1
Ну всё в жизни не так! Все не то в родном городе. Да что говорить, и город не город, и парни не парни, а уж отчий дом!..
Вообщем, не жилось мне здесь и сейчас. Только и надежды, что на потом да на дальние края!
Шла я по над балкой. В сарафанчике из школьной формы, сама перешила. Выгоревший, нищенский и... А надо ли еще “и” ? Разве уже недостаточно, чтобы понять, каковы в семье отношения? А уж обязанностей, попреков! И любимая пословица в назидание: ласковое теля двух маток сосет, а бодливое... Я - бодливое. ЛаскАво благодарю. И так свет не мил - ещё подругу дома не застала. А вокруг!.. Упоение жизнью: щебет, стрекот, жужжание ; травы салютующие кузнечиками; цветение, ароматы - хватило , чтобы почувствовать собственное несоответствие всему и вся. На блистательном параде да при этаком параде...
И вот тогда-то, загребая горячую пыль босыми ногами, я и обратилась к самой себе со слезами и издевкой: “Хорошо ли тебе, девица, всем ли ты довольна, красная?"
- Ха-ха...
" То-то же. Вот и запомни, накрепко запомни, каково тебе в эти лета. И никогда- слышишь? - никогда не смей по ним плакаться - и топнув ногой, припечатала наказ пыльным облаком.
Где было знать тогда девице, что время- талантливейший ретушёр, а уж упущенное по глупости, и рад бы забыть, да не забудется и, что на потом разумными людьми откладывается только смерть.
Я же , пока разумные сверстницы влюблялись, бегали на свидания, танцы, а то и ко мне заворачивали поплакаться в жилетку, брала лодку, и ...“плыви мой челн по воле волн”, а это значит в камышовое царство с протоками. В компании полосатых рапанов-лягушки с булыжник-предавалась мечтаниям. Лодка, заводи, ерики - моё прибежище. Так что удивляться не приходилось, если глядя на полыхающиее плавни, одноклассницы связывали пожар с моим именем. Мол, опять небрежно погашен костер нашим Печориным, как тогда меня величали.
Юношеский нигилизм да с максимализмом - еще та взрывная смесь. Случалось, что из плена стен моих и заборов она далеко -далеко меня уносила. Чем дальше, тем лучше. Но даже, если не далеко, если тоже в стены и заборы, то ведь в другие! В которых не вибрировала натянутость отношений и не оглушало одиночество.
А ещё я тогда упорно боролась за личную свободу, потому как не знала, что таковой нет и быть не может, а для женщины и подавно. Впрочем, отстаивать приходилось не только свою независимость.
Бывало, мы с Майкой, наилучшей моей подругой, к воротам, а отец её тут как тут: "Сиди дома, сказал!" Майка на попятную - авторитет отца! - я же поперед неё, следом за, так и хочется сказать- рабовладельцем.
Не помню, что там за испепеляющие взгляды бросались, какими сокрушающими словами он ставился на место, но что запреты отменялись - это помню.
Бродяжий дух бурлил во мне и своими флюидами просто не мог не вовлечь окружающих. Много, много лет спустя, собравшись теплой компанией, мы вспоминали школьные годы, молодость, и погрузневшие подруги поражались не понимая - или позабыв? - что за сила заставляла их некогда вылезать через форточки и тащиться за мной не знамо куда в два часа ночи.
Если уж ночью так бывало, то что говорить про день. Как раз об одном из них, особо запомнившемся благодаря своим последующим метаморфозам, я и делилась с дочерью."Странная парность событий, не правда ли?-Спросила я в заключение. И вдруг она мне сообщает, что подобные истории нынешними учеными именно такими словами и называются. Приятно было услышать.
А начинался тот день с того, что пользуясь отсутствием родителей и прочих домочадцев, Майка подалась за мной на речку. Позабыта уйма поручений. Оставлен дом. С кем не бывало? Но чтоб до вечера!... И вот, спохватившись, возвращаемся. Что там усталость да поприлипавшие к спинам животы, угрызения совести - вот где наказание, а оно и без того ожидалось.
Уже остался позади мой дом, потому как из солидарности теперь я подалась за Майкой. Идём молчим.
Уже пересекли улицу, которую за ландшафтную ущербность прямодушные предки назвали "Кривой", а ширмачи- потомки то же самое, но прикрыли великим именем. Так что теперь она - улица "Чайковского".
