Глава 6: «Рыбак рыбака на нюх определит издалека»
На закате следующего дня жители могли наблюдать за тем как небольшой отряд всадников покинул гостеприимный город и направился на восток. Возможно кто-то удивился бы тому, что путники на ночь глядя покидают безопасные стены, когда вокруг творятся бесчинства, только всадников это не заботило. Чуть дальше по течению реки отряд поджидало небольшое торговое суденышко, на котором они должны были добраться до Неварры, и отдохнув там несколько дней, направиться уже дальше в сторону Андерфелса.
Неспешное течение реки вынуждало гребцов все чаще и чаще садиться за весла и не смотря на прохладу обливаться потом. Высокая влажность, порывы северо-восточного ветра заставляли путников кутаться в плащи и все чаще опускаться в небольшие тесные каюты, больше похожие на кладовые. В длинных узких комнатах было место лишь для шерстяного топчана вечно влажного от сырости, да небольшого ящика в изголовье, внутри которого можно было хранить вещи, а также использовать его в качестве столика. Между потолком и верхней частью разделительной перегородки оставалось локтя полтора пространства – этакие незастекленные окна, лишающие даже иллюзии уединения. Созданы они были исключительно для экономии освещения – магические фонари, висящие под потолком, освещали сразу пять — шесть отсеков. Длина же отсеков была таковой, что даже самым невысоким путникам приходилось сгибать ноги в коленях, чтобы прикрыть дверь или же спать с открытой дверью, рискуя, что однажды кто-нибудь наступит на ноги, вытянутые в проходе, в то время как закрытая дверь создавала стойкое ощущение деревянного качающегося склепа.
К концу путешествия даже самым стойким путникам приходилось прикладываться к бутылке с воняющем клопами дешёвым ромом (единственным пойлом на корабле), дабы согреть озябшее тело и заледеневшие нутро.
Обстановка царила напряжённая – хмурые суровые лица, стиснутые зубы, односложные ответы на краткие общие вопросы. Все чаще на корме можно было рассмотреть три силуэта укутанные в плащи – высокий, славный молодой парень, маг с седыми прядями в длинных волосах и миниатюрная темноволосая девушка. Сейчас их попытка обыграть судьбу казалась немного наивной, но отступать они не собирались.
Их путешествие длилось более двух недель за время которых они ни разу не сходили на берег, и баркас останавливался лишь для того, чтобы деревенские торговцы на своих лодках подвезли припасы да свежую воду.
Конечной точкой их маршрута оказалось небольшое озеро, образованное в рукаве реки Минантер, продолжавший свой бег уже по территории Тевинтера. Спутникам пришлось высадиться на берег и ощутить наконец под ногами твердую землю.
— Я воняю как демонова селедка, – устало опустилась на землю, прислонившись спиной к стволу, ощущая, как окружающий мир продолжает покачиваться в такт ленивым речным волнам.
Последние несколько дней не прошли для меня без последствий. Не нужно смотреть в зеркало, чтобы догадаться, что черты лица заострились, волосы потускнели, а и без того лишённая приятных округлостей фигурка стала излишне хрупкой. Кому-то, наверное, и понравился бы результат трехнедельной вынужденной голодовки, но я никогда не считала плоскую доску идеальной фигурой, к которой следует стремиться девушке.
К слову сказать, далеко не все путники могли бы наряду с Рэсом похвастаться крепким вестибулярным аппаратом и желудком, а потому были такими же изнеможёнными, бледными и совсем немного зеленоватыми, как и я. Видимо несколько лет жизни в Клоаке (бедном районе Киркволла) на всю жизнь укрепили желудок и нервишки Целителя, а вот ни я, ни Лэйд, ни Грэг (парень из отряда Амина, который видимо взял в привычку сопровождать меня в моих скитаниях), ни многие другие не могли похвастаться тем же. Признаю, сейчас я даже немного завидовала Севалину с его отрядом, оставшимся вместе с Сиром прикрывать наше отступление. Конечно, был риск что его попытаются использовать против меня, возможно именно поэтому Сев со своим отрядом возвратился в Старкхейвен задолго до того, как я пришла в сознание, а после мы не разговаривали. Ничего нового он не узнал, а прочая информация давно потеряла свою актуальность. Густав говорил, что Севалину не понравилось наше решение, но я была абсолютно уверенна в его правильности. Это мы с Густавом оставались странниками, а он… почти уважаемый человек. Быть может красотка Караш подарит ему чувства и любовь, которую он заслужил и замкнет на запястье парня обручальный браслет.
