Глава 7. Cherchez la femme (Ищите женщину).
Клавочка, Монро и малышка Шарлиз.
А, давайте-ка прокатимся в Советский Союз и посмотрим, как там поживают наши героини-красавицы – добрейшая Клавочка и прелестная Монро.
Напомню, что в Четвертой главе Книги о котауси Клавочка увезла из Таежных да-лей Монро в совершенно растрёпанных чувствах, да ещё и на сносях. Произошло всё после того, как Буслай (её любимый, обожаемый Буся!) увлекся молодой дикой рыськой и…бросил(!) Монро. О-о-о! Это было очень больно! По секрету, Монро чуть с ума не сошла в тот момент. Она до сих пор плохо помнит, что вытворяла, когда узнала о низком предательстве Буслая. Те страшные, горькие моменты невыносимой ненависти и живот-ной злости на всех, кто, хоть как-то, был причастен к коварному изменщику запечатлелись в памяти Монро отдельными туманными «кадрами».
Верная подружка Клавочка спасла тогда Монро буквально от неминуемой гибели. Она быстренько увезла Монро с ненавистной планеты с её мерзкой холодной тайгой, которая была и будет всегда противоестественна всему существу хрупкой и сверхчувствительной Монро. Клавочка спасла не только саму Монро, но и зародившуюся внутри её малюсенькую жизнь. Монро ждала детусю от Буслая, так радовалась своему счастью, так хотела обрадовать любимого! И, что теперь?.. Подлец Буслай разрушил её счастье, рас-топтал, смешал с грязью! Было от чего тронуться умом!
По прилете в Советский Союз Монро поселилась у Клавочки. После периода «сноса крыши» бедняжка пребывала в новом не менее сложном и опасном для её само-чувствия периоде - глухой депрессии. Монро не хотела ни-че-го! Она катастрофически плохо ела (и это в её теперешнем-то положении!), не ухаживала за собой. Монро вообще не испытывала никаких чувств перед таким замечательным событием, как рождение первенца, которые испытывают молодые особы, готовящиеся вот-вот стать мамочками.
Если бы не постоянная, порой, даже надоедливая забота Клавочки, Монро вряд ли пережила депрессию, которая поглотила бы её своей «черной дырой», завладела бы ею окончательно. Но, Клавунчик всегда была рядом, отвлекала, развлекала, приставала, тор-мошила. Одним словом – спасала!
Тогда перед родами Монро решила для себя, что, если детуся будет хоть немного похож на «эту сволочь» (в смысле на Буслая), она не признает его своим чадом, бросит, отторгнет или…вообще загрызет! Ну, это уж слишком! Мы же с вами понимаем, что это от избытка специфических чувств, которые обуревали Монро при мыслях о Буслае. Надеюсь, до крайностей не дойдет. Клавочка не позволит!
Надо сказать, что Клавочка так беспредельно прониклась к Монро не на пустом месте. Она сама побывала в очень похожей ситуации. Именно поэтому нашу девушку занесло в Советский Союз. Ну, давайте по порядку.
До Советского Союза Клавочка жила на Землепланете. Жизнь у юной девушки была счастливая, веселая и беззаботная. Клавочка была настоящая красавица с шикарными карими глазами. От мягкого доброго взгляда этих удивительных глаз мужчины «падали направо и налево и сами собой в штабеля укладывались». Но влюбилась Клавочка в одного. Чести удостоился балагур и весельчак Дениска. Романтичные отношения молодой пары развивались стремительно, и, вот, на горизонте замаячила свадьба, а чего тянуть-то, если ЛЮБОВЬ! Клавочка была на седьмом небе от головокружительного счастья! Что называется, «сшила платье белое и завивку сделала…».
Беда грянула, как гром средь ясного неба! Практически накануне свадьбы закадычная подружка Зиночка «перешла-таки тропиночку». И надо же было Клавочке познакомить Дениску со смазливой кокеткой Зиночкой. Как там у них с Дениской всё закрутилось, не понятно. Но через три дня Клавочкин жених объявил, что поторопился, не проверил свои глубокие чувства, которые оказались не такими и глубокими, и свадьба отменяется. Это был удар «под дых», от которого Клавочка в прямом смысле свалилась. Она закрылась в свою «скорлупку» и начала медленно угасать в гордом одиночестве. Плакала, думала, рыдала, снова думала, снова плакала и так далее дни и ночи напролет. Однажды утром она случайно взглянула на себя в зеркало и отскочила. С той стороны зеркала на неё смотрело «нечто» опухшее, искаженное, не узнаваемое. А, главное, глаза. Куда подевались её великолепные карие очи?! Из тонких щелочек на месте её неотразимых глаз на Клавочку взирали маленькие, почти бесцветные мутные глазки.