А вот уже и"Колодезная" - финишная прямая к дому N 68 - нашему сегодняшнему эшафоту. И это не перебор, учитывая извечную незащищенность зависимых.
Всё так же молча плетемся вдоль балки. Она сегодня, как крынка молока до краев наполнена туманом. Только космы растрепы- дерезы непотопляемы. Нам тоже приходилось отступать, напоровшись на её колючки. Потянуло зябкой сыростью, а мы ещё после речки не обсохли.
Но как притихла к ужину "Колодезная!" Запахи - слюнозахлебывающие. Выплывая из дворов, они наши обоняния терзали. И как следствие: кишка кишке кукиш кажет - такие угрожающие рулады, что клочкастые дворняги настораживаются.
- Майка, - обращаюсь я к нахохлившейся подруге. - Это разве дело? Достойнейший ужин, в двух шагах... А представь себе, что мы подходим ну, хотя бы во-он к тому двору, спокойненько открываем калитку...
Принюхиваясь, подруга потян
ула носом в сторону выбранного мною двора и молча, на слова сил не хватало, указала на другой, увитый виноградом.
- Угу, - соглашаюсь с её выбором. - Пахнет - что надо.
Ещё бы не унюхать: На юге Украины без летних кухонь и двор не двор. Тут же в садочках и столики попримащивались "пiд вишнею, пiд черешнею".
- Входим,- продолжаю я, - и радостные такие с возгласами: " Ура! Наконец-то мы вас нашли!" - прямиком к столу. И начинаем! Метем всё подряд, что не мешает между делом поздороваться, прикинутся какой-то там троюродной родней деревенской... Осенило! Слушай, похоже, открытиям сопутствуют экстремальные условия. Вспомни хотя бы подбитого яблоком Ньютона. Вот и на меня с голодухи снизошло. Понимаешь, главное тут не закрывая ртов своих не давать открываться хозяйскому. Этакий словесный кляп, чем мы и пользуемся. Здорово, да? Говорим, говорим, но как под треп жуем! Наверствуем все упущения дня. И что ни глоток, то пересыпан приветами, комплиментами. Не прикопаешься - нагрянула придурковатая родня.
А хозяйка! (Остальные ещё не подоспели якобы)... Представляешь, напором наших словоизлияний она прямо-таки парализована. Только и может, чисто по собачьи переводить взгляд с одного исчезающего куска на другой, провожая его до самого до последнего.
- М-м-м, что за пирожки - во рту тают! Да, но ведь мы ещё привет от Кеши с водокачки не передавали - привет! Он помнит вас. А это что? Фаршированные перепела! Век таких поджаристых не ела. У вас хорошая духовка.
И тут Майку прорвало:
- Ещё бокалов жажда просит залить горячий жир котлет! - выдаёт она с пафосом.
Как нас от хохота качало! И понеслось. Словно и не в двух шагах от неприятностей. Перебивая друг друга, взахлеб, сочиняли, сочиняли и смеялись до изнеможения. Подкинули ещё прадеда внучатого, царствие ему небесное. Что ли зря день целый в поисках: он ей комод антикварный с медным чайником завещал.
Наизощрялись - вдоволь. Пора бы с честью и отступить. Случись это на самом деле, наверняка несчастную пришлось бы снова огорошить. И вот я ехидненько заявляю:
- Как долго мы искали вашу "Кривую" (будто не знаю, что находимся на "Колодезной").
-Шо? - у хозяйки вытягивается лицо. - Криву... Кривую?! Девочки, та шо ж вы мени баки заливали? Разве ж можно? Кривая...
Из-за собственного ротозейства запоздало уяснив обстановку, она начинает казниться, подробно, безутешно перечисляя канувшее блюда. Уж тут-то мы с Майкой расстарались! Самое распотешное припомнили:
- Борщ с пампушками уперищилы? -Уперищилы.
А перепелки! Боже ж, какие были перепелки! -
Потрощилы. Скажи кому - не поверят: с косточками потрощилы!
И пирогами не подавились (из сыром были).
А шулики!.. День целый мак с сахаром толкла-растирала шоб смачненько та по сочней - аж гавкнули мои шулики! Надолго собаке блин.
И шо? - спрашиваю вас. - Шо я за это имею? Ни тебе комода анти...шкварного - и невыговорить- ни тебе чайника
медного. Еще и спать полягаем голодными. - Вот шо для меня ваша "Кривая"!
Только, девочки, вы скорее сами окривеете, чем найдете такую. Нету ее уже, нету!
