Танечка

Леонид Голубков
В тот день, когда в моей жизни появилась Танечка, на моём личном фронте было без перемен.
В свои 27 лет я был холост, имел постоянную партнёршу, с которой нас связывала дружба еще со студенческой скамьи, но без претензий на совместное проживание и замужество. Пробовали - не получилось, но и совсем разбегаться не захотели, так как в постеле полностью устраивали друг друга. Но не в быту.
В связях я был очень привередлив, ценил в девушках кроме красивой внешности еще и ум, чувство юмора, широту взглядов, согласитесь, весьма дефицитный комплек! Поэтому редкие новые знакомства, еще реже заканчивались в постеле.
Такая вовсе не бурная, но вполне себе регулярная половая жизнь меня вполне устраивала, поэтому, работая пятый год педагогом, я не особенно страдал от обилия кругом юных упругих попок и дерзко торчащих под футболками сосков старшеклассниц. Руки, конечно, чесались порой ущипнуть выпрыгивающую из джинсов с заниженной талией филейную часть какой-нибудь смазливой ученицы. Но достаточно было поглядеть в коровьи глаза её обладательнице, как руки (и не только они) сами собой опускались, и мозг, включаясь, соображал, что ни одна из этих оттопыренных ягодиц не стоит пятна на безупречной педагогической репутации.
* * *
Таня пришла в нашу школу 1 сентября в 8а класс. Тонкая, стройная, спокойная, улыбчивая… Умная…
Да, эта девочка была чертовски умна. Умна и начитана. Я, как учитель физики сразу оценил эти её качества на первом же уроке.
А ещё она была прекрасно воспитана и удивительно прелестна.
Её красота была из тех, что называют недостижимой. Когда мы были пацанами, мы встречали иногда таких девочек, чувствовали их красоту, но даже пальцем не пошевелили бы, чтобы попытаться как-то их клеить. При взгляде на такую у юнца в возбуждённом спермотоксикозом мозгу возникала красная табличка: «Куда тебе с прыщавой рожей?!». То есть, даже в мечтах мы дрочили на девочек попроще.
Вот такая Танечка влилась 1 сентября в ряды 8а класса.
Надо сказать, что 8а в том году был, что называется, серпентарий в миниатюре. Такого сборища стерв – ядрёных, закалённых в свои 14 лет – я не встречал ни до, ни после. Маленькие, но уже прожжённые сучки ловко манипулировали родителями, тихо пакостили друг другу, подставляли неосторожных на язык учителей… Словом, Таня с её характером и воспитанием в этот коллектив явно не вписывалась. Но она этого не понимала. При её врождённой порядочности и интеллигентности невозможно было даже представить то, что было естественным для её новых одноклассниц. Их изощрённые издёвки и мелкие пакости она умудрялась списывать на случайные недоразумения и стечение обстоятельств, не тая ни на кого обиду…
Вы скажете, что это какой-то ангел, а не девочка... Ну, да! Иногда они встречаются среди нас, и, может быть, поэтому Земля ещё вертится…
* * *
Подходил к концу сентябрь.
Осень в тот год выдалась удивительно тёплой. Погода стояла превосходная и, что самое радостное, прогноз говорил, что до середины октября температура не опустится ниже 10 градусов даже ночью. А это значит, что можно спокойно идти в поход с ночёвкой.
К походу 8а готовился весь прошлый год. Это был их «классный проект». Нынешние школьники с подачи своих бестолковых педагогов норовят назвать «проектом» всякую хрень. Но в этом случае дело было поставлено всерьёз.
Всю предыдущую зиму и весну 7а учился расставлять палатки, разжигать костры, осваивались другие туристические премудрости. Однако дождливые и холодные весна и начало июня поставили крест на походных планах. Да и Тамара Филипповна была не в восторге от этой идеи и саботировала её, как умела.
Тамара Филипповна (в простонародье Тамилла или просто Томка) – их классная дама. Она вовсе не радовалась перспективе провести пару ночей в палатке, но напрямую возразить не могла, т. к. в нашей школе разумная детская инициатива, да ещё и активные действия по её воплощению со стороны детей - святое.
В данном случае эти прохвосты показали небывалую для них сплочённость и активность. И лишь мерзкая погода весной помешала им воплотить в жизнь свою идею.
Вот поэтому 8а с 1 сентября во что бы то ни стало решил отыграться. И администрация школы, идя навстречу просьбам и уговорам, отпустила детей в трёхдневный поход.
Утром в пятницу, когда весь класс явился на крыльцо школы с рюкзаками и котелками, выяснилось - Тамилла заболела.
Ха! А кто бы сомневался?! У этой толстой каракатицы вдруг поднялось давление и “началась ужасная мигрень”. Вовка Зайцев - известный всей школе острослов - прокомментировал: “Ага, мигрень! Есть охота, а работать лень!” - вызвав дружное ржание одноклассников. Впрочем, эта заимствованная шуточка не улучшила настроения толпы. Ропот нарастал.
Поскольку в пятницу у меня было по расписанию только два урока и именно в этом классе, поскольку я был холост, и дома меня никто не ждал, наконец, поскольку я был единственным мужчиной в большом женском коллективе, Вера Васильевна, заслуженно любимая всеми директриса и просто мудрая женщина, вызвала меня на ковёр и поставила перед фактом.
- Вы понимаете, Игорь Сергеевич, отменить мероприятие мы уже не можем. Дети нас не поймут… И будут, правы, чёрт возьми! Наши недуги не должны становиться на пути их маленького детского счастья.
- Да, Вера Васильевна, - совершенно искренне согласился я, сразу поняв, куда клонит начальство, - Думаю, школа сможет оплатить мне такси домой и обратно, чтобы я смог быстро собраться?
- Спасибо, Игорёк, вы - моя палочка-выручалочка! - улыбнулась Вера Васильевна, и я понял, что премия в этом месяце меня ожидает гораздо более весомая, чем обычно, - Маша вас и отвезёт, и привезёт.
Маша – наша длинноногая секретарша - девчонка малость бестолковая, но обладательница новенькой “Нивы-Шевроле” и отличный водитель. За это её все и любят: дашь Машке на бензин, и отвезёт хоть к чёрту на рога.
Словом, через 40 минут я в полной походной амуниции стоял перед восьмым классом и проводил досмотр личных вещей на предмет алкоголя.
Мой принцип – в походе сухой закон. Дети сперва возмущались (что-то про неприкосновенность личных вещей), но когда я пригрозил, что вообще никуда не двинемся, а пойдём на урок, ропот утих. А когда у Сашеньки Пивоварова (подходящая фамилия, блин!) я обнаружил две банки “Клинского”, народ проявил солидарную позицию:
- Сантёр, да ты охренел! - выразила общее мнение самбистка Ева, - Если мы сейчас из-за тебя тут останемся, я тебя сама кастрирую, урод!
Пожалев Сашины яйца и разумно рассудив, что коллектив не должен страдать из-за одного мудака, я, взяв пиво вместе с его обладателем, доставил весь этот хлам в кабинет Веры Васильевны.
- Таможенный досмотр проведён, выявлен единичный случай злостной контрабанды, - отрапортовал я, смачно водрузив найденные банки на директорский стол, по-солдатски развернулся и закрыл дверь “с той стороны”.
Покинув кабинет, я ещё секунд 20 наслаждался тишиной, висевшей за дверью. Вера Васильевна - великая актриса! Так держать паузу способна только она. Не проронив ни слова, она могла заставить любого малолетнего мерзавца обмочить штаны. А уж когда на столе стоят такие вещдоки, тут было впору обосраться.
- Мы идём в поход, - вернувшись к восьмиклассникам, начал я инструктаж, - то есть попадаем в условия повышенной...
- ...опасности, - продолжила мою мысль Танечка.
- Точно! Поэтому вести себя нужно осмотрительно, поодиночке не ходить, и ни каких дурманящих средств! Если кто-то считает иначе, может остаться здесь.
- Да ладно, Игорь Сергеевич, - прогундосил Костыль, по рождению - Константин Тыльников, - вы же знаете, что Сашка по жизни долбо...
- И никакой нецензурной лексики чтобы я не слышал! Буду бить по губам и парням, и девчонкам! Кто считает, что это нарушение его прав, тоже прошу остаться...
Прервав воспитательный момент, на территорию въехал автобус, который и довёз нас до места высадки.
* * *
Выбравшись из ПАЗика на грунтовку, построив весёлую ватагу в колонну и назначив Костыля замыкающим, я повёл отряд по едва заметной тропе на Нашу Полянку.
Наша Полянка - имя собственное. В незапамятные времена ныне уже покойная учительница физкультуры Александра Ильинична открыла нам этот чудный уголок на берегу реки. Добраться до него от дороги было непросто, приходилось топать около 6 километров по бурелому. Поэтому на Нашу Полянку не ходил никто, кроме нас. Поддерживая кругом безупречную чистоту, мы каждый год совершали сюда школьные походы выходного дня, любовались медленной речкой, играли в бадминтон... Словом, все тридцать три удовольствия, плюс сухое место, безветрие и при этом - не поверите! - почти полное отсутствие комаров.
Полянку любили все, и никто не роптал из-за необходимости шагать через лес около двух часов.
В строгом соответствии с намеченным графиком мы к полудню оказались на месте.
Надо отдать должное детям, они моментально организовались с устройством лагеря. Сказалась прошлогодняя подготовка. Не обращая на меня никакого внимания, школьники как муравьи расползлись по округе. Уже через 10 минут был натянут тент под которым в специальные мешки сложены продукты. Тут же прибежали пацаны с охапками мха и еловыми лапами, развернулись палатки, запылал костёр, и Ева зычным голосом прорычала ноющему Костылю:
- Я сказала, макароны по-флотски и салат из огурцов! А кто не доволен, будет три дня жрать свои чипсы, и спать на улице, потому что в палатке пердеть нельзя!
- Ева, зайчик, - обратился я к ней, - я понимаю, что я у вас здесь типа мебели, но мне бы хотелось знать, что происходит, ну, и какие дальнейшие планы.
Ева секунд 10 непонимающим взглядом смотрела на меня, после чего, видимо осознала, что я - не их Тамилла, и собираюсь активно мониторить процесс.
- А я только кухней занимаюсь, а вообще у нас Столик - командир, у него всё написано.
Столик (изначально - Толик, в смысле Анатолий) стоял на полянке и ставил какие-то галочки на измятом тетрадном листе.
- Ты - главный? Доложи обстановку, кто чем занят.
Столик неуверенно поглядел на меня, словно оценивая, стоит ли “этому” доверять столь важные секреты. Видимо, решив, что я внушаю доверие и просто так не отстану, он начал обстоятельно объяснять:
- Вот у меня тут всё написано, кто что делает. Вот дежурные по дням. Посуду моет каждый за собой, а котелки - Ева назначает девчонок. А здесь, - он перевернул листок, - кто что приносит - мячи, ракетки, карты, Лёва сетку волейбольную обещал.
- А спать вы как собираетесь?
- Ну, мы распределились уже, а вам - тамил-хауз..., ой, ну для Тамары Филипповны палатка двухместная приготовлена, вот она.
Действительно, чуть в сторонке от четырёхместных палаток-шалашей выросла аккуратная двухместная “финка” с предбанником и тентом. А под ней толстым слоем лежал собранный мох и лапник.
Я порадовался за себя.
Постепенно к костру стало подгребать всё трудовое население.
- Как у вас решено с отхожими местами? - поинтересовался я.
- Так лес...
- Лес меньше, чем кажется, особенно когда наступишь в чужую кучу... Господа и дамы! Слушать меня! Господа ходят вот от той сосны прямо 20 шагов, а потом равномерно направо на два шага. И рядом с кучкой не забудьте воткнуть палку, потому как дерьмо на подошве кроссовок вы унюхаете только в палатке. Дамы, аналогично, от берёзы 20 шагов налево. У меня есть туалетная бумага - 2 рулона, вот в том рюкзаке. Можно брать, но использовать только по назначению. А теперь, пока вода закипает, предлагаю играть в слона!
Слон - любимая игра пацанов и девчонок в школе. Первые играют, вторые болеют. Кто не знает правила, может погуглить. Идея была поддержана тут же, и началась весёлая возня.
Среди всего этого торжества жизни и молодости слегка в сторонке, прислонившись к берёзке, стояла Таня со своим рюкзачком, так и не примкнув ни к одной из компашек.
Поскольку она была новенькой, к походу в прошлом году не готовилась, в список распределения поручений не попала, словом, вновь оказалась не в своей тарелке.
При этом она так же, как обычно,  мило улыбалась, с интересом наблюдала за вознёй пацанов и, наверное, была счастлива уже от того, что в чудесный погожий день оказалась в замечательном месте, где все свои и всё прекрасно!
* * *
- Обедать! - голосом иерихонской трубы прогудела Ева.
Шестилитровая кастрюля макарон по-флотски была умята буквально в один присест. При этом выяснилось, что Таня не взяла из дома столовые приборы, поскольку в её старой школе “на пикники ходили с одноразовой посудой”. В общем-то, я тоже именно так и поступаю, и одноразовую посуду беру с запасом.
- Эх, туристка, - сказал я, сделав вид, что панибратски хлопаю её по плечу, а на самом деле нежно приобняв, - вот тебе посуда, только не выкидывай. У меня больше нет.
- Спасибо, - улыбнулась Танечка, - а я с вами сникерсом поделюсь, хотите?
- Хочу, вот только кружка у меня одна, правда большая и складная. Так что пить чай будем по очереди.
- Лучше вместе, со сникерсом вприкуску.
Чай мы пили, по очереди отхлёбывая из складной пластиковой кружки, откусывая один сникерс, поглядывая друг на друга и улыбаясь.