«Стоп! Стоп! Стоп!» - крикнула сама себе Клавочка, и как к бабке сходила. С этого момента она перестала заниматься дурью и стала возвращать себя к жизни. Больше никаких воспоминаний о «нём», никаких бессонных ночей, мокрых подушек и прочее, прочее! У неё получилось – Клавочка ожила!
Для лучшего эффекта она решила переселиться на другую планету и там начать с «чистого листа». Кстати подвернулся один из знакомых пацанов Пашка, который рассказал о планете Советский Союз и предложил Клавочке слетать, посмотреть, прозондировать.
Советский Союз Клавочке приглянулся. Долго не раздумывая, она рванула туда, подальше от горя и печали. Пашка свел её с геологами, которые быстро приняли привлекательную, да ещё и умную девушку в свой «клуб по интересам». С ребятами-геологами было так непринужденно, свободно и легко, что вскоре Клавочка почти избавилась от своих переживаний. «Осадочек» остался в виде нежелания строить какие-либо романтичные отношения с «особями мужеского полу». К тем, кто проявлялся слишком недвусмысленно и назойливо, Клавочка начинала испытывать «такую личную неприязнь» вплоть до разрыва всяческих отношений. В остальном, её очень устраивала дружба с геологами, их совместные сборы, вечера с душевными песнями, тихими или, наоборот, шумными разговорами, рассказами-воспоминаниями, а, главное, с экспедициями, как правило, на Таеж-ную планету. Я рада за нашу Клавочку!
Сём Сёмыч, давно, но скромно влюбленный в Клавочку, составлял единственное исключение из правил. Клавочка замечала за ним особое к себе отношение, но не спешила распопереть Сёмыча с его любовью, как других. Она, конечно, делала вид, что ничего такого не замечает, но в душе её нравилось, с каким обожанием Сёмыч смотрит на неё, поет свои грустные песни про безответную любовь исключительно для неё. Он её не раздражал, может от того, что не лез напролом, не форсировал события. Когда Клавочка экстренно улетала из Таежных далей, она заметила, как грустно смотрел на свою недоступную Клаудию провожающий их с Монро Сём Сёмыч. Наверняка, он уже настроился объясниться с ней в этой экспедиции, но не сложилось. Уже в полёте, прижимая к себе худенькое тельце Монро, Клавочка подумала: «Если бы он решился и начал, я ответила бы ему взаимностью. А вдруг, он перегорит и найдет себе другую, сколько можно вздыхать и маяться?» Это расстроило Клавочку до слез. Но сейчас она не могла предаваться личным переживаниям, ей надо было спасать Монро и маленького детусю внутри Монро. «Дура бестолковая, - обругала себя Клавочка, - обязательно первая сделаешь ему шаг навстречу, когда группа прилетит! А то недолго и в Клаудиях-девках засидеться!»
Потом у Монро были роды, всё прошло удачно, детуся появился на свет маленькой пищащей девочкой. Сразу было видно, что она – вылитый папа, от Монро ни единого белого пятнышка, полурыська доминировал во всем, как назло! Клавочка подсунула малышку к мамочке поближе, чтобы та совершила необходимые процедуры с новорожденной. Монро сразу заметила, что её детуся – это ОН! Ещё слепенькая маська в это время пищала тонюсеньким голосочком, открывая розовенький ротик, и пробиралась по пузку Монро, ища вкусненькое молочко. Монро растерянно взирала на неё. Странно, но ненависти к «буслаевскому отродью» (простите за грубость) она, почему-то, не испытывала. Наконец, малышка обнаружила мамину сисю и припала, насыщаясь вкусняшкой. Тут Монро проняло – сначала она зарыдала, потом заурчала, начала облизывать детусю. Она любила её, любила больше всего на свете, она была – настоящая МАМА! Клавочка тоже прослезилась и смотрела на великое таинство природы с восторгом и умилением.
