Как дедушка Ваня женщину избил

Дегтярский Владимир


– Бабушка! Бабушка! Иди скорей в сарай! Там дедушка так сильно плачет! Так сильно! Вообще не может успокоиться! – истошно кричала внучка Алёнка, несясь со всех ног к бабушке Вале, когда та высаживала клубнику в огороде.
– А что ж случилось? Что стряслось? Упал? Ударился? Что ж такое? – на бегу вздыхала и охала бабушка, не замечая кустиков клубники в руках.
Прибежали в сарай. Дверь настежь, дед Ваня сидит на табуретке, на сложенных на коленях в горестном «замке» - скомканная кепка, а сам дедушка рыдает горько и безудержно…
– Что, Ваня? Что случилось? Что болит? – запричитала баба Валя, не видавшая супруга в таком состоянии ни разу в жизни.
– Ой-ой-ой…Что ж я наделал-то? Ах, старый я дурак! Да зачем же я это сделал? Ай-ай-ай…
– Да что такое, Ванюша? – баба Валя немножко успокоилась, поняв, что со здоровьем у деда, вроде, всё ладно.
– Деда, деда, чего ты плачешь? Ну, не плачь, дедушка…
Не могут успокоить деда.
...Иван Иваныч на редкость хороший, исключительно положительный человек. Всякая собака в селе знает, что дед Ваня, носящий прозвище «Муромец», даже кошку не обидит – такой незлобивый добродушный мужчина! Как «Муромцем» стал? Как-то на улице разговорились мужики на тему «если надо, то и розгами можно спороть, а то и похуже чем». Ну, в том смысле, что следует наказывать хоть детей, хоть внуков, если «заработают». На это дед Ваня, крепкий мужик под два метра ростом, безапелляционно «рубил рукой» воздух и резал громко и решительно:
– Ни в жизнь! Своих не бил никогда, и бить никому не дам, пока живой. А ты мне ещё скажи, – обратился к Серафимовичу, – что мне внучку вдарить…Ты хоть понимаешь? Женщину! – поднял вверх указательный палец, – бить?! Да провалиться мне на этом месте! Ни в жизнь! Ни при каких обстоятельствах! Буду, как Иван Муромец, всегда от зла добром отбиваться! Добром учить!
– Дурень! Не Иван, а Илья Муромец! Деревня… – отвечал Серафимыч, самый «начитанный» среди собеседников.
Так и прицепилось к деду Ивану прозвище – «Ванька Муромец». И вот теперь сидит «Ваня Муромец» со скомканной кепкой, весь в слезах и рыдает, как дитя. Нет успокоения ему!
Никто не смог в тот день добиться от дедушки Вани ответа, отчего такая беда? Что за горе такое случилось, от которого слёзы рекой? Походит-походит, что по дому сделает, сядет на скамеечке и давай опять слёзы вытирать рукавом. Не отвечает никому на вопросы, почти не разговаривает ни с кем. Уже внучка подойдёт, на колени заберётся, по колючим щекам гладить станет:
– Деда, ну не плачь…Ну, чего ты?
А тот от таких слов пуще прежнего зарыдает! Да давай Алёнку прижимать да целовать, да приговаривать:
– Ох, деточка моя, что ж я наделал? Я ж слово своё не сдержал, я же её …– и запнётся.
Услыхала такой странный ответ от деда баба Валя. Стала гадать, что ж за «слово» такое не сдержал её муж? Всякие мысли возникали в голове у бабки: неужто на старости лет загулял? Или дети внебрачные какие-то нашлись «по ДНК»? Что за блажь? Что делать? Стала с детьми взрослыми советоваться: те сами в шоке. Ничего понять не могут. Не говорит же ничего, сам себе на уме ходит! Не ест третий день, воду одну пьёт, осунулся совсем…А никто и внимания не обратил, что все эти дни дед Ваня на улицу в кедах выходил, а не в любимых им тапках. Так, мелочь…
– Мам, мы на выходные приедем. Поговорим с дедом. Всё выясним.
А ближе к выходным всё само и прояснилось. Шёл дождь. Алёнка сидела в доме и смотрела мультики. Бабке на огороде тоже нечего делать. А дед пошёл в сарай «по делам». Но тут бабке приспичило из сарая забрать старую сковороду «под блины», которую выбросила давно. Пошла в сарай.
И слышит:
– Прости ты меня, родненькая! Прости старого дурака! Да чёрт с ними, с тапками этими! Да ты их хоть на части порви, хоть съешь совсем…
Баба Валя прислушалась в недоумении. Что такое? Это что за страдания такие?
– А я тебя сапогом…Э-э-х! Женщину обидел! Слово не сдержал…А хочешь, я тебе и туфли свои новые отдам? Хоть и насс… в них! Пальцем не трону! Вот те крест!
…Рядом с табуреткой и вытирающим слёзы дедом Ваней сидела их кошка Мурка, с гордым видом лопая невиданный ею доселе «китикэт».
Баба Валя вздохнула, покачала головой и не стала заходить в сарай.

В.Дегтярский