Шахта

Григорович 2
И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле,
а верх её касается неба.

Быт. 28:12-16

Скажу сразу. Если в чём, помимо прочего, я и виноват, так только в своей чёртовой бесхребетности, и в неумении настоять на своём в споре с Мэгги. Кабы бы не её бабье любопытство, скверный характер и неуёмная жадность, всё могло сложиться совсем иначе.

Началось всё с того, что Мэгги получила наследство. В то время мы жили в Западной Вирджинии. У нас была своя ферма, и несколько десятков акров земли, на которой мы выращивали табак. Дела шли ни шатко ни валко, но на жизнь хватало. Узнав о наследстве, Мэгги как с цепи сорвалась: «Поехали в город. Надоело в земле ковыряться, как проклятой. Хочу по-человечески пожить». Уж как я её не отговаривал, каких только обоснований не приводил – всё, как об стенку горох. Единственно, упросил её ферму сразу не продавать, а для начала посмотреть, чем её облагодетельствовали.

Оставив хозяйство на родственников, мы собрались, и поехали. Сам я до того дальше Хантингтона и не выбирался. Нью-Йорк просто ошеломил меня толпами суетливо, как крысы по амбару, снующих туда-сюда людей. Я поначалу растерялся, а Мэгги, будто всю жизнь в таком городе прожила, быстро нашла нужное место. Это была крохотная забегаловка на восточной окраине Манхеттена, словно бородавка прилепившаяся к торцу многоквартирного высотного дома, ещё довоенной постройки. Как я узнал позже, там раньше селились в основном новые иммигранты. Меня, честно скажу, наследство не впечатлило. Небольшой зал, на шесть столиков, стойка, и кухня за ней, на первом этаже, гостиная и две спальни на втором. Тесно, как в курятнике. Под окнами машины так и шастают. То ли дело наш просторный дом в Вирджинии! Мэгги же напротив, аж зарделась вся. Вцепилась мне в плечо, говорит: «Вот наша новая жизнь, Корбин». Уж как не лежала у меня душа к смене обстановки, а деваться некуда. С Мэгги спорить, себе дороже, так она себя в нашей семье поставила. Стали обживаться. Хвастать я не мастак, но руки у меня откуда надо растут. Что требовало ремонта, я починил, переклеил обои в комнатах, покрасил стены в выбранный Мэгги цвет в зале. Сама она вычистила всё до блеска, вымыла витринные стёкла, у входа повесила цветы в горшочках. Разузнав по округе что да как, она определилась, что может привлечь посетителей в наше заведение. Нужно отдать Мэгги должное, готовила она всегда отменно. Пара десятков лишних фунтов на моих боках и животе, это её заслуга. Она сама нашла поставщиков продуктов, наняла помощника на кухню и официантку. Через месяц мы открылись. Над входом засияла неоном вывеска: «У Мэгги. Домашние завтраки обеды и ужины», появились первые посетители, а ещё через месяц и завсегдатаи. Стряпня Мэгги пришлась ньюйоркцам по душе. Другое дело, что богатства, как она мечтала, этот бизнес нам не принёс. Стабильный небольшой доход, чуть больше чем на ферме, так и затраты немалые. Но Нью-Йорк уже сделал своё дело. Ни за какие коврижки Мэгги не согласилась бы вернуться в Вирджинию. Заикнувшись раз, я получил такую отповедь, что зарёкся даже упоминать о ферме. Так бы мы и жили, не наткнись она в подвале на участок стены, сквозь щели в кладке которой ощущалась воздушная тяга. Как я не отнекивался, она-таки заставила меня выбить несколько кирпичей, чтобы посмотреть, что там такое. Не зря говорят, что любопытство убило кошку. За стеной оказалась шахта, с тянущимися куда-то вверх железными балками на двух противоположных стенах и железными же лестницами рядом с ними. Странно, но воздух в шахте не был спертым, видимо, она хорошо вентилировалась, оттуда и тяга. Я взял фонарь, и попробовал подняться по одной из лестниц, и забрался ярдов на десять. Дальше не полез. С моим весом и это можно было считать достижением. Впрочем, всё и так было ясно. Между балок, на равных по высоте промежутках, располагались заложенные кирпичом проёмы. Судя по всему, шахта предназначалась для лифта, от которого по какой-то причине отказались. В общем, ничего загадочного и удивительного.
 
Я уже и думать забыл об этой находке, когда Мэгги, как-то раз, готовясь ко сну, поделилась дикой, на мой взгляд, идеей:

- Глупо никак не использовать нашу шахту.

- И что ты предлагаешь? Организовать в шахте тренинг для начинающих альпинистов, - брякнул я первое, что пришло на ум.

- Не говори ерунды! – рассердилась она, - надо…

И тут она предложила такое, что я ушам своим не поверил. Всегда удивлялся, как устроены мозги у этой женщины?

- Мы устроим там ночлежку, - как о чём-то уже решённом, заявила Мэгги.

- Ты с ума сошла? – поинтересовался я.
 
- Ты как был деревенщиной, так им и остался, - огрызнулась она, - дальше своего носа ничего не видишь. По телевизору показывали, какие есть гостиницы в Японии. Там люди забираются по лестнице в пеналы, навроде ячеек в камере хранения, и там ночью отсыпаются.

- Такие же ячейки ещё в морге есть, - не удержался я от замечания, - а здесь не Япония…

- Не умничай! – перебила меня Мегги, - лучше послушай.

- Ну.

- Мы поставим там кровати в несколько ярусов, проведём свет, на зиму будем включать тепловую пушку. Ты даже не представляешь, сколько найдётся желающих там поселиться за ту цену, которую мы назначим. Опять же, никаких документов, никаких вопросов, и… никаких налогов.

