Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
194. Карантин у Либавы. Испытания. 27-28 декабря 1972 года.
Сводка погоды: ВМБ Лиепая, среда 27 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: минус 6.3°C, средняя: минус 4.2°C, макс.: минус 0.5°C, без осадков; четверг 28 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: минус 8.6°C, средняя: минус 5.4°C, макс.: минус 1.9°C, без осадков.
Прошло ещё 4 часа моей вахты за штурвалом рулевой колонки (авторулевого) "Альбатрос 22-11". БПК "Свирепый" осторожно на малом ходу (10-12 узлов или 18.52 - 22.224 км/ч) резал острым форштевнем штилевую поверхность Балтийского моря, покрытую густым туманом. Натужно ревел наутофон, который обычно слышен в море на расстоянии до 15 миль (27.78 км), но даже к нам с лейтенантом В.Г. Бочковским на ходовой мостик его высокий резкий звук доносился приглушённым. Я заступил на вахту к штурвалу и сменил командира отделения рулевых БЧ-1 старшину 2 статьи Анатолия Телешева в 22:00, отстоял 4 часа вахты и надеялся, что меня кто-нибудь сменит, но никто не пришёл, поэтому я остался один на один с авторулевым "Альбатрос 22-11" ещё на четыре часа.
Вахта с 00:00 до 04:00 на флоте издревле называется "собачьей вахтой" или просто "собака", потому что это самая тяжёлое время для любой работы, потому что очень хочется спать: внимание притупилось, накопилась усталость, вокруг ночная тишина и всеобщий сон, все жизненные процессы в организме затихли и ему нужен глубокий пассивный отдых. Только что-то экстраординарное, очень интересное или опасное может изменить настроение, возбудить и организовать организм на активную деятельность во время "собачьей вахты". Для меня таким возбуждающим элементом было известие вахтенного офицера о том, что на корабле эпидемия гриппа и все матросы и старшины лежат вповалку в кубриках с высокой температурой, а некоторые даже изолированы в корабельном изоляторе.
Ночью с 26-го на 27-е декабря 1972 года я, стоя за штурвалом авторулевого "Альбатрос 22-11" БПК "Свирепый", представлял себя героем, ответственным за всё и за всех и это воображаемое геройство помогало мне "мужественно" переносить трудности стояния на одном месте в трубчатом ограждении моего боевого поста, бороться с сонливостью и недомоганием. Я тоже чувствовал, что "хлюпаю" и "шмыгаю" носом, как наш штурман, командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров. Геннадий Фёдорович поднялся в ходовую рубку примерно в 03:00, чтобы проверить "всё ли в порядке" и рассказал нам с вахтенным офицером, что "командира отделения рулевых Толю Телешева будили, но разбудить не смогли, потому что он совсем квёлый, мокрый от пота и от него несёт жаром".
- Пётр Немирский (старший матрос рулевой) лежит в лазарете у Кукурузы с высокой температурой, - поведал нам обстановку в БЧ-1 Г.Ф. Печкуров. - В изоляторе Григорий Булат (командир отделения штурманских электриков) с подозрением на воспаление мозга, у него всё очень серьёзно, Анатолий Мартынов безвылазно сидит в посту гироскопов и там же ночует, а наш новый молодой рулевой (Володя Маснянкин или Рафаил Рамазанов - автор) тоже болеет, но помогает ухаживать за товарищами. В других боевых частях не лучше, а хуже, все вповалку болеют гриппом.
- А командир? - в один голос спросили мы с лейтенантом В.Г. Бочковским.
- Евгений Петрович у себя в каюте, усиленно лечится, общается только со старпомом, бережётся и передаёт вам, чтобы вы вели корабль аккуратно, спокойно и довели до Карантинной стоянки в Лиепае. Там мы должны встать на якорь. Утром он придёт на мостик, и сам будет нести вахту, а пока спит. Он тоже более, как все.
- А замполит? - спросил я штурмана командира БЧ-1 старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова.
- Что, Суворов, беспокоишься о своём начальнике? Живой он. Спит у себя в каюте. Не знаю я, что с ним. Он мне не докладывает.
- Вы сами, Суворов, сможете ещё постоять немного на руле? - спросил после паузы Геннадий Фёдорович. - Больше некому...
