Алька проснулась от знакомых с детства звуков. С сортировочной станции голос диспетчера летел в пространство, отражался от сопок и множился, возвращаясь нечетким многоголосьем .
-Диспетчер, ответьте машинисту поезда номер…
И дальше неразборчиво слышалось про номер поезда. В ответ так же громко звучал женский голос, подхваченный перекатным эхом :
-Слушаю!
-Проверка связи, подайте вызов на поезд…
И опять не понятно, какой поезд. Алька и в детстве всегда удивлялась, как они понимают друг друга? И ведь все равно любила слушать эти переговоры именно ранним утром, когда город спит, но солнце уже позолотило верхушку Лунинской сопки. Лежишь и слушаешь голоса с железной дороги. Только они, такие деловитые и энергичные, остались от когда-то шумного промышленного города, который она помнила с далекого детства.
Алька тихо встала и подошла босиком к окну. Осень была удивительная. Наверное потому, что ранняя, она не торопилась позолотить сразу всю листву, даже трава во дворе была сочной и зеленой. На высоком тополе у балкона только несколько листьев пожелтели, зато зелень кустов акаций стала блеклой, как будто напоминала, что пора, скоро совсем без листьев будем, готовьтесь.
Настроение у Альки хорошее. Теплый день, значит, картошку копать будет веселее.
Вчера вечером она на поезде приехала помогать родителям. Теперь помощников хватало: младшая сестра Машка, которая обещала еще и друга своего привести, ее дочка, подросток Лариска с постоянным недовольством на лице и она, Алька, уставшая и измотанная молодая женщина, вырвавшаяся из своих проблем большого города в маленький город детства.
Алька постояла еще немного, послушала просыпающихся птиц, дождалась момента, когда солнце полностью вышло из-за Лунинской сопки и осветило весь Соцгород, оба заброшенных парка, железную дорогу, а потом, надев тапки, пошла умываться.
Завтракали шумно, отец, глуховатый на оба уха, торопил всех, покрикивая на недовольную Лариску, та огрызалась, Машка не встревала, а мать, привыкшая к таким сценам, привычно вздыхала. Алька сделала замечание Лариске, но та, проигнорировав, продолжала выражать недовольство всему окружающему миру «потому что не выспалась». Алька быстро поела и пошла надевать резиновые сапоги. Пока она выбирала свой размер из всех имеющихся в доме и выставленных в коридоре матерью для дочерей и внучки, кто-то постучал и тут же открыв входную дверь, вошел в квартиру. Вошедшим оказался молодой мужчина, который поздоровавшись с Алькой и сняв обувь, прошел на кухню. Сразу же голоса у всех повеселели, отец громко и радостно пригласил его к столу, Машка поставила ему стул рядом. Алька с интересом к ним заглянула. Она сразу поняла, что это был Машкин друг. Он положил по-хозяйски себе на тарелку пирожки и придвинул поближе сметану. Лариска щебетала: »Дядь Сереж, дядь Сереж» и кокетливо спрашивала, когда он принесет ей кассету с новыми песнями. Сергей кивнул Альке, как бы закрепляя ее догадку, что он тот самый Машин друг и стал аппетитно есть. Алька села на стул в коридоре, успокоив мать, что ей хочется посидеть в прохладе, а на кухне жарко, и терпеливо ждала, пока все доедят завтрак. Она слушала их веселые разговоры, ларискин смех, шутки Сергея и была вполне довольна тем, что ее никто не зовет обратно к столу. «Вот она-всеобщая радость, когда у одинокой молодой бабы наконец появился мужик,- думала она,- даже отец повеселел».
После завтрака одевшись для работы и взяв заранее приготовленный с вечера легкий обед, квас, воду, мешки, ведра и лопаты, пошли пешком через «Детский парк», за которым на склоне небольшой горы были картофельные поля жителей близлежащих домов.
Алька смотрела на лысый парк, в котором и следа не осталось от густых деревьев, кустов черемухи, аллеек с уютными лавочками, уже давно не было любимой в детстве карусели, деревянных спортивных стенок для лазанья детворы, журчащего фонтанчика и больших резных беседок. Сквозь всю эту лысину, называвшейся раньше «Детским парком», проглядывали останки разрушенного кормильца города – металлургического завода, который находился за парком через железную дорогу. Раньше на этом заводе работали все горожане и город был полон молодыми людьми. Почти все они были или металлургами, или другими рабочими завода. Альке стало грустно и она спросила у Машки, чем теперь молодые парни занимаются. «Да чем им заниматься-то,- сказала Машка, - многие уехали, а оставшиеся пьют да наркоманят.»
Дойдя до своего поля, отец вырыл глубокую ямку и поставил в нее две трехлитровые банки холодного домашнего кваса, прикрыв все плоскими камнями, а потом дал указание о количестве рядков на каждого и все принялись за работу.
Работали добросовестно, отец и Сергей подкапывали, а остальные выбирали картошку из земли в ведра, потом вываливали полные ведра в мешки, стряхивали корни, снимали с них мелкие клубни, которые ссыпали в отдельный мешок. Крупной картошки было много, отец радовался: «Иш, кака едрёна, как задница Матрёны!»
