Отложенная месть

Я большой поклонник мести. Это чувство — одно из тех, в которых мы не хотим признаться даже самим себе, но тайно оно всех нас гложет.

Джонни Депп


Пролог

Выпив стакан водки, Павел опустил голову на сложенные на столе руки и разрыдался. Как мало в жизни он видел счастья. Количество радостных событий можно было пересчитать по пальцам. Маленький, тщедушный, ничем не примечательный человечек, для него до сих пор было загадкой, как при таких незавидных внешних данных он заинтересовал эту девушку.

Нина стала его первой и единственной женщиной в жизни. Тихая и нежная, с густой русой косой до пояса, она была не похожа на своих ярких и дерзких однокурсниц, которые и за человека его не считали, не то что за мужчину.

Он заметил её не сразу. Горчичного цвета пальто и белый берет, из-под которого выбивались русые кудряшки волос, лишь на долю секунды задержали его взгляд. Ещё мгновение и их пути разошлись бы в разные стороны навсегда, но в этот момент тяжёлый пакет в руках девушки прорвался, и по грязной мостовой оранжевыми мячиками покатились апельсины. Девушка ахнула и застыла, растеряно глядя вокруг и не зная, как быть. Два апельсина подкатились к ногам Павла. Он остановился, чтобы нечаянно не раздавить их, присел, захватил несколько штук и протянул девушке.

Этот момент их знакомства он вспоминал часто, но каждый раз удивлялся тому, что мог понравиться ей. Через два месяца они поженились, а ещё через месяц он узнал, что скоро станет отцом. Казалось — счастье навсегда поселилось в доме. Он завидовал сам себе. Так было, пока не родилась Галинка.



Павел поднял голову. «Я не смог их защитить. Я слабак, и всегда был слабаком». Он встал и подошёл к навесному шкафчику, где хранилась аптечка. «Зачем и кому я нужен на этой земле?». Горсть таблеток, из собранных наугад упаковок, заполнили стакан, из которого он только что пил водку. Мужчина размял их ложкой и залил водой из-под крана.

Мутноватая жидкость на вкус оказалась ужасно горькой. Павел хотел выпить её целиком, но закашлялся с первого глотка. Сзади раздался взволнованный голос дочери: «Папа, ты что?». Галя, босая, в накинутом поверх ночной сорочки стареньком пуховом платке, который когда-то принадлежал её матери, появилась в дверном проёме кухни совершенно неожиданно. Взглянув в испуганные глаза дочери, мужчина вылил остатки ядовитой смеси в раковину и отправился спать.

Сложенный диван-книжка крякнул под тяжестью навалившегося тела и замолк. Павел уткнулся лицом в подушку, голова кружилась, и он уже сам не мог понять, где находится, то ли в реальности, то ли по другую её сторону. В углу послышался шорох, и он открыл глаза. В полумраке комнаты, освещённой лишь неоновым светом уличного фонаря, были различимы нечёткие силуэты непонятных существ. Вдруг тень в углу комнаты зашевелилась и начала расти. Чудовище подняло костлявую конечность и растопыренными пальцами потянулось к шее Павла. То, что творилось вокруг, походило на фильм ужасов. Невероятных размеров тени самых причудливых форм надвигались из всех углов крохотной комнатушки и тянули свои уродливые щупальца. Павел похолодел от ужаса и стал задыхаться. Собрав остаток сил, он подскочил к окну и дёрнул ручку фрамуги. Створка со скрипом подалась. Павел взобрался на подоконник и, перевалившись через него, полетел вниз, но ему повезло — полутораметровый сугроб смягчил падение. Те, десять минут, которые он пролежал на снегу, окончательно отрезвили его. Павел поднялся и не спеша побрёл обратно домой.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Юрка Баранов с трудом дождался окончания уроков. Быстро затолкав в портфель учебники и тетрадь, он первым выскочил из класса и помчался в раздевалку. Обычно по дороге из школы они с друзьями сворачивали в ближайшую лесополосу где, чувствуя себя совершенно взрослыми людьми, курили и, отчаянно матерясь, обсуждали последние школьные происшествия. Вставить смачное словечко в свою речь было верхом крутизны, и мальчишки старались во всю, употребляя нецензурную речь с такой частотой, что смысл сказанного не всегда был понятен даже самому говорящему. Сигареты Юрка покупал заранее в ларьке рядом с остановкой. Продавать их детям было строго запрещено, но продавщица делала вид, что верит рассказам Юрки, будто бы за сигаретами его отправил больной отец.

Сегодня планы были другие. Соседка по площадке Катька Огородникова выходит замуж, регистрация назначена на три часа дня, следовательно, жених за ней приедет где-то около двух. Юрка всё рассчитал. Уроки заканчиваются в половине второго, от школы до дома минут десять ходьбы, как раз успеет забросить портфель домой и занять позицию у дверей соседей. Ну уж нет, Катьку он просто так этому красавчику Илюхе не отдаст. Пусть платит выкуп и ни какими-то там дешёвыми конфетами, а раскошелится на настоящие рубли.

Катюха Юрке очень нравилась, так нравилась, что он сам мечтал жениться на ней, когда вырастет, но этот длинноногий красавчик его опередил. Углядев однажды в дверном глазке, как парочка влюблённых нежно целуется, Юрка весь побагровел от досады и со всему маху пнул ногой дверь. Целый месяц он выслеживал влюблённых, которые даже не подозревали о его чувствах, и наконец понял, что ничего изменить не удастся. Катя глядела на Илью такими глазами, какими смотрели на своих избранников героини любимых бабушкиных сериалов. Антонина Петровна проводила время у телевизора с утра до вечера. Все сериалы заканчивались одинаково — свадьбой главных героев, и Юрка не понимал, зачем бабушка каждый раз смотрит про одно и тоже, если и так понятно, чем дело закончится.

Постепенно Юрка смирился с положением вещей, в душе всё же надеясь, что красавчик рано или поздно на чём-нибудь проколется и тогда Катька всё поймёт… Что именно должна была понять Катька, Юрка не знал, но так говорили в сериалах. Однако время шло, а счастливые влюблённые и не думали расставаться, пока однажды Юрка не подслушал разговор бабушки с матерью Кати о том, что молодые подали заявление в ЗАГС, и вся семья теперь готовится к предстоящему событию.

В голове у Юрки стал вызревать план по срыву свадьбы. Две недели мальчишка перебирал различные варианты и способы их реализации, но всё расстроила мать Кати, которая обратилась за помощью к соседям и лично Юрке.

Арнольдина Теличкина работала директором на мясокомбинате. Первый муж Геннадий Огородников — отец Кати трагически погиб, когда дочери было пять лет от роду. Похоронив супруга, женщина в одиночках сидела не долго, через пару лет вновь вышла замуж. Новый супруг — Александр Евгеньевич Теличкин сразу почувствовал себя хозяином в доме, несмотря на скромную зарплату техника на заводе. Он вряд ли мог рассчитывать на длительный интерес со стороны столь расчётливой дамы, как Арнольдина, но выручало многолетнее увлечение поисками «презренного металла», которое приносило изрядный доход, так что деньги в доме водились. В свободное от работы время Александр Евгеньевич отправлялся в поля. Ему везло и, купленный некогда по объявлению в газете, металлоискатель довольно часто попискивал, сообщая о скрытой под землёй находке. Найденные монеты и другие, представляющие интерес у коллекционеров, ценности Теличкин почти сразу сбывал, благо дело это у него было поставлено на поток.

Два дня назад Арнольдина Степановна столкнулась с Юркой на лестничной площадке и, вложив ему в ладошку две конфетки «Метеорит», попросила:

— Юрочка, мне нужна твоя помощь. Ты же знаешь у нас через два дня свадьба.

— Чего ещё? — недовольно буркнул Юрка. Но вложенные в руку конфеты уже растопили в нём лёд обиды за отданную другому невесту. — Мне уроки делать надо.

— Я тебя долго не задержу, — не замечая недовольства мальчика, быстро заговорила женщина. — Ты не мог бы помочь мне перенести продукты из гаража. Вот ключ, где гараж ты знаешь. В подвале на полках стоят закатки. Надо перенести их сюда. Мне некогда, надо для Катеньки платье подготовить. Если сделаешь всё, как я прошу, получишь ещё конфет.

Барановы жили небогато. Хороших конфет в доме никогда не было, да и разносолами Юрку особо не баловали, и потому раздумывал мальчик недолго. Взяв из рук женщины ключ, он согласно кивнул и, растягивая фразу, произнёс:

— Нууу ладно.

Весь оставшийся вечер Юрка таскал банки с маринованными огурцами и помидорами, а также фруктово-ягодными компотами из гаража в квартиру соседей.



Юрка почти бежал, не упуская возможность проехаться по раскатанному ребятишками зеркалу льда, который попадался ему на дороге. Наконец-то последний поворот, Юрка свернул за угол и первым делом глянул на площадку перед подъездом. Нет, никаких машин украшенных шарами и лентами нет, значит, он не опоздал. Сейчас только портфель занесёт… Он поднял глаза вверх на окна Теличкиных и увидел в распахнутом проёме окна Катиной комнаты белое пятно. От холодного ветра глаза мальчика слезились, и он не сразу понял, что это. Девушка в белом подвенечном платье и фате стояла на подоконнике. Ещё секунду и невеста, словно подстреленная птица, камнем полетела вниз. Звук упавшего тела был глухим и совершенно непугающим. Юрка часто слышал такой у себя за окном, когда на дворе наступала оттепель, и накопившийся на крыше снег съезжал лавиной вниз, плюхаясь всей своей массой на дорожку перед домом.

Глава вторая

Колючий ветер проникал за шиворот и заставлял Махоркина втягивать голову в плечи. Торопясь на место происшествия, он забыл надеть шарф. Замёрзшая в воздухе взвесь моментально впилась ему в шею иголками, как только он вышел из машины. Подойдя к телу, следователь поёжился, но не от холода. Представшая его взору картина была и ужасна, и прекрасна одновременно. На покрытой изморозью дорожке в неестественной позе лежала девушка. Красивое лицо было нетронуто падением, казалось, что девушка спит и только ярко-красное пятно крови, растекшейся по заснеженному асфальту, свидетельствовало о несчастье.

— Как будто сломанная кукла, — Лена Рязанцева не понимала, почему никак не может оторвать взгляд от этой страшной картины. Но что-то было в этой позе, в этих скрещенных руках, в развевающемся на ветру кринолине, и таком красивом спокойном лице, прикрытым нежной вуалью фаты, завораживающе прекрасное.

Махоркин посмотрел вверх. Окно шестого этажа оставалось открытым.

— Пойдёмте лучше в квартиру, посмотрим, что там, здесь кажется всё ясно.

— Я с вами. А то задубел уже тут крутиться, — судмедэксперт Волков фамильярно подмигнул Рязанцевой и, обогнав Махоркина, демонстративно распахнул перед девушкой дверь подъезда, склонившись в реверансе.

— Позёр, — процедил сквозь зубы следователь, гневно сверкнув глазами в сторону эксперта.

Пропустив Рязанцеву вперёд, Волков заскочил внутрь проёма вслед за ней. Туго натянутая пружина тут же с грохотом захлопнула дверь прямо перед носом Махоркина.

— Вот же гад! — вслух выругался Махоркин и зло дёрнул за ручку.

Лифт долго гудел где-то наверху, нехотя спускаясь и бряцая на каждом этаже всеми своими металлическими внутренностями.

— Словно с того света едет, — Лена нетерпеливо нажимала на кнопку, будто надеясь, что лифт от этого начнёт двигаться быстрее, — пешком бы уже на месте были.

Наконец кабина доехала до первого этажа, и двери распахнулись. Весь пол лифта был усыпан лепестками белых и красных роз и, собравшаяся было войти, девушка замерла на месте. То, что предстало её взору, словно повторяло ту картину, которую она только что видела на улице — растекающейся по снегу крови.

— Нет, не могу, — Лена отступила и направилась к лестнице.

Махоркин всё понял и последовал за помощницей.

— Подумаешь, какие мы нежные, — скривился в ухмылочке Волков и шагнул в кабину.

Площадка шестого этажа была украшена красными шарами в форме сердечек, на стене висел плакат с надписью: «Жених, посмотри налево! Там живёт твоя королева!». Дверь в квартиру, где жила погибшая девушка, была открыта, и из неё доносились приглушённые звуки причитаний.

Предсвадебное убранство квартиры и произошедшая в ней трагедия настолько не соответствовали друг другу, что вызывали у каждого входящего в это помещение внутренний протест. Хотелось сорвать все ленточки, сердечки и цветочки, но никто из присутствующих не решался на это. Народа в квартире было много. В просторной гостиной сидели и стояли какие-то люди, не то гости, не то любопытные соседи.

— Можно мне поговорить с хозяевами квартиры? — не понятно к кому обращаясь, спросил Махоркин.

— А их нет, — тихо произнесла, одетая в длинное коралловое платье, девушка. Её пепельного оттенка волосы были красиво завиты в мелкие кудряшки. Девушка сидела в группе столь же нарядно одетых подружек, лица которых были испачканы размытой слезами косметикой.

— А вы кто? — глядя на неё в упор, спросил следователь.

— Марина. Марина Петрова, — слегка запинаясь, пролепетала девушка и поднялась с дивана. — Я свидетельница.