* * *
Вечерело. Наигравшись в футбол и картошку, вдоволь набесившись, народ быстро сварганил ужин. Опять мы с Таней, сидя рядышком, ели из пластиковых тарелочек и пили из одной кружки чифирь - Колян Попушин, опрометчиво назначенный костровым, чай заварил от души!
В сентябре темнеет рано. Сёма Иванов вытащил из чехла гитару. Он и Столик что-то неумело брякали, пытаясь петь нестройными голосами. Кто-то им что-то подпевал, забывая и путая текст.
- Сёмочка, у тебя же третья струна не строит, и вообще ты их не дотянул, - не выдержав музыкального издевательства, произнёс я.
- А у меня камертона нету... А вы играете?
- Дай-ка дяденьке, - протянул я руку.
Родители у Сёмы - богатенькие. Гитара была - не простая фанера, а с натуральной еловой декой и грифом из красного дерева. Колки тоже оказались под стать и вращались мягко и плавно. Стальные струны с тонкой навивкой издавали при умелом обращении замечательный серебристый звук.
Подтянув строй на полтона, я извлёк несколько флажолетов, чем вызвал тишину ожидания. Таких звуков из гитары этим детям слышать, видимо, не приходилось.
Аккуратно, без боя взяв “до”, я, приделав к голосу лёгкую хрипотцу, начал речитативом:
Мы с тобой не встречались
До этого лета,
Мы бродили по свету
По земле и воде.
И совершенно случайно
Мы взяли билеты
На соседние кресла
На большой высоте.
И моё сердце...
Я окинул взглядом слушателей, приглашая подпевать
... остановилось.
Моё сердце замерло...
Подпевали практически все, кто как умел. Мычали, пищали, слава богу, не орали... Но на самом деле петь умела среди них лишь Танька. Когда она своим тоненьким сопрано спела “замерло”, уйдя на второй верхний голос,... моё сердце остановилось.
Я пел долго. И весёлые песенки с Грушинского фестиваля, и лирику Андрея Макаревича, и совсем незнакомого этим детям Розенбаума. Танюшка подпевала, всегда в тему, и только тогда, когда это было уместно. Многие из этих песен она хорошо знала.
А когда я объявил шуточную “Я уже совсем большая”, Таня хихикнула:
- Это же девочка поёт!
- Да? Ну, вот, ты - девочка, тебе и петь!
- Только вы проигрыш сделайте.
И вот наша Танечка детсадовским голосочком, запела:
Я уже совсем большая и умею хорошо...
И далее по тексту добралась до первой кульминации, где горестно вздохнув нежно пролепетала:
... Только мне не разрешают слово “жопа” говорить!
Я думаю, что за всю историю русского языка более изысканно и трогательно слово “жопа” не говорил никто. Она произносила его с интонацией лёгкого удивления, складывая на звук “ж” губки трубочкой, отчего он почти превращался  в “в”. “Жопа” в её исполнении хотелось слушать ещё и ещё!
- Ведь такого не бывает: жопа есть, а слова нет..., - завершила она следующий куплет, кокетливо оглядев в соответствии с сюжетом свою изящную попку с одной и с другой стороны. А в конце с пионерским задором:
...и на всех заборах сразу слово “жопа” напишу!
Пока Таня пела, я, аккомпанируя, беззастенчиво разглядывал её. Длинная чёрная коса, тонкие брови, а глаза - серые-серые, почти голубые. Носик тонкий, прямой. Чувственные, но не очень полные губы, которые, наверное, никогда не знали, что такое помада и сигарета. Узенький, совсем почти детский подбородок. Высокая ровная шея, и идеальная спина танцовщицы. Грудь уже вполне оформилась, хотя была маленькой и аккуратной. Видно было, что лифчика под футболкой она не носит, но при этом груди торчат пирамидками, а соски, выпирая, смотрят прямо на тебя. Талия - осиная, плавно переходящая в красивые бёдра. Лосины, которые были на ней, плотно обтягивали все изгибы её тела, демонстрируя между слегка разведёнными ножками, выпирающий лобок и ложбинку под ним. Острые коленки придавали ногам ещё большее изящество.
Почувствовав, что народ уже пресытился песнями, я скомандовал.
- Всё, концерт по заявкам трудящихся окончен! Давайте спать. У нас впереди день и ещё одна ночь, поэтому сегодня желательно выспаться. Кто дежурный завтра с утра? Люся, ты? Будильник на 9 часов! Остальным подъём в 10. Сейчас ровно 2. И если мне придётся вылезти из палатки и вас укладывать, я буду это делать вицей.
- А что такое вица? - спросила Светка Корнышева.
- Это прилагательное к слову попа, причём прилагается обычно с размаху, - пошутил я.
- Ой, как эротично, - закатила глазки Светка.
- Мазохистка, блин, давай чеши пи;сать и в палатку!
- Может я и покакать схожу, - томно промурлыкала толстозадая Светлана.
- Главное, направление не перепутай, а то пендаль по голой жопе прилетит, - оставил я за собой последнее слово под весёлое хихиканье подростков. Да, уж! На уроках мы так не разговариваем, а тут... Думаю, каждый учитель имеет право, общаясь с детьми в неформальной обстановке, превратиться из педагога в нормального человека…
За исключением весёлого диалога, возражений по поводу отбоя не последовало, поскольку, во-первых, все действительно устали, а во-вторых, мальчики и девочки спали вовсе не раздельно, а, так сказать, по интересам. Потому и тем, и другим предоставлялась вполне реальная возможность под покровом палаток втихаря потрогать друг друга, потренироваться в искусстве ставить засосы, словом, сделать ещё один маленький шаг в большую взрослую жизнь.
Я, показывая пример, сбегал к берёзе и забрался в свою палатку. Залезать в спальник я не стал, а подложил его под себя. Было тепло.
Гомон утих почти сразу. Однако минут через десять в соседней палатке раздались приглушенные девичьи голоса. Кто-то тихо, но весьма эмоционально выяснял отношения. Было слышно, что говорившая очень старалась, чтобы её слова не вылетали за пределы палатки. Тем не менее фраза “****уй отсюда нахуй!” была произнесена достаточно отчётливо.
Я уже хотел было встать и найти хворостину погибче, но тут услышал возмущённый голос Татьяны:
- Да я после этого с вами... Да вы теперь для меня - пустое место, а не одноклассницы!
Послышалась возня и удаляющиеся шаги из соседней палатки.
“Девочки поссорились,” - подумал я и, подождав минуты три, выглянул наружу.
Таня сидела у костра одна вполоборота ко мне, и мокрый отблеск пламени в её глазах ясно указывал на настроение.
Тихонечко, чтобы не спугнуть девушку, я вылез наружу и направился к ней. Услышав приближающиеся шаги, Таня вся напряглась, не поворачивая головы, покосилась в мою сторону, и узнав, опустила гордо поднятый подбородок и заплаканные глаза, и как-то вся поникла.
Я не стал долго подъезжать, а сразу сел рядом, обняв её за плечо, и, тихонько поглаживая ладонью, спросил:
- Поругалась с девочками?
Она не отстранилась, а только судорожно сглотнула, видимо стараясь не заплакать. А потом, помолчав немного, прошептала:
- Почему они такие злые? Они считают, что я отбиваю у них парней? Говорят будто я пела для того, чтобы привлечь к себе внимание. Я ведь всегда пою, я в хоре занимаюсь с 7 лет...
Тут она уже не смогла сдержаться, и сквозь потрескивание костра послышались её тоненькие всхлипы. Я ещё крепче обнял её и уже не стесняясь гладил по волосам.
- Ты замечательно пела, а они просто завидуют. Почему-то многие люди считают, что если кому-то даны и ум, и красота, и талант, и всё сразу, то это - несправедливо. При этом они не видят в человеке главного - мудрости и доброты, которые делают человека красивым душой. Вот я смотрю на тебя. Ты - очень красивая девочка, но пройдут годы, и эта красота отцветёт, и никакая Мэри Кей не поможет. А вот та красота, которая у тебя в сердце, будет с тобой всю жизнь. И за это тебя будут любить. Девочки это чувствуют, наверное, неосознанно, и завидуют. Ведь мужчины будут их только хотеть, да и то до поры. А тебя будут любить всю жизнь. Ты не сердись на них, просто пожалей.
Таня слушала очень внимательно, и даже слёзы перестали течь из её глаз.
- По-моему, вы меня идеализируете. Вы ведь меня совсем не знаете.
- Я тебя вижу. Помнишь, как у туземцев в “Аватаре”. Загляни в душу человека. Увидь его. Главное верить своим ощущениям.
- Наверное..., - подумав  прошептала она, - Мне кажется, я вас тоже вижу.
- Ну, и как? Я очень страшный?
- Вы притворяетесь иногда строгим и сердитым,... и взрослым...
- Взрослым? То есть, я ещё совсем мальчик?
- Ну, я не то имела в виду... Вот, многим ребятам ничего не интересно. Они просто любят послушать всякую ерунду, рэп, там, какой-нибудь, посплетничать, побеситься... Девочки тоже, только про романы старшеклассниц, кто кого с кем видел. Прямо как бабуси у нас во дворе летом на скамейке. Им тоже ничего не интересно, только кто с кем пошёл, и какая пошла молодёжь. Они все - старые. И бабуси, и ребята. И учителя многие тоже закончат урок и тут же при нас перемывают кому-то косточки или рассказывают про то, где купили платье или сапоги...
- Но это их жизнь, заботы...
- У вас тоже заботы. Но вы не такой. Вам всё интересно. Помните, вы про давление воды рассказывали на прошлой неделе. Никто ничего не понял, потому что им не интересно было...
- А тебе было интересно? - хитро спросил я.
- Ну, не притворяйтесь, вы же, видели, что я вас одна слушала внимательно. Вы всё время на меня смотрели и мне всё рассказывали. Я вам вопрос тогда задала про трение воды о стенки, и вы задумались. Другой бы ответил, что этим можно пренебречь, и закрыл бы тему. А вы пытались что-то придумать, предложить эксперимент.
- На самом деле, вопрос-то ты задала сложный и очень интересный.
- Я вообще физику люблю. Я ещё в шестом классе весь учебник 7-9 прочитала. А ещё у меня есть старая-старая книжка про теорию относительности. Я её сейчас читаю и хотела вам показать. Там один момент, ну, совсем не могу понять...
- Преобразования Лоренца?
- Да! - с радостным удивлением воскликнула Таня.
- А книжка в мягком переплёте, зелено-оранжевая?
- И-и-и-и! - уже не удивляясь моей догадливости, а лишь восторженно хлопая ладошками, запищала девочка, - Вы - экстрасенс!
- Никакой я не экстрасекс! - скаламбурил я, на что Таня весело хрюкнула в кулачок, - Просто я эту книжку тоже читал в 13 лет. Она одна такая, где всё просто и понятно написано на эту тему, поэтому я сразу догадался. Кстати, тогда я застопорил именно в этом же месте. И скажу тебе по секрету, окончательно разобрался только в универе на втором курсе. Но, если хочешь, мы с тобой можем сделать исследовательскую работу на эту тему...
- Ой, хочу-хочу-хочу! Я очень хочу что-нибудь поделать с вами, - Танечка слегка запнулась, осознав двусмысленность фразы, но тут же продолжила, - Вы меня, наверное, один понимаете. С одноклассниками - совсем не интересно, а у учителей что-нибудь такое спросишь, они отвечают, как будто я совсем дурочка, или сами не знают, что сказать. А вы со мной всегда как... с равной. У вас нет... - она запнулась, подбирая слово.
- Снобизма? - подсказал я.
- Вот! Вы опять понимаете меня лучше, чем даже я говорю...
- Тут, ты права, снобизм, солидность и брюшко у меня отсутствуют полностью. Их заменяет любопытство. В этом смысле я, наверное, моложе всех твоих одноклассников. Но, кстати, и ты тоже любопытна, как трёхлетний пацан, - Танечка хихикнула, - В общем мы оба с тобой всегда будем молодыми, и станем жить вечно! - и я сделал патетический широкий жест рукой.
- Ура! - хихикнула в ответ Танюшка и вдруг, как гром среди ясного неба, запела нежно и с придыханием:

And we can live forever!
We can live forever!...

Услышав одну из самых любимых песен Queen, я вдруг понял, что эта девчушка настолько гармонично вписывается в моё представление о женском идеале, настолько подходит мне по характеру, интересам, не говоря уже о её потрясающей внешности, что вот сейчас я чувствую, что мы знакомы уже давным-давно, и нет на земле для меня ближе и роднее существа, чем она.

- Forever is our today! - продолжил я, подражая, как мог, интонации Фредди Меркьюри.
- М-м-м! Обожаю Queen!
- Абсолютно поддерживаю! Но петь не рискую, не люблю портить хорошую музыку.
- У вас похоже получилось, правда-правда!
- Ну, тогда мы с тобой организуем рок-группу и будем перепевать их песни. Срубим большие бабки, купим дом на Таити...
- А мне и на этой полянке очень даже здорово... с вами , - сказала Таня, и в конце фразы как-то понизила голос и напряглась.
- А мне с тобой, - я глянул на неё с откровенным вызовом, и она не отвела глаз.
Однако решительные действия здесь и сейчас были бы ошибкой. Любой охламон мог вдруг вылезти из палатки и застукать мои домогательства к девочке.
- Как бы ни было хорошо, но иногда нужно спать, - разрядил я ситуацию, - Пойдём-ка я этих молодых стариков подвину...
- Не надо, не ходите! Пожалуйста... Я всё равно с ними не смогу рядом. Они мне гадостей наговорили... Противно, как в мусорное ведро залезать...
- Ну, хорошо... Только у костра всю ночь сидеть тоже не дело. Вот что, идём ко мне в палатку. Там тебе никто гадости говорить не будет, и помойкой не пахнет. Одеяло у меня большое, двоим хватит.