— Ненавижу корабли, ненавижу рыбу и ненавижу этих отступников, – прошептал несколько зеленоватый Лэйд, полностью разделивший со мною тяготы пути, на ряду с ещё несколькими ребятами из его личной охраны. Вместе отлеживались на полу пережидая приступы тошноты, вместе перегнувшись через борт подкармливали следующую за нами рыбу, тем что не удержалось в наших желудках. А заметив, как кто-то из матросов ее ловит дабы кок приготовил ее на ужин… ну в общем, теперь рыбу мы ненавидим вместе.
— Эх молодежь! Слабаки! Ладно, отдыхайте мы с Ричардом сходим на охоту, – до противного бодро заявил Андерс поднимаясь на ноги и одаривая меня понимающей улыбкой, которая тут же превратилась в ехидную усмешку, – а вы пока учитесь ходить не шатаясь, мои маленькие зелёные друзья. Или может мне наловить рыбки?
Увернувшись от полетевшего в него клока земли, маг расхохотался и скрылся в зелёной растительности, а следом за ним направилась тройка солдат.
— Ты промазала, – апатично заметил Лэйд.
— Я и не собиралась попадать, – соврала я, не желая признаваться в своей слабости. Нужно было приходить в себя в порядок, потому я покряхтывая поднялась и взяв сумку со сменными вещами объявила. – Я на озеро. Охранять меня не нужно, если что дам знать...
Проигнорировав просьбу еще тройка воинов, отличавшихся относительно нормальным цветом лица, поднялась и последовала за мной. Подойдя к окраине лесочка, парни отвернулись и один из них прежде представленный Уиллом Бектерном пояснил:
— Можете приводить себя в порядок, но едва мы почувствуем опасность будем вынуждены нарушить ваш покой.
Честно говоря, ничего иного я не ожидала, к тому же одежда настолько пропиталась рыбной вонью, что водные процедуры я собиралась принимать именно в ней, стащила с себя лишь сапоги, да перевязь с оружием. Окунувшись в прохладную воду с головой, задержала дыхание и оставалась под водой так долго, как смогла. Озеро было мутным, и как бы не пыталась разглядеть дно мне не удалось, оттого поспешила возвратиться на берег, где, вылив на себя целый флакон пенящегося состава с запахом вишни, намылилась особое внимание уделяя волосам.
— И все–таки одежду лучше стирать отдельно, – в голосе советчика не слышалось ни иронии, ни издёвки.
— Лень, – одним ёмким словом я объяснила все причины.
— Как знаешь. Пока на берегу, мои парни тоже искупаются, не против?
— Да, пожалуйста. Мне охранники не нужны, – ответила я, медленно разбирая пальцами спутанные, слипшиеся пряди, не глядя на своего собеседника. Расчёску–то я взять не догадалась, вот и пользовалась случаем, пока обильно намыленные волосы позволяли разбирать пряди, а не выдирать их клоками.
Примерно в это время три почти что раздетых тела пробежали мимо и плюхнулись в воду, и даже толком не отмокнув, принялись быстро растирать кожу мелким песком, которым было устлано дно, а я об этом даже не подумала. Быстро искупавшись, парни принялись за чистку одежды, и дела у них продвигались куда шустрее чем у меня.
— Любуешься природой? – ехидно поинтересовался Лэйд, и я застигнутая за столь неблаговидным делом залилась румянцем. Прикусив губы, я преувеличенным усилием я принялась тереть грязное пятно на тунике:
— Перенимаю опыт у старшего поколения. Быстрые они.
— Долгие годы упорных тренировок. У тебя все впереди.
Мне не удалось сдержать тяжелый вздох – отчего-то перспективы многих лет подобной жизни, не слишком грели душу. Признаться, я начинала уставать если не от путешествий, то от постоянного напряжение, которое никак не отпускала. Хотя, может быть я просто была голодной, злой и не выспавшейся, вот и расклеилась. Подарив собеседнику улыбку, по своему обыкновению сменила неприятную для себя тему;
— Ты будешь смывать с себя аромат рыбы или просто рядом постоишь?