- А-а-а-а! - заголосила я. - Провалилась! В катакомбу, наверное, да? Вот горе...
- Тю на тебя! Самой смотри щоб не провалиться - "Чайковского" она теперь.
- Значит, она уже не кривая?
- Ну, а я шо говорю?
- Заровняли, значит?
- Та кривая, кривая!
- Ну, если кривая не "Кривая", то причём здесь Чайковский? О! Это мы и сами знаем. Ещё как причём! По её кривулякам да в распутицу как начнут буксовать машины - рев стоит, что твоя музыка.
- Идите уже, девочки, - выпроваживает нас хозяйка. - Идите на свою музыкальную. Подавать больше нечего...
- Голды! Проходимки! - снова заговорила обида на нас. - Усю вечерю спортили.
- А мы тут причём? - хорохоримся напоследок. - Позавесило вашим же виноградом табличку: ни номера, ни улицы - хоть кто ошибется. Сказали б лучше, куда мы попали. Колодезная?! Слышим первый раз.
В общем, до дома нам хватило. А дома... ни-ко-го. Не вернулись ещё, на наше счастье. Я бы тоже не спешила из той деревеньки, куда уехали все Майкины. Над лиманом... Мы с нею там бывали. А добирались! Ладно бы только пешком, но босиком, по раскаленным пескам. Прыгали, как тушканчики. Допрыгали - и в воду. Я- с головой. Навзничь, на дно, лежу - блаженствую. Рядом подруга в изумлении ахает: оказывается, я сквозь толщу воды ну вылитая красавица! По ее просьбе меняемся местами. Стою, а Майка, нарочито кряхтя и охая, держась за поясницу: попэрэк болыть, села по плечи в воду и сидит. "Давай, давай, Наяда, падай!" - поторапливаю я. "Наяде" явно не хочется мочить косы, но вот со словами: "Сквозь призму водки все вы красотки", - осторожно опускается навзничь. О как водичка благосклонна! И не кривя душой, показываю большой палец.
Старая Сбурьевка. Сады - садочки. Улицей идешь, а над тобой сплошная арка из переплетенных веток...
За дело взялись рьяно. В четыре руки, по-стахановски - горы свернули.
День закончился благополучно.
День закончился, идея же придуманной истории - нет. Выжидая случая материализоваться, она последовала за мной в моё потомное время.
Итак, бумеранг запущен...
2
Ну вот рухнули стены -заборы. Вынесло меня в мир и... понесло!
Составы - туда, составы- оттуда и все забиты пассажирами. Что ищем, люди? Искать ни где-то что-то, а здесь, себя, но...
Еду-у-у! Эге-гей, дали!
В перестуке колёс - пульс расстояний. Музыкой в ушах ветер странствий. Учащенным сердцебиением пролетающие города и веси.
Восторг - во все глаза!
- Дорога-Дорога, довези меня до самой дальней дали, до Океан- моря.
- Я бы с радостью, но обратись прежде к Вагончику - без него не могу.
- Вагончик - Вагончик...
- Мой хозяин Кондуктор, как распорядится, так и будет.
Кондуктор отправит за билетом в Кассу - без него никуда.
Касса-за деньгами- без них никак.
Разве время и деньги не самое одиозное создание человечества? Одно бежит, другое уплывает. Ну и пусть бы их! А вот дудки: чем их меньше, тем больше от них зависишь.
Скоро сказка сказывается, а деньги уплывают еще скорее. Хочешь не хочешь, придётся останавливаться. Уже Хилок проехали - Чита на подходе. А не свернуть ли мне в Борзю?
- Дыра! - пугают попутчики.
- А как же я? - взывает издали моя голубая мечта- Океан- море.
-А я как?...
Свернула-таки я в Борзю. Выбор не случайный, ибо ко всему прочему решила навестить двоюродного брата, который на ту пору успел отслужить, жениться. Крюк небольшой, а какой шанс нагрянуть! Это ж надо представить где Украина, а где Забайкалье. Через расстояния, часовые пояса ни телеграмм, ни писем - открывается дверь и...
- Здравствуйте, это я - ваш снег на голову.
О бесшабашная молодость!