— Происшествия? — усмехнулся Волков.

— Игорь Ильдарович, пройдите в комнату невесты и постарайтесь там максимально применить ваши профессиональные способности. А мы пока здесь попробуем обойтись своими силами.

— Понятно, — насмешливо глядя на Махоркина, ответил Волков и вышел из гостиной.

— Так где же хозяева? — Александр Васильевич повторил свой вопрос, обращаясь к заплаканной девушке.

— Арнольдину Степановну увезла «Скорая», Александр Евгеньевич уехал вместе с ней.

Лена вплотную подошла к Махоркину и шепотом произнесла:

— Александр Васильевич, наверное, нам надо сначала представиться.

Махоркин на секунду смутился, но тут же исправил свой промах:

— Ах да, я забыл представиться. Старший следователь Махоркин Александр Васильевич. А это моя помощница — Рязанцева Елена Аркадьевна. Нам нужно поговорить с теми, кто стал свидетелем этого происшествия или может что-либо сказать по существу дела. Кто был с невестой в момент происшествия?

Казалось, официальный тон следователя привёл собравшихся людей в чувство, они прекратили всхлипывать и утирать носы, их лица стали серьёзными и озабоченными.

— Никого. Вернее, мы с девчонками были в комнате, но Катя вдруг попросила всех выйти и оставить её одну, а через пять минут в квартиру вбежал вот этот мальчик и сказал, что Катя разбилась, — Марина Петрова показала на мальчика, который испуганно прижимался к сидевшей в кресле пожилой женщине, и слёзы вновь чёрными струйками потекли по её лицу.

— А где жених? — удивлённо спросила Лена и огляделась, в комнате не было ни одного подходящего по возрасту мужчины.

— Он там, на кухне, — растеряно пролепетала свидетельница.

— Лена, пообщайтесь с девушкой, а я поговорю с мальчиком, — Махоркин присел рядом с Юркой. Мальчуган дрожал, как лист на осеннем ветру, положение не спасала даже находившаяся рядом с ним бабушка.

— Юра, расскажи, что ты видел?

— Она ша… шагнула из окна и полетела вниз, а потом бах и всё. Я по… подошёл, а она не двигается, — мальчик слегка заикался.

— Она сама шагнула? Ты не видел, может кто-то был рядом с ней в тот момент, когда она сделала этот шаг?

— Кажется, не было никого. Мне плохо было видно.

— Хорошо, а что было дальше?

— Ну, я испугался и побежал наверх. Арноб… Арнольб… — мальчик никак не мог выговорить сложное имя матери погибшей девушки. Сделав последнюю попытку, он выдавил из себя замысловатое имя, смешно исковеркав его: — Арнобльдина Степановна была в коридоре. Я ей сказал, что Катя упала, она побежала в комнату, а я по..пошёл домой. Я только услышал, как она закричала. Больше ничего не знаю. Дома рассказал всё бабушке.

Антонина Петровна прижала к себе внука и произнесла:

— Можно мы пойдём? Напуган мальчонка, разве не видите, да и не кормлен ещё. Мы же сразу сюда пошли, чтоб как-то поддержать, утешить, всё-таки соседи.

— Хорошо идите, — Махоркин потрепал мальчика по голове и повернулся в сторону помощницы.

Лена закончила беседовать с подругами невесты и вопросительно посмотрела на начальника.

— Ну что, настало время познакомиться с женихом.



Кухня, заставленная банками с соленьями и всякой снедью, казалась малопригодным местом для допроса. В глаза Рязанцевой бросилась смешная рожица отпечатанная на крышках с надписью «Капитан припасов». За покрытым цветной клеёнкой столиком, подперев руками голову, сидел юноша. Сквозь растопыренные пальцы клочьями пробивались чёрные, как смоль волосы. Перед ним стояла бутылка водки и гранённый стакан. То количество содержимого, которое едва покрывало дно бутылки, свидетельствовали о том, что парень основательно пьян. Рядом стояли оперативники. Махоркин пожал обоим руки и, кивнув в сторону парня, спросил:

— Что говорит?

— Да что он может сказать в таком состоянии.

Парень замычал и попытался оторвать руки от головы, но спутавшиеся космы, помешали ему это сделать, и он с силой дёрнул головой. Руки, освободившись, с грохотом стукнулись о стол, следом на них повалилась и голова. Почти в ту же секунду парень захрапел.

— Хорош жених, — в голосе Рязанцевой слышалось отвращение.

— Вообще-то, парня понять можно, у него невеста погибла. Свадебный картеж подъехал к дому почти одновременно с нами. Можно сказать, что мы стали невольными свидетелями его реакции на случившееся. Честно говоря, зрелище было не для слабонервных, — оперативник Олег Ревин с укором посмотрел на молодую женщину.

Олега Махоркин знал давно и испытывал к нему симпатию. Было не понятно, как этому, внешне очень жёсткому, мужчине при его работе удаётся оставаться таким тонко чувствующим и сопереживающим чужому горю человеком.

— Всё равно. Не люблю, когда горе пытаются утопить в алкоголе, — попыталась оправдаться Лена. — Зачем же вы позволили ему напиться до такого состояния?

— Он всё равно ничего не мог сказать, — включился в спор второй оперативник Виктор Котов, — думали, примет на грудь, выйдет из шока, можно будет побеседовать, а он всю бутылку уговорил, а в себя так и не пришёл. Да и теперь не понятно, в каком он состоянии.

— Понятно в каком. В никаком, — Лена чувствовала, что не права, но уступать не хотелось. — И что нам теперь с ним делать?

— Пусть проспится сначала, — Махоркин решил примирить спорящих. — Пойдёмте. Надо осмотреть комнату невесты.



В комнате Кати Огородниковой было холодно и, несмотря на идеальную чистоту, как-то неуютно. У раскрытого настежь окна курил Волков. Его огромные, малинного цвета уши, от мороза казались мраморными. Красная кепочка, которую эксперт носил круглый год независимо от погодных условий, меняя только направление козырька, явно проигрывала им по яркости. Кепку Волков считал своей визитной карточкой. Летом козырёк был повёрнут назад, а сейчас торчал вперёд, и в профиль худощавый парень напоминал дятла. Когда в комнату вошли Махоркин и Рязанцева эксперт выбросил сигарету в окно и изрёк:



И этой белой ночью — к тебе я убегу,

Туда, где небо в звёздах — решит судьбу мою…



— Пушкин? — не удержалась от насмешки Рязанцева, — видимо, что-то из раннего.

— Моё, из позднего, — Волков принялся растирать замёрзшие уши.

— Ваше? Так это не вы ли написали про изумрудный город? Ах, нет, тот Александр. А вы, извиняюсь, под каким псевдонимом печатаетесь?

— Не придумал ещё. Может ты чего подскажешь?

— Коразон, — встрял, до этого молчавший, Махоркин.

— Чего? — опешил Волков. — Какой ещё коразон?

— Не знаю. В рекламе слышал. Слово звучное, непонятное и бессмысленное. По-моему, для псевдонима в самый раз.

— Коразон — это известный косметический бренд, — Рязанцева моментально уловила иронию в словах начальника. — Выпускают лак для ногтей.

— Странное название для косметической фирмы, слово какое-то корявое, таракана напоминает, — Махоркин явно ёрничал.

Лена впервые за весь вечер улыбнулась:

— Вообще-то в переводе с испанского означает, кажется, сердце.

— Тогда не подойдёт, — с деланной грустью резюмировал Махоркин, — давайте вернёмся к делу. — Игорь Ильдарович, вам удалось обнаружить что-нибудь интересное?

— Что тут интересного? Вот окно, вот стул, поднялась, шагнула вниз и полетела. Снял, конечно, отпечатки где было возможно, но вряд ли это изменит картину случившегося.

— А конфеты? — Лена указала на открытую коробку. На крышке тёмно-красного цвета красивыми буквами было написано «Вишня в шоколаде», внутри в ячейках золотистой формы лежали конфеты. Больше половины ячеек были пустыми.

— Конфеты? — дыхнул эксперт горьким запахом выкуренной сигареты в лицо Рязанцевой, вплотную приблизившись к ней. — Конфеты, наверное, вкусные.

Он вытащил одну из ячейки и быстро отправил её себе в рот.

— Келё уэр! — воскликнула Лена по-французски и, с отвращением взглянув на Волкова, отошла в сторону. — Мародёр!

— Ой, ой, ой, ещё пришейте мне сокрытие улик или уничтожение вещдоков. Я эксперт, провожу исследование, а каким способом я это делаю, пусть вас не волнует. Считайте, что тестирую на себе, — натянув на руку перчатку, он сгрёб оставшиеся конфеты в целлофановый пакет и вложил в свой кейс. Туда же отправилась и коробка.

— Кто не успел, тот опоздал, — подмигнул Волков Рязанцевой. — Как это будет по-французски?

— Декутон. Жё не мар де туа.

Махоркин удивлённо посмотрел на помощницу:

— Ваш французский пополнился новыми словами?

— Уи. Се ля ви.

Волков закрыл кейс и, перебросив через плечо фотоаппарат, отрапортовал:

— Ну ладно, мне тут больше делать нечего. Всё сфотографировал, отпечатки снял, поеду в лабораторию, посмотрю, что в этих конфетках, может отрава какая. Доложу. Бывайте.



— Ну что, давайте осмотрим помещение и представим, что здесь могло произойти. У вас есть какие-нибудь версии? — обратился Махоркин к помощнице после того, как дверь за судмедэкспертом закрылась.

— Даже не знаю, — Лена огляделась, — если девушка совершила суицид по доброй воле, значит, на то должны быть причины.

— Какие причины могут быть у молодой красивой девушки? Что-то не верится. Сдали нервы перед свадьбой?

— Подруга говорит, что Катя была весёлой. Даже традиционный плач перед зеркалом после неудачной попытки закончился взрывом смеха. Затем она сказала, что хочет побыть одна и попросила всех выйти.

— Весёлой? За минуту до самоубийства? Разве так может быть?

— Может, — лицо Лены стало строгим, — у нас в классе училась девочка Ира Позднякова, которая дружила с мальчиком из соседней школы, фамилию не помню, звали Ромкой. Мальчишка красивый был, а Ирка — она такая… Со странностями, в общем. Но он почему-то выбрал её. Если честно, все мы удивлялись, уж больно разные они были. Повстречались они месяц где-то, и вдруг этот Ромка стал избегать свою подругу. На звонки не отвечал, школу нашу обходил стороной. Ирка с ума сходила. Караулила его после уроков, обрывала телефон, но всё безрезультатно. Однажды, на дискотеке она бросилась к его ногам и при всех стала рыдать и объясняться в любви, умолять, чтоб он её не бросал. Это было ужасное зрелище, я тогда впервые подумала, что любовь может быть уничижительной. Мы с ребятами стояли рядом и не знали, как реагировать. Тогда Ромка сжалился над ней. На какое-то время отношения их возобновились, но насиловать себя, притворяясь влюблённым, долго не смог и вскоре вновь дал ей отставку.

Лена замолчала и как будто погрузилась в себя. Махоркин с интересом наблюдал за выражением лица девушки, пытаясь угадать ход её мыслей:

— Интересная история, но какое отношение она имеет к нашему случаю?

— Я встретила её. В тот день у меня были занятия по музыке. Когда я выходила из подъёзда, она шла мне навстречу, вся воздушная, счастливая, такой я её давно не видела. Быстро бросив в мою сторону: «Привет», она проскользнула в подъезд. Больше я её не видела. Никогда. После занятий с репетитором, я пошла к подруге и пробыла у неё допоздна. Когда вернулась домой, мама сказала мне, что какая-то девушка выбросилась с крыши нашего дома. Я сразу поняла кто это.

— Несчастная любовь? — задумчиво произнёс Махоркин. — Надо бы поговорить с этим горе-женихом, когда в себя придёт, конечно. Хотя состава преступления нет и оснований для возбуждения уголовного дела тоже.

В ту же секунду он почувствовал, как внутри начала подниматься тревожная волна. Он знал что это. Внутреннее чутьё подсказывало — что-то здесь не так.

— А доведение до самоубийства? Разве не основание?

— Пока что фактов кого-то в чём-то подозревать у нас нет. Надо собрать больше информации о том, что происходило в этом доме в последнее время, а, в особенности, в последние часы. Как складывались отношения девушки с женихом, подругами, родителями, соседями. Кстати, почему у неё фамилия не Теличкина, как у родителей, а Огородникова?

— Это не настоящий её отец, это отчим.

— Значит надо разыскать настоящего и поговорить с ним. Заодно выяснить, не было ли у них в роду людей страдающих психическими заболеваниями. Это огромная и кропотливая работа, как видите.

— Ну и что? Человек погиб, и мы должны найти виновного.

— Я в вас не сомневался, партнёр. А ещё хотела уволиться? Вот, что бы я без тебя делал? — Махоркин осёкся. — Без вас…

Глава третья

После ремонта кабинет следователя Махоркина выглядел официальным и представительным. Помимо свежей отделки стен, на свалку отправили и старую мебель. Со вчерашнего дня вместо двухтумбового стола шестидесятых годов, который выглядел громоздким и угрюмым, красовался лёгкий однотумбовый светло-коричневого цвета, как будто специально подобранный в тон обоям. На месте жёсткого деревянного стула стояло оббитое мягкой серой тканью кресло. В углу разместился двустворчатый шкаф, в котором Лена Рязанцева аккуратно расставила всю, по её мнению, необходимую для работы литературу. Внутренний объём быстро заполнился различными справочниками, кодексами и телефонными книгами. Здесь же, в красивой малахитового цвета обложке, стоял словарь русского языка Ожегова. Книгу Лена вручила начальнику в качестве презента, взяв её из собственной домашней библиотеки.