Солнце начинало припекать по-летнему, в резиновых сапогах было жарко, всем захотелось есть, но Альке не хотелось, потому что она часто пила воду из большой плоской фляжки, укрытой от солнца под кустиком боярки. Машка с Лариской расстелили клеенку на краю поля и выложили на ней продукты.
В такую жару холодный квас был кстати, ели вареные яйца, свежие огурцы, хлеб и колбасу. Эту колбасу мать достала по "блату" в ресторане, где раньше работала. Альку удивляло, что мать подсовывала Сергею куски побольше, а когда он протестовал, отец громко шутил про то, что «хороший зять должен много взять». Машка молча улыбалась, а Лариска шутливо фыркнула:"Папа Сережа!" и погладила его по плечу. Альке тоже захотелось что-то выдать, типа: « Не так с мужиком счастливо, как без него тоскливо», но она благоразумно промолчала.
После обеда отец, подкопав оставшиеся кустики картошки, ушел домой за мотоциклом с коляской, чтобы забрать картошку с поля, а все остальные докапывали и ссыпали в мешки. Когда закончили, подъехал отец, они с Сергеем загрузили мешки с картошкой в коляску и отец уехал.
В ожидании отца все отдыхали на траве у поля, наблюдая за поездами. Алька вспоминала, как в детстве с подружкой приходили сюда за саранками и желтыми маками,потом сидели на этом месте, грызли кислую заячью капусту и махали поездам, надеясь, что кто-нибудь из пассажиров и им помашет. Тогда здесь не было картофельных полей, а был цветущий луг, по которому шла тропинка в один из цехов завода. Алька не помнила, какой был цех, но знала, что много рабочих этого цеха жили в их районе, поэтому протоптали тропинку сразу к цеху, чтобы не ездить далеко на автобусе до заводской проходной. Тропинка упиралась в железнодорожные пути, пересекала их и продолжалась до лаза в заводском заборе, через который люди попадали прямо к цеху. Иногда, возвращаясь со смены, родители забирали своих заигравшихся детей с этого луга и шли вместе домой с букетами цветов.
Увезя все мешки за три рейса, отец вернулся и загрузив в коляску ведра, лопаты и банки с вещами, уехал, а все работники возвращались пешком.
Подходя к дому, Алька увидела отца, стоявшего в дверях уличной кладовки, куда он разгрузил мешки с картошкой. Когда все подошли, он прокричал им, что потерял ключи от дома, когда приходил за мотоциклом, а сейчас обыскал все вокруг, весь двор, но ключей не нашел. Все принялись искать ключи, искали долго и везде, даже всю дорогу от дома до поля заново прошли. Растерянные, все стояли в садике за домом и с тоской смотрели на балконную дверь, которая была приоткрыта и как никогда манила в дом к теплой ванне и горячему чаю с пирожками. Альке было жаль пожилого отца фронтовика, бывало, что он плохо помнил недавние события и от этого сердился, по причине тугоухости говорил громко, а в ситуации неожиданной неприятности, терялся и только матерился. И тут Альке пришла мысль: « А давайте вызовем пожарную машину, попросим ребят по лестнице на наш балкон взобраться и открыть входную дверь изнутри».
Сначала это предложение у всех вызвало бурю протеста, потом возражения поутихли и Алька пошла в Пожарную часть, которая тоже была недалеко от дома. Там она красочно расписала страдания пожилых родителей, болезненную забывчивость отца- ветерана войны, и в итоге подъехала к дому на пожарной машине в сопровождении двух быстрых пожарных молодцев. Первый пожарный что-то включил и лестница, загудев, поехала на балкон. Второй сказал, что ему нужен кто-нибудь из домашних, чтобы лезть вместе с ним и показать , где лежат другие ключи от дома, пусть этот человек лезет первым, а пожарный за ним и будет его поддерживать сзади. Алька боялась высоты и категорически отказалась. Родителей исключили сразу. Лариска еще маленькая. Машка тоже трусиха. Отец оглянувшись, поискал глазами Сергея, но его нигде не было, во время поиска ключей он незаметно исчез. Делать нечего, пусть пожарный лезет один. Но тут к лестнице подошла Лариска и сказала, что без нее пожарный ключи не найдет и поэтому она полезет с ним. Машка и родители испуганно заохали, но Алька сказала, что пусть Лариска лезет, она самая проворная и легкая, тем более ее будут держать крепкие руки профессионального пожарного. Лариска полезла по лестнице, за ней крепко держащий ее второй пожарный. Все стояли затаив дыхание и облегченно выдохнули, когда Лариска спрыгнула на балкон.
Через пару минут квартира была открыта, включен чайник, упирающихся пожарных почти силой втащили на кухню и напоили чаем с пирожками. Они сидели на том самом месте, где утром пил чай Сергей, а теперь два молодых парня весело смеялись и обсуждали Ларискино героическое лазанье по пожарной лестнице, хвалили ее и обещали принести грамоту в школу. Лариска смеялась, смущалась, поглядывала на Машку, а та грустно улыбалась.
После ужина Алька тихо спросила у Машки, куда пропал Сергей. Машка помолчала, а потом нехотя ответила: "Домой ушел, к жене". Алька охнула: »Чужой муж! Вот это да…» А Машка пропела: »Чужая одежда тебе не надежда, а мужа чужого кормильцем не жди».
А утром отец принес потерянные ключи от дома, которые он повесил на гвоздик в гараже, когда вчера выкатывал мотоцикл.