Надо ли говорить, что сюрприз удался. Встретили меня тепло. Брат- в ступоре. Не веря глазам своим, всё старался прикоснуться ко мне: не наваждение ли. А ведь я запросто могла его здесь не застать. Укореняться в его планы не входило - задержался, чтобы заработать на дорогу. И я за компанию И вот везение! Как по заказу, уходит в декрет радиотелеграфистка. Не работа, а подарок судьбы, тем более что посменная: с утра, потом в ночь и...два дня свободы! Свобода, которую долго, пока не адаптировалась, отбирал сон.
Думать надо, за короткий срок покрыть расстояние с разницей поясного времени в шесть часов - прыжок! Организм - в стрессе. Из части, по пути на речку, за мной не раз заходили ребята - однополчане! Только я в отличие от них - вольнонаемная! Но когда бы ни зашли, ответ один: "Я сплю-у-у..." Или ещё короче, кто-нибудь за меня: "Спит". Похоже, всё что на потом откладывалось дома, здесь, в потомном месте, проспалось.
Еще до моего приезда брат купил землянку: Надо же было где-то перебиваться. А что, даже очень романтично: Под окошком, что вровень с землей, лягушка -древесница скрипит -поскрипывает; непрошенным гостем через порог дождь вливается. А козы! Не доглядишь- они уже на крыше. По жестяному скату, друг за дружкой, кто сидя съезжает, кто стоя- грохоту! Как внутри барабана. Выбегаешь, дрын в руки и гонишь до сопки. Но куда бы их не отогнали, они всё равно возвращаются к излюбленной "горке". А “горок”здесь хватает. Нарыли землянок! Целый выселок с насмешливой кличкой "Кильдым". Своеобразный тамбур между военной частью и городом. Что в Кильдыме , что в Борзе - нищета.
“Чай не пил- какая сила? Чай попил - совсем ослаб" - фольклорный край! Это родом отсюда, хотя на слуху по всему Забайкалью. А вот - ещё, меню на день: " утром чай, в обед чаище, а вечером так".
Ничего не попишешь: голые сопки да речка- переплюиха. Ни охотничьего тебе промыслу, ни рыболовного. Соответственно, ни грибов ни ягод. Уголь с дровами тоже привозные. Где бы еще на всё про всё денег раздобыть.
Отсюда началось моё взросление.
Шел 58-й год. Мясокомбинат- самое весомое для горожан - еще только строился. Правда, на какую-то долю мощности уже потихоньку что-то выдавалась "на-гора", и даже "Скотимпорт" был налажен. Пеший импорт - перегон овец из Монголии. И больше ничего. Не густо.
Коль уж о Борзе речь,то ещё штришок,к демографии: безотцовщина. Сплошь и рядом. Не без стараний солдат, разумеется. Хорошо подсобили! По численности населения Борзя выбивается в города, и тоже сирота сиротой: забытый Богом уголок.
Не помню, с кем, к кому занесло меня на свадьбу, помню, что стоило выпить, как все передрались из-за закуски.
В общем, где, как не здесь могла произойти материализация моей тогдашний идеи поужинать на халяву.
А природа, да простит мне Африка, она и в Борзе - природа. Не промысловая, но в своеобразной красоте ей не откажешь. Мощные позвонки сопок гряда за грядой до самой Монголии. Широкий вольный ветер и... океан цветов! Добралась! Я и девятый вал цветочный. Выныривала из него в пыльце, как пчелка. А загорела! Даже море меня не одаривало таким ровным шоколадным загаром.
Ещё не отзвучали песни московского фестиваля, среди которых брату особенно нравилась одна об Индонезии. Видимо, она и навеяла ему образ, которому, по его мнению, я тогда соответствовала. Так что прощай, Печорин! С легкой руки брата я теперь - мисс Индонезия. Спросят его, с каких морей прибыла сестренка, а он рукой в сторону сопок. Целебный воздух Забайкалья! Не надышишься. Вспоминая, себе завидую и преклоняюсь, преклоняюсь, преклоняюсь пред тем обилием разнообразия цветущих стебельков и кустарников.
“Цветы, - как сказал поэт, - это осколки рая”.
Так вот, с полной ответственностью заявляю, что они - осколки рая - все здесь, в распадках борзинских сопок.
Но сопки притягательны не только днем. Как стемнеет - дежурный тулупчик на плечи и вперёд к вершинам. Пока поднимаюсь, вспугну птиц. Только упругое "фррр!" из-под ног, и тут же неподалеку залягут. Голоса сонные. Каждую бы по головке погладила. Протопает не хуже лошади тарбаган, сурок дальневосточный, и снова тишина. Наверху ветер особенно ощутим и умащиваясь на вершине, я поплотнее запахиваюсь в тулупчик. Сажусь, как в кинотеатре, где самое престижное место - моё, и замираю. Когда бы ни поднялась, сеанс уже идет, когда бы ни спустилась, он продолжается. Только с рассветом картина бледнеет, а потом, как и звезды, становится невидимой.