— А словарь зачем? — удивился следователь.

— А затем. Все документы должны оформляться на безупречно правильном языке, — отчеканила помощница и выдвинула книгу с красивым золотым теснением вперёд, — ну и вообще, просто красиво смотрится.

— Вы, действительно, думаете, что нам при составлении процессуальных документов могут понадобиться слова — ежели, радеть, ретиво? — взяв в руки и заглянув в толстую книгу, насмешливо спросил Махоркин.

— А вдруг? — Лена отобрала словарь и вернула его на прежнее место.

Из старой меблировки в кабинете остался только железный сейф. Его выкрасили в серый цвет, и он приобрёл от этого визуальную лёгкость.

К окну, где обычно стоял стул, из соседнего кабинета был перенесён лёгкий компьютерный столик, который теперь служил постоянным рабочим местом Елены Рязанцевой. Переехать в его кабинет Махоркин предложил сам, на что помощница, не раздумывая, согласилась.

— Чего уж вам тесниться сиротливо на стульчике. Всё равно пропадаете у меня в кабинете целыми днями, не выгонишь, — изображая недовольство, пошутил Махоркин.

— Очень надо, — парировала помощница и в тот же день переехала.

Консервативный по природе Александр Васильевич не сразу привык к новому облику кабинета и, сперва, даже выразил неудовольствие.

— Как будто я не у себя, — поделился он своими ощущениями с помощницей.

— Ничего, привыкнете. Зато, в кабинете стало светлее, даже дышится по-другому. Мне нравится, — Лена подёргала за верёвочки оконные жалюзи, — люблю, когда всё меняется.

По случаю обновления кабинета и своего переезда неугомонная помощница пригласила всех сотрудников на чай, спросив предварительно разрешение у шефа. Чувствуя себя виноватым перед девушкой за некогда испорченный день рождения, Махоркин решил реабилитироваться и великодушно дал своё согласие:

— Ладно, только пусть с подарками приходят.

На следующий день почти весь штат следственного отдела набился в кабинет Махоркина и его помощницы. Переданное по «сарафанному радио» приглашение не осталось безответным, и каждый из гостей явился с презентом. Стол Махоркина постепенно заполнялся полезной и бесполезной мелочью, среди которой были: упаковка зелёного чая, ручной эспандер, перекидной календарь на будущий год, два настенных календаря за прошлые года, миниатюрная картина неизвестного художника с изображением плывущего по реке кораблика, шоколадка «Алёнка» и три ручки. В общем, всё, на что хватило ума и чувства юмора коллегам по работе.

Отличился, как всегда судмедэксперт Волков. В кабинет он вошёл, когда все собравшиеся уже дружно пили чай с тортом «Эстерхази», купленным утром Рязанцевой в супермаркете неподалёку.

Волков подошёл к Махоркину, протянул ему бумажный пакет и, ехидно прищурившись, произнёс:

— Поздравляю. Прими от меня в дар эту бесценную вещь и не благодари.

Чувствуя подвох, Махоркин раскрыл свёрток и вынул из него небольшой рулон. В развёрнутом виде это оказался коврик, на котором были нашиты пластиковые кружочки с торчащими вверх шипами.

— Что это? — недоуменно спросил следователь.

— Аппликатор Кузнецова. При вашей сидячей работе и риске нажить геморрой — вещь незаменимая.



Илья Потёмкин сидел на стуле с безразличным видом. Допрос длился уже полчаса, но ничего путного из парня выбить не удалось. Всматриваясь в выражение его лица, Махоркин пытался понять, какие чувства наполняют сейчас душу несостоявшегося жениха, но так ничего и не разобрал. Парень смотрел в одну точку и на все вопросы отвечал только «да» и «нет», не вдаваясь в подробности.

— Он не виновен, — сделала заключение Лена, когда они остались одни в кабинете.

— Почему вы так решили? — спросил Махоркин, который и сам пришёл к этому выводу.

— Вижу. Он же раздавлен случившимся. И потом, я когда говорила с подругами Кати, они все уверяли, что парень боготворил свою девушку и, вообще, был всегда очень нежен с ней.

— Тогда кто ещё мог так сильно повлиять на сознание погибшей? Может быть кто-то из подруг? Может кто-то позавидовал ей, как это у вас бывает.

— У кого это, у нас? — возмутилась Лена, и её брови сдвинулись к переносице.

— Ну у женщин это в крови, — делая вид, что не замечает возмущения, продолжал провоцировать Махоркин.

— Много вы о женщинах знаете, — Лена сердито надула розовые губки и замолчала.

В этот момент раздался телефонный звонок. Махоркин взял трубку, внимательно выслушал и со словами «Понятно. Спасибо» положил её на рычаг.

— Ну, что там? Кто звонил? — нетерпеливо заёрзала на стуле помощница.

— Волков. Доложил результаты проведенных анализов.

— И что? Ну, не томите, Александр Васильевич.

— В конфетах ничего подозрительного не обнаружено, небольшое содержание спирта, который входит в состав продукта, — рассеяно произнёс следователь.

— Ляпас, — Лена стала грызть кончик ручки. Она делала так всякий раз, когда пыталась сосредоточиться. — То, что в конфетах ничего нет отравляющего, итак было понятно. Марина — подруга Кати тоже съела пару штук, она сама мне это сказала во время беседы. Да и Волков — до сих пор жив, здоров.

— Волков не показатель. Этого никакая зараза не возьмёт, — зло пошутил Махоркин. — А что ещё вам рассказали подруги?

— Да, собственно, ничего такого, за что можно было бы зацепиться, хотя в тот момент они были сильно напуганы и малоразговорчивы.

— Я думаю, вам стоит поговорить с Мариной ещё раз. Узнайте, чем интересовалась её подруга, куда ходила, о чём мечтала.



Уютное кафе «12 стульев», где Марину Петрову ожидала Рязанцева, было полупустым. Лена долго разглядывала выставленные на обозрение пирожные под большим стеклянным куполом и, наконец, сделала свой выбор:

— Мне эклер и капучино, пожалуйста.

Расплатившись, она направилась было к столику, но в этот момент раздался приятный трезвон колокольчика над входом, и в кафе вошла Марина.

Кивнув Рязанцевой, девушка сразу направилась к кассе.

— Мне, пожалуйста, всё то же самое.

Девушки заняли столик у окна. Атласная обивка и красиво изогнутые ножки стульев были точно такими же, как в фильме Марка Захарова. Неожиданно для Рязанцевой первой вопрос задала Марина.

— Вы Илюшу подозреваете? Зря. Он тут ни причём.

Лена внимательно посмотрела на девушку и задала встречный вопрос:

— А кто причём? Кого лично вы подозреваете?

— Я никого не подозреваю, но Илья очень любил Катю, дышать на неё боялся. Они и не ссорились-то никогда.

— Хорошо, давайте забудем про Илью. Я хотела побольше узнать у вас про Катю. Чем она увлекалась, с кем дружила, что делала в свободное время, куда ходила?

— Всё свободное время она проводила с Ильёй, а друзей у неё почти не было, мы с ней с детства дружим и нам обеим этой дружбы вполне хватало.

— А как же те девушки, что были в квартире вместе с вами, когда погибла Катя?

— Это одноклассницы, но с ними у Кати были не очень близкие отношения, она их и на свадьбу-то пригласила только для того, чтобы они разбавили своим присутствием пожилых гостей.

Официантка в кружевном переднике и белом накрахмаленном головном уборе, называемом «Буфетчица», поставила перед девушками две чашки ароматного кофе со сливками и тарелочку с эклерами.

Лена сделала глоток, и на её лице отразилось удовлетворение. То, что в этом кафе делают самые вкусные пирожные, она знала, но и капучино ничуть не проигрывал в качестве.

— А Интернет? Наверняка Катя состояла в каких-нибудь соцсетях? С кем она там общалась?

— Нет. Катя, конечно, пользовалась Интернетом, но только для того, чтобы получить нужную информацию, скачать фильм или музыку, соцсетями она не пользовалась, относилась к ним с отвращением. Считала, что выставлять на всеобщее обозрение себя и свою жизнь — дурной тон, а уж заводить друзей, вообще, большая глупость. Я так не считаю и всегда спорила с ней, но она твёрдо стояла на том, что всё это уход от реальности, искусственно придуманная жизнь для тех, кто в настоящей жизни не смог себя реализовать.

— Понятно. А скажите, Марина, раз вы были подругами с детства, следовательно, должны были знать её отца? Где он? Что с ним?

Марина тоже отпила кофе из чашки, но к пирожному не прикоснулась.

— Отец Кати погиб при странных обстоятельствах, когда ей был всего год от рождения. Я плохо знаю эту историю, только по рассказам самой Кати, а она по рассказам матери, так что я не могу поручиться за её истинность. Вроде бы отцу снесло голову встречным грузовиком, гружённым досками, когда он на большой скорости высунулся из окна своей машины. Такую версию я слышала от Кати. Возможно, что всё это детские фантазии, но своего родного отца Катя не знала. Арнольдина Степановна довольно быстро снова вышла замуж, но фамилию Кате оставила её настоящую и всё ей рассказала, как только та стала задавать вопросы.

Марина подробно рассказывала историю своей подруги, совершенно не прикасаясь к пирожному, лишь изредка прикладываясь к чашке вкусно пахнущего кофе. Наблюдая за ней Рязанцева первой взяла политый шоколадом эклер и откусила. «Какой божественный вкус», — пронеслось в голове. Как будто прочитав эти мысли, Марина тоже потянулась за пирожным, но на полпути замерла, глаза её округлились и, оставив без внимания эклер, она быстро заговорила.

— Вспомнила. Катя же мне жаловалась на отчима. Где-то полгода назад. Говорила, что этот «старый козёл» к ней пристаёт.

— Интересно. Она Вам что-то рассказывала? Есть какие-нибудь подробности, — Лена отложила эклер.

— Да, она говорила, что купила новый купальник, а когда стала примерять его у себя в комнате, то в зеркало увидела, что отчим смотрит на неё в щель неприкрытой двери. Она захлопнула дверь у него перед носом. А наутро, сквозь сон почувствовала, как чья-то рука гладит её под одеялом. Это был отчим. Катя тогда мне сказала, что боится рассказать матери об этом.

— А почему?

— Понимаете, у них не было доверительных отношений, какие бывают между матерью и дочерью. Арнольдина Степановна вся в работе, она директор мясокомбината, её и дома почти не бывает. Катя побаивалась мать, да и отчима тоже, она сама мне говорила, — протараторив, девушка, наконец, вспомнила о нетронутом эклере и с наслаждением принялась его поглощать.

— Ну что ж, мне пора. Спасибо Вам, Марина, за разговор. Он оказался очень полезным, — позабыв про недоеденное лакомство, Лена схватила с вешалки шубку и выскочила из кафе.



— Значит отчим, — резюмировал Махоркин после того, как влетевшая в кабинет, Рязанцева выпалила автоматной очередью всё, что ей рассказала Марина Петрова. — Пора отправлять к этому «старому козлу» наших оперов.

— Если можно побыстрее, Александр Васильевич, пока он не скрылся.

Раскрасневшаяся помощница была чудо, как хороша. Её глаза искрились охотничьим азартом, и Махоркин невольно залюбовался девушкой.

— Лена, может снимите верхнюю одежду для начала, а то вы пышете жаром, — Махоркин улыбался. — Никуда он не денется. От Котова с Ревиным ещё никто не уходил.

— А можно мне с ними? — не обращая внимания на иронию, попросилась Лена.

— Ещё чего. Вы свою часть работы уже сделали. Каждый должен заниматься своим делом. Работа следователя в основном проходит в кабинете, разве вас этому не учили в институте. Задержанием преступника должны заниматься специально обученные этому люди, не отнимайте хлеб у оперативников. И снимите уже, наконец, шубку. Она очень красивая и вам идёт, но работать в ней, наверняка, не очень комфортно.

— Вы формалист, Александр Васильевич. И книжный червь, — Лена изобразила на лице возмущение, но уголки губ выдавали её настроение.

— Червь и Цикада — неплохое название для басни, не правда ли? Почти как у Крылова.

Лена прыснула и стала снимать шубку цвета кофе с молоком.

— Эзоповская Цикада, ставшая прототипом Стрекозы, была не так легкомысленна, как это преподнёс Крылов, а вот Муравей, оказался жестоким и жадным.

— Я давно хотел извиниться перед вами, за тот случай, — Махоркин вдруг стал серьёзным. — Вы не имеете ничего общего с этим персонажем. Мне было бы трудно без вашей помощи. Я очень рад, что вы остались в Следственном отделе.

— Моаси. Только я совсем не обиделась. Басня ведь говорит о разном отношении к жизни. А я, действительно, отношусь к ней легко.

— Хорошо, тогда забудем об этом. Давайте лучше подумаем, что могло произойти в этом доме? Что заставило девушку шагнуть с подоконника?