- Точно так, товарищ старший лейтенант, - бодро отчеканил я Печкурову. - Смогу. Сколько надо, столько и смогу.
- Ну, никто вас бросать не собирается, как только рулевые пойдут на поправку - вас сменят. В крайнем случае, я вас сменю, вспомню молодость... Но ненадолго!
- Спасибо, товарищ старший лейтенант! - вполголоса ответил я своему командиру БЧ-1.
- Вы чего-нибудь хотите? - задал нам с лейтенантом В.Г. Бочковским общий вопрос Геннадий Фёдорович. - Может быть, вам что-нибудь принести из буфета? Чай там, кофе горячий с печеньем?
- Нет, - почти в унисон ответили мы с Валерием Геннадьевичем Бочковским. - Потерпим, а то потом приспичит в гальюн...
Геннадий Фёдорович Печкуров скрылся в штурманской рубке, проверился по радиопеленгам, рассчитал место корабля и сообщил вахтенному офицеру наши координаты, поправку курса и расстояние до военно-морской базы Лиепая - нам предстояло пройти ещё около 230 миль (чуть более 370 км). Когда он сообщал нам эти данные в ходовую рубку вошёл заспанный с больным лицом старпом, капитан-лейтенант А.А. Сальников. Он сначала молчал и слушал, а потом включился в разговор - обмен данными и мнениями - штурмана и вахтенного офицера.
В 04:00 сменились вахтенные офицеры, но я к этому времени уже настолько "истоптался на своих двоих", что уже никого и ничего не замечал вокруг, поэтому не помню, кто рано утром 27 декабря 1972 года стоял "предрассветную вахту Дианы" (древнегреческая Эос, древнеримская Аврора, древнерусская Заря-заряница, но морякам нравится имя Диана - автор). С рассветом БПК "Свирепый" оживал, но всё же не так, как обычно: ГЭУ рокотала размеренно, убаюкивающе, натужно, по трудовому; корпус корабля сотрясался и вибрировал от работающих на малом ходу винтов совсем незаметно; из люков и из-за дверей не пахло нагретым воздухом ГКП, в котором смешивались запахи электронно-лучевых трубок экранов локаторов, светильников, приборов, людей; не слышно было людских голосов, команд, и докладов; не сновали вестовые, не появлялись изредка сигнальщики и подвахтенные рулевые... Корабль насторожился, напрягся, заболел...
Странно, если бы не ощущение жгучего плоскостопия в ногах, всё было бы нормально и даже хорошо. Я особо не чувствовал себя простуженным или заболевшим, так - лёгкое недомогание и всё. Мне совсем не хотелось кушать и даже расхотелось спать, потому что я ощущал - началось что-то очень важное и серьёзное, настоящее испытание корабля и экипажа, что-то истинно боевое, военное, с угрозой жизни и здоровью, не игрушечное и не воображаемое, а реальное, действительное, фактическое. Я очень переживал за молдаванина Гришу Булата, сдержанного, спокойного, умного и достойного моряка, комсомольца, отличного специалиста. Если у него воспаление мозга или менингит, то это очень серьёзно...
Я хотел было спросить старпома капитан-лейтенанта А.А. Сальникова о Булате, но он опередил и спросил меня сам...
- Суворов, а почему вы не болеете? - спросил Александр Андреевич. - Что это вы там рассказывали про "гнилой туман"?
- Не знаю, - ответил я. - Сам удивляюсь. Был на сигнальном мостике вместе с сигнальцами, вместе с ними видел, как нос корабля погружался в этот туман, вместе с ними глотал этот мокрый липкий и вонючий студень, был с ребятами в столовой, на приборке, общался с Толей Телешевым, но до сих пор не заболел...
- А почему вы называете туман "гнилым"?
- Он пах странно, то ли гнилыми водорослями, то ли гнилой рыбой, то ли какими-то химикатами, - ответил я. - Он пах мертвечиной, но какой-то странной, мокрой, скользкой, противной.
- Да..., - протянул старпом. - Странно всё это, очень странно.