Много лет спустя, после отъезда уже, попалась мне на глаза книга Николая Рериха. Читая, обратила внимание на коротенькое, в пару строк упоминания о Монголии. Упоминалось она в связи с её повышенным магнетизмом. И, как результат, то зрелище, ради которого ночами не спала. В общем, прочитала и поняла, что же такое мне посчастливилось наблюдать и что благодаря своей непоседливости, столь редкостный феномен не был мною упущен.
... Экран - во всю ширь неба. Мгновенное озарение и прожигалось всё: ночь, расстояния, граница. И вот они - немые молнии! Змеятся, пульсируют, переплетаются. Небо прошито ими, как кровеносными сосудами, только кровь не обыкновенная - огненная. Беспрерывное беззвучное роение. Растекались реками сполохи. То у самого горизонта моргнет, то во весь окоем. Зрелище- завораживающее. Ощущение - будто прикасаешься к великим таинствам Земли. Засиживалась до такой поры, что под этим удивительным небом тут же, рядом с птицами, и засыпала.
3
Отцвело лето, отгорела осень, сопки выбелились снегами, и зачастила я в Борзю, к Катерине Зиминой - тетки моей золовки. Зимина щупленькая, маленькая с прокуренными зубами. Как сыпанет махры на осьмушку газетного листа, как свернёт " козью ножку" - ой! "Ножка" та и вырыла ей могилу. Умерла от рака легких.
Курили здесь все, и женщины в том числе. Тогда эту страшилку я списывала на отдаленность. Мол, окраина страны - окраина цивилизации. Как я ошибалась!
Время с Зиминой проводили за шашками: играли в "уголки". Этой нехитрой игре она же на свою голову меня и научила: я ни разу не проиграла. Но в каком приятном напряжении доставалась каждая победа! Обдумывая очередной стратегический ход, тётя Катя попыхивала своей закорючкой не хуже, чем полководец трубкой. Потолок погружался в синеву. Дым сражений! Благо, потолок высокий. Если бы тёти Катину комнатушку удалось положить, она бы намного стала длиннее. Я ей как-то посоветовала если не второй этаж, то хотя бы палати соорудить для сына.
Бывшая фронтовичка, Зимина домой привезла не только медали, но и его, своего тихого, спокойного наследничка. И вот в один из своих выходных иду я по проторенной тропке заметенного снегом Кильдыма в гости к тете Кате. День - ни ветерочка! Полный штиль! Солнечно. Мороз за 35°, но совершенно не ощутим. Тропа под валенками, что уключины под веслами: Рип -скрип, рип - скрип - знакомая родная песенка! Настроение- по погоде. Дома еще не показались, но о себе уже заявили. Заявили не дымом вообще, но дымами, индивидуальными, не расплывающимися. Ну и папаха над Борзей - выше сопок! Прядки кудрявые, одна к одной - не шелохнутся. Будь я художником, не преминула бы увековечить столь уникально- монументальный головной убор. Автора! Автор не один! Вон их сколько, поприседавших в сугробы, изб. Дом тети Кати тоже прядку выдымливает, но я на порог, а меня уже выдворяют. Мол, пока не разделась, давай за хлебом. Даю, однако, учуять исходящую паром сковороду, успеваю. Унюхать - тоже: лучок, перчик. Картошечка с бараньими хвостами - деликатес! Чмокаю тетю Катю в щёчку и убегаю.
Оставалось перейти на другую сторону... Лазоборзенской. Тоже не мешало бы "автора"! Впрочем, будь название понормальней, глядишь, и не запомнилось бы. Лазоборзенская - главная “магистраль” и средоточие магазинчиков. Двери в “Хлебный” открываются - закрываются; народ заходит- выходит и потому в духмяное облачко попадаешь загодя, еще на подходе. Хлеб мягкий, горячий. Отламываю от хрустящей корочки и в предвкушении возвращаюсь.
На поскрипывание след в след реагирую не сразу. Идут себе два парня, ну и пусть их! Тихо- мирно, не пристают. Речь ручейком журчит - убаюкивает. Вот и убаюкались разини - увязались таки. Хожу я стремительно и, наверное, не без энергетических завихрений, которыми таких вот и затягивает. Ничего, скоро спохватятся.