— Может изнасилование? Перед свадьбой или ранее. Девушка могла испугаться, что жених всё узнает в первую брачную ночь, и это толкнуло её на отчаянный шаг.

— Я тоже об этом подумал. Вряд ли простые домогательства могли стать поводом к самоубийству. Выйдя замуж, она бы перестала им подвергаться, значит, было что-то посерьёзней. А узнать мы это можем только от самого Теличкина. Остаётся ждать, когда нам его доставят. Хотелось бы ещё с матерью поговорить.

— Она в больнице. Гипертонический криз. Лучше пока её не трогать.

— Надо позвонить Волкову, пусть проверят труп на предмет изнасилования, — Махоркин снял трубку и набрал номер судмедэксперта.

Глава четвёртая

Александр Евгеньевич Теличкин мучился тяжёлым похмельем. Вернувшись вечером из больницы в пустую квартиру, заставленную коробками с шампанским и водкой, он стал откупоривать одну бутылку за другой. Три дня мужчина беспробудно пил. А что ещё оставалось делать, специально к свадьбе падчерицы он оформил недельный отпуск без содержания. Теперь он топил своё одиночество в том самом алкоголе, в котором собирался топить свою радость. Впрочем, радости от замужества падчерицы никакой не было, зато повод погулять на полную катушку был.

Наутро голова болела и кружилась, а в теле была такая слабость, что простое поднятие руки давалось с трудом. Он так бы и провалялся весь день на диване, но во рту всё пересохло и ужасно хотелось пить. Собрав остаток сил, мужчина поднялся и, держась за стену, прошёл на кухню. На столе он увидел банку с маринованными помидорами. Спасительный рассол — лекарство всех времён и народов от похмелья, был основательно закупорен крышкой. Теличкин осмотрелся, но открывалки нигде не было. Он взял нож и попытался подцепить им крышку снизу. Руки тряслись, и нож всё время соскальзывал. Это вызвало прилив ярости. Отчаявшись, он замахнулся и воткнул лезвие в глаз смеющемуся капитану Припасову на крышке.

— Ага, вот так тебе.

Следующий удар, направленный на второй глаз не попал в цель, и нож застрял где-то на уровне козырька капитанской фуражки.

Перелив рассол в кружку, Теличкин припал к ней пересохшими губами. В этот момент в квартиру позвонили.

Цепляясь руками за стены, Александр Евгеньевич с трудом прошёл в прихожую и, щёлкнув замком, распахнул входную дверь.

— Вы кто? — тяжело переваливая язык, выдавил из себя Теличкин и вытаращил глаза на оперативников. — Чо надо?

— Сейчас узнаешь «чо», — Котов сгрёб в кулак когда-то белую майку-алкоголичку на груди Теличкина и с силой толкнул его внутрь прихожей.

И без того еле стоявший мужчина тут же рухнул на пол, как мешок. Рука оперативника, державшая майку, смягчила падение, Котов приподнял ничего не соображающего мужчину и с силой тряхнул.

— Ты тварь, идиотом-то не прикидывайся, а то я тебе быстро мозги вправлю. Говори немедленно, приставал к падчерице?

То ли от выпитого рассола, то ли от полученной взбучки в голове у Теличкина слегка прояснилось.

— Да вы что? — опухшие глаза испуганно заморгали, а зрачки забегали из стороны в сторону. — Эта шалава сама передо мной задом крутила. Халаты покороче надевала, просто так, что ли?

Не выдержав Котов размахнулся, чтобы нанести удар, но второй оперативник перехватил его руку, уже готовую отправить в нокаут, стоявшего перед ними подонка.

— Одевайтесь. Мы доставим Вас в отделение, — спокойно произнёс Олег Ревин, обращаясь к перепуганному Теличкину.

Посмотрев на украшенную размытыми пятнами рассола майку, со словами «Мне надо переодеться» тот, покачиваясь, вошёл в комнату, и закрыл за собой дверь.

— Вить, ты что? Ты ж его убить мог? — Олег Ревин осуждающе смотрел на коллегу.

— И правильно бы сделал. Я этих тварей своими бы руками… — Котов прошёл в кухню. Схватив первый попавшийся стакан, он набрал из-под крана воды и залпом выпил. — У меня ведь тоже дочь растёт. Однажды, когда ей было семь лет, она прибежала с улицы вся в слезах. Долго не могла говорить, что случилось, а когда успокоилась, рассказала, что какой-то дядя схватил её на улице в охапку и стал говорить всякие мерзости, типа «давай проведём вместе ночь», «какая ты сладкая». Я выбежал во двор, но было поздно, никого там я не нашёл. Но если бы нашёл, на куски бы разорвал, вот клянусь тебе.

Он достал сигарету и закурил.

— Я бы тебе помог, — Олег тоже вынул из пачки сигарету и стал крутить её в руках. Он представил, как бы повёл себя, если бы такое случилось с его ребёнком, и испугался своих мыслей. «Убил бы. Без суда и следствия».

Выкуренные сигареты слегка успокоили оперативников. С момента, когда они остались одни, прошло минут десять, никаких звуков за закрытыми дверями гостиной комнаты не раздавалось.

— Он часом не уснул там? Пошли, глянем, — Котов бросил сигарету в горшок с засохшей геранью и направился в прихожую. Олег поискал глазами подходящую для окурка ёмкость, но не нашёл и отправил его в тот же горшок, а затем последовал за другом.

Створки, украшенные витражными вставками, легко подались при первом же нажатии, но внутри никого не оказалось. Дверь, ведущая в комнату Кати, была приоткрыта. Котов стремительно направился туда, но было уже поздно. То самое окно, из которого несколько дней назад сделала свой роковой шаг девушка, было распахнуто настежь. Внизу на мокром асфальте лежал труп мужчины в белой майке.



— А вы говорили, не убежит, — Лена прикусила от досады губу и отошла от трупа. Красно-серое месиво вместо головы выглядело отвратительно, и Рязанцева почувствовала, как к горлу подступила тошнота.

— Оказывается, у него были мозги, — хохотнул Волков, но наткнувшись на сердитый взгляд Махоркина, стал серьёзным. — Не повезло бедолаге, головой шмякнулся.

— Как же так? — следователь разочаровано посмотрел на оперативников.

— На минутку оставили одного, чтоб переоделся, — пробормотал Олег Ревин, понимая, что все попытки оправдаться лишены смысла.

— Переоделся? Он что, девочка? Вы первый год работаете в органах, что ли? — Махоркин чувствовал, как раздражение начинает им овладевать и, чтоб унять нахлынувшую волну гнева, развернулся к Рязанцевой. — Хотя выбросившись из окна, он тем самым подтвердил свою вину. Почти чистосердечное признание.

— Признание? В чём? В изнасиловании? Экспертиза установила — Огородникова была девственницей, — насмешка вновь появилась на лице Волкова. — Не успел вам сказать. А за обычные приставания люди из окна не прыгают.

— Ну этого точно совесть не мучила. Туда ему и дорога, — Котов сплюнул в сторону трупа.

— Да, теперь вообще ничего не понятно, — Лена стала озираться вокруг.

Среди женщин, стоящих у подъезда, она разглядела знакомую ей Антонину Петровну — бабушку мальчика Юры. Голова женщины была покрыта чёрным платком. Она горько рыдала, утирая глаза концом платка. Что-то во всей этой картине было не так. Но что именно Лена пока не понимала.

— Александр Васильевич! Посмотрите. Вон там стоит гражданка Баранова, вас ничего не смущает?

Махоркин внимательно посмотрел в указанном направлении и немного подумав, ответил:

— А что меня должно смущать? Такие новости распространяются моментально, а соседи особенно пожилого возраста очень любят быть в гуще событий.

— Я не об этом.

— А о чём?

— Сама пока не поняла, но это, как в кино.

Махоркин вопросительно посмотрел на помощницу:

— В кино?

— Да. Почти в каждом фильме бывают так называемые ляпы.

— Лена, вы о чём? — Махоркину пришла в голову мысль, что не эстетичный вид трупа уж слишком сильно подействовал на помощницу и осторожно спросил: — С вами всё в порядке?

— В порядке. Понимаете, я вот сериал вчера смотрела, «Тайны следствия» называется, так там героиня в одной сцене была в носочках сначала, а потом носки исчезли, хотя действие происходило в одно и то же время.

— Так, — Махоркин оглянулся на труп, — носки вроде на месте. Лена, я думаю вам надо отдохнуть, я вас отпускаю, поезжайте домой.

— Вы не поняли. Я не про носки, я про Баранову. Посмотрите сами, как она рыдает.

Махоркин постарался внимательней приглядеться к женщине в чёрном платке, но ничего особенного в ней не нашёл:

— По-моему плачет она очень искренне.

— Вот именно. И не плачет, а рыдает. Почему? Кто ей этот Теличкин? Разве по соседу будут так убиваться. И платок.

— А с платком что не так?

— Я точно не знаю, но мне кажется, что чёрные платки, как знак траура, надевают родственники умершего, но не соседи.

В словах помощницы был резон, и теперь Махоркину тоже показалось подозрительным такое глубокое сострадание Барановой.

— А ведь вы правы, когда погибла Огородникова, эта бабуля была расстроена, но слёз у неё не было. Больше за внука переживала. Надо бы её заново допросить.

— Знаете что, а давайте я сама с ней поговорю. Прямо сейчас.

— Правильно. Пока тёпленькая, — возможно попытка пошутить была не к месту, но настроение у Махоркина стало налаживаться.

— Ага. Надеюсь, вы тут и без меня справитесь, — улыбнулась Рязанцева и пошла в сторону подъезда.

Как только Лена поравнялась с группой шушукающихся старушек, вздохи и всхлипывания прекратились, и десяток глаз впились в неё острыми стрелами.

— Здравствуйте, — поздоровалась Рязанцева со всеми зеваками сразу и пошла в направлении Барановой, которая в одиночестве стояла у входа в подъезд.

Подойдя к Барановой Лена уже открыла было рот, чтобы поздороваться, но в эту минуту Антонина Петровна побледнела и схватилась за сердце.

— Что с вами? — Лена подхватила покачнувшуюся женщину.

— Сердце, — выдавила из себя старушка и схватила за руку Рязанцеву, как хватаются за соломинку.

— Таблетки есть?

Мама Лены — Евгения Анатольевна долгие годы страдала стенокардией, таблетки нитроглицерина всегда были при ней, поэтому Лена знала, что сердечники из дома без них не выходят.

— Там, дома, — прохрипела Баранова, и её лицо приобрело землистый оттенок.

— Пойдёмте, я вам помогу, — Лена открыла дверь подъезда и, придерживая её одной рукой, а другой старушку, вошла внутрь здания.

Дверь в квартиру Барановых была открыта. Лена провела с трудом передвигающуюся женщину в комнату и уложила на диван.

Тумбочка рядом с диваном была завалена коробками из-под таблеток и пузырьками с пилюлями. Баранова взяла маленькую цилиндрическую пластиковую коробочку и, вывалив из неё таблетку нитроглицерина, отправила в рот.

— Я принесу вам воды.

Небольшая шестиметровая кухня носила на себе печать прошлого века. Клеёнка «а-ля кафельная плитка», которой было модно оклеивать стены в конце семидесятых, давно выцвела, края её кое-где отстали и свернулись в трубочку. Старый кухонный гарнитур был чист, но покосившиеся дверцы свидетельствовали о том, что ему уже давно уготовано место на свалке. Белая эмаль краски на углах холодильника Яуза облупилась. Точно такой же холодильник когда-то был у родителей Лены, но так давно, что теперь казался раритетной вещью.

Внутри навесного шкафчика обнаружился стакан. Никакого фильтра в доме не было. Лена открыла кран, чтобы набрать воды, и снова ощутила то внутреннее беспокойство, которое посетило её на улице. «Что на этот раз?» — сама себе задала вопрос девушка и огляделась. Кухня была чисто прибрана, посуда вымыта и спрятана в шкаф, на рабочем столе буфета ничего лишнего, только синий пластиковый бочонок, в котором хранилась соль и толстая деревянная доска с углублением посередине. Завершали картину две банки с маринованными помидорами. Одна из них была открыта, на дне в рассоле плавали два помидора в форме сливок. С крышки второй банки на Лену глядела смешная усатая мордочка капитана Припасова.

Разбираться, с чем связано внутреннее волнение, было некогда. Лена закрыла кран и прошла в комнату. Таблетка нитроглицерина подействовала, женщина успокоилась и, кажется, настало время осторожно завести разговор. Чтобы как-то отвлечь Баранову и расположить к себе, девушка решила начать с того, о чём, на её взгляд, пожилой женщине будет приятно говорить.

— Антонина Петровна, а где Юра?

При этих словах, уже успокоившаяся было, женщина вдруг разразилась потоком слёз. Лена не могла понять, с чем связанна такая бурная реакция на её вопрос и ничего лучше не придумала, как вновь протянуть старушке стакан с недопитой водой. Выпив остатки воды, Баранова произнесла:

— Нет больше Юрки…

Глава пятая

— Вы что-нибудь понимаете? Я нет. Всё случившиеся не укладывается в одну картину. Смерть за смертью, а мы не можем понять, что происходит, от чего гибнут люди и, как эти смерти связаны между собой.

Такое с Махоркиным было впервые, ни одной стройной версии. Всё, что он выстраивал в голове, рушилось сразу же, как только он озвучивал свою гипотезу.