А потом малышка стала подрастать, открылись глазки, яркая пятнистая шерстка покрыла телко шикарной шубкой. Монро не сразу, но придумала ей красивейшее имя Шарлиз. Оно ей исключительно шло, считала Монро. Шарлиз с каждым днем всё больше и больше превращалась в бесподобную озорную котауси. Клавочка и Монро много гуляли с детуськой, радовались её забавам и играм. Жизнь в доме была полностью подчинена заботе о маленьком существе. Монро уже не обращала никакого внимания на рысеобразную внешность Шарлиз. Это было для неё совсем не важно.
Однажды на очередной прогулке с Монро случился казус. Монро давно заметила, что, когда они гуляли с Шарлиз в парке без Клавочки, за ними обязательно увязывался посторонний котаусь. Может быть так случайно совпадало, но что-то подсказывало Монро, что это было не спроста. Вот и сегодня стоило им с Шарлиз появиться в парке, как котаусь вырулил из кустиков на дорожку и побрел за ними вдалеке. Монро видела его боковым зрением, котаусь не приближался, но и не исчезал из поля зрения. Шарлиз бегала по лужайке за пчелками и бабочками, Монро дышала прелестными ароматами пряных трав.
«А, где ж наш папка-рысяк?» - вдруг услышала Монро за спиной очень неприятный гундявый голос. Она оглянулась. Это говорил тот самый котаусь. Вблизи он был совершенно безобразен с очень противным липким взглядом. Монро он сразу дико не понравился, и она решила не отвечать ему, дабы не давать надежду на продолжение беседы. Монро с гордостью отвернулась. «Так и знал, что эта киса будет кабениться! Родила, похоже, в грехе, в девках, от залетного рыся, а уж форсу-то, форсу!» - мерзко произнес приставучий «хрен», видимо обиженный презрением со стороны Монро. «Оставьте меня в покое!» - строго сказала Монро. «А то, что?!» - не собирался униматься котаусь, нагло пялясь на Монро. – Папа видимо был, да сплыл, поимел дамочку, оставил, так сказать, подарочек и смылся, ха-ха!» Это было отвратительно и оскорбительно! «Оставьте, оставьте свои грязные инсинуации! Вы не имеете права!» - закричала Монро, готовая разрыдаться. Котаусь был доволен, что достиг своей цели унизить и оскорбить недотрогу, презревшую его. Он подошел ещё ближе и открыл было рот, чтобы исторгнуть ещё более поганую фразочку, но не успел. И мерзкий котаусь, и обиженная Монро вдруг услышали уверенный голос: «Сейчас же оставь девушку в покое и убирайся по добру, по здорову!» Котаусь развернулся первым на голос, собираясь опять произнести фразу «А то, что?!», но фраза залипла у него на языке.
Перед ним стоял необыкновенно статный красавец, которых называют, не иначе как, из благородных. В осанке и в выражении лица нового котауся, вступившегося за честь Монро, было столько достоинства и природного совершенства, что обидчик не нашелся, чем возразить великосветской особе и молча задвинулся в ближайшие кусты. Благородие подошло к плачущей Монро. «Не стоит, душечка, так реагировать на ничтожество!» - начал он успокаивать Монро. Ей понравилось обращение «душечка», нежное и покровительственное одновременно. Она подняла глазки на спасителя. Это был не очень молодой котаусь весь в сером, т.е. его шкурка была всех оттенков благородного серого цвета и очень, ну, просто, очень ему шла. «Позвольте представиться, - продолжил серый котаусь, - граф Орлов, который Григорий! А вы…(Монро открыла рот, чтобы назваться) постойте, постойте, я сам…угадаю…» Граф пристально посмотрел на Монро: «Ну, на мой вкус, вы, скорее всего, Катенька Великая!» Оба засмеялись этой уместной шутке. «Мою маму зовут Монро! Она самая красивая!» - выскочила из цветов Шарлиз. Граф оживился: «Конечно, конечно! Как я сразу-то не догадался! Монро…белокурая, нежная сногсшибательная Душечка!» Граф был явно в восторге и не скрывал этого.
Потом они долго гуляли по дорожкам замечательного парка, разговаривали обо всём и ни о чем. Незаметно настал вечер, надо было расставаться, Шарлиз устала и хотела спать. Граф вызвался проводить Монро до дома. Она благосклонно позволила. Расстались с заметной грустью, так хотелось побыть ещё вместе. Договорились о встрече в парке на следующий день.