... Эй, пора бы и очнуться: впереди только один дом, тёти Катин, но вам явно не туда.
... Опомнитесь, уже сараи!
Нет, без моей помощи им точно не отлипнуть. Под прикрытием плотного, непробиваемого, как щит, разговорчика, идут за мной, идут неотвратимо.
Не обессудьте, но придётся вас стряхнуть с хвоста,
для чего круто сверну с протоптанной стёжки. И вот по снежным колдобинам - на штурм, вперёд... к сараям!
Штурмуем вместе.
Ладно, чтобы не болела голова, обойдем ещё поленницы.
Обходим.
Ну,овцы! Представляю, как они выпучат зенки, когда споткнуться о порог, который уже рядом.
Не споткнулись.
О, ведь в коридорчике ещё одна есть дверь, соседская - вот они к кому! Надо же, как наши визиты совпали.
Когда втроём останавливаемся у тёти катиной двери, зенки выпучиваю я: плененная средь бела дня - конвой! И тут же себя одернула, мол, какой конвой, что за паранойя. Обметаю валенки голиком, а сама напряжённо думаю. И додумалась: родня деревенская! Конечно же! Кроме тети Катиной племянницы - она приезжала недавно на мясокомбинат, никого больше и не знаю. Вот и познакомимся. Распахиваю двери и вваливаемся. Улыбчиво смотрю на тётю Катю, но в ответ не то, что улыбки, обыкновенного оживления не нахожу, приличествующего моменту. Что-то не так... С моего лица тоже улыбка сходит.
А ручеек- журчалочка, споткнувшись о приветствие, потек дальше, к столу. Да, представлять гостей здесь явно не в чести. Ладно, обойдемся.
Эге-ге, а с родичами-то у нас, похоже, конфликтик! Хозяйке чтой-то губ не разлепить. "Здравствуйте"- и молчок. Зато балаболки своих ещё не закрывали. Под разговорчики, откуда ни возьмись,бутылка появляется на столе, там же и сковорода наша парует! И вся сервировка: ложки, вилки, стаканы, а также хлеб, принесённый мною.
Тётя Катя закручивает "козью ножку" и дымит, дымит.
Между тем гости, взявшись разливать, нехотя, этак вскользь, приличия ради: " А вы будете?" Мы дружненько поспешно отказались, а им хоть бы хны, а им и наплевать. Только и делов, что под разговорчики понимающе кивнули, мол, к сведению принято: было бы предложено.
Под разговорчики разлили - выпили - закусили.
Под них же повторили.
И я там была, мед - пиво пила...
На плите закипал чайник, а с ним и тётя Катя. Ну и влипла я в передрягу. Ведь ясно, тут какие-то семейные нелады.
А деликатес, деликатес-то наш! Вильнул хвостом перед мародерами да и полег костьми на стол. Пал в неравной схватке с челюстями. Ну и родня! Вот хамы. Не зря тётя Катя их сторонится.
Ну, наконец-то! Еще раз споткнувшись, но теперь о сдержанное "спасибо" и, не к месту будь помянуто "до свидания" - такой день испортили! - ручеек перетек за дверь.
Я облегченно вздохнула и бухнулась на табуретку спиной к разоренному столу, лицом к тете Кате: уж сейчас-то она мне всё выложит! Но зря я сверлила её выразительным взглядом. Стоя у кровати, Зимина всё также продолжала свой понурый караул. От очередной, неведомо какой по счёту "козьей ножки", дым уже все углы оплыл.
С уходом гостей накал, к моему удивлению, не спадал, а наоборот, подпитываясь нашим молчанием, становился невыносимым. И я всеми порами кожи начинаю ощущать свою вину: в чужом пиру похмелье, у меня это бывает. Чувство не из приятных.
Странно, пора бы тёте Кате объясниться, но по непонятным причинам нарушать молчание она не торопилась. И беру я инициативу на себя:
- Кто это был, тётя Катя?
- А ты не знаешь, кого водишь в гости?
- ?!
Вот это поворот! Так кто же нас оставил без обеда?!
В ожидании пока поновой закипит чайник, тётя Катя достала шашки:
- Сыграем?
- С чаем пойдёт.
Ну, и посмеялись же мы за чайком под "уголки".
Бумеранг вернулся...