Александр Андреевич заметил, как я переступаю с ноги на ногу, качаюсь с носков на пятки и обратно, склоняюсь боком то на левый, то на правый подлокотник и повисаю на поручнях рабочего места рулевого и спросил штурмана, "когда заступал на вахту матрос Суворов". Геннадий Фёдорович ответил, что я "заступил на вахту в 1 часа утра", хотя я был за штурвалом с 22:00 вчерашнего дня, но я промолчал... А.А. Сальников удовлетворённо кивнул головой, проверил курс, скорость, глубину моря под килем, сверился с прокладкой маршрута следования БПК "Свирепый" по карте штурмана и карте вахтенного офицера, проверил наличие всего необходимого на работчем месте командира корабля и ушёл в радиорубку БЧ-4 принимать очередные сообщения и приказы штаба Балтийского флота и военно-морских баз - Лиепаи и Балтийска.
На малом ходу (10-12 узлов) 230 миль БПК "Свирепый" мог преодолеть либо за 23 часа, либо (примерно) 19 часов 15 минут. В любом случае стоять на ногах на одном месте ещё столько времени - это уже был не подвиг, а мучение. Я продолжал держать курс ровно по назначению, корректировал ход корабля, правил штурвалом, практически ни на что не глядел и не обращал внимания, потому что периодически на чуть-чуть терял сознание и засыпал. Мои попытки спать с открытыми глазами заметил новый вахтенный офицер. Он начал подавать мне знаки, чтобы я очнулся. Я вскидывал голову, как норовистый конь, начинал быстро-быстро переминаться на ногах, водил плечами, локтями, вихлял попой в стиле танца "твист", на что получал недоумённые замечания вахтенного офицера.
Наконец, вахтенный офицер позвал штурмана старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова и пожаловался ему на "недостойное поведение рулевого Суворова". Геннадий Фёдорович что-то сказал "на ушко" вахтенному офицеру (я не слышал, о чём они там говорили - автор) и от меня отстали. Мало того, по широкому трапу из офицерского коридора поднялся один из матросов-вестовых и принёс нам с вахтенным офицером бутерброды с маслом, сыром и колбасой и горячий сладкий чай в стаканах и подстаканниках. Вестовой стоял рядом со мной ровно столько времени, сколько нужно было, чтобы спокойно поесть эти бутерброда и выпить чай. Жить и служить стало намного легче...
Утром 27 декабря 1972 года Балтийское море почти очистилось от тумана, но мы всё равно продолжали "чапать" малым ходом, потому что в БЧ-5 практически все были больными, лежали с температурой по кубрикам и каютам. На боевых постах в "машине" (ГЭУ) дежурили только те, кто ещё как-то мог двигаться и наблюдать за приборами и сигнализацией. ГЭУ работала в одном режиме и все молились, чтобы ничто не остановилось, не сломалось и не испортилось (мы в ходовой рубке тоже - автор). Маршрут, который рассчитал наш штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров, пролегал параллельно международной трассе движения судов, но в таком отдалении, что нас почти не было видно. Я не мог видеть прокладку на картах, но по заданному курсу и по характеру воды и волнения ощущал, что мы находимся не в открытом море, а в прибрежных водах.
Геннадий Фёдорович Печкуров сам провёл измерения и доложил вахтенному офицеру и старпому, что "сегодня в среду 27 декабря 1972 года минимальная температура утром была минус 6.3°C, средняя дневная будет минус 4.2°C, а максимальная (на солнце) будет всего минус 0.5°C, без осадков". На небе была туманная мгла, хмарь, но в просветах между слоями облаков светило солнце и эти участки неба тоже светлели и радовали нас желанной "погожестью". Сигнальщики почти не заходили к нам в ходовую рубку, и я не знал, сколько их и кто именно стоит на вахте. Все жаждали хоть какого-нибудь ветерка, который бы разогнал туманные облака, но слабый ветер дул как раз из того района Балтийского моря, в котором он образовался, поэтому "волны" тумана "приплывали" и становились у нас на пути. Ночью и ранним утром 27 декабря 1972 года туман был сильный и густой, а днём он ослабел и немного рассеялся до уровня мглистой дымки на горизонте: видимость постепенно улучшалась, но линия горизонта в море всё ещё не показалась.
