Лёха

               

– Лёха, поди сюда! – молодой мастер-приёмщик кузовного цеха окликнул худющего, как жердь, седого дядьку, подметавшего хлопья старой краски, грязную ветошь и прочий хлам в заштатном автосервисе в посёлке с одиозным названием Красный Коммунар.
Дядька поставил метлу, вынул засаленный блокнотик и карандаш, молча подошёл к разбитой в хлам «десятке».
– Лёха, зацени объём, с хозяином согласуй и распиши, чё по чём. Давай по-быстрому, надо всё убрать до обеда. Приедет Олег Васильевич, чтоб порядок был. Всё понял?
«Одеколон», (прозвище к Лёхе приклеилось с того дня, как он «проставился» по поводу вступления в работники сервиса), кивнул и принялся осматривать и записывать: «бампер-крылья-подкрылки-стойки-решётка-фары» … Почему «одеколон»? Две причины. Во-первых, пьющий человек. Вплоть до «тройняка» с «шипром». Во-вторых, (что сильно насмешило коллег по цеху и конкретно решило в пользу «погоняла»), история самого Лёхи про то, как он, «когда был молодым "имел" всё, что двигалось», в смысле все девки и тётки, попадавшиеся ему на жизненном пути, чуть ли не сами просились к нему в койку! Ну, в смысле «ален делон не пьёт одеколон», помните эту байду?
– Отбоя не было, пацаны! – разгорячённый водкой, Лёха и сам верил в то, что будь он Аленом Делоном, он бы и королеву английскую запросто…
После обеда приехал Олег Васильевич. Солидный мужчина чуть за пятьдесят на внедорожнике. Прилично одетый, с большим деловым портфелем. Мужики поговаривали, что вот он-то и есть владелец автосервиса. Но видеть его не видели. А молодой мастер-приёмщик, ведущий все дела нехитрого производства, (в том числе и денежные), кроме номера банковской карты этого Олега Васильевича, ничего о шефе и не знает. А зачем? Всё крутится, и ладно.
– Добрый день, Олег Васильевич! –уважительно, с пониманием своего места, мастер приветствовал руководство.
– Здравствуйте. У меня, собственно, вопросов к вам нет. У вас ко мне?
– Да нет, нормально всё. В рабочем порядке, так сказать. – молодой напрягся.
– Просто я в сводке прочёл за нового работника. Показалось, знакомая фамилия. Подумал, заскочу, хоть и за сотню вёрст. Нечасто бывает.
– Да есть у нас, я писал. Алексей Нагучев. Одеколон… в смысле… – запнулся мастер.
– Одеколон?
– Да это мы его тут придразнили между собой.
– А позовите мне его, пожалуйста.
– Момент.
Минут пять Олег Васильевич пытался вспомнить кого-то из одноклассников или одногрупников по институту с похожей кличкой. В голову ничего не пришло.
Приходит «Одеколон». С метлой, в пыли весь, потный. Трезвый, что редкость.
– Здрасьте. Вызывали?
– Здравствуйте. – Олег вглядывался в лицо мужчины напротив. Испитое лицо, изрезанное не по возрасту глубокими морщинами, редкие седые волосы, глубоко запавшие грустные глаза, мутные и тоскливые, как у собаки. Олег видел такие глаза. Где? В зеркале. Когда смотрел на своё отражение в день своего первого развода. Было страшно и одиноко. Страшно от того, что всем вокруг плевать на его глаза и на всю его жизнь. И одиноко, потому что не было ни единой души, чтобы посочувствовала и приободрила; дочь не захотела выслушивать причин развода родителей: бросила трубку, не открыла дверь, с балкона вышвырнула подаренную папой когда-то куклу… Олег знал этот взгляд. Помнил и второй развод, когда рана уже не была такой глубокой, а жизнестойкость, подаренная его такими же «шальными» предками, позволила собраться с духом и в третий раз начать сначала. Но здесь…
– Лёша, ты?
«Одеколон» покраснел, как ребёнок, на его глазах выступили совершенно детские огромные слёзы и покатились по щекам, словно по «голливудской» технологии: густые, переполненные, словно нарисованные.