— А может быть смерть мальчика, вообще, не связана с двумя другими? — предположила помощница. — Он же не выбросился из окна. Бабушка говорит, что вечером Юра поужинал и сразу лёг спать. Утром она попыталась его разбудить, но мальчик не реагировал. «Скорая» приехала мгновенно, но откачать ребёнка не удалось. В его крови обнаружена смесь различных препаратов, предположительно лекарственных. Там у бабушки на тумбочке целая аптека в открытом доступе.

— И что получается? Мальчик отравился бабушкиными лекарствами. С чего вдруг?

— Комната Юры вся увешана фотографиями Кати Огородниковой. Я думаю, мальчик был в неё влюблён.

— Ерунда какая-то. Ему же семь лет, не больше.

— Во-первых, больше, а во-вторых, любовь не имеет возраста. Она или есть или её нет. Вот вы помните, когда впервые почувствовали себя влюблённым?

Неожиданный вопрос Рязанцевой застал Махоркина врасплох, и он смутился.

— Не помню. Я не столь легкомысленен, как… — Махоркин осёкся, — как некоторые.

— А я вот помню, что впервые влюбилась ещё в детском саду, в мальчика Севу, — не придав значения намёкам, ударилась в воспоминания Рязанцева, — но он был влюблён в другую девочку — Алину. Помню, как всей группой играли свадьбу, а я смотрела на них в щель между досками беседки и плакала от обиды. Да, переживания детей маленькие, но это, как дозировка лекарств, на килограмм веса.

— И что? Вы бросились травиться таблетками из-за неразделённой любви?

— Ещё чего! Я ему изменила. С мальчиком Борей.

— Надеюсь, не Моисеевым? — развеселился следователь.

— Не знаю, — вполне серьёзно ответила помощница, — всё может быть. Я не знаю его фамилии. Он приходил с бабушкой в гости к соседке, которая жила в одном дворе с моей бабушкой. Он мне очень нравился, и я подбила мальчишек с нашего двора, чтоб они привели его к нам в компанию.

— Даже не сомневаюсь, Лена, что вы в этой компании были главнокомандующим, — продолжал иронизировать Махоркин.

— Ну да, их и было-то всего двое. Оба Серёжки, одногодки, один из них мой двоюродный брат. К тому же я была на год старше их. Ну, в общем, привели они этого Борю ко мне и стали мы готовиться к свадьбе.

— А что Борюська сразу согласился или покочевряжился для приличия?

Махоркина настолько забавляла вся эта история, что он совсем забыл о том, как ещё десять минут назад нервно ходил по комнате. Теперь, уютно устроившись, в своём новом офисном кресле он внимательно слушал, и глаза его при этом светились улыбкой. Точно также, одними глазами, всегда смеялся и отец Лены — Аркадий Викторович Рязанцев. Лена любила этот хитрый прищур в его глазах, Аркадий Викторович обладал прекрасным чувством юмора, умел пошутить и адекватно воспринимал иронию других. Когда отцу было весело цвет его глаз из голубых превращался в ярко-синий. Серо-зелёные глаза Махоркина тоже меняли оттенок на более яркий. В такие минуты он почему-то становился похож на любимого актёра Лены — Александра Домогарова.

— Почему вы смеётесь надо мной? — помощница притворилась обиженной.

— Разве я смеюсь, я совершенно серьёзен.

— Вас выдаёт улыбка Дюшена.

— Какого ещё Дюшена?

— Такого! В ваших глазах прячется улыбка Дюшена, её невозможно подделать.

— Лена оставьте Дюшена в покое, лучше расскажите, что же стало с бедным Борисом?

— Почему сразу бедным? Впрочем, его никто и не спрашивал. Мы сняли с окна занавеску, за что мне потом досталось от бабушки, нацепили её мне на голову и стали играть свадьбу. Боря не сопротивлялся, но и активности особой не проявлял. Тогда я подговорила друзей, чтоб они кричали «Горько!», — на этом месте Лена принялась хохотать и разобрать то, что она говорит, уже было трудно. Наконец, отсмеявшись, Лена вытерла мокрые от смеха глаза.

— Так что стало с Борей? — не унимался Махоркин.

— Я же говорю, сбежал.

— Смеётесь? — в дверь кабинета просунулась голова Волкова. — Неужели Махоркин удачно пошутил?

Появление судмедэксперта моментально испортило настроение обоим сыщикам.

— Чего тебе, Корабзон?

— Новости вам принёс, — пропустив мимо ушей придуманное ему недавно прозвище, Волков прошёл к окну и бесцеремонно уселся на подоконник. — Пока вы тут веселитесь…

— Мог бы и по телефону сказать, — прервал его Махоркин.

— Хватит вам, — не выдержала Лена, — Волков говорите же скорей.

— Ну нет, ты сначала напои, накорми…

— Я тебя сейчас спать уложу, — глаза Махоркина недобро сверкнули, — давай вываливай, чего накопал.

— Успокойся следак и смени гнев на милость. А новости такие, в крови погибших обнаружена смесь отравляющий веществ.

— Каких? — Лена вскочила со стула.

— Разных, но что интересно, каждое из веществ не представляет большой опасности, а вот их смесь способна вызывать непредсказуемую реакцию организма. Всё зависит от количества препарата попавшего в желудок. Такое сочетание нигде до сих пор не встречалось, поэтому своеобразный побочный эффект, который происходит, представляется для нас загадкой, поскольку никогда нигде не наблюдался. И не изучался соответственно.

— Подождите, но в крови Юры Баранова тоже обнаружена смесь лекарственных препаратов. Вот вам и связь, — хлопая огромными глазами, проговорила Рязанцева.

— Связь есть, но каким образом эта отрава попала в организм каждого из погибших? Кто-то намерено травил их или вещество попало по ошибке? — задумчиво произнёс Махоркин.

— Не забывайте, что и Огородникова и Теличкин умерли не от отравления, а выпрыгнули из окна. Количество препарата в крови девушки было небольшим и само по себе не представляло особой угрозы для её жизни, а вот у её отчима доза была приличной. А теперь главное — действие препарата увеличивается в несколько раз под воздействием алкоголя.

— Котов с Ревиным говорили, что Теличкин был с похмелья и как-то странно реагировал на них, как будто перед ним не оперативники стояли, а какие-то чудовища, — Лена вспомнила, как Олег, рассказывая о случившемся, повертел пальцев у виска, намекая на то, что погибший совсем от пьянки свихнулся.

— Ну с этим-то всё понятно. Алкоголь плюс ядовитая смесь — предположительно у него произошло временное помутнение рассудка, вот и сиганул в окно — резюмировал Волков.

— А Катя? Вы же говорите, что у неё доза была небольшой. К тому же она ничего не пила. Бутылка Шампанского, приготовленная к встрече жениха, стояла закупоренная. Открыть её так и не успели.

— В её крови тоже обнаружили алкоголь, — продолжал Волков, — хоть и в небольшом количестве. А, кстати, угадайте откуда взялся алкоголь?

Волков эффектно выдержал паузу и, подняв указательный палец вверх, произнёс:

— В тех самых конфетах «Вишня в шоколаде». Внутри шоколадной оболочки находится заспиртованная вишенка. Невеста съела полкоробки, и хотя это немного, но при её весе не больше сорока пяти килограмм, этого оказалось вполне достаточно.

— Хорошо, с этими двумя понятно, но мальчик?

— В крови мальчика алкоголя не было, но количество употреблЁнного препарата при его комплекции стало для него смертельным.

В воздухе повисла пауза, сыщики переваривали полученную информацию.

— Осталось только выяснить, откуда взялся этот препарат, и каким образом он оказался в организме каждого из погибших, — прервал молчание Махоркин.

— А это уж ваша работа. Ищите, ломайте головы, а я пошёл, — Волков откозырял под кепочку и вышел из кабинета.

— Унистори траж, — французский прононс давался Лене с трудом, поэтому произнесённая фраза прозвучала комично.

— Чем больше информации, тем меньше понимания произошедшего. Но Волков прав, необходимо срочно найти этот препарат, что-то мне подсказывает, что череда смертей на этом не закончилась. Надо ехать на квартиру Теличкиных и тщательным образом всё осмотреть.

Глава шестая

Неприветливо встретила Арнольдину Степановну пустая квартира. В гостиной было холодно и по-чужому неуютно. Несмотря на недавно проведённый евроремонт, которым так гордилась хозяйка, теперь эти пастельные тона стен напоминали ей больничную палату. Глянцевый блеск натяжного потолка создавал впечатление растянутого мусорного пакета, в который по осени дворник собирает опавшую листву, а шелковистая текстура обоев была похожа на подкладочную ткань старого пальто. Но больше всего женщину пугали завешенные зеркала. Кто-то предусмотрительно позаботился о соблюдении всех положенных в этих случаях правил. Ей стало страшно. Хоронить близких людей приходилось не впервой. Сначала ушёл отец Кати. Она помнила это плохо. Геннадия Огородникова хоронили в закрытом гробу, а всё, что происходило вокруг, было, как во сне. Не успела она прийти в себя, как через год умер её отец, а ещё спустя пару лет хоронить пришлось мать. Арнольдина думала, что свой лимит трагических событий она уже исчерпала, но не понятно за какие грехи судьба вдруг подкинула ей ещё более страшные испытания.

Она стояла одна посреди сверкающей лоском комнаты и не знала, что ей делать. В чём был смысл её дальнейшего существования? Она подошла к стенке и открыла дверцу секретера. Всё углубление ящика было заполнено бутылками с коньяком «Белый аист». Этот коньяк ей привезли в качестве подарка из Молдавии. На самом деле это была взятка, и молдавские представители, после визита на мясокомбинат, внакладе не остались. Все вопросы к обоюдному удовольствию обеих сторон были решены.

Коньяк Арнольдина Степановна припрятала к свадьбе дочери и строго предупредила мужа, что станет ежевечерне проверять бутылки. Даже одного взгляда ей хватило на то, чтобы понять, что всё осталось на своём месте. Муж, даже в её отсутствие, так и не притронулся ни к одной бутылке. Она открыла стеклянную дверцу шкафа и взяла хрустальный бокал, затем без особого труда открыла коньяк и наполнила его до самых краёв янтарной жидкостью.

Горячительный напиток приятно обжигал внутренности. Навряд ли врачи разрешили бы ей употреблять алкоголь после только что перенесённого гипертонического криза, но теперь ей было всё равно. Под действием коньяка тело расслабилось. Женщина вновь наполнила бокал. В желудке неприятно засосало. Она вспомнила, что давно ничего не ела и прошла на кухню. Приготовленные для гостей и не съеденные закуски источали неприятный чуть кисловатый запах. Никому не пришло в голову спрятать заготовленные салаты и нарезку в холодильник. Да и чёрт с ними. Арнольдина просунула руку в банку и достала небольшой помидор в форме сливки. «Чай не баре…» вспомнила она присказку супруга и, залпом осушив бокал, отправила в рот помидор.

К моменту прихода сыщиков Арнольдина Степановна уже была изрядно пьяна. Когда раздался звонок в дверь, она с трудом поднялась и, цепляясь за стены, прошла в прихожую.

— Кто там? — услышали оперативники невнятную речь из-за двери. — Уходите отсюда.

— Открывайте, — громко прокричал Котов, — это милиция.

— А не пошли бы вы… — женщина некрасиво выругалась.

— У нас ордер, если не откроете, взломаем дверь.

Котов снова нажал на звонок и стоял, не отрывая палец от кнопки, пока с другой стороны не послышался лязг открываемого замка.

В проёме двери оперативники увидели перекошенное лицо женщины.

— Кто вы? — замахала руками Арнольдина, — твари… твари… вон отсюда.

Чтобы пройти в квартиру, Котову пришлось скрутить женщине руки. Та на секунду обмякла, но как только оперативник её отпустил, накинулась на него, как кошка и вонзила острые когти ему в шею.

От боли Котов взвыл благим матом. Олег бросился ему на помощь, но оторвать, повисшую на товарище, женщину было сложно. Наконец Виктору удалось высвободиться из цепких рук Арнольдины. Не долго думая, Теличкина бросилась в кухню и, схватив со стола нож, вновь накинулась на преследующих её оперативников.

— Твари, твари, — кричала обезумевшая женщина, размахивая стальным клинком. Схватив её за запястье, Олег Ревин вырвал оружие и вдвоём им удалось скрутить и усадить её на диван. Однако Теличкина продолжала рычать и выть.

— Да она бесноватая, — вытирая кровь, произнёс Виктор Котов. — Может, устроим ей акт экзорцизма.

— Не мешало бы. Может холодной водой окатить?

— Хорошо бы. Ладно, вроде как успокоилась — начнём искать?

Теличкина и впрямь немного притихла. Обхватив голову руками, она раскачивалась из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос.

— Если бы ещё знать что искать, глянь, сколько тут всего, — развёл руками Олег.

Квартира и вправду была заставлена коробками с продуктами и алкоголем. Со дня гибели Кати никто так и не решился разобрать провиант, находящийся в них.

— Мда, — Котов огляделся и, кивнув на открытый секретер, произнёс: — Начнём с алкоголя. Видал, как хозяйку колбасит с него.

Кивнув в ответ, Ревин взял со стола недопитую бутылку.