— И почему мне кажется, что просто постоять рядышком ты мне не позволишь? – Хмыкнул парень, расстегивая перламутровые пуговицы на серо–зеленой рубашке. Собираясь искупаться вместе с воинами.
— Потому что несет от тебя, как от торговца рыбой, – съязвила я, и вручив парню мыло отвернулась, не желая наблюдать за его разоблачением. Не то чтобы мне было неприятно, вовсе нет. Если три тела, плескавшиеся в воде в одних портках никакого интереса кроме чисто эстетического, не вызывали, то с Лэйдом явно вышла осечка – не то чтобы он привлекал меня как мужчина, но определённый интерес на грани любопытства вызывал, оттого щеки и обжег предательский румянец.
Мой маневр прокомментировали тихим смешком и замолчали. Даже не стараясь прислушиваться, я слышала и шорох одежды, брошенной на землю и стук сапог, а после громкий плеск воды.
Закончив самоистязание под названием «Не умеешь, не берись» и дрожа от холода, я дождалась пока прочие купальщики выберутся на берег, оденутся и чинно отвернутся, а после этого все–таки разделась, нормально искупалась, и одев чистые вещи, направилась к реке выполоскать одежду.
— Тин, можно один вопрос?
— Конечно и даже не один.
— У вас с Торвальдом все серьезно?
В груди поселилось чувство щемящей пустоты.
— Кто бы мне на него ответил. Честно, Лэйд, я не знаю. Мы с ним словно качаемся на качелях, то стремимся вдруг к другу, то отталкиваемся и несёмся в противоположные стороны. Он признается мне в любви, на какой-то ляг зовёт замуж, а через час ведет себя, так словно мы едва знакомы.
— А что чувствуешь ты?
— Не знаю. Обычно мне с ним хорошо и удобно, он обычно обходительный, внимательный, нежный. Но при этом в последние несколько дней я ловлю себя на мысли, что не знаю его. Не знаю, чего от него можно ожидать. Лэйд, возможно это и глупо, но, когда жизнь настолько полнится событиями и приключениями не хочется что-то планировать и решать. Какой смысл? Зачем тратить время на выяснение отношений, если следующее мгновение может стать последним?
— Ты не права. Никто не знает сколько ему времени отведено, день или год. Нельзя пускать все на самотек.
— Лэйд, все и так сложно. Не хочу усложнять еще сильнее.
— Тин, – крепкие объятия стали последней каплей и впервые за долгое время я позволила себе уронить слезинку. Хорошо, что стояла я к нему спиной и он не видел моих слез.
— Лэйд, я по уши влезла в эту канитель с Богами. Я пешка, которую разменяют в первую очередь. Как я могу от кого-то требовать любви? Привязывать к себе? Вот закончится этот бедлам, и я обязательно во всем разберусь.
— Но ты его любишь?
Долгое время я пыталась ответить на этот вопрос не покривив душой.
— Я не знаю, можно ли назвать любовью безграничное уважение и нежность. Желание защитить? – закрыв глаза я проглотила ком в горле. – Он боится привязанности в той же мере, что и я боюсь привязаться и привязать. Я желаю ему счастья, но боюсь, что обретёт его он не со мной.
— Я могу дать небольшой совет? Не отталкивай его. Ему сейчас тоже очень сложно.
Ну что я могла сказать на это? Закусив губу, я покачала головой.
— Я тебя услышала.
В тот же вечер на привале, впервые за долгое время моя душа потребовала излить в музыке накопившиеся эмоции. Впервые за долгое время, медленно перебирая струны, глядя то на гриф, то на бушующее пламя, я позволила строкам сложиться и обрести себя в новом мире.
— Тихий шелест покорных трав, скрыть не смогут вчерашний след.
Не понять нам кто врал, кто прав, если в мире законов нет.
Правит в мире закон один – побеждай или будешь убит.
И не важно какой король, твоей волей руководит.
Твоя жизнь... Протяжение лет,
Не оставит в истории след.