Когда я это сказал, Танюшка вся преобразилась, плечики распрямились, и вся она как-то посветлела.
- А вы не храпите? - шутливо-строгим тоном спросила она.
- Ну, если захраплю, положишь мне на нос стельку из сапога...
- Фу-у-у! - захихикала она весело, а я тем временем поднял её за руку с бревна и держа за эту же руку повёл к своей палатке.
Оставив обувь и носки в предбаннике, мы расположились внутри. Я лёг рядом с ней укрыл нас обоих одеялом и тихонечко подоткнул его край Тане под попу. Недовольства моими прикосновениями она не высказала. Тогда я, окончательно освоившись, положил голову на свой рюкзак и предложил ей в качестве подушки плечо. Таня, что-то промурлыкав, устроилась на мне, а я обнял её двумя руками и слегка пощекотал за ушком.
- Мур-мур, - подыграла она.
- Спи, мой котёночек..., - прошептал я и передвинул руку с её талии на попу. Всё это выглядело вполне невинно. Да и действовать дальше я не решался, помня и о её возрасте, и о своём статусе.
Как бы мне ни были приятны запах её волос и прикосновение к упругой попке, усталость взяла своё, и я начал засыпать.
Проснулся я от того, что Таня, не меняя позы, стала слегка сучить ногами - то одной коленкой поведёт, то другой.
- Ты чего, - спросил я шепотом, - болит что-нибудь?
- Нет, - ответила она, и чуть помедлив, смущённо добавила, - я писать хочу...
- Ну, так сходи, - усмехнулся я, выпуская её из объятий.
- Я боюсь...
- В смысле? - в недоумении переспросил я.
- Темноты...
- Там в кармашке сбоку фонарик, возьми его.
- Нет, я вообще темноты боюсь. Меня в детстве напугал старший брат. Я даже сознание тогда от страха потеряла. И теперь мне всё время кажется, что в темноте кто-то есть. Я даже не могу одна по тёмной улице ходить, когда мы на дачу ездим. Мы когда вечером через двор из бани идём, я вечно в маму вцепляюсь...
- Ну, ты даешь! - только и ответил я
- Я понимаю, что это глупо, но ничего с собой поделать не могу. Я даже маленький фонарик в комнате на ночь оставляю.
- Так ведь и в палатке сейчас темно...
- Ну, так я же вас чувствую...
- Так ты до утра терпеть собралась?
- Ой... Я столько чая выпила... Вечно со мной что-нибудь...
- В общем так, спать в луже я не собираюсь! Поэтому пойдём, провожу тебя до берёзки, а там ты себе фонариком посветишь - сказал я твёрдым мужским голосом, не терпящим возражений, и полез на выход.
- Ой, мне так стыдно...
- Стыдно, когда видно, - ответил я пословицей, - а здесь темно, так что давай руку, вот твои кроссовки.
Подождав, пока Таня натянет обувь, я потянул её за руку по направлению к берёзе. Впрочем, тянуть сильно не пришлось, а под конец, видимо мочевой пузырь настолько дал о себе знать, что Танька сама почти бежала впереди меня, смешно скрещивая при этом ноги.
- Иди вот туда, - указал я пятном фонарика, - Я не смотрю.
Танюха, видимо уже забыв под давлением накопившейся жидкости и о страхе, и о стыде, ринулась в указанном направлении, по пути стягивая спортивки. Я скромно отвернулся. Вот замолкли её шаги, послышалась несильная возня и  характерное журчание. Но за мгновение до этого раздался несильный треск ветки, и Танечка отчётливо и достаточно громко выругалась:
- ****ддддь!
Я сперва не понял, но потом до меня дошло: Танюша матюгнулась! Что-то, видимо произошло экстраординарное, если у этой девочки, выскочило такое слово.
Ручеёк иссяк. Вновь послышалась возня, а потом шаги. Я посмотрел в её сторону. Таня приближалась слегка прихрамывая.
- Ты чего ругаешься, хулиганка, штаны описала? - шутливо пожурил её я.
- Чёрт, я с размаху на что-то острое села, на какой-то сучок наверное, - не отреагировав на мой шутливый тон, ответила Таня. По тому, как она это говорила, было понятно, что больно ей не на шутку.
Я снова подал ей руку, и она последовала за мной в палатку, опираясь на меня и прихрамывая. Внутрь Таня залезла с трудом, морщась и постанывая от боли.
- Ты не сломала кости-то? - с тревогой спросил я.
- Нет, просто поцарапалась сильно...
- Ну, ладно, царапина до свадьбы заживёт, - успокоился я.
Мы устроились в прежней позе, и я снова, как бы невзначай, положил руку Танечке на попку. И тут моя рука коснулась чего-то сырого.
Я сперва подумал было, что Таня в спешке всё-таки обмочила штаны. Но, потерев палец о палец, я почувствовал что влага скользит и слегка прилипает. Незаметно поднеся руку к лицу, я понюхал. Пахло кровью.
Вот тут я встревожился по-настоящему. Фонарик находился у меня под рукой. Я зажёг его вновь и разглядел следы крови на пальцах. Тогда уже без всяких церемоний и заигрываний я осветил танину попу и увидел, что от промежности по штанам расплывается тёмное пятно.
- Таня, ты, конечно, извини, но у тебя кровь между ног, и я так понимаю, что это не женские проблемы...
Таня протянула руку и пощупала сырое место.
- Таня, мне кажется, у тебя там сильное кровотечение, пятно прямо на глазах растёт, - продолжал я, ничуть не преувеличивая.
Действительно пятно стремительно росло и штаны в промежности были уже явно сырые. Танька поглядела на меня, и поняв, что я не шучу, да и сама ощущая неладное, испугалась. Глаза её явно выражали подступавшую панику.
- Спокойно, всё нормально, ничего страшного! Главное кости целы! Ведь целы кости?
- Угу, - жалобно проскулила она в ответ.
- Значит, всё будет хорошо. Просто сильно поранилась, сейчас обработаем рану, перевяжем,... - заговаривая Тане зубы, я подвесил фонарик под потолок и доставал из рюкзака здоровенную походную аптечку.
Вид аптечки придал Тане уверенности.
- Вот только спортивки нужно снять, - строго сказал я, и Таня смутилась, - Ничего-ничего, я тебя уже писать водил, так что стесняться нечего. Считай, что я врач.
Танюшка одной рукой оперлась о пол палатки, другой начала стаскивать штаны. Ей явно было неловко.
- Ну-ка, приподними попу, - приказал я, помогая ей двумя руками.
Под спортивками оказались беленькие в мелкий голубой цветочек трусики из простой натуральной ткани. Совсем детские, хотя попка у Танюши была уже вовсе не детской. Трусики были в крови. Таня ещё больше смутилась, но я действовал решительно, поскольку столь сильное кровотечение меня всерьёз беспокоило, и тут уж было не до шуток.
- Ложись на спину... Давай шустрей, вон все трусы в крови, надо её скорее остановить... Коленки согни, не вижу ничего... Не сжимай, не сжимай колени-то. Ну-ка, давай, разведи ноги в стороны... Ох, чёрт... Придётся немного... Под тканью где-то рана...
Рана была действительно под тканью трусов в паховой складке ближе к попе.
Я взял фонарь в левую руку и направил свет туда. Правой рукой, двумя пальцами, я аккуратно поддел край трусиков, отодвинул его, слегка обнажив одну губку, и, сдвигая палец в сторону ануса, нашел-таки рану. Таня инстинктивно дёрнулась было перехватить мою руку, поскольку я невольно прикасался к её заветным местам, но в этот момент я задел пальцем за кусок ветки, который огромной занозой впился ей в промежность.
- Ах! - от боли то ли вскрикнула, то ли выдохнула Таня, сжав кулачки.
- Та-а-а-ак... Здесь большая заноза. И она, видимо, задела какой-то сосуд, поэтому так сильно идёт кровь.
Таня смотрела на меня с болью и испугом.
- Занозу нужно обязательно вытащить и кровь остановить. Сюда не проедет ни один врач, а нести тебя через лес, ещё и ночью... В общем нужно будет немножечко потерпеть... Ну, ты не бойся, у меня есть обезбаливающее. Маленький укольчик сделаю, через 5 минут больно не будет.
Успокаивая девушку, я нащупал в аптечке шприц с лидокаином. Всегда собираю аптечку сам и беру обезболивающий укол.
- Так, - я вновь повесил фонарик под потолок, - давай-ка, ты ляжешь раной к свету... Вот, молодец. Теперь дай сюда руку,... вот, держи трусики, чтобы они мне не мешали.
Танечка послушно выполняла указания, хотя боль и тихий ужас в глазах выдавали её состояние.
- Сейчас укусит комарик, - сказал я тоном детского врача, обрабатывая ваткой с борным спиртом пространство в паху, - главное не дёргайся!
Уколы в пах - дело непростое и даже опасное. Слишком много там всяких мест, попадать в которые иголкой нежелательно, а уж выпустить туда обезболивающее - не дай бог!
Аккуратно введя тоненькую иглу практически рядом с половой губкой, я выдавил половину объёма.
- Умничка! - похвалил я пациентку, вытаскивая иглу, - Ещё разочек с другой стороны... Ну, вот, теперь ноги не шевели, трусики держи и полежи три минутки.
Не торопясь я доставал скальпель, бинт, пузырёк с перекисью водорода, вату. Плеснув перекись на ватный тампон, я предупредил:
- Немного будет щипать, потерпи, котёнок... Держи... держи трусики...
Я начал стирать кровь вокруг раны. Перекись зашипела. Движения я делал очень аккуратно, прикасаясь лишь слегка, но захватывая большой участок, и даже аккуратно забираясь под отодвинутый край трусов.
- Чувствуешь? Больно? - спросил я, вновь прикоснувшись к занозе.
- Как будто давит что-то. Неприятно, но не больно.
- Ну что же, будем вынимать дерево, - улыбнулся я, и Таня впервые за последние полчаса ответила мне слабой улыбкой.
Я попытался подцепить занозу ногтём и скальпелем, но её конец обломался, и она ещё глубже ушла внутрь. Остановившаяся было кровь, снова закапала из раны.
- Чёрт, пинцета нет!
Я слегка надрезал скальпелем кожу, вновь обнажая кончик занозы. Но зацепить его не было никакой возможности.
- Проклятье! У тебя нет щипалки для бровей? - задал я дурацкий вопрос. Танька даже хрюкнула коротким смешком, настолько нелепым казался этот инструмент в походных условиях.
- Не смежно. Иголкой и скальпелем я подцепить не смогу никак. А если разрезать, то резать нужно много, а потом придётся зашивать, - глаза Тани округлились от ужаса, - В общем, выход один - дедовским методом...
- Как это?
- Зубами...
Таня от неожиданности приоткрыла рот. Весь её взгляд красноречиво говорил одно: “Зубами?! Там?!!!”
- Ну, не резать же... В общем, Таня, давай так. Мы об этом никому не расскажем и сами вспоминать не будем, но нужно это сделать. Я понимаю, ты стесняешься, но... Считай, что я врач... Тем более, тут уже и прятать-то нечего.
Страх и стыд на лице девочки постепенно сменился решимостью. Она, не поднимая глаз, утвердительно кивнула.
- Когда я вытащу занозу, будет снова кровотечение, и мне подбираться туда ртом не очень удобно, все трусы в крови... В общем, их нужно снять совсем... Я пока фонарик выключу, чтобы ты не стеснялась.
Наступила темнота. Таня сидела в нерешительности.
- Попу приподними, я тебе помогу. Только ноги не своди, вообще старайся ногами не шевелить.
Уверенным движением я снял с неё измазанные в крови трусики.
- Так, давай теперь ты ляжешь, закроешь глазки. Руки положи под голову и сцепи их в замок. Если будет больно или неприятно, терпи, руками не лезь. Я постараюсь всё сделать быстро и аккуратно. Готова?
В темноте я не увидел, а скорее почувствовал кивок головы.
- Глазки закрой, включаю свет.
Фонарь осветил то, что, как пелось в песне, “многим даже не снилось”.
Да, взрослые женщины по-своему тоже прекрасны. Но вид девственной киски, лобок, чуть прикрытый коротенькими чёрными волосиками, едва виднеющиеся малые губки, розовый (а совсем не коричневый, как у взрослых тёток) анус...
Ну, ёжику понятно, что у меня перехватило дыхание, а мой дружок просто разрывал трусы.
- Так... расслабься, - скомандовал я слегка охрипшим голосом, - Ножки нужно развести сильнее, иначе я не подберусь, зубы - не рука. Не бойся, я аккуратненько дотронусь.
Я пристраивался головой у неё между ног.
Кровь слегка сочилась из раны, но я решил уже обойтись без перекиси.
- Не бойся! - проговорил я и припал губами к повреждённому участку.
Всосав в себя, я языком и зубами зацепил занозу и аккуратно потянул. Кожа слегка натянулась, и обломанная расщеплённая ветка почти в три сантиметра длиной вышла наружу. Кровь полилась почти фонтаном, и мне не оставалось ничего, как вновь припасть ртом к ране и заткнуть её языком. Держа там язык, я как мог промямлил: “Сейчас, нужно кровь остановить”. Упершись носом практически в клитор я шарил в стороне правой рукой в поисках приготовленной ваты и перекиси водорода. Нащупав всё это, я обильно плеснул жидкость на тампон и, практически не отрывая языка, приложил вату к ранке, вдавливая её внутрь.
Лицо я не убрал, а потому, держа уже руками тампон, я не мог выдержать искушения, и нежно провёл языком по щёлке, едва касаясь ее и внутренних губок, а также слегка прикоснулся к клитору.