— А коньяк-то хороший, я бы рюмочкой тоже сейчас отравился.

— Рюмочкой здесь не обошлось. Давай-ка возьмём эту бутылку на экспертизу и парочку запечатанных тоже.

— В кухне ещё водка и шампанское. Водкой злоупотреблял погибший Теличкин.

— Всё возьмём, что унести сможем, — и, покосившись в сторону хозяйки, полушёпотом произнёс: — Надо бы Скорую вызвать, похоже у тётечки крыша поехала, да к тому же после болезни столько алкоголя… как бы Кондратий ее не хватил. Достаточно с нас одного прокола.

— Это точно. Сейчас вызову неотложку.

Ревин поставил бутылку на столик перед диваном, вынул мобильник и принялся набирать номер.

— Ну ты звони, а я пока на кухню, поищу какую-нибудь свободную тару, куда бутылки сложить, — разделил обязанности Котов и вышел из комнаты.

Пока Олег набирал номер, Теличкина схватила со стола недопитую бутылку и вылила остатки алкоголя в рот.

— А, чёрт с тобой, — махнул рукой Ревин, не успев выхватить бутылку.

В этот момент в трубке раздался милый женский голос:

— Скорая слушает.

Голос был такой нежный, что Олегу сразу же представилась хрупкая девушка с русой косой и нежным румянцем на щеках. Лишь на пару секунду фантазии отвлекли оперативника от реалий, но этого времени Арнольдине хватило, чтобы оттолкнуть журнальный столик и рывком устремиться в комнату дочери. Перевёрнутый стол с грохотом упал на ногу Ревину, ударив по голеностопному суставу. Это задержало оперативника, несколько драгоценных секунд были потеряны.

Ревин вбежал в комнату Кати в тот момент, когда одна створка окна уже была распахнута, и женщина, лежа на подоконнике, старалась перевалить оставшуюся часть тела наружу. Ещё мгновение и мать лежала бы на том же месте, где несколько дней назад нашли ее дочь, но на этот раз трагедию удалось предотвратить. Сильная рука Ревина успела схватить женщину за ногу и, вовремя подоспевший Котов, помог товарищу втащить женщину назад в комнату. Арнольдина упала на пол и забилась в конвульсиях, в уголке её рта появилась серая пена.

— Хватил таки кондратий, — заключил Котов, — ты Скорую вызвал?

— Не успел.

— Тогда давай, вызывай врачей, пока она не отдала богу душу.

— Скорее дьяволу, — пробурчал Олег Ревин и стал поспешно нажимать кнопки на мобильном телефоне.

Глава седьмая

Хмурое декабрьское утро плавно приблизилось к полудню. Время шло к обеду, и в коридоре все чаще стал раздаваться шум хлопающих дверей и закрывающихся замков.

— До обеда ещё целых полчаса, а народ уже зашевелился, — недовольно буркнул Махоркин, не отрываясь от бумаг, — а ещё жалуются, что времени не хватает на раскрытия и отчёты.

— Александр Васильевич, ну что вы. Сами ведь знаете, с таким графиком работы можно вообще остаться без обеда, — попыталась сгладить недовольство начальника помощница.

— Сыщик, Лена, это собака. Собака, которая ищет след. А, как известно, от сытой собаки толку мало.

— А я бы сейчас съела чего-нибудь, — жалобно произнесла девушка, скорчив при этом уморительную гримасу.

— Ладно, — смилостивился Махоркин, — сейчас тоже пойдём чего-нибудь перекусим, вот только Волков обещал позвонить, объявить результат экспертизы алкоголя.

Как будто услышав его слова, зазвонил телефон.

— Нечем мне тебя порадовать, следак, — раздался в трубке голос судмедэксперта. Его фамильярное обращение заставило Махоркина недовольно поморщиться, — ничего мы в алкоголе не нашли, ни в коньяке, ни водке, ни в шампанском.

— Ясно, — отчеканил Махоркин и положил трубку, — ничего, опять ничего.

— И без экспертизы было понятно, что ничего в алкоголе нет. Зря только время потратили. Ни девушка, ни маленький мальчик алкоголь не употребляли. Не понимаю, почему они сразу за бутылки схватились. Яд надо искать не среди выпивки, а среди закуски. Это же и дураку понятно.

— Так они ж не дураки, вот им и не понятно, — сыронизировал начальник, — но вы правы, искали не там. Придётся начинать поиски заново. Хотя провианта в доме Теличкиных в связи со свадьбой столько, что на проверку всех продуктов уйдёт масса времени, а преступление повиснет, как дело неочевидной направленности. У нас ведь до сих пор не установлены подозреваемые. Даже предположений нет, кто мог целенаправленно травить семью Теличкиных.

— А может и не семью вовсе, а кого-то одного из них? — начала размышлять Лена. — А другие случайно отравились.

— Может быть, — задумчиво произнёс Махоркин. — Ладно, пойдёмте обедать.

— Александр Васильевич, а поедемте ко мне домой. Родители давно хотели с вами познакомиться. Мама мне все уши прожужжала, хочет угостить вас обедом. А готовит мама лучше всякого повара.

— Как-то неудобно, — растеряно произнёс Махоркин.

— Перестаньте, что тут неудобного?

— Может как-нибудь в другой раз? — сделал последнюю попытку увильнуть Махоркин.

— Никаких других разов… раз… Чёрт, как же правильно сказать? Ну не важно. Але сонзеки обджесьён.

Не слушая больше никаких возражений, Лена сняла свой полушубок с вешалки:

— Хотите почувствовать себя мужчиной? — как бы вскользь проронила помощница.

— Это каким образом? — опешил Махоркин.

— Каким, каким, поухаживайте за дамой, — и со смехом протянула начальнику шубку, чем окончательно смутила его.



В квартире Рязанцевых стоял аромат запечённого в духовке мяса. Ещё утром Евгения Анатольевна нашпиговала кусок свинины чесноком и обваляла его в прованских травах. За несколько часов мясо промариновалось и под действием температуры стало источать запах, перед которым не устоял бы даже самый ортодоксальный вегетарианец. Хозяйка открыла духовку и вынула из неё огромную сковороду, на которой возлежала подрумяненная буженина, а вокруг неё, словно лепестки ромашки, расположились запёкшиеся половинки картофелин. Всё это женщина переложила на красивое блюдо и поставила в центр стола. У Махоркина, как говорила его бабушка, «кишки заиграли марш», а голодная слюна волной заполнила рот.

— Аркаш, нарежь мясо, — распорядилась Евгения Анатольевна и протянула мужу красивую лопаточку, один край которой был специально заточен для резки. Затем достала из навесного шкафчика глубокую, расписанную под гжель тарелку и начала перекладывать в неё из трёхлитровой банки красные шарики маринованных помидор. Все плоды были, как на подбор, одного размера. Наполнив тарелку доверху, женщина поставила её на стол рядом с основным блюдом.

— Попробуйте, Александр Васильевич. Таких помидор вы никогда не ели. У мамы свой рецепт, — Лена пододвинула тарелку к Махоркину, и тому ничего не оставалось, как начать трапезу именно с помидор, хотя аппетитно пахнущее мясо привлекало мужчину гораздо сильнее.

— Действительно, таких помидор я ещё не ел, очень вкусно, — совершенно искренне восхитился Махоркин и, поборов ложную скромность, потянулся за следующей помидоркой. — Секрет держите в тайне? Или передадите по наследству дочери?

— Какая там тайна. Секрет вкусного блюда всегда один, и касается он не только приготовления пищи, но и всего, чем человек занимается. За какую бы работу вы не брались, делать её надо с любовью, и тогда всё получится в лучшем виде. А что касается помидор, то здесь важно не экономить на продуктах. На трёхлитровую банку я кладу одну столовую ложку соли и три сахара, поэтому и маринад получается вкусным, как компот. Вот и весь секрет.

— Да, в этих банках самое вкусное это рассол, — добавил Аркадий Викторович и налил в бокал прозрачную чуть желтоватую жидкость. — У нас за него драка. Пить его можно, не дожидаясь похмелья. Не желаете попробовать? — с этими словами Рязанцев протянул бокал Махоркину.

Протянутая рука с бокалом повисла в воздухе. Махоркин пристально смотрел на Лену, и его взгляд упирался в столь же пристальный взгляд девушки.

— Рассол. Помидоры. У Барановых тоже были помидоры. И крышки одинаковые «капитан Припасов». У меня тогда ещё было предчувствие, что подсказка где-то рядом. Надо срочно ехать, пока бабушка не отправилась вслед за внуком, — протараторила Лена.

— Как ехать? Может сначала пообедаете? — растеряно промолвила Евгения Анатольевна. — Вы ведь даже не притронулись ещё к мясу.

— Простите нас, Евгения Анатольевна, но мы не можем рисковать, надо срочно ехать, пока не случилось очередное несчастье, — принялся извиняться Махоркин, подавляя предательский соблазн отправить вместо себя оперативников, а самому вкусить аппетитно пахнущее блюдо.

— Как же так, неужели нельзя отправить кого-нибудь вместо себя? — как будто прочитав его мысли, раздосадовано спросил отец Лены.

— Папуль, мамуль, ну не сердитесь, работа у нас такая, нельзя ни отложить, ни перенести, — отодвигая стул и направляясь в коридор, оправдывалась дочь.

Махоркин проследовал за ней в прихожую, и уже через минуту оба сыщика торопливо спускались по лестнице. Лена почти бежала. Махоркин едва поспевал за ней.



Палец Лены с такой силой давил на кнопку звонка, что казалось ещё немного, и он проткнёт стену насквозь. Махоркин приложил ухо к двери, но кроме разрывающего тишину дребезжания ничего не услышал.

— Открывай же, открывай, — молила взволновано девушка, но с той стороны двери никаких звуков не раздавалось, — неужели опоздали?

Отчаявшись дозвониться, Лена стала барабанить маленькими кулачками в дверь.

— Надо ломать, — твёрдо заявила помощница, после неудачной попытки достучаться.

— Слушаюсь. Вот только лом не захватил, — улыбаясь, развёл руками Махоркин.

— Значит надо попросить у соседей, — не замечая иронии начальника, внесла новое предложение помощница.

— Так не делается, — уже серьёзно заговорил Махоркин, — надо пригласить работников домоуправления, слесаря, понятых. Не можем мы ломать дверь самостоятельно.

— Ну тогда давайте быстрей собирать их всех, время же идёт, а там может человек умирает, — с этими словами Лена зачем-то стала дёргать дверную ручку.

— Зачем дверь ломаешь? — раздался сзади голос Антонины Петровны.

От неожиданности Лена вскрикнула.

— Антонина Степановна, дорогая, вы живы? — задала абсолютно глупый вопрос Рязанцева и бросилась обнимать старушку.

— А чего это ты меня хоронишь раньше времени?

— Как же я рада вас видеть, — не отвечая на заданный вопрос, Лена продолжала изливать на старушку радостные эмоции. — А мы по делу. У нас к вам есть несколько вопросов.

— Есть вопросы — задавайте, дверь-то зачем ломать, — Баранова переложила пакет с продуктами в левую руку и достала из кармана ключ, — пойдёмте в дом, там и поговорим.

Войдя в прихожую, Лена тут же направилась в кухню. Банка с помидорами, закупоренная крышкой «Капитан Припасов», стояла на том же месте, что и в прошлый раз. Второй банки, на дне которой тогда плавали два помидора, не оказалось.

— Куда же ты в сапогах-то? — услышала девушка недовольный голос старушки и вернулась в прихожую.

— Антонина Петровна, а где вторая банка с помидорами? — не обращая внимания на ворчание хозяйки, поинтересовалась Лена.

— С какими помидорами? — оторопело произнесла Баранова.

— У вас на кухне было две банки с маринованными помидорами, одна — начатая, другая — целая. Сейчас там только одна банка, а та вторая куда делась? Вы помидоры из неё ели? — снова затараторила девушка.

— Так выкинула, они же заплесневели. Я и не ела их. Нельзя мне соленья, у меня же гипертония и сахар к тому же.

— Зачем же тогдавВы их мариновали? — допытывалась Рязанцева.

— А я и не мариновала. Помидоры эти Юра принёс, он накануне свадьбы таскал банки из гаража Теличкиных к ним на квартиру. Арнольдина эта, сволочь, — зло выругалась женщина и смахнула набежавшую слезу, — заставила мальчонку тяжести таскать за две конфеты. Вот Юрка пару банок и прихватил, он у нас разносолами не избалован. Только вот наесться вдоволь так и не успел.

— Когда Юра ел эти помидоры? — постарался уточнить Махоркин.

— Так вот в тот день, когда случилось несчастье. В обед поел с картошкой, и потом весь вечер таскал. Он любил солённое.

— Понятно. Антонина Петровна, мы должны изъять у Вас эту банку для экспертизы.

— Да забирайте. Мне она всё равно ни к чему, — махнула рукой женщина.

— А где находится гараж Теличкиных не подскажите случайно? — с надеждой задала вопрос Рязанцева.

— Так вон там, за домом, только какой именно я не знаю. Юрка знал, Арнольдина ему ключ дала. Даже не сочла нужным сопроводить.

— А ключ он отдал?

— Не знаю я.

— Антонина Петровна, а давайте поищем, может ключи остались у Юры, — почти умоляющим голосом попросила Рязанцева. — В кармане одежды, например, или в комнате у него, где-нибудь на столе.