– Я, Олег. Вишь, какая х…ня вышла. Я теперь никто. А ты чё, спецом на меня посмотреть приехал? – в словах и взгляде Алексея не было ничего злобного, вызывающего. Просто все годы, что пролетели с их последней встречи, (а это добрых тридцать лет), напрочь унесли и стёрли надежды, мечты и желания, азарт прошлых совместных пьянок и гулянок, похождений, любовных подвигов… Обыденность, безнадёга, свободное плавание по жизненной реке «от бутылки до бутылки», от понедельника до субботы. Женщин у Лёхи давно не было, остались одни воспоминания о былых приключениях и страстишках. Были, конечно, в его жизни и добрые хорошие женщины, что надеялись на своё маленькое счастье с симпатичным, нежадным Лёшей, что мог и цветочки на 8 марта подарить, и слова хорошие найти, приласкать и вообще… Были и такие, что рожали ему детей: он знал этих женщин, этих детей, даже не отказывался ни от кого! Всех признавал, всем платил алименты. Какие алименты? Да копейки. Потому что никогда толком не работал и не зарабатывал. А по какому суду можно истребовать то, чего нет в природе? Что мог, то отдавал. Ждал одну-единственную, что будет его обхаживать, обласкивать и «в рот заглядывать», искал ИДЕАЛ!!! А каждая из его женщин надеялась «прибрать» работящего мужика. Ведь не чурался никакой работы, трудиться умел, ласковый был, заботливый… Но. Но всякий раз хотел получить больше, чем отдавал. Постоянно подозревал своих новых возлюбленных в корысти и нечестности. Как жил? Отдавал на «копейку», а отдачи ждал «на рубль»! «Не ценят они меня, сволочи! А значит, и не любят вовсе!» – думал Алексей, в очередной раз собирая свой «походный» чемодан.
 Пролетели весёлые годы, и понял Алексей одно: никогда-то он и не любил никого, кроме себя. Любил «отражаться» в своих «зеркалах», «выглядеть», нравиться самому себе всякий раз после очередной «победы». Во, каков я мужик! А победа ли, Лёша? А может, БЕДА твоя была во всякой «победе»? Горе ты приносил бедовым тёткам, что последнее на стол ставили, скрепя сердце ложились с тобой, пьяным да вонючим другой раз, в постель (в надежде на лучшее с тобой!), а ты мечту у них крал?
– Лёш, да мне всё равно, как у тебя жизнь сложилась. Я ж тебе не тётки твои, чтобы мучиться. Так, интереса ради, приехал. Думал, увижу старого знакомого, что-то новое в себе почувствую, эмоции какие-то…
– Жалеешь?
– Жалею. Время потратил, настроение ухудшилось. Хотя, чёрт его знает, может и хорошо. Смотрю на тебя и думаю: знаешь, я тоже ошибался много, чудил немало. Но как-то про совесть старался не забывать. Мне, например, всегда их жалко было, баб этих. Она же, как курица, тупо под петуха станет, яйцо это выносит, с потугами в корзину снесёт. Ладно, цыплёнка высидит, хоть увидит продолжение рода. А то просто, придёт урод какой, яйцо это зажарит и сожрёт. Зачем было страдать? Херня, конечно, а не сравнение, но философия…
– Слышь, Олег, а давай, как в молодости, «пыхнем» по чуть-чуть, у меня есть. Повспоминаем… – «Одеколон» многозначительно постучал по нагрудному карману рабочей куртки, где «на такой случай» была припасена «травка». Лёхе было давно уже не до «философий» и плевать он хотел на все эти страсти-мордасти: «суки они и есть суки». Ни черта они не достойны никакой там любви!
Зашёл молодой мастер-приёмщик:
– Извините, Олег Васильевич! Можно я его заберу? Там клиент пришёл за машиной, нужно осмотреть, подписать.
– Да, конечно. Пусть идёт.
– Давай, «Одеколон», шевели копытами! – скомандовал молодой. Не прощаясь с Олегом, седой автослесарь послушно пошёл к выходу из офиса.
Вышел и мастер-приёмщик. Олег посидел ещё немного, достал из портфеля бутылку водки, поставил на стол. Затем покопался в карманах пальто, вынул из одного из них открытку. Там было: «Лёша, я люблю тебя и буду ждать тебя даже в другой жизни. Твоя Аня, если помнишь.»
В открытке была куча ошибок. Лёша должен помнить эту Аню.

В.Дегтярский