Видимо, Танечка, уже давно не чувствовавшая сильной боли, наблюдала за своими ощущениями. Хотя значительная часть кожи онемела, самые нежные части чувствительность не потеряли. И это моё лёгкое прикосновение не прошло незамеченным. Танечка слегка вздрогнула, как от искры с одежды, и коротко вдохнула.
Я остановил язык на клиторе и стал делать плавные давящие движения тампоном, как бы придавливая рану для остановки крови, а также синхронно с ними слегка надавливал на клитор языком. Видимо, Танечка не понимала, что и по какой причине давит на её клитор, но эти ощущения, судя по её реакции, были приятными и возбуждали.
Однако процедуру нужно было заканчивать. Я, продолжая прижимать тампон и слегка касаясь губок фалангами пальцев, отстранился от Тани и взял бутылочку с перекисью. На конце бутылки была соска - утончённый носик. Я практически просунул его в рану под ватный тампон и выдавил значительную порцию жидкости. Через минуту, убрав тампон, я убедился, что кровь не идёт. Оставалось наложить повязку. С этим я справился довольно быстро. Поскольку рана была почти у самой губки,  мне приходилось её придерживать, нежно прикасаясь. При этом мои пальцы, как бы случайным движением слегка проникали внутрь. В результате таких манипуляций Танина щёлка раскрылась, показав очаровательный бутончик.
Но перевязка к этому времени была закончена.
- Ну, вот, больная, вы почти здоровы, - улыбнулся я, - Только нельзя делать резких движений. Договорились?
- Да, спасибо вам большое,... - ответила Таня и впервые за всё это время подняла на меня глаза. В них была не просто благодарность, а нежность и тихий восторг.
- Ну, и славно. Вот только, есть ли у нас запасные трусики?
Танечка, вдруг осознав, что до сих пор лежит передо мной с раскрытым розовым бутончиком, смущённо свела коленки.
- Есть, только они в рюкзаке в палатке у девочек.
- А штаны запасные?
- Там же...
- Ну, тебя туда без трусов я не пущу, да и мне среди ночи не стоит лезть, мало ли, что они подумают... Думаю, после всего случившегося, не будет ничего страшного, если до утра ты поспишь вот так, а утром я найду предлог всех оттуда выпинать, и принесу тебе рюкзак. Ок?
- Ок!
- Тогда сейчас аккуратненько ложись, под попу подстелим тебе мой запасной свитер, он - не колючий.
Таня легла попой на свитер, я лёг рядом и, прижавшись к ней, выключил свет и накрыл нас одеялом.
Голова Танечки вновь оказалась у меня на плече.
- Можешь, чтобы рану не дёргать, а держать на весу, положить на меня больную ногу, - предложил я.
Танечка аккуратно положила левое бедро на мою ногу и её лобок прижался ко мне.
- Ну, всё, спать, - сказал я, - погладив её по талии, в результате чего моя рука вновь оказалась на попке, но уже на самой настоящей, голенькой и упругой. Осмелев я слегка, совсем чуть-чуть двинул пальцами, сжимая ягодицу. Танюша почувствовала это и в ответ ещё сильнее прижала к моему бедру лобок, положила ко мне на грудь левую руку и... уснула.
Когда она проснулась ближе к утру, моя правая рука, конечно же совершенно случайным образом, оказалась между её лобком и моей ногой. Я делал вид, что сплю.
Танечка слегка прогнулась в пояснице, как бы потягиваясь, мои костяшки пальцев проникли в её бутончик. Я сделал вид, что просыпаюсь, и она тут же отодвинула от меня своё сокровище.
- Удалось тебе уснуть?
- Да, было почти не больно.
- А теперь?
- Подёргивает иногда.
- Подёргивает? Непорядок. Наверное всё-таки там остался кусочек занозы. Может начаться воспаление. Надо вынут его обязательно...
- Дедовским методом? - обречённо вздохнула Таня, но глаза при этом у неё улыбались. В них появился какой-то бесшабашный чёртик.
- Да, догадливая моя. Вот только я палатку на всякий случай изнутри на молнию закрою, а ты, что бы ни случилось, не пищи. Народ у нас тут любопытный бывает...
- Я буду, как рыбка, - ответила Танечка, повернувшись на спину и развязывая узелок бинта.
 - Да хоть как киска, но только немая, - пошутил я, и пристально поглядел на неё.
- Киска тут уже есть, - ответила она, но тут же смутилась от своей смелой шутки.
- Ах, ты моя юмористка! - улыбнулся я, одной рукой нежно проведя по её бедру и снимая остатки бинта, а другой подтягивая аптечку и доставая ватные тампоны и перекись, - Давай-ка, чтобы мне было проще, ты коленки согни сильней, прижми почти к груди и разведи пошире, а я попробую из раны высосать эту дрянь.
И я прижал её колени к животу, после чего развел их в стороны. При этом Таня самую первую секунду напряглась, противодействуя мне, но тут же ослабила мышцы, закрыла глаза и как-то отчаянно запрокинула голову, как это иногда непроизвольно делают, съезжая на санках с очень крутой горы.
Моё сердце снова остановилось, потому что на этот раз в палатку пробивался довольно яркий утренний свет, и поза у Танечки была гораздо более откровенная. На виду у меня были все её юные прелести - большие и  малые губки, нетронутый вход во влагалище и нежно-розовая дырочка в попке.
Я едва сдержал стон. Я даже явственно ощутил в палатке запах смазки, которую выделял мой член, не получивший удовлетворения, и пребывающий в состоянии перманентного стояка.
- Давай-ка ты сама держи ножки руками, и не своди их, пожалуйста, иначе они будут мне мешать.
Таня, выполнив мою просьбу развела ноги ещё шире. Я приблизил губы к ранке, осторожно прикоснувшись, отогнул в сторонку губку и, как вампир присосался к нежной промежности.
Сосал я довольно сильно, но повреждённый веткой сосуд успел, видимо,  зарубцеваться, и кровь текла не потоком, а просто как из обычной раны. Тем не менее, мне приходилось несколько раз сплёвывать в приготовленную вату. Пока я это делал, дыхание у Танечки изменилось. Сперва она задерживала его и резко с натугой выдыхала, как при сильной боли. Но, видимо, боли как таковой и не было. Поэтому она расслабилась и дыхание ее стало неглубоким и прерывистым. Моя девочка явно возбуждалась от происходящего.
После третьего или четвёртого засоса мой язык нащупал что-то твёрдое и острое. Действительно, это был кусок щепки, миллиметра четыре длиной.
- Вот она, зараза! - сказал я снимая пальцем с языка занозу.
- Маленькая, - вглядываясь в мой палец, удивилась Танюша.
- Маленькая, да удаленькая! Месяц визитов к хирургу гарантирован. Пока бы они её вытаскивали своими мазями и прочей ерундой.
- Зато вы у меня лучше всяких врачей, - улыбнулась Танечка, и снова смутилась сообразив, что “вы у меня” звучит по меньшей мере как аванс.
Тут у носу у меня защекотало, и я уткнувшись в собственный рукав, чихнул.
- Волосинка твоя в нос попала, - весело подмигнул я ей.
- А я думала, брить их или не стоит. В следующий раз побрею, - серьёзно сказала Таня, и вновь прикусила губу, поняв, как заманчиво звучит про “следующий раз”.
Я не стал развивать тему, хотя язык чесался предложить ей мои услуги интимного парикмахера..
- Ты рано ножки опустила. Там у тебя вокруг ранки покраснение, поэтому нужно в неё стрептоцид положить.
- А я знаю! Это против воспаления средство, порошок такой, - как примерная ученица похвасталась Танечка своей эрудицией.
- Ты у меня - умница! - похвалил я её, вложив при этом в “у меня”, максимум того, что могут нести эти слова. Танечке это понравилось и она улыбнулась смущенной, но очень довольной улыбкой, которая всегда невольно расплывается на девчачьем лице в тот момент, когда двоим становится понятно, что между ними сложилось что-то особенное, что всё происшедшее до этого с ними - не случайно, что действительно “ты у меня”, а “я у тебя”.
- Вот только, - продолжил я, - у меня не порошок, а таблетка, поэтому придётся её разжевать...
- ... и старым дедовским методом..., - подражая моему наставительному тону, проговорила Таня, глядя при этом мне в глаза
Весь её вид говорил только одно: “Я теперь готова поворачиваться как угодно, сгибать и раздвигать ноги, терпеть боль, если это нужно, потому что, всё, что ты делаешь - хорошо”.
- Молодец, возьми с полки пирожок, а сейчас давай-ка приступим, - сказал я, выковыривая из пачки таблетку и отправляя её в рот, - Горькая, гадость! - Танечка сделала сострадательную мордашку, - Но ради тебя я готов терпеть все тяготы и лишения!
С этими словами я наклонился к Тане, а она уже сама, без моей подсказки, кокетливо задрала ножки к животу, и секунду помедлив, развела их в стороны, не отрываясь глядя мне в глаза с нежностью и доверием: “Вот, всё моё - твоё”.
Я тоже не отрывал глаз от её лица, и уже совершенно не маскируясь под случайные прикосновения, провёл кончиками пальцев сперва по внутренней стороне бедра со здоровой стороны, а потом по складочке между ногой и губкой - от самого лобка и до попки. Такого Танечка не выдержала, её глазки закрылись, и она сладострастно втянула воздух сквозь сжатые зубы, издав при этом характерное “с-с-с-с”.
Я, вновь наклонившись к больному месту, стал запихивать в ранку языком разжеванный стрептоцид, отгибая при этом пальцем её губку, и, уже не стесняясь, водил кончиком носа по клитору.
Танечка часто и прерывисто дышала, еле слышно постанывая. Я бы хотел продолжать ласки не останавливаясь, но нужно было перевязать рану, чтобы лекарство не вышло наружу вместе с кровью.
- Давай перевяжем, - сказал я с сожалением отстраняясь.
Танечка открыла глаза. Они были подёрнуты поволокой страсти, и я понял, что если я ничего ей не скажу сейчас, произойдёт ужасное, это так и останется игрой! Но для нас обоих это была уже не игра...
- Ты сладенькая, - уже не сдерживая слов и чувств, нежно проговорил я, - ты очень красивая... И там ты тоже очень красивая.
Теперь это была уже не игра слов, и Таня поняла это. Поняла, что наши отношения переходят на другой уровень, когда не нужно прятаться за слова и жесты, и можно называть всё своими словами, и что этих слов уже не нужно стыдиться, ведь они обозначают то, что совсем скоро обязательно должно произойти...
Её лицо стало задумчивым. Она присела, опираясь на руку. Она понимала, что еще так молода и неопытна для общения с мужчиной. Но это - тот мужчина, к которому она, сама того не осознавая, тянулась с самого первого дня знакомства, с самых первый слов, которые я произнёс в её адрес: “А вы, милая девушка, садитесь за первую парту, чтобы мне было приятно на вас смотреть”. Тогда она взглянула с удивлением, но не увидев во мне насмешки, улыбнулась... и попала. Это было три недели назад.
- А ещё, ты - смелая... И за всё это... я тебя очень люблю.
Вот оно это слово! Оно было как выстрел, сигнал для моей Танечки. Она встрепенулась, обняла меня руками, прижалась головой к груди и быстро быстро зашептала:
- Вы правда меня любите? Я всё боялась, считала, что это неправильно, что я вас..., - она ещё никак не могла выговорить мне “люблю”, равно как и забыть про “вы”. - Я думала, вы считаете что я малолетка и вам неинтересно с такой. Вы правда меня любите? Я ведь уже взрослая, у меня месячные уже два года...
- Т-ссс! - положил я палец ей на губы, - Я правда-правда тебя люблю. Как взрослую девушку, и ты, мне кажется, сейчас это очень хорошо чувствуешь, - намекнул я на свой стояк, прижатый к её бедру, - И я всю жизнь мечтал только о тебе... Только встретил тебя не сразу. Но теперь всё у нас будет замечательно… Вот только если я сейчас не заклею пластырем твою ранку, у тебя, точнее, у нас с тобой... - мы же вместе теперь? - так вот, у нас могут быть проблемы, которые дедовским методом не решить. Давай-ка свою красоту. Я сейчас быстренько наклею пластырь... Ой, нет, я придумал лучше. Мы помажем медицинским клеем. Ранка глубокая, но маленькая, поэтому лучше им. Немножко потерпи, он - на спирте, а я подую. Ну!
Танечка разжала объятия, поглядела на меня огромными счастливыми глазами, на которых сверкали маленькие слезинки.
- Вы даже не представляете, какая я счастливая! Я найду эту занозу и положу её в коробочку... Нет лучше повешу на цепочке, и она будет моим талисманом, - с этими словами, довольная как пряник Танюшка привычным уже движением развела ножки и приготовилась к процедуре.
Прежде чем намазать ранку клеем, я сказал: ”Лежи тихонько”, - наклонился и тихонько чмокнул её прямо в розовый клитор.
Таня дёрнулась и сладко застонала. В тот же момент я капнул несколько капель БФ-6 на рану и стал усиленно дуть. Танюша открыла глаза и с интересом наблюдала эту картину. Я глянул на неё, и она перехватила мой взгляд.
- Я, оказывается, такая развратная... Мне сейчас совершенно не стыдно. Мне так хорошо, что я думаю,... что это плохо. Я говорю глупости, да?
- Ты так часто говоришь умные вещи, что нужно хоть иногда сморозить глупость. Конечно же, никакая ты не развратная. Просто обстоятельства сложились так. Всё очень быстро произошло... Ну, это же здорово. Представляешь, если бы мы с тобой так и смотрели друг на друга через парту еще лет пять?
- А стрептоцид очень горький? - вдруг невпопад спросила Таня.
- Да так...
- И вам до сих пор горько?
- Ну...
- Я хочу попробовать... не таблетку, - и Таня высунула кончик языка.