В саван смерти судьбой одет,
Сил бороться в тебе больше нет.
Тихий шелест весенней листвы, проникает в тревожные сны.
Господином несчастий они, веселясь величают тебя.
Под серпом молодой луны, ночи темные холодны.
Ты, закутавшись в теплый плащ, позволяет забыть себя.
Твоя жизнь бесконечный бег.
Гонка времени и судьбы.
Зависть – главный смертельный грех,
Заметает твои следы.
Потерявшись среди миров,
Меч сжимаешь в дрожащей руке.
Зайцем быть в злой игре Богов,
Или волком – решать тебе.
Чувствую, как горло сдавливают невыплаканные слёзы и беру паузу. Мне стыдно смотреть в глаза спутникам и от того я не отрываясь наблюдаю за танцем огненных язычков, словно подстроившихся под незатейливый медленный мотив. Сделав небольшой проигрыш я, собравшись с духом, закончила песню.
— Затерялся в траве твой след.
Кем ты стал не найти ответ.
В твоём взгляде погасший свет...
В мире нашем надежды нет.
На небольшой поляне повисла неприятная тишина. Песня может излечить душу, а может разбередить затянувшиеся раны и беспощадно посыпать их солью. Наконец Рэс, поднявшись на ноги громко объявил, что уже поздно и всем следует отдохнуть, так как на рассвете отряд направится в сторону города Перендейла, откуда последует в Андерфелс. А после того, как большинство занялось обустройством лагеря, присел рядом со мной.
— Тин, прекращай хандрить! – Заявил этот поганец.
— Я не хандрю, я думаю.
— Тогда думай, пожалуйста, про себя, а лучше вообще не думай. Не женское это дело! Большинство и так не в восторге от предстоящей поездки, а тут ты еще со своей смиренной обреченностью.
— Рэс... – мне так и не дали ничего возразить, а просто обняли за плечи да прижали к себе.
— Все будет хорошо. Я буду рядом.
Я ему не поверила. Да и сам он похоже не верил в свои слова, только в тот самый момент я поняла – Рэс сделает все возможное, чтобы защитить меня и, пожалуй, мне этого достаточно.
События минувшего дня не прошли бесследно. Этой ночью меня снова посетила моя погибель.
Стою в густом, клубящемся тумане неприятного болотного оттенка. Он скрывает меня от созданий Тени, но вспомнив о своем обещании, нехотя повожу рукой, успешно развивая свою защиту
— Здравствуй, дитя. Я рада, что ты исполнила свое обещание. Позволь и мне исполнить свое.
Меня не тревожат ни ее слова, ни это странное место. Меня не пугают ни будущее, ни прошлое. Голос убаюкивает разум, подавляет волю, но мне все равно. Я слишком устала чтобы сражаться, сопротивляться. Я доверяю ей, неизвестному существу появившемуся в моей жизни, хоть в глубине души и понимаю – зря.
— Однажды я обещала показать три судьбы, три жизни, но ты до сих пор не воспользовалась моим предложением. Время пришло, я проведу тебя по тем, что более тесно переплетаются с твоей судьбой. Тебе нужно это знать, чтоб видеть всю картину в целом, отрешившись от своих привязанностей и чувств.
В голове вспыхивает яркая болезненная вспышка, тело наливается неприятной тяжестью, и я погружаюсь во мрак, из которого меня тут же выдергивают.
Вспышка.
— Очнулся? Живучий ублюдок! Но так даже лучше!
Взгляд проясняется, и я вижу склоненное надо мной лицо наемника. В теле смертельная слабость, но изогнув губы в ухмылке не отвожу взгляд. Странное чувство, вроде бы это я, я знаю, что меня зовут Аметин, что я женщина, и что не понимаю кто эти люди, и что им нужно, но понимаю, что каким–то немыслимым образом я существую в теле какого–то мужчины, чувствую его боль, испытываю те же эмоции – полностью разделяю с ним момент, пожалуй, самый страшный момент в его жизни.
— Улыбаешься? Гордый значит? Я посмотрю, как ты будешь улыбаться сейчас. Эй, тащите сюда девку, да заткните этих ревущих ублюдков!