В 08:00 на ходовом мостике появился командир БПК "Свирепый" капитан 3 ранга Е.П. Назаров. Он выслушал: все доклады вахтенного офицера (помощника), старшего помощника командира корабля капитан-лейтенанта А.А. Сальникова, по КГС (корабельная громкоговорящая связь) выслушал доклады командиров боевых частей, доклад штурмана старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова и попросил прибыть на мостик корабельного доктора старшего лейтенанта Л.Н. Кукурузу. Леонид Никитич пришёл быстро, но шёл медленно, вернее, замедлено, так как было видно, что он очень устал и еле держится на ногах. Евгений Петрович это видел, но отвернулся к иллюминаторам и строгим голосом потребовал от доктора доложить ему об эпидемиологической обстановке на корабле.
- Леонид Никитич, - начал вкрадчивым голосом говорить Евгений Петрович Назаров и мы все, кто присутствовал в этот момент в ходовой рубке, услышали, как стекают капли мороси по стеклу иллюминаторов... - Вы у нас руководите медицинской службой на корабле? Вы... Вы отвечаете за медицинское обеспечение корабля? Вы... Докладывайте: Какая обстановка сейчас? Какие приняты меры? Что случилось? Почему случилось? Как такое могло случиться? Кто виноват? Что делать? Чем вам помочь? Вот в такой последовательности и докладывайте...
- Товарищ капитан 3 ранга, - начал говорить взволнованным, напряжённым и срывающимся тонким голосом начальник медицинской службы БПК "Свирепый" старший лейтенант медицинской службы Леонид Никитич Кукуруза. - Вы же знаете, что исходя из общих целей и предназначения медицинской службы ВМФ, медицинская служба корабля имеет ряд конкретных задач, а именно:
- организационно-плановые мероприятия и боевую подготовку;
- лечебно-профилактические, санитарно-гигиенические, противоэпидемические мероприятия;
- санитарное просвещение личного состава;
- обеспечение медицинским имуществом и тому подобное.
- Знаю, - перебил его резко Евгений Петрович Назаров. - Поэтому не надо читать мне лекции по корабельному уставу ВМФ, отвечайте на вопросы! Кто у вас в службе? Сколько вас?
- В соответствии с рангом корабля (БПК "Свирепый" пр.1135 типа "Буревестник" был кораблём 2 ранга - автор) наша штатная медицинская служба - это я, врач и санитар-фельдшер, матрос срочной службы. Должен быть ещё санитарный инструктор, но эту должность нам сократили, вы это знаете.
- Знаю, - недовольно буркнул командир корабля. - Что у вас есть из оборудования? Чего вам не хватает? Что вам ещё надо, чтобы не было эпидемии на корабле?
- Мы имеем всё необходимое медицинское оборудование и оснащены полностью комплектами расходного и инвентарного медицинского имущества для оказания медицинской помощи, амбулаторного и стационарного лечения больных, а также для проведения санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий, - ответил Кукуруза.
- Так в чём же дело, если у вас всё есть? Как вы могли допустить на корабле эпидемию?! - почти заорал в гневе капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров. Наступило напряжённое молчание.
- Что у вас в комплекте оборудования? Что вы можете делать? - спросил ровным голосом командир корабля, но было понятно, что он готов "взорваться" в любую секунду. - Какими помещениями вы располагаете для больных?
- У нас на корабле имеются специальные помещения медицинского назначения: амбулатория, где я принимаю больных, операционная или перевязочная, зубоврачебный кабинет, небольшая портативная лаборатория, аптека и лазарет с изолятором, в котором сейчас четверо больных матросов срочной службы.
- Почему они в изоляторе? Они что, тяжёлые? - спросил нервно командир БПК "Свирепый".
- Один - да, у него подозревается сильное воспаление, возможно, менингит, а трое имеют все признаки воспаления лёгких. Сейчас у них состояние стабильное средней тяжести, но одного из них нужно срочно отправлять на берег, в госпиталь.
- Как срочно?! - тут же вскинулся Е.П. Назаров. - Вертолёт нужен?
- Нет, вертолёт не нужен, но когда придём в базу, то лучше его перевезти в госпиталь. Мой диагноз предварительный, а там ему сделают все необходимые анализы и вылечат.
- Кто этот матрос?
- Точно не знаю, - ответил Л.Н. Кукуруза. - По-моему, он из штурманов, из БЧ-1.
Геннадия Фёдоровича Печкурова в этот момент не было (он спустился по трапу к каютам привести себя в порядок - автор), поэтому командир корабля вопросительно взглянул на вахтенного офицера, а том обернулся ко мне...
