центре города. Но, придя домой, он посоветовался с мамой: «Аничка, нам с детьми хватит двух комнат.  У нас сотрудница, Раечка, тоже фронтовик, прошла всю войну, дошла до Берлина, совсем без жилья».
Так мы  все вместе  въехали в современную, с дубовым паркетом, квартиру, где, кроме трёх комнат, кухни и ванной комнаты, была  ещё огромная  лоджия с отдельным входом. Но больше всего мы обрадовались эмалированной  чугунной ванне. До сих пор каждую неделю мы мылись в бане, где были каменные лавки и тазики из оцинкованного железа, так называемые «шайки».

С тётей Раей жили мирно и счастливо. Счастье приносил большой чёрный кот Пуш Марсович.  Его принесли из редакции крошечным, а вырос он в огромного кота, которого знал весь двор. Он унаследовал от своих  котячих  родителей: шикарную сибирскую шерсть и от папы, кажется, характер сиамского кота. Дети называли его «кот-собака». Так вот, первое счастье  случилось одновременно: тетя Рая в 50 лет вышла замуж, а мой брат после школы поступил в институт.

Отец, получил во время боёв за Ленинград множественные ранения. Неизвлеченные осколки от разорвавшихся снарядов, в его теле оставались до конца жизни. Старые раны и контузия дали знать о себе уже в конце шестидесятых. Отец стал инвалидом по слуху, был вынужден сменить профессию – стал инспектором по жилью.    Мы взрослели, в двух смежных комнатах в коммуналке было уже тесно. Мама уговаривала отца: «Володя, попроси расширения». Но, вернувшись из очередной инспекции в Загородной балке, где оставалось еще много бараков, он только хмурился...
Двухэтажные бараки, которые строились в 50-х годах, чтобы обеспечить жильем людей, приезжающих восстанавливать город, до сих пор не были расселены.
И потому отец был неумолим.
-Аничка, что ты!  Ты не видела  как там люди с семьями живут. У них удобства на улице!
 Свою  Аничку  он очень любил, посвящал ей стихи, писал добрые эпиграммы.

О войне он никогда не рассказывал. Дожил до 85-ти лет.  Днем, отложив газету сказал маме, что дочитает её завтра…  На завтра у него были планы: сбегать в редакцию своей любимой газеты, отнести стихи. Отец печатался до конца жизни: стихи, эпиграммы, зарисовки из жизни.   Мне нравится  его  «Графская пристань».

Уснул и умер. После смерти я нашла в его архивах много неопубликованных стихов. Тронула  фраза из одного стихотворения:  «… мы сражались как львы…».   Это за  Ленинград. До войны после пединститута он работал учителем русского языка и литературы, а всю войну прошёл обыкновенным солдатом.

      Счастье бывает разным. У моего отца оно было таким: следовать своей
мечте,  служить  Родине,  любить семью  и  жизнь.   Жить по совести. 
Главное вознаграждение пришло к отцу на закате дней. Красивый белокаменный город у самого синего моря, построенный для детей, внуков и правнуков. Он любил его беззаветно. Сколько уважения, добра, гордости в скупых информационных строках легло на газетные полосы из-под пера отца. Он гордился и восхищался подвигом строителей, возродивших город из пепла и руин.

Фотография из семейного архива.