— Вряд ли, — с сомнением в голосе ответила женщина и подошла к шкафчику, из которого достала на свет небольшого размера курточку. Засунув руку в карман, она вынула небольшой ключ от навесного замка и протянула Махоркину

— Вот. Видать тот самый, у нас таких ключей нет.

— Везёт вам, — произнёс Махоркин, выходя из квартиры Барановой, — осталось найти гараж. Сейчас позвоню оперативникам, надо изъять все банки, что есть в квартире.

Вручив прибывшим оперативникам банку с помидорами, Махоркин наказал не путать её с теми, что находились в квартире Теличкиных.

— Надо бы как-нибудь её пометить, а то затеряется в общей массе, — буркнул Котов.

— Чем я вам её помечу? — развёл руками следователь.

— Эх, вы, — Лена вынула из кармана шубки помаду и, сняв колпачок, нарисовала на крышке букву Б, — только аккуратней, не сотрите.

— Ладно, с этим всё ясно, давайте загрузим банки в машину и начнём искать гараж, — распорядился Махоркин.

Когда банки из квартиры Теличкиных перекочевали в машину Ревина, все четверо отправились на поиски гаража.

Ворота помещений, соединённых между собой кирпичными перегородками, все как на подбор, были выкрашены в один ядовито-зелёный цвет. В будний день ни одного открытого гаража не было, а значит, чтобы найти нужный, предстояло вставить ключ в каждый замок. Длинная цепочка гаражей сулила кропотливую работу на длительное время.

— Что ж начнём, — скомандовал сам себе Махоркин и попытался вставить ключ в первый замок. Ключ вошёл, но провернуть его не получилось, — мда, глупо было бы надеяться, что нам повезёт с первого раза. Давай ты теперь, может тебе больше повезёт.

Махоркин вручил ключ Котову и стал растирать замёрзшие руки. День был морозный, градусов двадцать ниже нуля, не меньше, да и обделённый обедом желудок напоминал о себе голодным урчанием.

— Нет, не этот, — разочаровано констатировал оперативник. — Пусть теперь Олег попробует, он у нас везунчик.

Несмотря на клеймо везунчика, ключ в очередной раз застрял в замочной скважине, не желая проворачиваться.

— Прямо какой-то Форд Баярд. Замок ледяной, аж руки ломит, — Ревин вынул ключ и протянул его Махоркину. — Кто следующий?

— А давайте я, — выхватила ключ Лена и, подхватив замок пушистой варежкой, вставила его в отверстие. Ключ легко провернулся в замке.

— Вуаля! — с победоносным видом воскликнула девушка. — Апрондр.

— Надо было с вас начинать, — резюмировал Махоркин, снял с петель замок и потянул металлическую дверь на себя.

— Ничего себе, — присвистнул Олег, как только они вошли внутрь помещения, — да тут целый склад. Неприкосновенный запас страны на случай ядерной войны.

— Типун тебе на язык, — оборвал изумление оперативника Махоркин, — хотя ты прав не гараж, а какой-то консервный завод.

Вдоль стен по всему периметру бокса располагались стеллажи. Полки до отказа были заставлены трёхлитровыми банками солений и компотов.

— Мама дорогая, да здесь жить можно. Всё будем изымать? — с сомнением в голосе спросил Котов.

— Всё, — отрезал Махоркин, — ещё и в подвал заглянем, и всё, что там есть тоже надо проверить.

— Эксперты будут рады. Особенно Волков. Вчера мне жаловался, что для творчества времени совсем не остаётся, — с усмешкой заметил Олег.

— Ничего, — переглянувшись с Рязанцевой, весело произнёс Махоркин, — мир как-нибудь переживёт без его перлов.

Глава восьмая

Капельки воды, заключённые в твёрдую оболочку льда, всю ночь барабанили в окно. Наутро город стал хрустальным. Голые ветки деревьев, одетые в прозрачные футляры, под тяжестью неожиданной ноши почти касались земли. Ледяная корка парализовала движение, дороги превратились в сплошной каток, а провода стеклярусом свисали с линий электропередач. Капризная, своенравная зима, которая все три месяца сводила синоптиков с ума своей непредсказуемостью, решила напоследок устроить сюрприз в виде ледяного дождя.

Автомобиль Махоркина, заключённый в прозрачный панцирь, наотрез отказался открываться. «Ну и ладно. Ехать все равно опасно», — благоразумно подумал Махоркин и направился в сторону метро.

Существует масса поводов испортить человеку, даже самому уравновешенному, настроение. Махоркин не любил толпу. Никогда не участвовал в массовых шествиях, митингах или демонстрациях и избегал шумных компаний. Не любил ни потому, что боялся быть однажды раздавленным, а потому что считал это пустой тратой времени. Но сегодня обстоятельства вынудили его почувствовать себя частичкой этой самой толпы, когда его сначала общим потоком внесло в вагон, и потом, когда сжатый со всех сторон людьми, он почти задыхался от смеси запахов сладких духов, перегара, чеснока, пота и ещё чего-то неприятного. Затем эта же толпа вытолкнула его из вагона на перрон и, не давая опомниться, понесла к эскалатору.

Наконец, изрядно помятый и одуревший от, казалось, въевшегося в мозг амбре Махоркин вышел из метро. Вдохнув полной грудью свежий воздух, он направился в сторону высокого серого здания. Пройти от метро до работы несколько кварталов не составляло труда, но это в обычных условиях. Обработать реагентами дороги коммунальщики ещё не успели, и Махоркин, поскользнувшись, смешно шлёпнулся у самых дверей Следственного комитета, что окончательно вывело его из себя.

Войдя в кабинет, он, молча, швырнул портфель на стол, стянул с себя пальто и стал осматривать его со всех сторон.

— Зрасьте, — произнесла Лена Рязанцева удивлённая поведением начальника. — Что-то случилось?

— Ничего такого, просто понедельник, — недовольно буркнул начальник и стал растирать мокрое грязное пятно на пальто, стараясь убрать следы своего падения.

— Что вы делаете? Вы что, упали? Не трите, будет ещё хуже. Пусть сначала высохнет, а потом щёткой стряхнём, — затараторила девушка и попыталась отобрать пальто.

— Интересно, а как Вам удалось добраться целой и невредимой, да ещё и на каблуках? — удивлённо спросил Махоркин, взглянув на симпатичные сапожки помощницы. Обычно женщины выбирают зимой обувь либо на низком широком каблуке, либо на сплошной подошве, но сапожки Лены были на тонких маленьких каблучках «рюмочках».

— Меня подвезли, а каблуки мне не мешают, а, как раз наоборот, помогают. Они прокалывают снег и фиксируют ногу, так что я чувствую себя гораздо устойчивей, чем другие. А насчёт понедельника, то тут Вы тоже не правы. Самым стрессовым днём психологи считают вторник. Именно в этот день случается больше всего суицидов.

— Неужели? Ну так это объяснимо. Когда в понедельник вас мнут полчаса в общем вагоне метро, потом толкают из стороны в сторону в проходе, да ещё и удаётся растянуться на ровном месте, то во вторник априори захочется удавиться, чтоб только не пройти весь этот путь заново.

— Сейчас я Вам подниму настроение. Пока Вас не было, звонил Волков…

— Вы действительно думаете, что это меня обрадует? — изображая недовольство, перебил помощницу Махоркин.

— Обрадует, обрадует. Представьте, яд обнаружился в первой же банке, и потом ещё в двадцати. В каждой была лошадиная доза, — торжествующе глядя на начальника, известила Лена.

— Двадцать банок — это четверть от общего числа, доставленных на экспертизу. Как же этот смертоносный коктейль попал туда? Не могла же Теличкина сама подсыпать яд в банки во время засолки.

— А теперь главная новость — экспертиза показала, что банки, в которых обнаружилась смесь отравляющих веществ, были перезакатаны. То есть их открыли, подсыпали яд и вновь закупорили. Вот так вот.

— Мда. Час от часу не легче. Вопрос по-прежнему остаётся открытым, кто мог травить эту семью? Что-то мне подсказывает, есть там какой-то скелет в шкафу. И связано это с самой Арнольдиной. Но вот где, когда и кому она могла насолить? Кто может знать о тайнах этой семейки?

— Я знаю кто!

Махоркин удивлённо взглянул на помощницу:

— Ну и…

— Соседи. Кто ещё лучше знает, что делается у них за стенкой.

— Возможно, вы и правы, — задумчиво произнёс следователь. — Тогда вот вам и задание — поговорите с Барановой, раз у вас с ней уже налажен контакт.

— Ву застрексьён серо рампли, лё шеф, — подмигнула Рязанцева.



За прошедшие несколько недель лицо Антонины Петровны постарело лет на десять. Глубокие морщины вертикальными бороздками спускались от уголков глаз до самого подбородка. Точно такие же прорези «украшали» лоб и заканчивались где-то у переносицы. От линии губ расходились лучики мелких морщинок.

«А ведь ей ещё нет и семидесяти», — думала Лена, разглядывая лицо женщины, пока та разливала по чашкам чай. Красные в белый горошек кружки и точно такие же блюдца создавали атмосферу домашнего уюта, что только подчёркивало одиночество женщины и пустоту её квартиры. Чай пах мелиссой и наполнял кухню пряным успокаивающим ароматом.

— Антонина Петровна, мне бы хотелось узнать побольше о Вашей соседке Арнольдине Степановне. Как вы думаете, ей могли за что-нибудь мстить? Может она кого обидела или кому-то перешла дорогу?

— Кто её знает? В каждой избушке свои игрушки, — женщина пододвинула к Лене тарелку с сушками. — Вы извините, я ведь гостей не ждала. Как Юры не стало, я и не пеку больше, ради кого теперь жить. За что только Господь меня наказывает, сначала дочь с зятем погибли в автокатастрофе, а теперь и Юрка за ними вслед отправился, а я всё живу.

— Не надо так, Антонина Петровна, — Лена не знала, как утешить женщину, какие подобрать слова, она не умела этого делать, она ещё ни разу не теряла близких ей людей.

При этом она понимала, что нет таких слов, которые смогли бы примирить эту женщину с потерей самого близкого и дорогого человека. Надо было незаметно вернуть разговор в нужное русло, но как сделать это тактично, она не знала.

Немного помолчав, Лена решилась на вторую попытку.

— Может вам сейчас лучше Арнольдины Степановны держаться? Всё-таки горе у вас общее, друг друга будете поддерживать.

— Что? — в голосе старушки одновременно послышались и возмущение, и оскорблённость. — Мне с этой… тьфу.

Антонина Петровна вытерла глаза платком и замолчала.

«Что-то никак не получается, хорошо хоть успокоилась», — с досадой подумала Лена и осторожно спросила: — А вы разве не дружили с Теличкиной? Обычно соседи дружат, ходят в гости, одалживают денег, ну или соли, например, постепенно становясь родными и близкими людьми.

— Соли. Да у неё снега зимой не выпросишь. Она нас и за людей не считала, да и не только нас. Скольким людям жизнь попортила, — Антонина Петровна вновь замолчала и уставилась в окно.

«Опять, как клещами из неё вытаскивать», — не успела подумать Рязанцева, как Баранова вдруг вновь заговорила, и теперь её уже не надо было подгонять.

— Арнольдина — холодная и злая стерва. Она относиться к такому типу людей, знаете, которые не изводят себя напрасными переживаниями или сомнениями, и уж тем более муками совести. Вот, если она что захотела, то получит это любой ценой, не считаясь с другими. Как это говорят: «По головам пойдёт», а то и по трупам. Я ж её ещё девчонкой помню. У нас в соседнем подъезде мальчишка жил — Серёжа Каменков, хороший парень, отличник, спортсмен, с Арнольдиной у них любовь была. Ну как была. Он-то её действительно любил всем сердцем, а она им только пользовалась. Он за неё и уроки делал и на экзаменах помогал, даже умудрился сочинение за двоих написать — и за себя, и за неё. Но, как только его призвали в армию, Арнольдина выскочила замуж за другого, подвернулся более выгодный жених, сын дипломата.

— Это отец Кати?

— Да, Генка Огородников, — женщина совсем успокоилась и пустилась в подробный рассказ о жизни соседки. — Только правду говорят, на чужом горе, счастья не построишь. И у Сергея жизнь не задалась, так и живёт бобылём, но и Генке от Арнольдины досталось. И ещё неизвестно кому больше повезло.

— А разве Геннадий Огородников не трагически погиб?

— Погибнуть, то он погиб, но перед этим Арнольдина ему крови попила конечно. На момент гибели они уже вместе почти не жили.

— Как так? — совершенно искренне удивилась Рязанцева, — А мне говорили, что Теличкина его хоронила и очень тяжело переживала смерть мужа.

— Ерунда. Хоронить хоронила, а куда ей деваться, но не убивалась, ни тогда, ни позже. Она вообще в сторонке в очках чёрных постояла минут пять, пока гроб не закопали и ушла. Как будто удостовериться хотела, что избавилась.

— Что вы такое говорите? — Лена недоумевала.

Однако впечатления, что Баранова наговаривает на соседку из-за каких-то своих обид, у неё не создавалось, но и поверить в то, что слышала до конца не могла.