- Ах, ты моя естествоиспытательница, - улыбнулся я в ответ на её хитрую игру и нежно лизнул кончик её языка своим.
Наши языки и губы встретились и слились в нежный, наш первый, но самый настоящий поцелуй. Я целовал её долго, а она всё крепче обнимала меня и прижималась всем телом. Наконец, мы оторвались друг от друга. Еще минуту Танечка оставалась с закрытыми глазами, стараясь отдышаться.
- Вот почему на свадьбах кричат горько, - вдруг открыв глаза с видом первооткрывателя сказала она.
Я представил себе жениха и невесту, гостей, и у всех - таблетки с горькой гадостью, и хрюкнул от смеха. Танюшка тоже видимо вообразила себе подобное и весело захихикала со мной. Мы смеялись, глядя друг на друга, до боли в животах, потом я снова целовал её, а она, когда мы отрывали друг от друга губы, смотрела на меня со счастливым, щенячьим восторгом и улыбалась.
Тем временем в соседней палатке послышалось шевеление. Я приложил палец к губам, дескать, “замри”, и найдя в кармане палатки свой сотовый, открыл крышку.
Время было 8:50. Как и договаривались, пора было устраивать побудку и вызволять Танин рюкзак.
- Ты ложись, постарайся поспать хоть часик, а я пойду будить твоих обидчиков...
- Ой, вы только их не ругайте. Если бы Дина меня не выгнала, я бы сейчас была в их палатке, и... Я как представлю, что всего могло не случиться, - она глянула на меня почти со страхом, - у меня прямо холодеет всё внутри. Господи, я даже сейчас засыпать боюсь. Вдруг я проснусь, и окажется, что мне всё приснилось. Или, что это шутка была...
- Я обещаю, что ты проснёшься самой счастливой девочкой на свете, и заснёшь ты тоже самой счастливой. Ну-ка, ляг. Вот так. Закрой глаза...
Танечка послушно легла на спину, закрыла глаза, а я поцеловал сперва её шейку, потом пощекотал языком мочку ушка и наконец нежно коснулся её рта буквально на секунду.
- Спи спокойно, любимая...
Услышав последнее слово, Таня вновь посмотрела на меня счастливым взглядом и прошептала:
- Я - любимая... А вы... Ты - мой любимый, и я тебя никому не отдам.
- Не отдавай ни в коем случае... Но надо работу работать, малолеток воспитывать.
- Я ведь тоже - малолетка…
- Нет, ты - моя любимая...
* * *
Я вылез из палатки, захватив с собой маленькое вафельное полотенце, которое обычно беру в походы. Пробежав метров десять, умылся, склонившись у речки, и быстренько сбегал в другую сторону в лесок отлить.
Справив все дела, я уверенно двинулся в палатку, где спала дежурная Люська Моргулис.
- Эй, лежебоки-бузатёры, ну-ка, подъём, костёр разводить, кашу варить!
Сказав это, я хлопнул Люську по заднице. Она спала с краю, причём лежала без спортивок. Её попец - вот уж не подобрать другого слова, чтобы описать эту выдающуюся во всех отношения часть её тела - так вот этот попец вобрал в себя большую часть трусов, которые, видимо не поспевали за ростом объёмов своей хозяйки. Шлепок получился хоть и не сильный (я и не собирался делать ей больно), но смачный, с оттяжкой.
Приложив руку к этой попе, я слегка сжал пальцы, на секунду забирая в ладонь упругую Люськину ягодицу. Тут же в голове пронеслась мысль: вот эта попа лет через 10 превратится в жирную колоду. А попка моей Танечки будет поджарой и стройной с ямочками, как на щеках у Наташи Королёвой.
- Ну, бли-и-и-н! - сонно протянула Люська.
- Блинов нет! И макароны съели. Подъём кашеварить! - задорно проговорил я и для пущей убедительности оттянул и резко отпустил Люське резинку трусов, которая с натягу шлёпнула о задницу.
- Ну, чё тако-о-ое! - с деланным возмущением заблеяла Люська, - Я вообще ма-а-аме пожалуюсь.
- А я ей расскажу, как ты в палатке спала в одних стрингах в обнимку с Николаем. И рука Коляна, кстати, до сих пор зажата у тебя между ног, - обратил я внимание на два пальца, кончики которых высовывались из люськиной промежности.
- Как оно, - продолжил я совершенно беззастенчиво, - кончить удалось?
Люська, естественно, поняла мою игру и лояльное отношение к происходящему.
- Не удалось...
- Что ж так?
- Вас не было, - дерзила маленькая сучка, поглядывая на мой выпирающий сквозь спортивки член.
- Ну, я подумаю над этой проблемой. А сейчас - подъём, и кашеварить!... Куда ты, прости господи! Штаны одень! - и я, не удержавшись, ещё раз приложился к Люськиной заднице, не столько шлёпнув, сколько погладив её, причём два моих пальца угодили между ягодиц в самую промежность.
В ответ Люська показала мне язык, но при этом очень хитро посмотрела на меня, ещё больше выпятив зад.
Я выбрался из палатки, следом вылезла Люська, подтягивая штаны. Она направилась к берёзке и по дороге пару раз оглянулась, как бы приглашая последовать за ней. Но я уже занимался костром.
Мальчишки с вечера предусмотрительно приготовили мелкие сухие ветки, да и крупные дрова лежали рядом в изобилии. Поэтому, когда Люська показалась из леса, у меня уже весело потрескивал огонь.
В меню на завтрак значилась гречка с тушенкой. Люська вопросительно уставилась на меня, дескать, а где котелок с кипящей водой?
- Чего смотришь? Это вы в поход пошли. Я оказываю помощь только в экстренных случаях. Так что, ищи помощника.
- Блин...
- Что, блин? Вон, Колян в палатке. Как девочек щупать, так он тут как тут, а как утром вставать-помогать, так он спящим притворяется... Колян! О тебе говорим! Давай-ка за водой, да костром заниматься.
Колян уже понял, что ему не отвертеться, и быстро вылез из палатки.
- Чё, воды? Ща, сбегаю.
Ухватив котелок, он направился к речке.
- Только ты зайди поглубже, а то у берега ил плавает, - крикнула вслед довольная Люська.
- Вот! Настоящий “жентельмен”! Рыцарь без страха и упрёка, можно сказать! Ты, Люська, смотри, следующей ночью его отблагодари хорошенько, а то обидится.
- Ха, он без вас и не дёрнулся бы. Может, лучше я вас отблагодарю? - и Люська красноречиво поводила пальчиком в районе правого соска.
- Ты не забывай, что я мальчик-то уже большой. Не думаю, что ты мне настолько благодарна.
Тему я развивать не стал. И говорить старался тише, чтобы Таня меня не услышала.
Со второй попытки Колян вернулся с ведром воды. Первая закончилась на полдороги, когда наш водонос вылил половину ведра себе в кроссовки. Мы с Люськой встретили его, покатываясь со смеху.
Вскоре вода закипела, и пришла пора делать всеобщую побудку. Горланить на всю поляну я не стал, а тихо обошёл палатки, заглянув в каждую и пригрозив соням холодным душем из котелка, а заодно убедился, что практика по половому воспитанию по теме “петтинг”, пройдено успешно почти всем классом, за исключением палатки, где лежал Танин рюкзак. Там спали одни девчонки, все страшненькие, как на подбор. К ним я заглянул в последнюю очередь.
- Подъём, полуношники! Бузили ночью, ругались, спать мне не давали, теперь я повеселюсь! - начал я с места в карьер, - Считаю до 30, кто не успеет вылезти с полотенцем в руках, тому душ из котелка!  - для убедительности я окунул руку в приготовленную кружку с водой и побрызгал на лица сонных девчонок.
Раздавшиеся было сонные стоны сменились на “Ай!” и “Ой!”, и в течение нескольких секунд палатка освободилась.
- Всем в кустики, умываться и готовиться к завтраку. А кто там ещё остался? - деланно возмутился я, когда хозяева палатки повернувшись ко мне спиной побрели в сторону известной берёзки. С этими словами я наполовину залез в палатку, схватил лежащий в углу легко узнаваемый Танин рюкзак и, пока на меня никто не обращает внимание, шмыгнул в свою палатку.
Танюша спала, в обнимку с моим рюкзаком вместо подушки, и тихонько посапывала. Необходимо было сделать так, чтобы она могла, одевшись, незаметно выйти. Я положил рюкзак, вылез обратно и нашёл глазами Столика.
- Анатолий, где у тебя список поручений? - спросил я ещё заспанного старосту.
Он, сфокусировав на мне зрение, залез в карман куртки и достал оттуда изрядно помятый листочек.
- Значить так, - продолжал я, не обращая особого внимание на его каракули, - чтобы нам днём не заморачиваться, пока сейчас варится завтрак, нужно организовать народ на несколько дел. Во-первых, заготовить дрова и хворост, - этим пусть девчонки занимаются. Во-вторых, надо разметить волейбольную площадку и повесить сетку вон между тех двух сосен. Только нужно все камни с площадки убрать, чтобы травм не было. Для этого четверых человек достаточно. А остальные, у кого есть резиновые сапоги, пусть пройдутся по берегу и по воде. Я там вчера пару осколков стекла заметил. Наверное есть ещё. Нужно найти и обезвредить. Задача ясна? У вас есть минут 20-25 до завтрака.
Удивительно, насколько серьёзен был авторитет у этого тщедушного паренька. Впрочем, он был подкреплён кулаком Евы, связываться к которой не хотел никто. А она уважала Столика за ум и честность.
Как-то однажды 3 года назад хиляк Столик совершенно неожиданно для всех, интеллигентно вступился за одного из одноклассников, к которому приставал Сашок Пивоваров. В результате сначала Столик получил в глаз, а потом Сашок неожиданно для себя оказался воткнутым мордой в пол с заломленной за спину рукой.
- У нас в классе, - сказала восседающая у него на спине Ева, - никто никого чморить больше не будет...
Поскольку Сашок Пивоваров уже тогда зарекомендовал себя, как отпетый мудак, общественное мнение было на стороне Столика и Евы. Так и повелось.
Рассказывают, что в тот же день Столик на перемене сбегал в ближайший ларёк с цветами и подарил Еве шикарную розу. В романтические отношения это не вылилось, но все знали, что Столик и Ева - настоящие друзья.
Меня Ева тоже резко зауважала после случая, когда во время школьной эстафеты я был руководителем её команды. Нужно было всей командой перелезть через планку, поднятую на полтора метра. Это было просто: подсаживать ребят и перекидывать их. Проблема была в том, как переправить последнего человека. Я успокоил Еву, сказав, что это элементарно, а когда перекинул последнюю её, сам перепрыгнул планку с места в кувырке и, аккуратно сгруппировавшись при приземлении на руки, сделал ещё кувырок и встал в боевую стойку. То, что я 15 лет занимался единоборствами, в школе не знал никто. При моём весьма интеллигентном виде это выглядело эффектно, и Еву проняло.
- Да вы, как мой тренер, прыгаете!
Тренер Евы прыгал, конечно, куда круче, но с тех пор она со мной здоровалась даже, когда я, не глядя по сторонам, пробегал мимо.
Итак, в связи с обозначенными выше обстоятельствами, мои поручения были приняты к исполнению безоговорочно, и весь народ занялся делом, что и требовалось.
* * *
Танюша сладко спала всё в той же позе.
Я обещал, что она проснётся самой счастливой девочкой, а обещания следует всегда выполнять. Закрыв на молнию вход, я начал с её пальчиков, нежно целуя каждый. Поскольку руки обнимали рюкзак, как подушку, от пальцев я перешёл к шейке, пощекотал языком за ушком. По изменившемуся дыханию я понял, что Танечка просыпается. Я стал целовать её лицо, глаза, уголки рта. Тут она улыбнулась и, освободив одну руку, обняла меня за шею и нашла своими губами мои. Я нежно целовал её около минуты, а потом отстранился, просунул руку под одеяло и погладил Таню по попке.
- Поспала немножко?
- Угу, - промычала она, с трудом разлепляя глаза.
- За любовь приходится расплачиваться бессонными ночами, - пошутил я.
- А я днем посплю ещё, хорошо?
- Очень хорошо, моя сладкая. Вот твой рюкзак.
- Спасибо, - улыбаясь и нежно глядя мне в глаза прошептала Таня.
- Как самочувствие? Не болит?
- Пока вы не напомнили, я даже не чувствовала
- Мы не напомнили?
- М-м-м... Ты не напомнил... Я же должна привыкнуть.
- Давай-ка ещё раз капнем клеем и можно будет тебе одеться.
Таня немного смутившись стянула с ног одеяло, но ноги раздвигать не спешила.
- Я опять тебя стесняюсь.
- Значит нужно, чтобы это было тебе приятно, - ответил я и, быстро отодвинувшись назад, поцеловал её коленку.
- Приятно, - шёпотом констатировала Таня, а я тем временем целовал её стройную ножку, поднимаясь от коленки вверх.
Когда я дошёл до складки между ногой и лобком, Танюша шумно вдохнула, непроизвольно выпятила лобок и слегка развела сжатые коленки. Это позволило мне забраться языком в складку между губкой и ногой, что заставили Таню ещё больше выгнуться и развести ножки шире.
- Нравится так? - спросил я очевидное и получил в ответ утвердительное “м-м-м”, - мне тоже нравится тебя ласкать. Но сейчас нужно отсюда выбираться, чтобы нас не почикали.
С этими словами я аккуратно отвёл в сторону танину ногу и убедился, что ранка заживает. Клей был не нужен, и я быстро обработал её йодом. Больно Тане не было.
- Всё, одевай трусики, спортивки, бери полотенце и по моей команде выскакивай пулей из палатки.
Я вылез первым, дождался пока Таня натянет одежду. Никто не смотрел в мою сторону, и мы успешно провернули эту операцию.
