Живём мы с Николаем в одном доме, в одном подъезде, я на втором этаже, а он на третьем.
Соседствуем мы уже много лет, а я так и не могу понять своего соседа. Странный он какой-то. Иной раз и подумаешь, всё ли в порядке с головой-то у него.
Николай невысокого роста, лицо заросло щетиной, не поймёшь, где борода, а где усы, глаз не разглядеть, и чаще пьян, чем трезв. Он молчалив, сам разговор не начинает, но если спросишь его о чём-либо, то ответит, но немногословно. Близко с Николаем я не знаком, встречаюсь с ним только у подъезда, куда он выходит покурить. И мне бывает интересно поговорить с Николаем.
— Ну как, Николай, поживаешь? — спрашиваю.
— Нормально, — отвечает.
Пытаюсь завести его на разговор:
— Вот пенсию нам что-то не повышают. Жить-то трудновато.
Николай улыбается, говорит:
— Придёт время, повысят. Нормально.
Когда Николай вышел на пенсию, то собирал и сдавал пустые бутылки. Глядя на него, и я подумывал о таком, хоть и не большом, но заработке. И как-то я поинтересовался у него, большой ли доход-то он имеет с бутылок. А Николай даже похвастался: «Не жалуюсь, холодильник-то мой забит продуктами. Нормально».
Жена Николая Клава, женщина высокого роста, грубоватая, больше похожая на мужчину, когда-то ушла от Николая к любовнику, но любовник умер, и она вернулась. И живут они сейчас в одной квартире, но в разных комнатах, и каждый со своим холодильником.
Живут они врозь, но пьют вместе. По правде сказать, Клаву я пьяной никогда не видел. А у Николая случаются сезонные запои. Клава где-то достаёт дешёвый спирт и угощает бывшего мужа. Только это их ещё и связывает.
Как-то интересуюсь:
— Николай, ты видел вчера телепередачу о чиновниках-взяточниках?
Сосед задумывается, говорит:
— Да я уж и не вижу глазами-то, почти что ослеп. На прошлой неделе Клавка спирт какой-то технический принесла, выпили мы, я и ослеп, а ей, Клавке-то, и ничего. Нормально.
И говорит он об этом так спокойно, как бы и не переживает вовсе, что ослеп-то. А я переживаю за Николая, советую:
— Ты бы, Николай, сходил к офтальмологу-то, а то ведь и окончательно ослепнешь.
А он своё:
— Да не ослепну я совсем-то. Нормально.
Спрашиваю:
— А Клавку-то, небось, отругал?
Николай удивляется:
— За что же её ругать-то, если вместе пили. Нормально.
У Николая дочь и два внука, живут они отдельно и иногда приходят к родителям. Но как я понял из разговоров с Николаем, он даже не знает, сколько лет внукам, и в каких классах они учатся. Как-то младший внук серьёзно заболел и лежал в больнице. Ну я сочувствовал Николаю, советовал попросить у врачей дополнительного обследования, болезнь-то, мол, опасная. Но я уж и знал, что он мне скажет.
Николай усмехнулся, говорит: «Все мы в детстве-то болели и не умерли. Нормально».
Бывают у нас с Николаем разговоры и на политические темы. Как-то партию «Яблоко» с выборов сняли. Рассказываю я об этом Николаю. А он:
— И без «яблоков» обойдёмся. Нормально.
Я даже обиделся на него, говорю:
— Чего уж тут нормального-то, ведь оппозиция–то нас от властей защищает!
А он своё:
— Нормально! — И затягивается своей вонючей сигаретой.
На первом этаже нашего дома располагается известная в районе рюмочная «Выпей на посошок». Николай-то в эту забегаловку частенько заходит. И в этот, несчастливый для него день зашёл и попал в какую-то драку. Кто уж с кем дрался, Николай так и не понял, но выбили ему три передних зуба: два верхних и один из нижнего ряда.
Увидел я Николая без зубов, посочувствовал, спрашиваю:
— Как ты без зубов-то жить будешь, вставлять-то новые, поди, дороговато?
А Николай улыбается, говорит:
— Не жалею я об этих выбитых зубах, гнилые они были, давно уж я хотел от них избавиться, а тут, спасибо, помогли, бесплатно удалили, а вставлять новые не буду. Нормально.
А как-то удивил Николай нас, соседей. Упал он со своего балкона. Упал, однако, удачно, жив остался, только ногу в шейке бедра сломал.
Отлежал Николай в больнице с месяц, домой вернулся, а вскоре уж и во двор вышел на костылях, покурить. Ну я и полюбопытствовал, спрашиваю:
— Как тебя, Николай, угораздило-то с балкона упасть?
А Николай не смутился, отвечает:
— По пьяни я упал, чего уж скрывать-то. Нормально.
Спрашиваю:
— А на костылях-то долго ли ходить будешь, врачи-то что говорят?
Николай затягивается сигаретой, улыбается, говорит:
— А врачи-то говорят, что ходить мне на костылях, пока не околею. Нормально.
Спросил я Николая и о Клаве:
— Николай, а как Клава-то, сочувствует она тебе, помогает чем?
А Николай, как мне показалось, обрадовался такому вопросу, говорит:
— Ещё как! Сочувствует и помогает Клавка-то, вчера спиртяги поллитровку принесла, ну и выпили мы с ней. Нормально.
И удивил нас Николай, но это уж в последний раз. Помер он скоропостижно. Смерть-то приходит к нам нежданно-негаданно. Так она и к Николаю заявилась. Клава-то уж после похорон мне рассказала, как Николай-то помер:
— Пили мы в тот день с Колькой, чего уж скрывать-то. Я-то выпила стопку, и ничего мне, хорошо пошло, спирт-то качественный был, а Колька как выпил, так уж ни вздохнуть, ни выдохнуть не мог, видно, у него не в то горло спирт-то пошёл. Ну и задохнулся Колька, захрипел, а потом уж и замолк.
Я полюбопытствовал, спросил, мол, успел ли Николай что сказать перед тем, как помереть-то. А Клава как-то оживилась, говорит:
— Как захлебнулся Колька-то спиртом, то уж и говорить не мог, но губами шевелил, что-то сказать хотел. Ну я по его губам-то и поняла, что он пытался сказать. А сказать он хотел мне, что у него всё нормально.
Клава всплакнула и предложила мне выпить, помянуть Николая. Но я остерёгся, отказался.
А я порадовался за Николая и даже позавидовал ему. Ведь не каждому удаётся жизнь-то свою так нормально прожить и помереть нормально.
И подумал я: быть может, Николай-то и не странным человеком был, а счастливым.