— А то и говорю, стерва она. Когда за Генку замуж выходила, думала, что заживёт по-царски, надежды возлагала на своего жениха немалые, но просчиталась. Генка оказался слабым человеком, очень быстро пристрастился к бутылке, из-за чего не мог долго удержаться ни на одной работе. Арнольдина же быстро шла в гору, не считаясь ни с какими препятствиями на своём пути. Когда Генка напивался, она его в дом не пускала, так он и спал прямо здесь на площадке, на бетонном полу.

— Жить с алкоголиком непросто, я осуждать её не возьмусь.

— Это да, но ведь он от чего пить начал? Не от хорошей жизни. Там история вот какая. Когда они поженились, Генка работал на мясокомбинате. Собственно они там с Арнольдиной и познакомились, она ведь в институт после школы не поступила, это потом заочно «корочку» приобретала. А ещё Генка приторговывал, и в доме всегда было полное изобилие. Так продолжалось три года. Сгубила же Генку любовь. Пока Арнольдина была в декрете, Гена завёл интрижку с кладовщицей. Чувство оказалось настолько сильным, что он решил честно жене во всём признаться и развестись по-хорошему. Такого Арнольдина стерпеть не могла. И знаете, что она сделала?

— Что?

— Наняла бандитов, которые сожгли сначала Генкин магазинчик, а потом и его самого покалечили. Досталось и зазнобе, её тоже предупредили, что если из города не уберётся, то пожалеет, что на свет родилась. В общем, Арнольдина своего добилась, Генка остался с ней, но с тех пор стал сильно пить.

— Жестоко конечно, но причина то у неё была веская, — Лена чувствовала, что главное где-то рядом, что рассказанная история это только предисловие к чему-то значительному, и сейчас было важно не упустить момент. — Вы не подумайте, я не оправдываю, но всё рассказанное вами пока не создаёт у меня образ Теличкиной, как стервы. Она лишь мстит, но ведь это вполне объяснимо.

— Не создаёт… — проворчала Антонина Степановна, — а вы у неё спросите, где она своего Теличкина нашла?

— Может вы расскажите?

— А чего мне рассказывать, если вы считаете, что я наговариваю, — обижено отреагировала Баранова.

— Я так не считаю, просто я мало что знаю об этой женщине и не могу судить объективно, потому и интересуюсь. Но вы же знаете её лучше, следовательно у Вас есть основания давать ей такую оценку. Помогите мне тоже понять, что собой представляет эта особа.

— Ладно, — снисходительно произнесла Баранова, и продолжила рассказ. — Александра этого она отбила у лучшей подруги. Причём прямо накануне свадьбы. У неё подруга была — Иринка Какырова, хорошая девушка, они ещё со школы дружили. Иринка долго замуж не могла выйти, не знаю почему, вроде и симпатичная, и умница, но скромная, полная противоположность волевой и хитрой Арнольдине. Не везло ей, не складывалось как-то, счастье улыбнулось, когда годы уже приблизились к тридцатнику. На этот момент у Арнольдины уже ребёнок был и недавно схороненный муженёк. Видимо, чужое счастье ей глаза резало. Уж, как она перед этим Теличкиным хвостом крутила, я самолично наблюдала, но он поначалу-то на это слабо реагировал. Но вот в канун их с Иринкой свадьбы, я видела, как Арнольдина пьяного Теличкина чуть ли не на себе притащила в дом. Я в глазок наблюдала. Ну, а что там было дальше, могу только догадываться. Наутро, когда невеста в белом платье сидела у зеркала, Арнольдина вломилась к ней и бросила в ноги Иркины вещи, собранные на квартире Александра. Они ведь уже вместе жили, почти как муж и жена. Вот так. А теперь сама суди, красавица, кто такая эта Арнольдина.

В квартире стало тихо. Женщина помолчала и через несколько секунд добавила:

— Вот вы всё преступника ищете, виновного в смерти её дочери, а я вот, что скажу. Может и грех так говорить, но Арнольдину Всевышний наказал, ведь её трагедия не просто так произошла в день свадьбы Кати. Вернулось ей её зло бумерангом. Только вот за что ещё и меня зацепило?

— А что стало с Ирой Какыровой? Как сложилась её судьба?

— Да, никак. Иногда встречаю её в магазине или на почте. Так и живёт одна, ни мужа, ни детей. Как-то спрашивала её, почему так. Не говорит, но я-то понимаю, разве после такого можно кому-нибудь верить.



— Так что предчувствие вас не обмануло, Александр Васильевич, — закончила Лена свой пересказ истории, услышанной от соседки Теличкиной, — есть у этой дамы скелет в шкафу и не один.

— Целый анатомический театр, — усмехнулся Махоркин. — Надо бы узнать, где эта Какырова живёт и работает. Сейчас позвоню Котову, пусть выяснит.

Пока Махоркин отдавал распоряжения, Лена включила электрочайник и достала из сумочки целлофановый пакетик с мелиссой. Отсыпав небольшое количество сухих листочков лимонной мяты в заварочный чайник, она залила их кипятком, но закрывать крышкой не стала. Приятный аромат мгновенно заполнил помещение.

— Что это? — втянув носом воздух, поинтересовался Махоркин.

— Это чрезвычайно полезное растение, мне Антонина Степановна насыпала пакетик. Чувствуете, какой пряный запах? Между прочим, мелисса переводится, как пчела. Считается, что эта травка, а точнее её аромат, привлекает тружениц.

— Пожалуй, пчёлка — это более точное определение для вас, — улыбнулся Махоркин, — Стрекоза и Цикада отменяются.

— Аксептю детру пётитабей.

Чай с мелиссой успокаивал и расслаблял, Махоркин делал маленькие глотки, стараясь растянуть удовольствие. Лена достала из сумочки помаду и аккуратно обвела губы нежно-розовым столбиком, глядя на себя в маленькое зеркальце.

«А не такой уж и плохой день — этот понедельник», — подумал Махоркин, любуясь девушкой и наслаждаясь приятной обстановкой, — «неужели правда, мелисса способна создавать такую благоприятную атмосферу?».

Вялотекущие мысли следователя прервал телефонный звонок. Махоркин внимательно выслушал Котова и положил трубку.

— Ну вот и первый подозреваемый?

Лена убрала помаду и вопросительно взглянула на начальника.

— Эта Какырова, оказывается, работает в санэпидемстанции. А кто, как ни работники этой организации имеют дело с различными токсическими веществами, попросту говоря, отравой.

— Чёрт, и мотив у неё весомый. А мне так не хотелось, чтобы это была она.

— Мало ли чего мы не хотим. Я думаю, надо бы ребятам съездить к ней домой и посмотреть, не хранит ли она чего там.

— Поздновато уже, Александр Васильевич, может завтра? — почему-то Рязанцевой хотелось оттянуть визит сотрудников милиции к несчастной женщине.

— Поздно будет, когда новый труп появится. Мы, итак, уже опоздали всюду, где можно было, — Махоркин вдруг сделался строгим и непреклонным, — к тому же вы сами говорили, что у нас ненормированный рабочий день, так что продолжаем трудиться, пётитобей.



Долгий путь к дому Ирины Какыровой расслабил оперативников. Погода сделала своё дело, город стал одной сплошной пробкой.

— Четвёртая, — констатировал Олег Ревин, подсчитывая количество аварий встретившихся им на пути следования, — урожайный денёк.

— Мы когда-нибудь доедем уже? Хотелось бы домой вернуться засветло, — минуту назад засыпавший Котов, вдруг занервничал. — Нельзя как-нибудь объехать это всё.

— Нельзя. Сиди уже не дёргайся. Осталось тут метров пятьсот. А с этой Какыровой мы быстро управимся. Вряд ли придётся проводить силовую акцию.

Наконец автомобиль Ревина въехал во двор старого кирпичного дома, где, по имеющимся у оперативников данным, и проживала подозреваемая.

Лифт неспешно поднимал пассажиров на седьмой этаж, кряхтя и лязгая всеми своими внутриутробными сочленениями.

— Вот, что за день такой, а? Как будто кто-то испытывает моё терпение. Ну ладно пробки, но лифт-то чего ползёт, — Котов посмотрел на часы. — Вот увидишь, сейчас ещё и тётка эта окажется грузной тяжёловесной особой, с шаркающей походкой и гнусавым голосом, которая перед тем, как ответить на вопрос, будет трижды переспрашивать.

Однако вопреки предсказаниям, дверь оперативникам открыла маленькая изящная женщина. Огромные синие глаза испугано глядели в щель между белой косынкой, из-под которой выбивались тёмно-русые локоны, и хирургической маской, скрывающей нос и рот женщины. Стройный стан был облачён в белый медицинский халат, а руки в стерильные резиновые перчатки. Странное одеяние женщины вызвало у оперативников минутное недоумение.

— Гражданка Какырова? — насторожено спросил Котов.

В ответ раздался приятный голос, приглушённый марлевой повязкой:

— Да. Это я. А вы кто?

— Мы из милиции. Разрешите пройти.

Женщина посторонилась, пропуская оперативников в квартиру. Котов, увидев распахнутую в кухню дверь, прямиком направился туда. Немного замешкавшийся в прихожей Ревин услышал, как присвистнул коллега и тоже шагнул в сторону кухни. Представшая взорам оперативников картина не подвергала сомнению справедливость подозрений против хозяйки квартиры. Собственно, квартирой это назвать было трудно, помещение напоминало лабораторию. Вся кухня была заставлена колбами, пробирками, какими-то мензурками и другой специфической утварью, наполненной разноцветными жидкостями. Запах был удушающий.

— Вот это да… — изумился Ревин, — последний раз я такое видел в школе в лаборантской у нашей химички. Кажется всё ясно.

На кухонном столе был рассыпан подозрительный серый порошок. Котов ткнул в него палец и поднёс к носу. Пыльца, попавшая в ноздрю, тут же вызвала раздражение слизистой, и оперативник громко чихнул, разнося остатки порошка по воздуху серым облачком.

— Ты что сдурел? — не выдержал Ревин. — Эксперты нам головы поотрывают.

— Да ладно, тут им вон сколько работёнки, — Котов потёр нос и повернулся к хозяйке, — а вы одевайтесь дамочка, поедем, куда следует.

Не сказав ни слова, Ирина Какырова сняла с себя белый халат и косынку и положила их на табурет. На плечи женщины упали густые локоны каштановых волос. Туда же отправилась и марлевая повязка. Глазам оперативников предстало милое, нежное создание с синими, как омут глазами, от которых было трудно оторвать взгляд. Олег Ревин уставился на женщину и почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. В эту минуту он понял, что означает выражение «утонуть в твоих глазах». Он тонул, и даже не пытался этому сопротивляться.



— Что, Махоркин, думал, поймал преступницу? — Волков торжествовал.

После проведённой экспертизы было установлено, что ни порошок, ни другие, находящиеся в квартире препараты не имеют отношения к преступлению. Все они предназначались для борьбы с тараканами. Какырова искала новое эффективное средство, и делала это дома, в свободное от работы время, просто от скуки. К тому же она любила свою профессию и была увлечена ею.

Чтобы преподнести эту новость Волков решил не ограничиваться телефонным звонком и не поленился сам заявиться в кабинет к следователю. Картинно распахнув дверь, он размашистой походкой прошествовал к Махоркину и бесцеремонно уселся на угол его стола. Чашка с чаем застыла в руке следователя, ему стоило немалых усилий сдержать себя. Желание схватить Волкова за шиворот и выставить за дверь боролось с воспитанностью, и на чьей стороне будет победа пока было под вопросом. Махоркин опустил чашку на стол и взял из рук Волкова заключение.

— Эх вы, сыщики, — с сарказмом произнёс эксперт, — вам бы тараканов ловить, а не преступников. Что вы собственно и делаете.

— А не хотите ли чаю? — улыбнулась Лена и направилась к столу Махоркина.

— Из рук такой приятной особы, не откажусь, — блеснул золотым зубом Волков.

— Тогда я вам в чашку Александра Васильевича налью.

Не успел Махоркин возмутиться, как Лена подцепив кружку пальчиком, опрокинула её на стол. Остатки чая с мелиссой быстрым ручейком побежали в сторону сидевшего полубоком Волкова. Подмоченный эксперт мигом вскочил, но жидкость уже успела мокрым пятном украсить его зад.

— Ах! — театрально всплеснула руками Рязанцева. — Извините, Игорь Ильдарович, что я невольно подмочила… вашу репутацию. Можете замыть там, в туалетной комнате. Как выйдете, сразу направо и до конца коридора. Упрётесь прямо…

— Без тебя знаю, — зло огрызнулся Волков и, хлопнув дверью, исчез.

Лена схватила полотенце и быстро промокнула чайную лужицу на столе. Махоркин оторопело смотрел на помощницу.

— Ну вы даёте, — то ли с восхищением, то ли с удивлением произнёс он.

— Знаете, а я рада, что мы ошиблись. Мне нравится эта Ира Какырова, да и не только мне, — Лена хитро сощурила глаза.

— Вы имеете в виду Олега? Я тоже заметил, как он смотрел на неё во время допроса. А Какырова действительно очень приятная. Чувствовалось, что никакая она не преступница. Однако нам от этого не легче. Ещё и от начальства получим по шапке. Даже не знаю с какой стороны теперь к этому делу подойти, за что зацепиться.

— Ато ан пю.


Читайте на Ридеро, Литрес, Амазон и др. интернет-магазинах