- Даже не знаю… - засомневался я.

- А тебе и не обязательно знать. Твоё дело всё устроить по уму, - отрезала Мэгги, и повернулась ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен.

К работе я подошёл творчески. Осмотрев как следует шахту, я нашёл способ существенно сократить расходы. На свалке я купил у сторожа десять кроватных рам с ламелями и тридцать ярдов прочной цепи. По стенам шахты, на которых попарно крепились балки, через определённый промежуток я приварил рамы, по пять штук к каждой паре балок так, чтобы одной из сторон они касались лестниц, куски нарезанной на равные части цепи одним концом закрепил по углам рам, а другой также приварил к балкам. Улегшись на одно из спальных мест, я поворочался с бока на бок, проверяя надёжность крепления. Мой вес больше двухсот сорока фунтов, и если рамы выдержали меня, выдержат и других. К изголовью каждой койки я провел по электрической лампочке с выключателем. На распродаже мы с Мэгги купили матрасы, подушки, одеяла и тепловую пушку. В проёме, ведущем в шахту, я навесил дверь. Она оказалась почти напротив туалета с умывальником и душевой кабиной, которой раньше пользовались работники заведения. Не знаю, как там в Японии, но наша «гостиница» выглядела вполне сносно. Правда, мне не очень-то верилось, что нам удастся найти для неё постояльцев. Я оказался не прав. Желающих застолбить койку оказалось больше, чем мы могли поселить. Уже через месяц мне пришлось устанавливать ещё четыре рамы, а потом ещё шесть. Я с детства боялся высоты. Закрепляя последние две рамы, я старался не смотреть вниз с высоты, без малого, пятнадцати ярдов. Интуиция снова меня подвела. И на эти «орлиные гнёзда» нашлись желающие. Мэгги ликовала. Уже через полгода она ездила на новёхоньком «форде», оставив мне наш старый пикап…

Я хорошо помню ту ночь, когда это случилось. Закончив дела, мы, дождавшись последнего постояльца, закрыли заведение. Все места в нашей «гостинице» были заняты. Мэгги была на меня зла за то, что я наотрез отказывался установить ещё несколько коек, обзывая меня трусом и слюнтяем. Все мои доводы разбивались об её проявившуюся за последний год во всей своей неприглядности жажду наживы. Она даже не пустила меня в постель, и я ушёл в другую спальню. Среди ночи меня разбудил страшный грохот. Стены дома ходили ходуном. Спросонья мне показалось, что это землетрясение. Такое последний раз в штате Нью-Йорк случилось двенадцать лет назад. Тогда в тюрьме Аттики обрушилась главная труба котельной. Почему-то мне сразу пришло на ум проверить наших постояльцев. Я заглянул в спальню жены, и убедившись, что с ней всё в порядке, сказал, что спущусь в подвал.
 
От увиденного я впал в ступор. На дне шахты шевелящейся грудой валялись тела. Тех, кто лежал на нижних койках завалили верхние. Почти все они были мертвы, или получили серьёзные ранения. Живые взывали о помощи. Я вздрогнул, когда дверь в шахту захлопнулась перед моим носом.

- Чего стоишь, осёл! – словно сквозь вату донёсся до меня крик Мэгги, - подопри чем-нибудь дверь, и заложи нишу кирпичом!

- Что ты такое говоришь? Там же люди. Им нужна помощь! – мне показалось, что я ослышался.

- Они кто тебе, родня? Нас же с тобой в тюрьму упекут, идиот! Быстро делай, что тебе говорят! – в тот момент Мэгги, в ночной сорочке, с распущенными волосами, напоминала злобную фурию.

Я был настолько ошарашен случившимся, что действовал машинально. Инструменты были под рукой. Дверь открывалась наружу. Я взял молоток, гвозди, и приколотил её к косяку. Затем, словно в тумане, я стал размешивать раствор, и закладывать проём теми же кирпичами, что из него вынул. Мэгги мне помогала. В дверь кто-то стучал, слышались крики, но я был словно в тумане. Через час работа была закончена. Звуков из-за стены почти не было слышно. Только через несколько часов, когда окончательно пришёл в себя, я понял, что натворил. У меня началась истерика. Я порывался сломать кладку, и помочь несчастным, но Мэгги силой утащила меня наверх, и напоила виски до беспамятства.

С улицы доносился вой пожарных и полицейских сирен. Как позже выяснилось, в одной из квартир дома произошёл взрыв из-за утечки бытового газа. Два этажа здания обрушились. Всех жителей, включая и нас, временно эвакуировали.

Несмотря на повреждения, дом решили не сносить. После ремонта все вернулись назад, только не я. Мэгги убеждала меня, что оставшиеся в шахте - никчёмные людишки, бродяги и преступники, скрывающиеся от полиции, но я её не слушал. Это были люди! Божьи творения! А я их убил. Она была права в другом – я трус и слюнтяй. Пойдя у неё на поводу, я совершил ужасное преступление, и не будет мне за это прощения ни на этом свете, ни на том.

Я больше не мог оставаться в этом проклятом месте. Тем же днём я сел в пикап, и уехал в Вирджинию. Больше мы с Мэгги не виделись. Нас заочно развели, и с тех пор я о ней ничего не слышал. Первые два года у меня сердце уходило в пятки, когда мимо моего дома проезжала машина шерифа, потом привык.
 
Видимо, о нашей «гостинице» так никто ничего и не узнал. Но от этого мне не стало легче. Прошло уже сорок лет с той злополучной ночи, а я так и не научился, как прежде, радоваться жизни, природе и своей ферме. Почти каждую ночь я вскакиваю с постели в липком холодном поту, когда мне снятся стоны и крики заживо похороненных мною людей.