Монро пошла к домику своей коронной походкой. Граф, глядя ей вслед, чуть не потерял сознание от телодвижений Монро. Чувства его переполняли, Граф влюбился.
Монро, заскочив в домик, к удивлению Клавочки, бросилась к зеркалу, крикнув на бегу: «Как я выгляжу?» Колавочка, оторопев, последовала за Монро. Та уже придирчиво разглядывала свое отражение в зеркале. «Кошмар, ужас! – повторяла она, - это таким чмом ОН меня видел?» «Кто – ОН? Объясни толком!» - стала тормошить Монро Клавочка. Но Монро не слышала её, она опять и опять крутилась перед зеркалом и сокрушенно причитала, каким позорищем она выглядела. Выскочила Шарлиз и по-детски объяснила, что мама разговаривала разговоры с красивым дяденькой Графом, а потом он провожал их до дома. Клавочке стало всё ясно. Как же она была рада за Монро, кажется, она вернется к полноценной жизни!
Вечером Монро, покормив и тщательно вымыв Шарлиз, уложила детусю спатеньки и занялась собой любимой. Так усердно она уже давно не «начищала перышки» - вылизала шерстку до последнего волосочка на кончике хвоста, выгрызла коготки, наярила мордочку, особенное внимание уделив глазкам. Когда Монро обсохла Клавочка ахнула, до чего ж она была хороша! Клавочка схватила свою ненаглядную котю и закружилась с ней по комнате в вальсе. Монро так устала приводить себя в порядок, что глазки у неё слипались. Она вкратце рассказала любопытной Клавочке, что произошло на прогулке и отрубилась в изнеможении.
С самого утра Монро начала готовиться к встрече с Графом. Опять мылась-намывалась, выгрызала предполагаемую грязь из коготков, который раз прочищала глазки. Клавочка исхитрилась подкрутить ей шерстку на головке, изобразив кудряшки в стиле «голливудской волны». Монро была неотразима!
А что же Граф? Граф запал на Монро, простите, по самое не балуйся! Проводив очаровательную котауси с её чУдной малышкой, Граф, мечтая о будущей встрече, медленно отправился домой. Жил он в доме Григория Орлова - своего хозяина, тоже благородных кровей и тоже из графьёв. Так считал котаусь Граф и очень гордился своим хозяином.
Стемнело, когда Граф, не торопясь, подходил к дому. Где-то за оградой их садика послышалось протяжное мяуканье. Видимо влюбленные котауси завели свои ночные песни. Вдруг Граф почувствовал непреодолимое желание увидеть свою Душечку ещё раз, прямо сейчас! Он развернулся и вприпрыжку кинулся к заветному домику, где расстался с Монро. Он пробрался через сад к дому, где ещё горел свет. Значит не спят, и есть надежда увидеть Монро хоть одним глазком. Тут благородный Граф превратился в бывшего безрассудного юнца и, вопреки здравому смыслу, полез на завалинку, чтобы дотянуться до окна и заглянуть внутрь. Он уцепился за деревянную раму, дотянулся до стекла и внимательно стал оглядывать помещение за окном через тюлевые занавески. Граф ничего не увидел, как не пытался. Клавочка погасила свет, и комната погрузилась в темноту. Граф ещё повисел на когтях какое-то время, потом спрыгнул. Ему хотелось мяукать протяжно и дико, вызывая полюбившуюся ему Монро, но он сдержался, Граф всё-таки, не потребно графьям завывать-то! Он вспомнил, что завтра они с Монро встретятся. Сердце наполнилось светлотой и радостью.
Они стали встречаться каждый день, наши Монро и Граф. Малышка Шарлиз всегда была с ними. Котауси прикипели друг другу. Граф души не чаял в Монро, она не препятствовала его чувствам, Граф самой ей очень нравился. Ну и пусть, Граф был старше её, но Монро не ощущала разницы в возрасте. Им было так славно вместе, интересно, увлекательно, они не уставали болтать на любые темы. Только одной темы котауси пока не касались, откуда взялась рысеподобная детуся. Граф относился к этому спокойно, прошлое любимой Монро его не интересовало, а к Шарлиз он по-отечески привязался. Монро пока не отваживалась посвятить Графа в тайну своей прошлой жизни, которая, уже очень редко, но всё ещё терзала её.
