(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)
Сегодня День святого Луки, моросит дождь. За окнами не праздничная погода. Так всегда: только собрались, как дождь набрал новую силу и поливает – хочет остановить, но ехать надо. Приглашён к тёще, а ей отказать – не примет в другой раз. Закрытой кареты у меня нет – закрылся капюшоном и в путь.
Дорога превратилась в одну большую лужу: лошадь то и дело останавливалась, не понимая, как вступить в такую грязь. Ехали долго, с остановками. В конце только раз остановилась лошадь, и после большой лужи началась брусчатка. Её выложили давно, а тёща нахваливала себя, да бог с ней! Доехали, наконец, я весь вымок до белья.
На крыльце никто не встречал – это было удивительно. Обычно горничная и слуги, несмотря на погоду, выходили встретить гостей. Сегодня что-то случилось, это было ясно с самого начала.
В доме никого не было – чаю не у кого спросить: я продрог. Вдруг на крыльце показалась чья-то фигура. Я подумал, что мой кучер хочет загнать лошадь под навес, а спросить не у кого. Нет, это был не он. Из гостей ожидались ещё трое – возможно, кто-то из них. Но в дом не зашли – было странно. Показалось? Я не грешил галлюцинациями, и в этот раз видел чёткую картину: кто-то мнётся на крыльце. Пришлось открывать самому. Но крыльцо было пусто, по нему, видно было, не ступали: мокрых следов я не увидел. Что происходило, я не стал задумываться – разжёг камин. Дрова были сухие, разгорелись быстро – я стал сушить одежду.
За окном послышалась возня. Накинув мокрый плащ, я вышел посмотреть – и было на что. Мой кучер тянул лошадку под уздцы, а та упиралась. Дождь лил не прекращаясь, и лошадь, без того мокрая, не хотела плестись по грязи и с мокрой спиной. Кучер увидел меня и молящим голосом крикнул:
- Барин, надо бы уехать отсюда – нечисто тут.
Я и сам понимал, что «нечисто», но сейчас понимал лошадь как никогда.
- Не сегодня, Ефим. Заходи, согрейся.
Я не баловал слуг, приглашая к себе «согреться», но, поняв в чём дело, решил его успокоить.
- Сейчас.
Он увёл лошадь, поставил в стойло, насыпал корм и примчался, на себя непохожий от страха.
- Ефим, согрейся.
Я уступил ему место рядом с камином: он, как и я, промок до нитки.
- Не надо, барин, пойду к своим: там и печь есть – обогреюсь.
- Ну что ж, иди. Только «своих» там не найдешь, не ищи.
- Понял, барин, и лошадей барских нет – я смотрел.
- Ладно, Ефим, позову, отдыхай.
Ефим – важный слуга, ему доверялось многое: барское благополучие, в самом широком смысле, лежало на его плечах. Сегодня он был моим кучером, а так – лакей, мажордом. Только приказчик у меня другой был, а так всё он, Ефим, заботился обо мне как о ребёнке.
После смерти жены я не думал о женитьбе: слишком много связывало меня с ней, с моей голубоглазой Еленой. Я помыслить не мог, что могу влюбиться, и вот – она, ещё одна любовь моей жизни.
Затем, видно, звала меня тёща, почуяв неладное с зятем. Она меня не любила, но, увидев моё горе, после потери возлюбленной, сжалилась – стала приглашать в гости, отпаивать чаем. У неё я познакомился с новой соседкой – Лидией. Красавицей не назовёшь: никто не сравнится с моей Еленой, но что-то к ней тянуло. Слово за слово – разговорились, стали наезжать друг к другу в гости. А теперь – не разлей вода. Узнала тёща, сердиться будто не стала, а сама потихоньку изводить словами да жалобами норовит: «Вот уж забывать стал, не любил, видно». И много такого пришлось выслушать мне в последнее время.
Лидия упрёки не принимала, сколько не пыталась её упрекать соседка-помещица. Её состояние позволяло жить хоть в Петербурге, но она оставалась со мной – мне так казалось.
Лидия была моим кумиром: красноречия ей было не занимать. А ответствовала она так:
- Кому не дозволено навещать старого вдовца? – она специально подчёркивала «старого», хотя мне и сорока не минуло. – Мне? Я не горюю о муже? Он погиб на войне, - она подчёркивала каждое слово, - я помню его, молитвами согреваю душу. Что ещё?
Тёща не знала, что и сказать. Но мне доставалось от неё много больше. Вот и сегодня, готовясь к встрече, я репетировал слова, которыми «угощу» родственницу. Но дом пуст. Хоть бы одно живое лицо увидеть.
Ефим добыл свечи, комната осветилась. Вдруг послышался голос:
- Кто позволил? Я не приказывала жечь свечи.
Голос был тёщин, я опешил.
- Где вы?
- Не видишь? Перед тобой стою, а ты, увалень, расселся.