- Командир отделения штурманских электриков старшина 2 статьи Григорий Булат, майского призыва 1971 года, - доложил я командиру корабля.
- А кто сейчас с гироскопами? - с беспокойством спросил Е.П. Назаров.
- Штурманский электрик Анатолий Мартынов, майского призыва 1971 года. Там всё в порядке...
Евгений Петрович быстро и сердито взглянул на меня: "Тебя не спрашивают!" и опять начал допрос нашего корабельного доктора.
- Так, ещё раз спрашиваю: Что у вас есть в наличии? Какими средствами мы обладаем, чтобы справиться с этой эпидемией гриппа?
- Мы имеем комплекты медицинского имущества, позволяющие производить простейшие клинические и санитарно-гигиенические анализы, полную санитарную обработку личного состава экипажа корабля, в том числе средства для переливания крови.
- Какую медицинскую помощь мы можем оказывать сами без привлечения кого бы то ни было?
- Первую медицинская помощь, доврачебную помощь, первую врачебную помощь, квалифицированную медицинскую помощь и специализированную медицинскую помощь, - отвечал Л.Н. Кукуруза и опять рассердил командира корабля...
- Что ты мне по писанному отвечаешь?! Говори по существу! Справимся мы сами с эпидемией или нет?! Что ты можешь делать, доктор?! Как у нас вообще организована служба оказания медицинской помощи? Говори кратко!
- Первая медицинская помощь оказывается непосредственно на месте ранения санитаром, - с обидой быстро, немного заикаясь, начал отвечать Леонид Никитич Кукуруза, - а также матросами и офицерами в порядке само- и взаимопомощи. Первая медицинская помощь - это посредством простейших пособий наложение давящей повязки, кровоостанавливающего жгута и прочее. Для этого у нас есть полный комплект индивидуальных перевязочных пакетов, бинты, шины, кровоостанавливающий жгут и др. Этот вид помощи оказывается немедленно.
- Доврачебная или фельдшерская медпомощь оказывается нашим санитаром-фельдшером. При этом виде помощи мы боремся с угрожающими жизни расстройствами: кровотечением, шоком, судорогами и т.д., а также устраняем последствия переломов костей и сильных вывихов.
- Первую врачебную помощь оказываю я в тех случаях, когда требуется врачебная квалификация и врачебное оснащение. Этим я сейчас и занимаюсь: обследую больных, беру и делаю анализы, ставлю диагнозы и назначаю лечение.
- Назначаешь!? - с угрозой спросил Евгений Петрович Назаров. - А что вы сделали, товарищ старший лейтенант медицинской службы, чтобы предотвратить эпидемию гриппа на корабле? Тоже кому-то что-то назначили?
- Никак нет, товарищ капитан 3 ранга! - тоже в звонкий голос ответил Леонид Никитич Кукуруза. - Я сам бегал за матросами и прыскал им в нос антигриппином.
- Каким ещё "антигриппином"!? - неожиданно взревел в полный голос Евгений Петрович Назаров. - Каким ещё "прыскал в нос"!? Что за ... ерунда!!
- Совсем не ерунда!! - фальцетом и тоже в гневе воскликнул наш корабельный доктор. - Это смесь из порошков аспирина, аскорбиновой кислоты и парацетамола! Его применяют при первых симптомах простуды и гриппа! Эта смесь действует на восемь симптомов гриппа: озноб; чихание; слезотечение; головную боль; заложенность носа; боли в суставах и мышцах; повышенная температура; боли в горле и пазухах носа. Я вам давал это средство в виде таблеток...
Евгений Петрович Назаров снова отвернулся к иллюминаторам перед собой, за которыми было только спокойное равнодушное море и белесая туманная дымка начинающегося дня.
- Если бы вы меня вовремя послушали и поддержали, если бы я не прыскал в нос морякам этим составом "антигриппина", то у нас сейчас не было бы эпидемии, - со слезой в голосе заявил Леонид Никитич Кукуруза. - Никто меня не слушал, поэтому мне пришлось бегать за моряками и прыскать им в нос смесью порошков! Вон, Суворову прыснул, он и не заболел!