Внутри все сжалось от нехорошего предчувствия, глаза затянула пелена ярости. Детский крик разрывающий душу замолкает на высокой ноте, сменяясь женским воем… Этот звук не плач, не визг, не крик, а именно звериный вой, зов раненного зверя, отчаявшегося, отчаянного, погибающего. Вой, который заставляет собрать оставшиеся силы в кулак и броситься в бой, желая защитить любимую женщину, отчаянно нуждающуюся в помощи. Вместе с тем, в чьем теле я оказалась, я пыталась вырваться и спасти свою семью, или то что от нее осталось, защитить, но не могла подняться. Град ударов, обрушившихся на грудь, живот, спину, голову, руки не способен был заглушить боль и отчаяние, пока на моих глазах, разложив на полу как куклу, уроды насиловали и избивали хрупкую, нежную женщину, которая перестала кричать и сопротивляться. Кровь на ее платье и на ее руках принадлежала не ей. Она шептала два слова – два имени, пока ублюдки глумились над ее телом.
Мне хотелось умереть, или же убить их всех, а потом наложить на себя руки. Заставляю себя подняться на ноги, выгадав секунду между ударами, но падаю на пол так и не добравшись до жены. Протягиваю к ней руку, желая защитить или хотя бы коснуться хрупкой, тонкой ладошки... Но в ее теле больше нет сознания. Больше нет души.
Душевная боль растворяет меня в себе.
Вспышка.
Я отказываюсь на императорском балу. Огромный, роскошный зал покоряет богатым убранством. От ярких пышных платьев, щедро расшитых каменьями рябит в глазах. Выставка нарядов и бездушных масок. Я подношу к губам бокал, пожалуй, слишком часто, и лёгкое головокружение тому доказательство. Передо мной останавливается женщина в тяжёлом бархатном платье изумрудного цвета и присев в глубоком реверансе позволяет вдоволь насладиться видами, открывающимися в непозволительно низком вырезе декольте.
— Милорд, приветствую вас! Я так рада, что вам удалось вырваться из сурового Денерима. Говорят, в это время года ветра столь же жестки и холодны, как и ваш прошлый правитель.
— Миледи, ваш образ как всегда ласкает мой взор, затмевая великолепие залов. Благодарю за столь радушный прием. И не могу не согласиться, что правительница и погода в Орлее намного приятней для души, тела и глаза.
Я вынужден играть, скрывая за вежливой улыбкой брезгливую гримасу. Здесь я с единственной целью – найти исполнителя, и как никогда близок к ней.
— Ну что вы. Если бы вам удалось побывать на главном маскараде при дворце, – женщина печально вздохнула. – Вам ведь на самом деле неинтересно обсуждать прием, верно?
Не дожидаясь моего ответа, она взяла меня под руку и прижавшись грудью к моему плечу, изображая интимный разговор, прошептала:
— Пока все наслаждаются балом, предлагаю спуститься к фонтану. Совершенно случайно у меня завалялось несколько монеток, так от чего бы не загадать желание? Кто знает, может оно и сбудется.
У меня было одно желание – узнать имя. Сегодня я его узнаю и отомщу.
Вспышка.
Стою в переулке и рассматриваю лезвие ножа алое от крови и пытаюсь почувствовать хоть что–то, кроме пустоты внутри. Взгляд скользит по женскому телу, распластанному по земле, и мне бы испытать удовлетворение от содеянного, но его нет. В небо смотрят удивлённо распахнутые голубые глаза. Темные волосы, залитые кровью, кажутся почти черными. Губы удивлённо приоткрыты, а ладонь, безуспешно пытавшаяся закрыть рану, безвольно лежит на шее. Она была последней живой в длинной цепочке заказчиков и исполнителей, и я убил ее. Моя рука не дрогнула, а в душе не было ни искры сомнений или же снисхождения.
Девчонка, что проникла в мой дом, опоила меня и мою семью, а после открыла двери преступникам. Мне не было ее жалко, в прочем и облегчения ее смерть не принесла, все та же привычная пустота царила в груди, в том месте где некогда билось сердце.
Вспышка.
Сижу за столом со своими друзьями и рассматриваю странную незнакомую девицу. Полукровка привлекательна, в прочем все они довольно привлекательны, такова реакция любой расы на свежую кровь, но кроме всего она забавна, и я открыто симпатизирую ей, пока не узнаю кто она...