- Танечка, теперь мы на виду... Ну, ты понимаешь.
- Не бойся, понимаю: не целоваться, не обниматься, за ручку не держаться, на “ты” не называть...
- ...далеко не отходить, чтобы девчонки не начали приставать с расспросами и подколками, типа, где спала, - продолжил я список наших табу.
Между тем, мы подошли к костру.
- Ну, повариха, - обратился я к Люське, - как процесс?
- Подходит к конценсусу, - ответила Люська, специально выделив “ц”.
- А ты?
- А я - нет, - услышал я игривый ответ.
- Ну, это дело поправимое. Господа туристы! - я повысил голос, - все кто желает подвести Людмилу к консенсусу и заодно позавтракать, подходите к костру.
Сказав это я увидел состроенную для меня Люськой рожицу и почувствовал ощутимый тычок под рёбра со стороны стоящей рядом Танечки.
“Ого! Уже освоилась,” - удивился я про себя. Посадив Таню рядом, я тихонько шепнул ей уголком рта.
- Воспитываешь?
- Я - ревнивая. Наверное... - чуть слышно прошептала Таня, - Ты ведь любишь меня одну? Я не хочу, чтобы ты с кем-то ещё...
- У меня, конечно, были женщины, однажды я чуть было не женился даже. Но вдруг понял, что она - это не ты,  и передумал.
- И ты её бросил?
- Нет, что ты, но вместе мы не жили, только встречались. Стали встречаться реже.
- И что, до сих пор?
- Танюша, мы - взрослые люди, одинокие. Нам нужно иногда… э-э-э... встречаться... Ну, ты ведь понимаешь...
- И что теперь ты с ней будешь...
- Нет, конечно, теперь я буду встречаться только с тобой, а через 5 лет мы поженимся. Ты не возражаешь?
- Не возражаю… Я сейчас заплачу, я не могу просто, как мне сейчас хорошо. Я такая счастливая... А как мы будем встречаться?
- Серьёзный вопрос, но мы его обсудим сегодня попозже, - прервал я наш диалог, поскольку рядом стали подходить и садиться восьмиклассники.
Ева, подойдя к костру, взяла руководство в свои крепкие руки, попробовав еду прямо из черпака.
- Ну, кому мало соли, берите вот тут. Давайте тарелки... По одной, блин... Игорь Сергеевич, давайте вашу, а то эти проглоты вам не оставят.
- Спасибо, Евушка, нам с Таней на двоих кинь...
- Примазалась, коза! - услышал я справа от себя злой шепот. Таня тоже услышала и вся переменилась в лице. Я повернулся к автору фразы.
- Дина, во-первых, закрой свой грязный рот. А во-вторых, попробуй только хоть раз косо посмотреть в эту сторону, и я не поленюсь прогуляться с тобой до дороги и засуну тебя в первый же рейсовый автобус. А что касается твоего поведения сегодня ночью, у нас будет ещё очень серьёзный разговор.
- С вицей? - припомнила вчерашнюю шутку Светка Корнышева, пытаясь разрядить ситуацию. Она сидела между мной и Диной - её подругой.
- Вицей, Света, это когда наказывают любя и по-свойски. А с Диной мы будем разговаривать официально. Помнится, у неё уже был официальный разговор в прошлом году. Тогда она очень не хотела переходить в другую школу по месту жительства. Вот мы и продолжим, надеюсь, уже в последний раз...
По мере того, как я это говорил, выражение лица у Дины менялось от вызывающе наглого, до мертвенно бледного. В прошлом году она фактически выжила из класса одну из учениц. Когда Вера Васильевна узнала обстоятельства этого дела, лишила Тамиллу премии за месяц с формулировкой “за отсутствие воспитательной работы в классе”, вызвала Дину с родителями на ковер и открытым текстом предложила отправиться в школу в их микрорайоне. Родители, из которых Дина давно вила верёвки, видимо искали только повод укоротить гонор своей дочурке. Вот уже пол-года её не было видно и слышно... До сегодняшнего дня.
Нижняя губёнка у Дины оттопырилась и тихонько затряслась.
“Блин, истерики и суицида мне тут только не хватает”, - подумал я про себя, уже жалея о столь жесткой реакции. Но тут Танечка схватила меня за руку и затрясла.
- Игорь Сергеевич, не надо. Я вас очень прошу, - смотрела она на меня умоляющим взглядом, - не говорите никому... Мы сами с ней... Я сама... Я сама ей морду набью, вот!
- А я помогу, если что, - вступила Ева, уже давно прислушивающаяся к нашему разговору.
Видя такую реакцию общественности и шальную надежду во взгляде Дины “А вдруг пронесёт?”, я не выдержал и рассмеялся.
- Ты слышала, коза? Да-да, это ты коза! А Танюха - классная девчонка! Ничего не хочешь ей сказать? Попросить, там, чего-нибудь?
- Таня, прости меня, пожалуйста, - затараторила Дина, а потом прибавила, - Можешь мне в морду дать...
- И дам! Потому, что ты меня бесишь! - завелась Танюшка, хотя я подозревал, что это она уже играла, - Можно я прямо сейчас ей... И вы ничего никому не скажете.
- Хм... Значит так, никто драться в походе не будет, а Динку наказать нужно. Предлагаю розгами... По голой попе. Сразу после завтрака.
Таня слегка удивлённо посмотрела на меня.
- Вы её хотите?...
- Почему я? Она тебя обидела, вот ты и всыплешь ей. Да Дина?
- Угу...
- Что угу?
- Ну, это, пусть Танька... Только чур не со всего размаха!
- Это ты, ей скажи, когда штаны снимать будешь! Всем приятного аппетита!
И народ принялся с аппетитом наворачивать кашу, предвкушая грядущее развлечение.
Снова мы с Таней ели из одной тарелки, пили из одной кружки и не сводили друг с друга влюблённых глаз.
Когда всё было съедено, и народ двинулся мыть посуду, я сказал.
- Дина, отдай тарелку Свете, пусть вымоет вместе со своей.
- А чё я её тарелку буду мыть...
- А ты не забывай, что ты тоже была ночью в палатке, так что - соучастница. Дина, отдай тарелку и марш в свою палатку, следом за тобой Таня придёт.
Динка безропотно повиновалась.
- А может не надо? - спросила Таня.
- Надо, Федя, надо! - ответил я сакраментальной фразой, - Уж раз говорили про наказание, оно должно быть неотвратимым.
С этими словами я вырвал парочку хороших хворостин.
- Ну, вот тебе прибор, - сказал я, протягивая Тане прутья, - Бей,  не стесняйся, можно посильнее, вот только оттяжку делать не нужно. Ударь хорошенько раз пять прямо по голой заднице. И вот, держи флакончик с йодом. Нужно будет потом ей помазать, чтобы рубцы до завтра исчезли. И веди себя, как хозяйка. Приказывай властным голосом. Не громким, а властным. Понимаешь разницу? - спросил я демонстрируя властные интонации.
- Я у тебя сообразительная, - тихонечко прошептала Таня и, взяв вицу, решительно вошла в палатку.
Я незаметно пристроился рядом у клапана с марлей. Обзор внутрь открывался шикарный.
Дина ужа лежала на животе со спущенными джинсами.
- Это что такое? - голосом “госпожи” тихо, но весомо сказала Таня, оттягивая и со шлепком отпуская резинку Динкиных трусов, - говорили про голую попу. Значит, никаких трусов. И ниже спусти, чтобы не мешало! Вот, то-то же!
Таня взмахнула и нанесла первый удар, совсем не сильный.
- А-у! Больно!
- А гадости про меня говорить было не больно? - ответила Таня, делая ещё один замах.
- У-и-и-и-и! - голос Дины сорвался на тоненький визг.
- А это тебе отдельно за козу! - ещё один удар...
- А-а-а, - уже в голос ревела Динка, - Танечка, миленькая не на-а-адо-о-о...
- Надо! - ещё удар, - Это тебе за сучку и за другое слово!
- Ы-ы-ы, я не буду-у-у! Никогда больше-е-е!
- Прощаю! - ещё удар, - Всё! Лежать! На месте лежи, сказала, - осадила Таня заёрзавшую Динку, - сейчас тебя намажу, чтобы рубцов не осталось, лежи спокойно.
Таня откупорила пузырёк и, смочив палец в растворе, провела им по красной полоске. Динка тихонько поскуливала, сунув в рот кулачок. Таня, не обращая внимание на скулёжь, обильно смазала припухшие полоски.
- И если ты думаешь, что я тебе морду не смогу набить один на один, - продолжала Таня воспитательный процесс, - ошибаешься! Вернёмся из похода, могу продемонстрировать после уроков! Я, конечно, не Ева, но папа меня тоже кое-чему учил, - и Таня как-бы невзначай ловко ухватила Динкину кисть и вывернула её так, что Динка запищала от боли. - Папа с Евиным тренером друзья, вместе занимаются. Это он мне в вашу школу перейти посоветовал.
- А чё ты овечкой-то ходила, когда мы тебя подкалывали? - удивлённо спросила Динка.
- Я не овечкой ходила, а по-хорошему со всеми хотела общаться, дружить. Воспитание у меня такое. А сегодня поняла, что таких как ты нужно учить вежливости.
- Да ладно тебе, могла бы просто на *** послать…
- И материться я тоже не люблю… И вообще, одевай штаны, а я пошла.
- Погоди, Тань, слышь… Давай, в общем, мы как бы в расчёте. Ну, чтобы без претензий потом. Я тебя буду уважать…, но только ты тоже не трепись, как я тут...
- Конечно, Диночка! - Таня снова превратилась в милого ангелочка, улыбнулась Дине всеми зубами и вынырнула из палатки.
Следом за ней вылезла натянувшая штаны Динка.
- Болит, попа? - спросил я тихим шепотом, незаметно оказавшись у Дины за спиной.
От неожиданности она пискнула и, резко обернувшись, не удержала равновесие и с размаху села на задницу.
- Теперь болит, - скривив мордашку, процедила она сквозь зубы.
- Ну, ничего, заслужила… Я тоже никому ничего рассказывать не буду, если у тебя язык не развяжется. Замётано? - и я протянул ей руку как бы в знак установившегося мира и, заодно, помогая встать.
- Замётано, - уже более дружелюбно ответила Динка, всем видом показывая, что инцидент исчерпан.
Вся экзекуция прошла достаточно быстро, пока народ мыл тарелки. Самые любопытные, как-бы между делом проходя мимо, косились в нашу сторону, а упомянутый выше Колян - простая душа - спросил напрямик:
- А когда Динку наказывать будем?
- А мы с Диной решили, что ты, как настоящий жентельмен, её заменишь.
- Вот ещё! Веточкой поработать - это я согласен.
- Ну, это ты с Диной отдельно обсуди, да не забудь пригласить на обсуждение  Люсю.
- Я с ней что-нибудь другое обсужу, - ухмыльнулся Колян.
После этих слов все любопытные отошли в сторонку. Дина, что было впервые в практике нашего с ней общения, посмотрела на меня серьёзно и так же серьёзно произнесла:
- Ну, значит, договорились…
С этими словами она побрела к Светке. А мы с Танечкой остались одни.
- Ну, ты артистка! - не скрывая восхищения, сказал я.
- Да как-то всё само собой получилось. Я как увидела, что Динка сняла штаны, вдруг поняла, что никакая она не крутая… К тому же я не только пою, я ещё и в драмкружке занималась в той школе.
- А про папу ты ей правду сказала?
- Да, он у меня самбист, мастер спорта… Только он пять лет назад ногу повредил и с тех пор не соревнуется. Но меня учит.
- Хм… Вот я думаю, что он со мной сделает, если про нас узнает? - полушутя произнёс я. Тема это была, действительно, щекотливая. Хотелось как-то сразу расставить все точки над “i”.
- Ну, что вы… ты… Я же не дурочка. Мы будем встречаться тайно, - Танюшка произнесла это “загадочным” голосам и весело хихикнула, - А если серьёзно, то я не знаю, как мы будем дальше… Только я без тебя уже не смогу жить.
Последнюю фразу она произнесла скороговоркой и как-то с надрывом.
- Я тоже не смогу. Но, думаю, что каждый день подолгу быть вдвоём мы не сможем. Это сразу вызовет подозрения. Надо нам придумать прикрытие, чтобы ты могла под видом какого-то кружка или секции хотя бы два-три раза в неделю приходить и до вечера быть со мной.
- Я давно говорила родителям, что хочу заниматься бальными танцами. Скажу, что записалась в студию, - уверенным тоном выдала решение Таня и лукаво добавила, - Заодно буду с них плату трясти, рублей по двести за занятие.
- Главное, не говори, что в школе. Кстати, у меня рядом с домом, на Свердлова, есть клуб бальных танцев. Какой-то самодеятельный. Там даже телефона и часов работы на вывеске нет. Вот он и будет твоей легендой.
- Какие мы с тобой умные, - улыбнулась Танечка, глядя на меня масляными глазами
- А главное - хитрые, - поддержал я, - только не смотри на меня так, а то я за себя не ручаюсь.
- Тогда я заберусь в твою палатку и буду спать. А ты можешь прийти и меня разбудить, как утром.
С этими словами Танечка нырнула в мою палатку, которая была по-соседству, а я направился в коллектив, руководить, так сказать, процессом.
* * *
Процесс, как я и предполагал заранее, в моём руководстве особо не нуждался. Кто-то отправился досыпать в палатки, большинство играло в волейбол, самые отважные решили искупаться.
В общем, до вечера не происходило ничего особенного. Перед обедом я забрался в палатку и ласково разбудил Танечку. Нога у неё не болела, и мы, минутку пообнимавшись, со всеми предосторожностями присоединились к коллективу.