Все присутствующие в ходовой рубке, к которым присоединился долговязый замполит капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин, воззрились на меня, стоящего строго вертикально, как на посту у знамени полка, за штурвалом авторулевого "Альбатрос 22-11". Я тоже обернулся к командиру корабля и кивком головы подтвердил, что не болен, а только "шмыгаю" носом
- Как это было? - спросил меня командир БПК "Свирепый".
- Я был бачковым, накрывал столы, - начала я рассказывать и одновременно, так как руки и ноги затекли от волнения и напряжения, то показывать движениями, мимикой и позами, как всё было и происходило. - Накрывал на стол. Взял на камбузе полотенчиком тяжёлый бачок с борщом и пошёл к столам, а тут подскакивает старший лейтенант с парикмахерским пульверизатором, суёт мне в ноздри этот... брандспойт и прыскает мне в нос каким-то белым порошком.
- Ребята вокруг хохочут, а я не могу ничего сделать, потому что у меня борщ в бачке через край. Порошок, как тальк, сыпучий, прыснул мне в лицо туманом, я только хотел было заорать, что порошок может попасть в борщ, а Кукуруза мне в другую ноздрю что есть мочи прыскает!
Тут уже все присутствующие в ходовой рубке начали не просто ухмыляться, а смеяться в голос, а я всё добавлял и добавлял "подробностей"...
- Леонид Никитич закончил со мной и ринулся к другим бачковым, а те, как зайцы, начали от него убегать, А я, - дышать не могу, морда вся в порошке, полотенце намокло, руки жжёт, все вокруг ржут, как кони, никто не поможет...
- Поставил бачок, хотел умыться, прочистить нос, а Кукуруза тут как тут, запретил и сказал мне, чтобы я весь этот порошок запил водой. Он тогда многих бачковых так поймал в столовой, многим в носы этим порошком напрыскал.
- Ну, хорошо, - строго прервал наметившееся веселье командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров. - Что дальше?
- Дальше, - отчеканил уверенным и звонким голосом старший лейтенант медицинской службы Л.Н. Кукуруза, - медицинский контроль состояния здоровья личного состава:
- круглосуточное повседневное медицинское наблюдение за личным составом;
- телесные осмотры матросов и старшин;
- медицинское обследование мичманов и офицеров;
- распределение моряков по группам состояния здоровья, по отдельным кубрикам для больных и выздоравливающих и проведении среди них лечебно-оздоровительных мероприятий;
- оценка эффективности лечебных и оздоровительных мероприятий на основе анализа динамики болезни и исходов лечения больных;
- затребование дополнительной медицинской помощи, если в этом есть необходимость.
- А такая необходимость есть или мы можем справиться сами? - спросил командир БПК "Свирепый".
- Я думаю, что мы можем справиться сами, если только все будут выполнять то, что я говорю и назначаю, - ответил Л.Н. Кукуруза.
- Добро, - сказал Евгений Петрович Назаров и я только теперь понял, что он учинил допрос нашему доктору затем, чтобы самому подготовиться к докладу и общению по радио с командованием Балтийского флота и базы в Лиепае.
Я с интересом наблюдал всё происходящее вокруг, слышал, как начались команды и движение на корабле, как начались перемещения моряков, как забегали мичманы и офицеры, выполняя поручения нашего старпома. Дмитрий Васильевич Бородавкин тоже попытался было участвовать во всех делах, которые начал творить наш корабельный доктор, но Евгений Петрович Назаров настоятельно посоветовал ему отлежаться в каюте и не подвергать себя риску повторного заболевания "тяжёлыми формами гриппа" (командир корабля явно репетировал свою речь и доклад командованию Балтийского флота).
БПК "Свирепый" медленно шёл по пути к Лиепае и наш переход из точки в середине северной части Балтийского моря до его средней части занял почти весь световой день. Командир отделения рулевых старшина 2 статьи Анатолий Телешев чувствовал себя лучше, но всё ещё "пыхал" жаром, потел, слабо держался на ногах, а молодой матрос-рулевой лежал в кубрике с высокой температурой. Командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров предложил заменить меня у штурвала кем-то из сигнальщиков, но командир корабля отказал ему - сигнальщики-наблюдатели должны были строго следить за обстановкой вокруг корабля, в любой момент начать семафорить, а самое главное, они не должны были контактировать с заболевшими. Странно, но они (сигнальцы - автор), бывшие в самой гуще "гнилого тумана", в морозно-влажной воздушной среде атмосферы над морем, не так болели, как те, кто был внутри корабля.