Она бард. Ярость застилает глаза и впервые за долгие годы я мечтаю об убийстве. Спасибо моей выдержке, и особое спасибо Орлею – я научился играть и скрывать свои истинные чувства.
Удивительно? Нет. Я – Аметин чувствовала, что Торвальд в тот момент возненавидел меня, хоть и не понимала почему. Теперь, когда возник явный диссонанс и мне удалось найти себя, отделить свою суть от сути этого мужчины и стать просто наблюдателем, который знает, чувствует и ожидает новых видений и новых снов. Если бы у меня были руки, они бы сейчас дрожали от пережитого ужаса и омерзения. Было желание вырваться из сна, искупаться и забыть, как страшный сон.
Вспышка.
Я вижу полукровку и Амина пытающихся фехтовать, если эту игру котят можно назвать тренировкой.
Заново, уже с новыми эмоциями переживаю вместе с ним события дня нашей первой тренировки, осознавая, что, занимаясь со мной, он хотел убить меня, он мог убить меня, и лишь чудом сдержался. А дальше мелькали короткие сцены, позволяя меня испытывать те чувства и эмоции, что с подвигли Торвальда на тот или иной шаг.
Больнее всего ударили воспоминания о нашей первой ночи. Та безумная страсть, те ласки и прикосновения на грани боли, были ничем иным как его борьбой со внутренним зверем. Восторг от происходящего, наслаждение чувственными ласками, то и дело отступали под давлением чувства вины и отвращения к самому себе. Он запирал все хорошее на замок, не позволяя себе ни на минуту стать счастливым. Спустя пару лет, он уже не испытывал ни вины не отвращения. Наш секс, пусть и не частый, но на мой взгляд достаточно неплохой, для Торвальда стал этакой неотъемлемой процедурой, такой как умывание или чистка зубов. Никаких эмоций… Ничего.
Вспышка.
И снова события переносят меня в незнакомую комнату. Белоснежные стены, зелёные занавеси с гербом Ваэль и довольно дорогая мебель, не оставляет сомнения – это личный кабинет принца.
— Я никогда не лез к тебе с советами, друг, но сейчас. Ты не прав. Девчонка не виновата в твоих заморочках.
— Это тебя не касается, – рычит Торвальд и сжимает в руках бокал.
— Ты унижаешь не только ее, но и себя. Она достойна лучшего, так что, если ей не сделаешь предложение ты, отойди в сторону, дай ей свободу. Свято место пусто не бывает, его займет кто-то другой. Кто знает, может и я…
— Ты не посмеешь!
— А кто меня остановит?
— Ты же... Такой правильный, а она... шлюшка, обитающая в Нижнем Городе.
— Ты дурак, Грэй. Я ее конечно монашкой не считаю, но и отношения с тобой ее не делают шлюхой. А что касается меня, не уж то ты позабыл, как много лет назад мы с тобою обошли все окрестные бордели?
— Не смей, даже приближаться к Аметин!
— А то, что? Убьешь меня? – Себастьян расхохотался, а Торвальд ощутил отчаянное желание не отдавать, контролировать, держать при себе... Только вот, я не почувствовала единственного – любви. Возможно, именно поэтому, следующее видение нисколько меня не удивило.
Вспышка.
Торвальд находился в здании Совета. Андерс к этому времени видимо уже ушел, оставалось всего человек пять. Беседа подслушанная мною не стала откровением. Чего–то подобного в свете последних событий я и ожидала.
— Она опасна, – говорил Себастьян.
— Вынужден с этим согласиться, – Варрик задумчиво забарабанил по крышке стола, глядя куда–то вдаль. Видно было, что он не слишком доволен сложившейся ситуацией, только вариантов других не оставалось. – Только вот что будем делать? И ты Себастьян, и я знавали человека творящего порой невозможное. Чего стоило только то сражение с Корифеем. Помнишь? Да и Инквизитор… кто бы мог подумать, что один человек способен перенаправить русло реки времени, и противостоять почти что Богу, устраняя наш недочёт.
