И. ПевницкийНачатые, нопока не завершенные записки

Литклуб Трудовая
Начатые, но пока не завершенные записки


Идея Володи Броудо о создании биографического сборника о на-шей курсантской группе откликнулась во мне этими записками. Реше-ние написать их созрело после нашего с ним разговора 10 декабря 2011 года по Скайпу. В этот год, вы помните, нам  исполнилось 35 офицерских лет.
Мы с Володей выпили по 2 рюмки, глядя друг на друга в мониторы: он – Беловежской, а я – Тверской горькой.
Я пожаловался ему, что в известный майский день 2011 года я приехал к девятому километру на встречу выпускников и не встретил там никого из нашей второй группы!
- Эх, мужики! – думал я, – наше товарищество перестало быть для вас значимым! Нашей встрече вы предпочли посадку картошки и морковки на своих дачах.
Лично для меня эти встречи были продолжением моей молодости и давали мощные и долговременные позитивные впечатления. Я думал: – мы Офицеры! Наше Офицерское братство нерушимо!
Я был разочарован!
После разговора с Володей Броудо, в великодушии которого я за последние годы убедился не раз, я по-братски простил вас старые товарищи. Я даже начал писать записки-воспоминания, посвященные вам.
Идея Володи Броудо о создании сборника была услышана Володей Мисько и трансформировалась в идею создания биографического сборника всего курса АСУ, а далее в книгу о курсе.
В 2012 году Володей Броудо была выпущена брошюра «Наша вторая группа». В брошюру вошли фотографии и биографический материал о выпускниках второй группы курса, а также написанная Володей повесть «У цели – курсантские годы» (с ней можно познакомиться на странице сайта http://www.proza.ru/2012/09/23/763).
В процессе создания книги наши Владимиры (Мисько и Броудо) создали и наполнили сайты: VBROСАЙТ (http://vbroudo.narod.ru/2), НАШ КУРС МВИЗРУ 1971-1976 1, 2, 3 гр. – АСУ (ЦВМ) (http://www.odnoklassniki.ru/nashkyrs), а также фотогалерею, содержа-щую более чем  тысячу фотографий наших товарищей (http://fotki.yandex.ru/users/vbroudo/).
В мае этого (2013) года мы собираемся встретиться в стенах воен-ного вуза, в котором нам дали дорогу в офицеры. Я хочу, чтобы те, кто приедет на эту встречу, знали, что для многих она состоится благодаря огромному объединительному (созидательному) труду наших товарищей Володи Мисько и Володи Броудо.
Огромность этого труда, связанная, в том числе и с материальными затратами, известна мне и вызывает глубокое уважение.

… Я вспомнил дни нашего поступления в училище. И, прежде всего, это вызвало какие-то зрительные образы – образы светлые и бодрые. Лагерь, Утро, Солнце сквозь иглы сосен, утренняя свежесть, запах мыла и зубной пасты от умывальника. Запах как в пионерском лагере. Вспоминаете, друзья, длинный умывальник и лужи холодной воды возле него?
Я не помню утренней физзарядки, которая, очевидно, была. Не помню завтраков в столовой, но помню, как мы шли неуютным пыль-ным строем из лагеря обедать в нашу будущую столовую.
… Палатки, в которых мы жили. Кирпичный периметр, на кото-ром стояли, собственно, брезентовые палатки. Деревянные топчаны, матрацы. Я не помню свежести или несвежести постельного белья, не помню ночного холода. Мне кажется, что в эти дни не было дождей и непогоды. Солнечные дни, звездные ночи! Все предвещало Жизненный Успех!
Минчане в лагере, по-моему, не жили. Что-то потеряли…
Вы помните, кто жил с вами в палатке?
Со мною в палатке  жил Вася Шуляковский, Миша Ремис, Гена Малюкевич, кажется, Саша Небышенец. Кто-то ещё, не помню, очевидно, они не поступили.
Миша пропал (в смысле ушел со связи) за Уралом.
Гена после первого семестра перешел в Орджоникидзе в училище ЗРВ, но я был на его свадьбе после третьего курса. Свадьбу помню плохо, но хорошо помню, как на следующее утро шел на поезд по желто-зеленным полям, с которых поднимался туман.
Саша Небышинец за что-то на меня обиделся и почти перестал со мной общаться еще в училище.
Помню теплые вечера. Я подружился  с Сергеем Коваленко, хотя он жил в «другой» половине лагеря – через дорогу. Мы ходили вместе по лагерю и беседовали о чем-то интересном. Сергей был интересным и начитанным юношей, но, прежде всего, он мог терпеливо слушать.
… Лагерь, палатка. Я добросовестно готовлюсь к  экзамену по математике. Спрашиваю Гену Малюкевича:
- ты чего не учишься?