Командир корабля, с одобрения корабельного доктора старшего лейтенанта медицинской службы Л.Н. Кукурузы, позвал на ходовой мостик старпома капитан-лейтенанта А.А. Сальникова и приказал ему организовать профилактическую санитарную приборку всех бытовых помещений корабля, а также полную вентиляцию всех помещений корабля. Большую санитарную приборку всего корабля было решено провести после выздоровления хотя бы половины экипажа корабля. Запоздало, но всему личному составу экипажа БПК "Свирепый" было приказано надеть марлевые повязки, которые ещё надо было сделать для всех...
Коки на камбузе, который вообще не выходили из своих шхер и помещений и общались со всеми только через окошко в двери, сварили огромное количество вкуснейшего насыщенного компота из сухофруктов и раздавали всем желающим огромные алюминиевые чайники, чтобы все больные и здоровые могли пить, пит, пить больше витаминной жидкости. Вместо обеда в столовой личного состава коки напекли вкусных мягких и ароматных пирожков с мясом, с картошкой, с рисом и раздавали их на больших противнях бачковым и вестовым, а те разносили эти пирожки по кубрикам и каютам. Бачковыми были только те матросы и старшины, которые, как и я, почему-то не заболели.
Время от времени командир БПК "Свирепый" приказывал застопорить ход корабля и лечь в дрейф. В эти часы вахтенный офицер "втихаря" отпускал меня "на минутку" и я с радостью бежал, лихо слетал по поручням трапов в коридор личного состава, бегал в гальюн, на камбуз, наспех ел горячие пирожки и запивал их вкуснейшим компотом, проведывал моих болящих друзей в кубриках, хотя мне категорически запрещено было это делать, и снова бежал на ходовой мостик, к штурвал рулевой колонки "Альбатрос 22-11". Моя вахта на руле продолжалась уже вторые сутки, но я чувствовал себя на удивление бодрым и даже... весёлым. Унывать было нельзя...
Поздно вечером (ближе к ночи) в среду 27 декабря 1972 года БПК "Свирепый" приблизился к акватории ВМФ Лиепая (Либава) и начал ждать разрешения для захода на карантинную якорную стоянку. Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров подробно доложил по радио:
- о положении дел на корабле и в экипаже;- рассказал о принятых мерах; о состоянии больных и корабля; о возможности и способности самостоятельно справиться с возникшими трудностями;
- подал официальную заявку на занятие места на якорной стоянке;
- сделал заказ на необходимые лекарства, медицинские средства и продукты питания.
Евгений Петрович говорил с "берегом" спокойно, буднично, просто, кратко и строго по-деловому, без эмоций. "Берег" отвечал ему также строго, сухо, без надрыва (главное, без упрёков - автор).
Поздно вечером (на границе вечера и ночи, примерно в 22:00 - автор) температура воздуха на внешнем рейде Лиепаи была минусовая (-8.6°C), но море, видимо, было ещё тёплым, поэтому вокруг опять был сплошной туман, который очень осложнял нам выход на точку разрешённой якорной стоянки. Нам всем очень хотелось сейчас скорее встать на якорь, остановиться, прекратить эти вахты, откинуться, лечь (хоть сейчас и на палубу - автор), вытянуть гудящие ноги и забыться, уснуть и спать, спать, спать... Однако реальность оказалась жестокой... Встать на якорь на Карантинной стоянке оказалось делом бюрократическим...
Оказывается, нам надо было подавать заявку на место якорной стоянки за 5 дней до прибытия, и в течение одного рабочего дня эта заявка должна была рассматриваться, и только на следующий день должен был дан ответ-разрешение... В сплошной туманной темноте, как в комнате, наполненной ватой, БПК "Свирепый" тихо покачивался на пологой мерной волне, и свет его ходовых огней гаснул и потухал внутри этой космической мокрой ваты, окутавшей наш несчастный больной корабль. Мне казалось, что нас бросили на произвол судьбы, на вымирание, на одинокое болтание где-то посередине космоса, вдали от жизни, от берегов, от людей. Вероятно, не я один чувствовал себя одиноким сейчас в ходовой рубке БПК "Свирепый", потому что мы все: командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров, вахтенный офицер и я, рулевой старший матрос Александр Суворов, одинаково молчали. Только шкалы, циферблаты и экраны приборов и устройств светились и освещали мертвенным светом наши напряжённые лица.