— И что ты этим хочешь сказать? – спросил Себастьян. – У Инквизитора были мудрые советники, у Защитника Киркволла тоже, даже у героини Ферелдена.
— Ну да, Каллиан особенно повезло – выжившая из ума старуха, сломанный голем, маг–отступник, убийца–бард и парень из антиванских воронов? Ах да, забыл... Ещё безумный кунари и запойный гном.
— Тогда уж вспомнил бы и короля заодно, – вступился за Себастьяна пожилой маг. – Все они сыграли свои роли, следуя по пути указанному им Создателем, и где был Тедас если бы не они?
— И что вы предлагаете, магистр Тезарий?
— Станьте девушке советниками. Контролируйте, направляйте, наставляйте. Она слишком юна, чтобы принимать такие важные решения, а соратники ее несколько ненадёжны и неопытны. Тот же Андерс, хоть его одержимость и была побеждена, но взгляды так и остались излишне радикальными, остальные или же слишком молоды, или не имеют опыта принятия столь сложных решений.
— Торвальд, – наконец Варрик обернулся к прежде не участвующему в беседе парню, – что скажешь ты по данному вопросу? Что ты думаешь?
Я чувствовала его сомнения и его смущение. Он не знал, что сказать, чтобы не показался пристрастным и тем самым подорвать сложившийся авторитет, или же излишне жестоким и тем самым дать шанс Себастьяну возвыситься в ее глазах.
— Мне сложно судить, я могу быть пристрастным.
— Вы с ней близки? – поинтересовался Варрик.
— Мы более четырех лет, более чем близки.
— Да? – удивилась женщина представительница верховной жрицы, – но вы не осветили союз в церкви. У вас есть отношения, без благословения?
— Прошу прощения, но это к делу не относится. Аметин упорная, настойчивая и осторожная. Она предпочитает тщательно взвешивать принимаемые решения, а не рубить с плеча. Но сегодня оказалось, что я о ней многого не знал и боюсь представить, чего ещё не знаю. Она может стать опасным противником, или же нашим спасением.
— Хорошо.
— Так что мы решаем?
— Позволим девочке действовать, а сами будем наблюдать за развитием событий. Торвальд, твоя задача ни на минуту не спускать с нее взгляд. Заставь ее тебе довериться. Стань ближе. Ещё ближе чем сейчас.
— Хорошо. Я сделал ей предложение.
— Замечательно, если девочка станет твоей женой, то...
Дальше я уже не слушала. Я прошла по пути Торвальда и действительно многое поняла. Нет, боль ещё не пришла. Все что я чувствовала это смирение, молчаливое согласие и облегчение – это были эмоции Торвальда. Ему стало проще, когда поступил приказ приблизить и контролировать. Приказ снимавший с него все обязательства. Он нечего не возразил, не стал противиться.
Вокруг меня снова образовалась зеленоватая дымка, и девушка, стоявшая напротив печально опустила плечи, словно разделяя мою скорбь.
— Зачем ты мне это показала? – спросила я, подавляя истерику, а внутри все разрывается от обиды, боли и щемящего чувства разочарования в мире, в людях, в себе.
— Ты должна была это знать. Он может помешать, слишком многого он не знает и не понимает, делает неправильные выводы. Угрожает твоей безопасности.
— Как мне узнать, что ты не врешь? Как я узнаю, что все это правда?
— Если ты мне не веришь, то сама спроси у Торвальда, и сделай так чтоб ответы слушал твой друг. Он сможет отличить правду ото лжи, только вот осталось мало времени.
— Я знаю. Я тороплюсь. Скоро я буду в Андерфелсе.
— Да. И очень скоро Торвальд с отрядом догонит тебя.
— Но как он узнал?
— Филактерий. Не ты ли отдала его ему? Помнишь?
— Да, но он обещал его уничтожить.
— Он его сохранил, и часто использует. Ты не заметила, как поразительно быстро ему удается находить тебя, где бы ты ни находилась?
— Но... – я потеряла дар речи, пытаясь оценить границы своей глупости. – Для чего ты это мне говоришь? Я что-то могу сделать?
— Умненькая девочка! Конечно можешь! Только это очень сложно.
— Я готова попробовать.
— Тогда, жди меня. Завтра ночью я приду.