Однажды они столкнулись с самим графочеловеком Григорием Орловым. Дело в том, что ему надоело каждую ночь дожидаться своего котауся с гулянки. Он не мог спокойно заснуть, не убедившись, что Граф вернулся. Григорий откладывал щепетильный разговор на потом, надеясь, что Граф сам во всем признается. Но тот молчал, как партизан. Приходил в дом затемно, долго ворочался, вздыхал.
Григорий решил проследить за котауси и выяснить причину его странного поведения, не будь он Гришка Орлов, да ещё и Граф! По-тихому поперся за Графом, выследил его встречу в парке с необыкновенно красивой котауси. Всё понял и оценил масштаб свершившегося – в такую красотку невозможно было не влюбиться, не забыв обо всем на свете! Григорий пошел дальше, совершив инкогнито весь путь до дома Монро за своим Графом. Ему вдруг стало жутко обидно, что Граф, по сути дела, бросил его как хозяина, приходил только переночевать. Их уважительным и доверительным отношениям, увлекательным беседам пришел конец. Григорий решил расставить все точки над «Й». Он ворвался в аккуратненький дворик Клавочкиного домика, проскочил по дорожке, чуть не сбив оторопевшего Графа-котауся, и влетел на крылечко всё в завитушках ампельных гераней и клематисов. Кровь экзальтированного предка бурлила в нем, Григорий решил разобраться с хозяином Монро. Сейчас!
Дверь отворилась и на пороге появилась…ОНА! Григорий отпрянул от сразившей его красоты, оступился и упал с крылечка, прихватив с собой вазон с бархатками. На мгновение он отрешился от действительности, валяясь у ступенек с закрытыми глазами. «Какой пассаж!» – подумал Григорий как Граф Орлов. «Какая красота!» - подумал он же, как обычный мужчина.
Он открыл глаза от того, что что-то щекотало ему щеки. Над ним низко свесилось личико невероятной красоты, темные локоны длинных волос касались его щек и весело щекотали их. Необыкновенной глубины темно карие глаза внимательно вглядывались в графское лицо, пытаясь оценить масштаб трагедии с падением. Клавочка подумала, что это она сбила незнакомца с крыльца, когда открыла дверь. Ужас какой, долбануть незнакомого человека дверью!
Оба молчали. Григорий потому, что не хотел, чтобы закончилось щекотание по щекам, а Клавочка потому, что никак не могла понять, жив «пациент» или мертв. «Кто ты, прелестная?» - как дурак прошептал Гришка. Клавочка определилась с диагнозом «жив» и встала, протянув руку, чтобы помочь незнакомцу подняться. Она подставила Григорию плечо, чтобы он мог опереться и не рухнуть на землю снова. Подбежали перепуганные котауси. Граф-котя стал заботливо увиваться вокруг хозяина, неустанно спрашивая: «Гриша, ты в порядке?» Гриша был не совсем в прядке, то ли от сразившей его красоты девушки, то ли от своего нелепого падения у неё на глазах, то ли от того, что больно ударился-таки башкой, и она теперь неприятно звенела.
Клавочка предложила зайти в дом и немного отдохнуть. Не дожидаясь согласия и не обращая внимание на бубнёж Григория типа «А, это удобно?», «Я вас не очень побеспокою?», «Ах, как всё нехорошо получилось!», Клавочка повела его в дом. Там она усадила Григория в кресло, подложила под голову подушечку, сверху на больное место на голове пристроила лёд и велела не шевелиться. «Отдыхайте, сейчас я вас чаем напою, особенным, он вам силы придаст. Заодно и познакомимся поближе, хорошо?» - она немного подмигнула Григорию. Сказано это было запросто, но с лёгким командным оттенком. Григорию захотелось подчиниться, не прекословя.
Пока на кухне закипал чайник Клавочка вернулась в гостиную, где в кресле восседал раненый, опять наклонилась к Григорию близко-близко и строго посмотрела ему в глаза. Выбившийся из прически непокорный тоненький завиток опять пощекотал Григорию щеку. Было приятно. «Ну-ка, посмотрите мне в глаза», - скомандовала Клавочка, пытаясь оценить по глазам нежданного гостя его самочувствие. Он послушно заглянул Клавочке в глаза, которые в сумерках казались почти черными и какими-то бархатистыми. Григорий почувствовал, что тонет в колдовском омуте весь без остатка. Смотреть в эту темную бездну было совсем не страшно, наоборот, сладко и очень красиво. Клавочкино лицо с завораживающими глазами отодвинулось. Как жаль! Григорий был готов смотреть в эти глаза долго-долго и ещё дольше.