Голос звучал бодро и сурово, но рядом находился только Ефим. Он слышал окрик, и собирался загасить свечи, но я рукой остановил его. Голос хозяйки я узнал, но каким образом ей удалось стать невидимой, прихватив с собой слуг? Намеренно спокойным голосом я стал попрекать её отсутствием:
- Я здесь, сударыня, уж как четыре часа – голоден, промок. Не предложили бы вы мне чаю, а то и съестного не помешало бы?
- Распоряжусь, - был сухой ответ.
Но, как и следовало ожидать, кушанья поданы не были.
- Ну что, доволен? – это было сказано с издёвкой.
Видно было, что там, где она, и кушанья подают.
- Гости с вами? – я стал интересоваться происходящим.
- Нет никого. Тебя вижу, но ты какой-то туманный – не видно тебя. В бликах свечей вижу, - голос умолк.
Я размышлял, со мной такое впервые. Гости могли разъехаться, не встретив никого. А что, если я один вместе с Ефимом попал в дом никогда, никем не населяемый? А дрова, свечи? Ответ где-то – надо найти разгадку. Ефим растерянно смотрел на меня:
- Барин, мы, значит, здесь, а они – там, - он махнул в сторону, - так получается?
- Ефим, разберёмся.
Мой спокойный тон успокоил слугу ненадолго.
- А что если, - Ефим стал вспоминать, - мы свернули не туда?
- Туда, Ефим, туда, здесь – другое.
Я сам начинал вспоминать весь путь.
- Помнишь, лошадь остановилась? Впереди брусчатка, а она встала?
- Как не помнить, барин? Так ведь там ещё лужа была.
- Лужи кругом, - не унимался я, - а она встала. Ведь впереди дорога – видит, но не идёт.
Ефим чесал затылок, он всегда так делал, когда мысли одолевали его.
- То-то и оно, - задумчиво проговорил он, - вставала и раньше, но ведь там грязь – не хотела, а тут лужа, шла бы.
Ефим долго молчал, потом заговорили оба сразу:
- Ведь как оно было?..
- Вот что, Ефим, - посмотрев на слугу, я продолжил, - вернёмся туда.
- Вечереет уж, - но отговариваться не стал, - приведу.
Это он о лошади. Теперь надо вернуться к тому месту и проехать по нему снова. Неизвестно поможет ли, но попробовать стоило. Стук колёс прервал мои размышления, я вышел на улицу. Недовольная лошадь косила на меня, дождь лил не переставая.
Мы отъехали в сторону, я оглянулся. В синей дымке из дождя высилась барская усадьба – больше я не оглядывался. Лошадь понуро шагала, предчувствуя плохую дорогу. Минул лес, за ним – плохая дорога: где-то там мы переступили черту и возвращались к ней.
- Вот здесь, - Ефим кинул поводья и спрыгнул с козел, - здесь.
- Поедем, Ефим.
- Что ж, едем.
Возвращаться мы не стали, ехали домой.
- Как будет.
Ефим одобрительно хмыкнул.
- Полдня прошло, а не свечерело, - заметил Ефим.
Мои часы показывали на два часа позже времени отъезда, так же моросил дождь. Слуги встретили с удивлением, спрашивали у Ефима:
- Что вернулись?
Ефим, не веря собственному счастью, отговаривался:
- Да вот, барин…
- Ну что ж, дома оно лучше.
Я ушёл в свою комнату. Велел разобрать постель.
- Хоть выжимай, - это было сказано о моём белье.
- Да, вымок.
- А вы, барин, как уехали, - поставила меня в известность горничная, - так сразу дождь и прекратился. Вон сейчас только пошёл.
Я лёг и тут же уснул.
Наутро приехала тёща со всей дворней.
- Дом сгорел и сарай тоже. Ты, что ль, спалил?
- Я. Свечу забыл загасить.
- Я так и подумала. Ну ладно, отстрою.
Разговоров об этом больше не было: все молчали, кто знал. А было ли последствие? Лидию, которую я знал, больше не узнать было. Перемена в ней произошла значительная: замкнулась в себе, в гости ни ногой. Раз только увиделись – холодно поздоровалась и отошла. Что произошло – узнал позднее.
Из приглашённых только она ехала по той же дороге. Это её тень я увидел в окне и её кучера. Заподозрив неладное, она повернула назад, догадываясь вернуться той же дорогой. Испуг был настолько велик, что все обеты, которые только могла дать напуганная до полусмерти женщина, она дала. И ту, чтоб хранить верность покойному мужу – тоже. Я не клянчил её любви, и смиренно принял её отказ, с объяснениями, которые опускаю.
Тёща отстроилась за пару лет. За это время стала в моём доме «своя», и мы подружились. Она завещала мне своё имение, но пережила меня на два с половиной года. Я, не имея прямых наследников, завещал дом и всё состояние ближайшей родственнице тёщи: её внучатой племяннице – розовощёкой барышне, ей как раз пригодилось в приданое.
Теперь о себе. Жёнушка меня не дождалась: соблазнилась на уговоры, но я её не виню. Она так же прекрасна, а голос звучит как свирель. Я не горюю.
С Лидией не встретился: сам не хотел. Обет у неё или что там? А так, пусть живёт и будет счастлива.
Женюсь, непременно женюсь, только когда?.. (смех)