Отвечает:
- У меня папа генерал.
Понимаю, что шутит – парень из деревни.
На экзамене по математике я сидел за Геной. Он подвинул билет так, чтобы я его видел. Я написал ответы и передал Геннадию. С ужасом осознал, что преподаватель все это заметил!..
Получил – 5.
Потом узнал, что преподаватель-экзаменатор дядя Геннадия. До-цент кафедры математики Гурский Е.И.
Экзамены математику (письменно), физику, сочинение помню, но как что-то рядовое!
Физо не помню абсолютно. Готовился несколько лет, прошло, очевидно, без насилия. Помню тестирование. По его результатам на мандатной комиссии полковник Бояринов И.Е. сказал мне: «Экзамены вы сдали хорошо, но по тестированию показали плохие результаты. Учиться вам будет сложно, старайтесь!» Однако в дальнейшем училось в кайф! Особенно на старших курсах.
Помните, как нас переодели в форму? Запах новых сапог, новых кожаных ремней, новой ХБ… Этот сложный запах тревожил меня и много лет спустя, я когда проходил мимо строя молодых солдат или курсантов.
Основная трудность и болячка первых дней для меня – это сапоги и портянки. Ноги страдали. Уже забываю, но  помню, что нам было голодновато. Было чужевато в большой казарме. Солнечная насквозь днем и с ярким освещением и черными окнами – вечером. Неуютно.
Туалет!.. Без комментариев…
Умывальник мне понравился. С удовольствием мылся после за-рядки по пояс холодной водой. Помните, как в проеме двери стояли Вася Свиридов, Саша Руднев или какой-то другой «ветеран» Вооруженных Сил и заставляли «незакаленных бойцов» мыться по пояс. Вот почему-то не помню на этом посту Федю Марушкевича.
… Построение, утренний осмотр:
- Головные уборы снять, показать нитки, иголки...
- Кру-у-гом!
- Певницкий!..
- Я!
- Стричься!
Вот и завтрак.
«Справа по одному войти в столовую!»..
Я подхожу к своему столу (пограничному с первой группой) и ви-жу, как Валера Евдокимов ловким движением стряхивает с нашей алюминиевой тарелки наш (!) сахар на свою алюминиевую тарелку. Почему я подчеркиваю: «алюминиевую». Я хочу, чтобы вы услышали звук кусков сахара скребущих по мятой алюминиевой тарелке.
Конечно, мы с ним жестко поссорились.
Мы были недругами до 4 курса, пока вместе не сходили в поход по местам партизанских боев. В этом походе мы стали добрыми товарищами, а со временем сердечными друзьями. В 1985 году я поступал в адъюнктуру Калининской академии, а Валера был её слушателем на втором курсе. Каждый мой экзамен мы отмечали у него на съемной квартире в Затверечье. Хорошая выпивка, простая мужская закуска, разговоры про военную жизнь, про стрельбы. Единство взглядов, оценок, безбоязненная откровенность по всем темам. То, чего нам, думаю, многим сейчас не хватает.
… Пошли прогуляться к Волге. Валера спрашивает:
- Помнишь, как я у вас сахар со стола утащил?
- Помню.
- Вот я дурак был...
Я ответил глубоко тронутый: «Спасибо, Валера, я очень тронут, что ты об этом вспомнил».
Вижу, что слова «тронутый» и «тронут» в одной строке. Я, как преподаватель, написавший много книжек, понимаю, что это литера-турно не очень взвешено. Но я был очень тронут словами Валеры. Скажем, я был тронут «в квадрате». С момента случая в столовой прошло 14 лет, и мы уже были майорами.
Но вернемся в казарму...
Неуютно, чужевато, нет своей «капсулы», полторы сотни пар глаз!..
Но прошло время и сложилось впечатление своеобразного уюта. Наверное, каждый нашел свой уголок. Мой – это у окна на стуле в ногах постели Алика Шаплыко. На этом стуле я прочел много книг. Но художественных мало, я сознательно ограничивал себя в чтении художественной литературы, чтобы не отвлекаться от учебы. Вся моя «культурность» была принесена, прежде всего, из школы. В период написания диссертации я, следуя правилу ограничения в чтении, прочел только 3 художественные книги за 2,5 года.
Мне приходилось бывать в студенческих общежитиях, и я всегда отмечал, что в нашей казарме порядок и уют, а у них беспорядок и грязь.

… Мы складывались как пазлы в коллектив, и коллектив обретал свое лицо. Почему, как пазлы, потому что, считаю, мы мало теряли в ходе притирки. Каждый находил свое место.