После обеда снова были игры и развлечения. Я устроил эстафету - полосу препятствий. Впрочем, прыгать и ползать захотели далеко не все, зато у смельчаков не было недостатка в болельщиках.
После случая с Динкой, Ева, видимо, записала Таню в “наши люди”, постоянно дёргала её по всяким делам, взяла в свою команду на эстафете. Танечка оказалась очень ловкой и гибкой, что вкупе с Евиным напором принесло их команде безусловную победу. Словом, Таня стала, если не героем дня, то весьма заметной и уважаемой фигурой
Понятное дело, что то один, то другой прыщавый пацан начинал подбивать к ней клинья. Она всем улыбалась, полушутя принимала комплименты и при этом изредка бросала на меня взгляд, который однозначно говорил: “Вот, дурачки! На что они надеются, когда у меня есть ты?” Я улыбался в ответ.
Так пролетел день, подошло время ужина. Оказалось, что рюкзак с макаронами попал в непонятно откуда взявшуюся лужицу. Макароны вымокли, и мы опять ели гречку с тушенкой. Впрочем, все были голодные, и никто не жаловался. Добавки на ночь не осталось.
Культурную программу продолжил вечер страшных историй. Впрочем современную молодёжь напугать страшилками так же трудно, как ежа голой задницей. Поэтому все истории заканчивались весёлым ржанием.
Потом я снова пел под гитару. Мы даже все вместе разучили и спели весёлую песенку, начинающуюся словами “Ай дую пиво эври дэй”.
Мы с Таней заранее договорились, что она под конец посиделок незаметно улизнёт в мою палатку, что она с блеском сделала, притворившись, что пошла к берёзке. Если её исчезновение кто-то из парней и заметил, то уточнять не стал.
Против отбоя в 11 часов вечера никто не возражал. Все за день устали, да и парочек в классе за это день стало значительно больше. И им нужен был только повод, чтобы принять в укромном месте горизонтальное положение. То одна, то другая пара немного отойдя в тень от костра, целовались и лапали друг друга, особо не стесняясь публики. На меня в этом плане тоже никто не обращал внимания.
Развратница Люська весь вечер пыталась прижаться ко мне с левой стороны (Танечка сидела справа). А когда я отдал парням гитару и опёрся рукой о ствол берёзы, на котором сидел, Люська уже совсем внаглую уселась задницей на мою ладонь.
- Людмила, ты меня часом с Коляном не перепутала?
- Разве я могу, Игорь Сергеевич, вас с кем-нибудь перепутать? - ответила она томно с придыханием.
- Хватит хулиганить…
- М-м-м… А давайте вы меня за это отшлёпаете. Можно по голой попе.
- Для твоей попы у меня есть только один инструмент. Но, думаю, тебе нужно сначала с Колей потренироваться, а не то порву что-нибудь.
Мои откровенные намёки ввели Люську в ступор. В её юном возрасте некоторые девочки пробовали петтинг, представляют себе традиционный секс и себя в нём, но об анальном сексе думают девушки значительно более опытные. Поэтому, пока Люська переваривала сказанное и в воображении примеривала свою задницу на мой член, я окликнул стоявшего неподалёку Колю.
- Николай, ну-ка веди даму спать, а то она тут у меня на руках захрапит. И вообще, - обратился я ещё громче, - пора по палаткам. Толик, кто завтра утром у костра? Пусть будильник на восемь часов заведёт.
* * *
Я сунул голову в свою палатку и увидел, что Таня сидит в напряженной позе, отвернув от меня голову.
- Что случилось?
Молчание. “Ну, вот,  - подумал я, - стоит девчонке влюбиться и почувствовать себя счастливой, как тут же её начинают одолевать всякие мысли, сомнения…”
- Ну, рассказывай, - обнял я Таню.
В ответ она передёрнула плечами, пытаясь скинуть мою руку.
- Вы меня не любите!
- Это тебе комар напел, пока меня не было, или муравей?
- Вы с Люськой в обнимку у костра сидели, я видела.
- Ах, ты, страсти-то какие, - проговорил я не столько насмешливо, сколько нежно, одновременно разворачивая Таню к себе. Её сопротивление быстро гасло, поскольку действовал я нежно и умело.
- Любимая моя девочка! Запомни три простых вещи. Во-первых, не всех женщин, которых обнимают и даже целуют, мужчины любят. Иногда это просто игра такая. Впрочем, в нашем случае Люська сама на меня взгромоздилась, мне пришлось её отшить аккуратно…
- Вот ведь зараза, - процедила Таня с неожиданной злостью, - пойду сейчас и морду ей расцарапаю…
- Стой-стой, не порти девочке физиономию, а Коле приятную ночь. Думаю, он её вполне утешит.
- А во-вторых?
- В смысле?
- Ну, ты сказал “во-первых”. А во-вторых и в-третьих что?
Танечка вновь перешла на “ты”, тем самым давая понять, что проблема исчерпана.
- А во-вторых, когда мужчина влюблён в женщину, ему другие женщины не очень-то и нужны. И даже, если он с ними любезничает, то думает он только о своей возлюбленной.
- Ну, допустим. А третье?
- А третье - это то, что ревновать меня - глупо. У меня, я ведь уже говорил, были женщины. Мне есть с кем… встречаться… И уж, если я признаюсь в любви и собираюсь встречаться с несовершеннолетней девочкой, рискуя всем - ты ведь понимаешь, чем я рискую?
- Да…
- Ну, так значит это всё-таки не из-за моей любви к риску и приключениям, а потому, что я очень хорошо знаю, что таких как ты больше нет. И я очень боюсь тебя потерять…
- А я тебя! Я не знаю что со мной станет, если ты полюбишь другую и меня бросишь… Не бросай меня, Игорь Сергеевич…
Я нежно потрепал её по волосам.
- Ты теперь - частичка меня… Смешно как-то звучит “Игорь Сергеевич”.
- А мне нравится. Я хочу тебя звать по имени-отчеству. Игорь как-то не так. Ну, и я все-таки ещё стесняюсь.
- Ну, со стеснялками мы, я думаю, разберёмся, - сказал я, понижая голос и проводя рукой сначала по её волосам, потом по шее, и в конце концов коснулся груди.
Танечка поняла мой жест. Мы одновременно поглядели в темноте друг на друга и, не сговариваясь, легли.
- А как мы будем разбираться со стеснялками? - таинственным шепотом спросила Таня.
- Постепенно, - в тон ей ответил я, - Но настойчиво.
В этот момент мои пальцы нащупали её сосок и тихонечко потёрлись о него. Тенечка тихонько вдохнула.
- Если тебе будет неприятно, скажи…
- Мне будет приятно… Нет, всё-таки я развратная. Я ведь до тебя даже не целовалась ни разу, а теперь я хочу, чтобы ты меня… всю любил.
- Всю-всю?
- Да…
- Тогда ты тоже должна любить меня всего.
- Я не умею. Ты меня научи, и я буду…
- Ну, если ты такая же способная, как в физике, то мы сможем пройти всю программу ускоренными темпами.
- Сегодня ночью? Всю-всю? - Танечка спросила скорее с удивлением, чем с опаской или страхом.
- Ну, совсем всю мы сегодня проходить точно не будем. Так ускоряться нам ни к чему, да и обстановка не располагает, ушей много.
- А это правда больно, и девочки кричат?
- Я тебе обещаю, что ты со мной будешь кричать только от удовольствия, - и я накрыл её губы долгим поцелуем.
Пока мы целовались, я укрыл нас одеялом и, задрав Тане футболку, дотронулся до её грудок. Тихонько зажав пальцами сосочки, я слегка оттянул и покрутил их. Танечка, задерживая дыхание на вдохе, прислушивалась к своим ощущениям.
- Ещё сделай так, - прошептала она, - мне приятно, когда ты их так мучаешь.
Я взял её маленькие грудки в ладони, но так, чтобы соски оказались зажатыми между средним и указательным пальцами. Слегка приподнимая, я сжимал сосок и покручивал его уже в другой плоскости. Таня задышала чаще и прижалась ко мне лобком.
Я, продолжая начатое, тихонечко коснулся губами мочки её уха, потом за ушком и стал, нежно целуя, опускаться вниз, дойдя до ключицы. Танечка прерывисто дышала. Это были новые для неё ощущения. Она ещё не могла испытать сильные женские чувства от таких ласк, но сам их факт ей, безусловно, очень нравился и действовал возбуждающе.
- Тебе не холодно? - спросил я на всякий случай.
- М-м, - промурлыкала Танечка, покачав головой.
- Тогда давай футболку снимем, - предложил я и, не дожидаясь согласия, потянул края вверх.
Танечка приподняла одно плечико, давая мне возможность вытащить из под её спины рукав, затем мы сделали то же самое с другим. Аккуратно сняв футболку, я положил её в боковой карман палатки, снова накрыл нас одеялом и продолжил целовать её с того места, где остановился, постепенно переходя на правую грудь и приближаясь к маленькому розовому сосочку.
Наконец мои губы обхватили и нежно сжали Танин сосок.
- М-м-м, - сладко простонала Танечка, - как здорово, ещё сделай так. А-х-х… А теперь другую.
Я всё более интенсивно целовал Танечку, сильнее засасывая и слегка покусывая сосок зубами, руками сжимая грудь и теребя свободный от поцелуя сосок. Когда я почувствовал, что Танечка от возбуждение начала выпячивать лобок, мои губы направились вниз, а пальцы продолжали тискать и ласкать танину грудь.
Я уже не целовал, аккуратно вылизывал танин животик. Двухдневная щетина при прикосновении к животу могла вызвать у неопытной девочки только приступ щекотки, поэтому я действовал кончиком языка.
Мой язык прошелся вокруг пупка и спустился вниз к таниным спортивкам. Одной рукой я продолжил ласкать грудь, расставив пальцы и прижимая сразу оба соска. Другая рука опустилась вниз и стала постепенно оттягивать вниз спортивки, освобождая дорогу языку. Лобок у Танечки не был выбрит. А я не люблю лизать волосы, даже если они растут на лобке и их совсем немного. Поэтому я переместился вбок к складочке, где обычно проходит верёвочка стрингов.
На Тане были не стринги, а обычные трусики, родные братья тех, которые прошлой ночью испачкались в крови. Я всё ниже опускал их резинку вместе со спортивками. Танечка не сопротивлялась, а даже слегка приподнимала попку, чтобы мне помочь, но делала это почти незаметно, даже как-то скромно и целомудренно, если эти слова здесь вообще уместны. Опуская трусики всё ниже, я полностью оголил лобок и верхнюю часть складочки половых губ. Проведя языком с обеих сторон между ногой и губкой, я добрался до клитора.
Стоило мне прикоснутся, как Танечка издала на вздохе характерное “с-с-с” и запустила свои пальчики в мои волосы, подаваясь лобком вперёд. Я стал нежными, неритмичными движениями полизывать её клитор и внутренние губки.
- О, боже, что ты со мной делаешь, - срывающимся от возбуждения на шепот тоненьким голоском простонала Танечка. Вопрос был риторическим и ответа не требовал, но я, воспользовавшись им, сделал паузу - язык-то у меня без моторчика.
- Давай трусики снимем, чтобы не мешали.
- Делай, что хочешь…
Я ловко закончил Танино раздевание и решил, следуя законам жанра, оголиться сам… Да и жарковато стало в палатке.
Скинуть футболку было минутным делом. Но дальше я решил совместить полезное с приятным.
- Расстегни мне замок на джинсах, - попросил я Таню.
- Зачем? - ещё один риторический вопрос.
- Ну, не могу же я ставить тебя по отношению к себе в неравное положение, - пошутил я.
- А ты сам не можешь расстегнуть?
- Конечно могу, но ведь я тебе помогал снимать трусики, - продолжил я в игривом тоне.
- Это я тебе помогала, - улыбаясь в темноте белыми зубками, поддержала игру слов моя девочка.
- Ну, так я тебе тоже буду помогать… - промурлыкал я и, взяв танину руку положил себе на пояс брюк.
- Хитренький, - нежно прошептала Танечка и принялась расстёгивать медную пуговицу. Впрочем пуговица была довольно тугая и плохо слушалась. Таня подключила вторую руку.
- Пришиты они что-ли? - спросила она ворчливым тоном, сквозь который слышался просящийся наружу смешок.
- Просто новые, - я аккуратно, надавив на пуговицу и помог Тане расстегнуть её, - Теперь молнию…
Эта задача была с подвохом, потому что мой дружок уже давно принял боевую стойку и занял причитающееся ему пространство по всей длине ширинки. Не наткнуться на него было практически невозможно. Таня не сразу это поняла. Точнее, она понимала, что он где-то там рядом, но что так близко и такой большой, это было для неё сюрпризом. Поэтому, когда, нащупывая замок молнии, она наткнулась на упругий бугор, который вдобавок слегка дёрнулся в ответ на её прикосновение, Таня отдёрнула руку.
- Ну, что же ты, - с лёгкой укоризной в голосе проговорил я, - Ты ведь теперь вся моя, а я весь твой. Ведь правда?
- М-гу… - утвердительно муркнула Танечка.
- Ну, вот, принимай хозяйство. Я ведь тебя уже всю-всю приласкал, а ты до сих пор чего-то стесняешься…
- Ага, ты уже опытный, а я раньше никогда…
- С такой юной, с такой любимой девочкой я тоже раньше никогда.
Танечке явно понравились мои слова. Она как-то сразу вся прижалась ко мне всем телом и крепко обняла за плечи. Я в ответ пригладил её волосы на затылке и провел рукой вниз до самой попки, нежно потрепав ягодицы, забираясь средним пальцем в щель между ними почти к самой дырочке. Танечка уже давно текла и поэтому щель была вся в смазке, и пальцы двигались легко и приятно.
После этого я снова слегка отстранился и, поймав её правую ладошку, положил её прямо на свой встопорщенный бугор.