Примерно в 23:30 среды 27 декабря 1972 года по радио нам сообщили координаты места якорной стоянки у порта Лиепая: Широта / Долгота: 56.528815° / 20.828015°, глубина якорной стоянки: 56-60 ft (17.06-18.29 м), вдали от пути-фарватера судов и кораблей, севернее военной гавани ВМБ Лиепая и на отдалении от берега на несколько миль. Нам было приказано "встать на якорь, протянуться и ждать прибытия специального катера противоэпидемиологической медицинской службы". Якорная стоянка - это "остановка корабля в море, на открытом или закрытом рейде порта с отдачей одного или двух якорей". При этом ГЭУ (главная энергетическая установка) корабля "находится в различной степени готовности, в зависимости от состояния погоды". Места, отведённые для якорной стоянки, обозначаются на навигационных картах. По существующим правилам кораблевождения "подходить к месту якорной стоянки рекомендуется против ветра и течения, имея минимальный ход вперёд, достаточный для управления кораблём", так мы и сделали.
Сначала штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров по радиопеленгам и навигационным ориентирам определил нужное место БПК "Свирепый", потом по приказу командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова "Стоп машина!" остановили главный двигатель и по инерции, по командам штурмана и вахтенного офицера, я вывел корабль в точку отдачи якоря. После этого командир корабля скомандовал: "Задний ход!" и в тот момент, когда БПК "Свирепый" начал движение назад, дал команду старпому: "Отдать якорь!". Старший помощник командира корабля, боцман Кучерявый и сборная швартовная команда из нескольких мичманов и старшин личного состава на баке выполнили всё, что положено и отдали якоря.
Длину вытравленной якорной цепи и радиус перемещения корабля по окружности относительно якоря определял штурман, командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров, а проверял расчёты командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров. Делали они эти расчёты отдельно друг от друга, но данными о глубине моря в месте стоянки, характере грунта, размерах корабля, его загрузки, состоянии ветровой нагрузки и парусности корабля, а также гидрометрических условия они пользовались общими. Глубина карантинной якорной стоянки порта Лиепая (Либава) была небольшая (17-18 метров), грунт песчано-илистый, поэтому якорь цепко и сразу "схватил" грунт, натянул якорную цепь, и мы застопорили ход. После этого на всё время нахождения в карантине сигнальщики подняли на рей карантинные сигналы.
Честно говоря, я рассчитывал, что меня сейчас кто-то сменит, кого-то поставят на место рулевого у штурвала, потому что уже "рулить" не надо, а меня отпустят к себе в ленкаюту, потому что мне очень хотелось проведать больных ребят, подбодрить их, а самое главное, успеть всё подготовить к встрече Нового года, потому что этот праздник никто отменить не мог, а праздники, они обладают повышенным лечебным эффектом и свойством. Однако меня никто не сменил и я остался стоять на месте рулевого за штурвалом "Альбатрос 22-11". Более того, старший лейтенант Г.Ф. Печкуров, который тоже практически двое суток не спал и исполнял свои обязанности штурмана, потребовал, чтобы я продолжил несение вахты в качестве дежурного рулевого. Опять, как в начале службы, я начал снимать показания метеоприборов, проверять пеленги (место корабля), править карты, вести вахтенные штурманские журналы, постоянно следить за малейшими изменениями обстановки. При этом по корабельному уставу "в машинном отделении и на мостике несут ходовые вахты независимо от длительности якорной стоянки и обстановки на рейде, чтобы вовремя предупредить аварию и выйти из опасного положения". Вот так...
В полночь (00:00) между 27-м и 28м декабря 1972 года начался наш карантин на Новый 1973 год.
Фотоиллюстрация: Балтийское море. Внешний рейд порта Лиепая (Либава). Современная карта якорной стоянки у порта Лиепая: Широта / Долгота: 56.528815° / 20.828015°, глубина якорной стоянки: 56-60 ft (17.06-18.29 м). Где-то здесь в период с 28 по 31 декабря 1972 года стоял на якоре и боролся с эпидемией жестокого гриппа БПК "Свирепый".