Но все, же при сложении этих пазлов иногда возникали напряже-ния. Например, я подрался с Сашей Пархоменко. Вы помните, это был деликатнейший и добрейший товарищ. Дима Кобецкой – товарищ, который всегда вызывал во мне самые приветливые чувства, признался мне уже в офицерские годы, что вместе с Олегом Зыковым хотел набить мне морду. За что?
Помнишь, Дима, что ты мне ответил?
Мы обретали курсантские имена (не клички и не прозвища).
Я – Маркович. Спасибо!
Дима Кобецкой – Коба.
Весомо, авторитетно, созвучно великим!..
Алик Шаплыко – Миклош.
Солидно, основательно. Сложилось интуитивно. Мы ведь не знали, что так звали главнокомандующего австро-венгерским флотом в Первую мировую. Миклош – польская народная форма крестильного мужского имени Николай, которое произошло от древнегреческого nikolaos, что означает «победитель народов»! Вот так!
Коля Шнитков – Шнык.
Мощно напористо. Как штык!
Коля Шалима – друг Коли Шниткова.
Не помню его курсантского имени. В памяти остался – всегда ин-теллигент. В наших последних встречах помню Коля, как настоящего джентльмена – деликатного и интеллигентного.
Оба друга умерли, как мне известно, в течение одного месяца.
Андрей Булыгин – Буля.
Никто не воспринимал это имя, как уменьшительное и тем более ласкательное. Всегда холодный проницательный взгляд серых глаз. Даже улыбка и смех многозначительны и слегка ироничны. Не знаю, какой ассоциативный путь мы прошли от Булыгина к Буле, но этот путь привел к интонационной окраске этого имени весьма и весьма значительной!
Хочу сделать ЗАЯВЛЕНИЕ!
Прошу всех встать и наполнить рюмки!
Андрей организовывал все наши встречи. А вот 35-летие ты, Андрей, пропустил, и встреча не состоялась. Андрюша 40-летие за тобой!
За тебя, Андрей! И до дна!
Сделал одно отступление и сделаю второе.
Я написал Алик Шаплыко. А все мы знали, что он – Александр? Я не знал. Я был в командировке в Оленегорске и в присутствии главного инженера ЗРВ полковника Ковалева А.Н. обратился к нашему товарищу: «Алик». А полковник говорит мне: «Во-первых, это капитан Шаплыко, а во-вторых, не Алик, а Александр». Вечером я был у Александра в гостях. Прекрасный стол, но пролили бутылку шампанского мне на брюки.
Жена Алика абсолютно очаровательная маленькая женщина, любившая нашего друга и товарища. Алик до увольнения в запас дважды побывал в Сирии на «Векторе».
Продолжим о курсантских именах.
Алимыч – Олег Алимов.
Также весомо, как и «Маркович» (я). Невысок, крепок, суров. Скептический смех: Хе-Хе-Хе… И, кажется, «Беломор»…
Володя Попов – Ганс.
Мы помним, что Володя приобрел это курсантское имя, потому что родители его служили в Германии, где он тоже бывал, и за особый, как нам казалось, немецкий тип лица. 
Володя! Я прочел про арийцев в Интернете. Ты долихоцефал ! К долихоцефалам относят представителей нордической расы. Однако по остальным признакам ты, слава Богу, – славянин! Самый яркий сла-вянский признак нашего Ганса был тот, что он во сне громко по-русски матерился. Помните?!
Вспомним русскую разведчицу, которая при родах кричала «мама» по-русски.
Юра Стешин – Стёха.
Основой фамилии Стешин послужило церковное имя Степан  (украинский вариант крестильного имени Степан – Стеша). По-кровителем имени Степан (Стеша) считается первомученик Святой апостол Стефан. Святой Стефан выступил с обвинительной речью против священников, убивших Христа, и стал первой жертвой разъяренной толпы. За это он был причислен к первомученикам.
Стёха, во псковском просторечии – это разиня, зевака, ротозей .
Наш Стёха не разиня, зевака и ротозей. Но глаза его большие, влажные и наивные. В Юре было какое-то женское начало: удивительные глаза (см. выше), нежная кожа лица, на котором часто вспыхивал румянец, прозрачные усики. Сдерживаемая юношеская порывистость.
Лицо с монгольскими скулами. …«Как у монгол в ногах некоторая кривоногость, обусловленная, вероятно, постоянной ездой верхом и сиденьем с поджатыми ногами».
Этакий Ратмир – юный князь хазарский!
… При преодолении полосы препятствий Юра упал с «разрушен-ного моста» (высота 2 м.). Далее слова Юры:
- Смотрю на ноги... А ноги то кривые… Не пойму сломал или нет?!..
Возбужденные глаза широко раскрыты, левая рука в кармане, кисть правой руки на уровне груди ладонью кверху!
Володя Броудо – Старик.