- Ну, не бойся…
Танечкина ладошка несколько секунд лежала на одном месте, привыкая к ощущениям. В этот момент я специально напряг член, и он дёрнулся ещё сильнее прежнего. Таня вздрогнула, но руки не отвела. Наоборот, она слегка прижала её и прошептала.
- Сильный…
- Твой, - ответил я так же шепотом.
С замком на молнии Таня справилась почти сразу. Пояс джинсов разошелся, и головка моего дружка выпрыгнула из-под резинки трусов, уткнувшись в Танину руку. Она была влажная, вся в смазке, которая обильно выделялась. Таня опять вздрогнула, хотя снова руку не убрала. Но она и не пыталась что-либо сделать. Да и откуда моей девочке знать, как обращаться с доставшемся ей  боекомплектом.
- Не бойся, сожми в кулачок.
Танечка послушно обхватила пальцами ствол и слегка его сжала.
- Попробуй поводить, только тихонечко, - продолжил я инструктаж молодого бойца, одновременно направляя танину руку, сделав возвратно-поступательное движение.
Не знаю, было ли Тане приятно. Скорее любопытно. Она склонила голову, пытаясь разглядеть свою руку и то, что в ней. Я слегка приподнял зад и ловким движением стащил брюки с трусами почти до самых колен, после чего, двигая одними ногами довершил начатое.
Мы были рядом. Голые. Я привлёк Таню и нежно, но крепко прижал её всю к себе. Я прямо почувствовал, как расслабляются все её мышцы.
- Я сейчас растаю…
Я накрыл её губы страстным поцелуем. Танечкины бёдра непроизвольно пришли в движения, вжимая в меня лобок. Я вновь стал, целуя, опускаться вниз. Медленно. Танечка при каждом прикосновении губ слегка подрагивала от возбуждения, зарываясь пальчиками в мои волосы.
Когда я вновь добрался до лобка и коснулся языком её горячей щели, она непроизвольно слегка развела ножки. Я впился губами в её нежную плоть. Танечка прогнулась. Я старательно вылизывал её складочки, от чего она стала подмахивать бедрами в такт моим движениям. Танечка была достаточно возбуждения, и я подключил к ласкам руки. Продолжая целовать клитор, я прикоснулся к нему пальцем, аккуратно провёл, слегка нажал. У некоторых женщин такое прикосновение вызывает болезненную реакцию. Но Танечка отреагировала, как положено. Она продолжала слегка сводить и разводить бёдра вместе с моими движениями.
Я мизинцем опустился от клитора по ложбинке вниз. Мои прикосновения в окрестности влагалища вызвали у Тани тихий то ли всхлип, то ли стон. Я добрался пальцем до целочки и нащупал маленькое отверстие. Некоторые наивно думают, что целка полностью закрывает проход во влагалище. Это не так. Всегда есть маленькое отверстие, в которое, впрочем, вполне пролезает мизинец.
Танечка как будто почувствовала, что я собираюсь делать и замерла, прекратив движения попой. Действуя предельно аккуратно я наполовину просунул мизинец в дырочку. Это позволило мне дотронуться до верхней стенки влагалища.
- Ах-х-х, - Танечка просто задохнулась от своих ощущений, - о, боже, как здорово, как хорошо ты так делаешь там.
Я ещё глубже продвинул палец, засунув его практически полностью, чем вызвал новый восторг и новизну ощущений. Одновременно я большим пальцем этой же руки нащупал другую дырочку и стал аккуратно, не сильно нажимая водить по сморщенной поверхности ануса. Возможно, Танечка сразу не распознала новые ощущения, сосредоточившись на более мощных во влагалище. Но когда я постепенно начал продвигать большой палец в её попку, колечко, поначалу сжатое, постепенно расслабилось. Мой большой палец слегка прошел внутрь и нащупал внутреннее кольцо мышц.
Я не стал давить сильнее, а просто слегка двигал руку сверху вниз, одновременно углубляясь и в попку, и в писечку. Второй рукой я дотянулся до сосочков Тани и, ухитряясь таким образом ласкать её во всех возможных местах, постепенно подводил её к кульминации. То, что даже в столь юном возрасте девочки могут испытать настоящий оргазм, я догадывался давно.
И вот, Танечка, закусив губы, издала глухой протяжный стон, выгнулась мостиком и спустя несколько секунд обмякла.
Я вытащил пальцы из её заветных дырочек. Другой рукой я погладил её волосы, опираясь на локти, приблизился к её лицу и тихонечко поцеловал в самый уголок рта.
- Ты такой хороший, - прошептала Танечка, откликаясь на мой поцелуй, - Мне так было хорошо… Я думала, что прямо сейчас умру от удовольствия, а потом я просто улетела куда-то. И такое тепло по животу и по ногам… Это был… ну…
- Это оргазм, - помог я Танечке, - У тебя раньше такого не было?
- Ну, мне же никто, кроме тебя так не делал…
- А сама себе ты не пыталась сделать приятно?
- Ну, я… Ой, мне стыдно про это говорить…
- Почему? Ты считаешь, что это плохо?
- Я где-то читала про такое, и там написано, что женщины привыкают и потом не могут с мужчинами…
- Господи, где ты раскопала эту глупую книжку?
- Нашла дома. Она старая была, ей, наверное, уже лет двадцать, вся такая потрёпанная, и страницы у неё желтые и шершавые.
- Ну, это, наверное, мама тебе подкинула, когда месячные начались.
- Кстати, да. Тогда я и нашла её.
- Книжечку эту, наверное твоя мама ещё в детстве читала. Там ерунда написана. Тогда всё, что связано с сексом, считалось неприличным. И хотеть секса тоже считалось неприлично. Поэтому и писали всякую ерунду, типа воспитывали, чтобы мальчики и девочки боялись себе делать приятно. На самом деле, чем раньше ты научишься чувствовать, тем приятнее тебе будет потом.
- А не будет наоборот, привыкания?
- Нет, что ты. Вот сейчас у тебя был первый оргазм. Тебе кажется, что круче ничего и быть не может…
- Ну, да. Я даже не представляла себе, что может быть такой кайф.
- Так вот, думаю, что когда ты по-настоящему научишься, ты будешь получать ощущения гораздо более сильные и гораздо дольше. И несколько раз подряд.
- Ты так говоришь, что я снова… А у тебя тоже был оргазм?
- Нет, моя хорошая. Мужчина, когда делает девушке приятно, конечно получает удовольствие. Но до оргазма он вряд ли от этого дойдёт. Тут нужно, чтобы девушка тоже постаралась.
- Ему нужно... войти в неё?
- Это, не обязательно, можно сделать это руками или ртом… Ну, в общим есть разные способы.
- А ты ведь меня трогал там, внутри… Ты мне…
- Ничего не повредил, не бойся. Там ведь есть дырочка…
- Ага, я чувствовала, как плотно там.
- Я же говорил, что спешить мы не будем. Не обязательно рвать, если можно аккуратненько растянуть. Тебе ведь было хорошо…
- Да, просто здорово… Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, - с этими словами Танечка приподнялась на локтях и повернулась головой к моему дружку, - Научи меня, как тебе делать приятно.
- Ты моя сладенькая! Чтобы мне было приятно, тебе тоже должно быть приятно. Ты хочешь ещё раз?
- Хочу, - ответила Танечка, и в её голосе я услышал нарастающее возбуждение.
- Тогда становись на четвереньки… Нет, головой туда. Вот, двинься немножко назад, попочкой ко мне, - Танечка оказалась на четвереньках, а её попка была почти на уровне моей груди. Стоит ей согнуть коленки, и я смогу достать языком её прелести.
- Ну, - продолжил я урок, - возьми его рукой. Не бойся. Можешь поизучать, только осторожно, он очень чувствительный. Да не бойся ты, трогай, где хочешь. Мне это очень приятно. А я пока приласкаю тебя.
Мои большие пальцы прошлись вдоль ягодиц, чуть задержались на дырочке и раздвинули губки. При этом Танечка сильнее выпятила попку ко мне. Я взял её ладонь, зажал в неё свой ствол и снова показал ей, как нужно двигать кулачок. При этом головка оголилась и снова закрылась, когда кулак вернулся обратно.
Танечка быстро поняла, чего я от неё хочу, и стала аккуратно мне поддрачивать.
- Я правильно делаю? - поинтересовалась она.
- Ты у меня умница, - похвалил я и поцеловал её в упругую ягодицу.
Танечка издала довольный слегка хрюкающий звук.
- Это, типа, пятёрка?
- А это с плюсом, - ответил я, поцеловав другую ягодицу, - А сейчас будем выставлять баллы за ЕГЭ…
Я притянул её попку поближе к себе и достал языком по малых губок. Танечка с восторгом выдохнула и сильнее сжав член, стала не просто сдвигать кожу с головки, а второй рукой тихонечко поглаживать и ощупывать мошонку.
Я наслюнявил средний палец и стал вводить его Танечке во влагалище через узкую дырочку. Предыдущая тренировка не прошла даром. Дырочка пропустила первую фалангу. Таня поначалу напряглась, но после того, как я слегка покрутил палец, дырочка ещё больше растянулась, и Танечка вновь расслабилась, сосредоточив внимание на моём члене. Её рука, по мере того, как мой палец входил внутрь, то замирала, то двигалась с возрастающим темпом.
Танечка всё больше возбуждалась. Она ещё сильней присела, приблизив попку вплотную к моему лицу. Я указательным пальцем стал аккуратно касаться клитора, в то время, как мой большой палец массировал колечко её ануса, всё больше погружаясь внутрь.
Одновременно второй рукой я стал задавать темп её нежному кулачку и показал, что сжимать можно ещё сильнее.
Тем временем оба мои пальца полностью погрузились в обе её дырочки. Танечка сначала не сильно, а потом всё более уверенно стала в такт моим движениям двигать попкой так, чтобы мои пальцы слегка выходили из неё, а потом вновь насаживалась на них до конца.
Приближалась кульминация.
- Я сейчас кончу, не пугайся.
- О-о, я тоже, - ответила Танечка, видимо расслышав только первую часть фразы.
Моя мошонка сжалась, и брызнула сперма. Танечка в экстазе не обратила внимание на мои брызги, которые по большей части попали на неё, а продолжала скакать на моих пальцах. Толчок, ещё один, и она прогнувшись и застонав упала всем телом на мои ноги.
Минуты три спустя, отдышавшись, мы разъединились и легли рядышком. При этом моя рука лежала на танином лобке и нежно теребила волосики.
- Я даже не догадывалась, что может быть так хорошо.
- Ты - не одна! Это ведь только говорят про свободу секса, а на самом деле многие девушки лет до 20, а то и в 25 остаются девственницами из-за своих странных убеждений, да и просто не везёт на хорошего парня.
- Я ведь тоже ещё…, хм, девственница, - не то утвердительно, не то вопросительно произнесла Таня.
- Ну, с точки зрения врача-гинеколога это так. И я думаю, что в ближайшие года два нам придётся поостеречься менять эту ситуацию, поскольку иначе после первого же медосмотра твои родители могут всё узнать.
- А что, врачи рассказывают всё родителям?
- Разные врачи бывают… В любом случае врач, увидев, что девочка в 14-15 лет занимается сексом, начнёт задавать вопросы. Ты, конечно, можешь сказать, что дружишь с одноклассником, и у вас любовь, и вы предохраняетесь, и всё такое… Если врач не ретроград, то она тебя просто предостережёт по поводу возможного залёта…
- По поводу чего?
- …нежелательной беременности… да…, и молча позавидует. А если попадётся какая-нибудь старая дева, обязательно растрезвонит, дескать, как можно, совсем маленькая девочка, её совратили педофилы…
- Спасибо тебе, что ты меня… совратил. Я теперь такая счастливая. И мне, ну вот, ни капельки не стыдно. И я вообще не понимаю, почему после 18 лет людям можно быть счастливыми и получать удовольствие таким образом, а до 18 нельзя. Им что, жалко что ли?
- А как ты думаешь, твоим родителям жалко?
Танечка задумалась.
- Ну, да…
- Они меня не знают. Они могут подумать, что я какой-нибудь маньяк, или что я поиграю с тобой и брошу, а ты будешь страдать…
- Но ведь ты меня не бросишь? - в Таниных глазах промелькнул неподдельный ужас от одной только мысли, что всё может вдруг закончиться.
- Ну, скажи мне, как я могу бросить часть себя?
Эта фраза её моментально успокоила, но дала повод для полемики:
- Но ты же жил раньше без меня…
- А ты без меня. Вот так и жили две половинки, не зная, что они одно целое. А теперь они соединились. И нас уже не разъединить никак, только разорвать.
- Не надо нас разрывать… - прошептала Танечка и повернувшись ко мне, обняла меня рукой и ногой, упершись лобком мне в бок.
Я тоже обнял её двумя руками - одной за плечи, а вторая пришлась прямо на упругую попку, пальцы при этом слегка тонули между ягодиц. Танечке это понравилось, и она потёрлась о руку промежностью, пошевелив попкой так, что мои пальцы проникли ещё глубже.
- Завтра в девять часов подъём. Давай-ка мы поспим немножечко.
- Спокойной ночи, мой любимый, сладких снов.
- Слаще, чем с тобой наяву, не бывает.
- А мне с тобой.
* * *

Утро выдалось пасмурное, хотя дождя не было и ветер дул не сильный и довольно-таки тёплый для конца сентября. Просыпались все с трудом, понимая, что уже всё веселье позади, и нас ждёт лишь двухчасовой марш-бросок по лесу до шоссе.
Поднимая лагерь, я не преминул заглянуть в палатки. Судя по картинам, которые мне открылись в виде болтающихся лифчиков, оголённых ляжек и лежащих в обнимку парочек, поход прошел не зря.