Обещанный живительный чай по особому рецепту был приготовлен. Потрясающий духан наполнил гостиную. Клавочка хлопотала, разливая чай по чашечкам. «Я плесну вам капелюшечку коньячку в чай, это вам сейчас не помешает, - заметила она и тут же всплеснула руками, - ой, мы познакомиться забыли!» Она бесхитростно рассмеялась и протянула руку: «Клавдия, можно Клава…». Григорий ухватил нежную ручку, поднес к губам и поцеловал. Затем тихо повторил: «Клава…а, можно, если позволите, Клавочка?» Клавочка опять засмеялась, блестя от удовольствия глазками, и кивнула. Не выпуская Клавочкину ручку из своей, Григорий представился, найдя силы встать: «Орлов граф Григорий». Смутился, от того, что безнадежно перепутал все слова, беспомощно посмотрел на Клавочку. Она ласково произнесла: «Вы не волнуйтесь, Григорий, присядьте, пейте чай, а то простынет совсем».
Клавочка мелкими глоточками пила свой чай и незаметно наблюдала за знакомым теперь графом. Ей категорически нравилось в нем всё – и то, как он по-детски смущался, и то, как он держал чашечку тонкого фарфору, смешно оттопырив ухоженный мизинчик, и то, как он изысканно изъяснялся (ну, чисто граф!) и, даже небольшая проседь в красивых чуть вьющихся волосах.
От ароматного чая с коньячком оба и Григорий и Клавочка вдруг разговорились. Много шутили, много смеялись. Парочка котауси умилялась на своих хозяев, Шарлиз бесилась от радости, вызывая общий хохот своими проказами. Было очень хорошо!
Граф Орлов вроде очухался, лёд и целебный чай сделали свое дело. Пора было откланиваться по всем законам приличия. «Можно мы будем у вас бывать иногда?» - скромно закинул удочку Григорий, намекая на будущие встречи. «Конечно! – радостно откликнулась Клавочка, - мы и погулять можем в парке всеми вместе, как-нибудь». Григорий был в восторге, предвкушая дальнейшее развитие событий: «Чудесненько! Позвольте спросить, когда я смогу вас снова лицезреть, милейшая Клавочка?» «Да, хоть завтра, часиков в одиннадцать встретимся в парке, договорились?» - тут же назначила Клавочка встречу. Графья отбыли.
Всю дорогу Григорий был в приподнятом настроении, мурлыча под нос полонез Огинского. Котаусь Граф не мешал ему, понимал состояние хозяина. Ночь у обоих влюбленных графьев была почти бессонная. Каждый вспоминал прошедший вечер – Григорий по минутам неожиданное, невероятное знакомство с Клавочкой, которая стала девушкой его мечты, а Граф – бесподобную Монро, которая нравилась ему с каждым разом всё больше и больше.
Наши девушки, которые произвели неизгладимое впечатление на особ голубых кровей, тоже долго не могли успокоиться. Они лежали рядом в Клавочкиной по-стельке и, извините, мыли косточки своим ухажерам. Простим им это, они же девушки, им положено! Тем более, что про графьев Орловых не было сказано ни одного дурного слова.
Потом начались встречи, быстро перешедшие в каждодневные, ежечасные, ежеми-нутные. Вскоре наши парочки напоминали счастливые семьи. Клавочка немного мучилась от того, что не объяснилась, как загадывала, с Сём Сёмычем. Да, и чего уж теперь было объясняться на фоне графа-то Орлова. Она плохо представляла себе, что сказать Сёмычу и гнала от себя эти мысли подальше.
А, Сёмыч итак всё знал. Он как-то решился сам зайти к Клавочке для серьезного разговора и увидел картину семейного счастья, писанную не просто маслом, а яркими акварельными красками. Он всё понял, не дурак! Сёмыч безропотно ушел с дороги, таков был его внутренний негласный закон – не мешать чужому СЧАСТЬЮ!
На этом я завершу главу, хотя Шуст и Млада уже торопятся в гости к Монро. Они пока не в курсе про котауся Графа. Они везут новости про Буслая…
Но, об этом в следующей главе, с Вашего позволения…до встречи!