Вспоминать Володю курсантом мне трудно, потому что в последнее время мы с ним часто общаемся. А это, оказывается, интенсивно стирает (обнуляет) в памяти образ человека в далеком прошлом. В течение 3 лет, я спал рядом с Володей на соседних кроватях. Володя – справа через проход, рядом слева – Олег Алимов, в головах «через тумбочку» – Алик Шаплыко.
Говоря обо мне своей жене Любе, Володя признался, что «спал со мной 3 года»… Простила!
Мне казалось, что курсантское имя «Старик» Володя приобрел вследствие нашего группового ассоциативного мышления из-за его по-веденческого сходства с немолодым основательным мужчиной. Неспешные движения, проницательный с лукавинкой, как бы теперь сказали, сканирующий взгляд типа «Ну-ну...».
Кто-то сказал: Старик!
Попало в точку и прижилось.
Отступление.
Выше я написал: «Обнуляет в памяти образ»…
Вспомните, друзья, предложение: «Обнулиться!» Это история «нашего» мощного ударного среднего пальца правой руки. Запад со своим жестом – средним пальцем придорожных проституток – отдыхает!
Когда мы стали осваивать вычислительную технику, то узнали термин «Обнулить». Обнулить регистр, обнулить память машин. Опе-рация обнуления выполнялась на старой вычислительной технике при сбоях вычислительного процесса. На АСУ «Вектор», «Сенеж» в тактических паузах командир давал команду: «Обнулить машину».
В нашей напряженной учебе часто возникала потребность осве-жить мозги. На самоподготовке, когда что-то упорно не доходило, хотелось громко выругаться, выплеснуть свой гнев на конспект, преподавателя, себя. Громко стукнуть кулаком по столу, обнулить в голове ворох ошибочных гипотез и начинать читать все сначала.
Как-то наш товарищ в отчаянии хлопнул открытой ладонью правой руки по столу, левой рукой оттянул напряженный средний палец правой и  ударил им. Бац!.. Бац!.. Полегчало! И процесс пошел… «Рубили» столы – оттачивали мастерство и мощь. Помню, особенно в этом преуспели Олег Зыков и Саша Мезенцев.
Не готов описать логическую цепочку событий, которая привела от ударов по столу до ударов по лбу товарища. Но первый кто-то предложил соседу:
- Давай «Обнулимся»!
- Давай.
Первый «кто-то» приложил правую руку ко лбу товарища, оттянул средний палец и врезал! Поменялись. На глазах слезы, в голове гудит. Бр-р-р!.. На хороший удар товарища, хотелось ответить не менее хорошим ударом. Начались интенсивные тренировки на столах и состязания на лбах. То там, то там звучали предложения «обнулиться!». На гражданке этот удар называется «Пьявка».
… Наш товарищ, назовем его Ur, поспорил с товарищами по-простому вопросу, то ли из ТЭРЦ, то ли из Радиоэлектроники. Вопрос, как оказалось, был понятен всем, кроме Ur.  Но Ur спорил, в спор втя-нулась вся группа. Ur смеялся над оппонентами, торжествовал и переходил на личности! Решили, что, если Ur прав, то он пробивает каждому по «пьявке», если же нет, то каждый оппонент пробьет «пьявку» ему. С помощью учебника спор разрешился почти мгновенно. Ur проиграл! Его устроили на стул-эшафот и потянулась вереница победителей. Бац!.. Бац!.. 5, 6, 7!.. Лицо Ur покраснело, ему было физически плохо. Кто-то сказал: Хватит!
Ur встал и быстро вышел из класса. Думаю, ему было больно. Ur вернулся и, не поднимая глаз сел за стол. Стало стыдно и неловко. Об-нуляться почти прекратили!

Письмо по теме, полученное от Володи Броудо по Интернету.
… Вспомнилось, что «пьявки», больнее всех бил мне Алимыч. Когда мы писали диплом, то часто с ним играли в «коробок» (ударяли пальцем снизу по коробку спичек, а на коробке были написаны баллы). Я очень рисковал, т.к. при проигрыше после «пьявок»  Алимыча обнуленная голова гудела еще пару часов. Но в 90% случаев я выигрывал! Алимыч психовал... Замечу, что дипломы мы написали досрочно, но с «сампо» нас раньше не отпускали.
А имя «Старик» я получил за то, что, прослужив месяц и только-только приняв присягу, возмутился в строю курса, следовавшего на завтрак. Я сказал, что мы уже «старики», и нас слишком «гоняют»!

Яков Червяковский – Яша.
Командир группы. Крестьянин из брестской деревни, черноволо-сый, смуглый как цыган, коренастый и крепкий тяжелоатлет , с опы-том трудовой жизни и армейской службы. Яше было – 20 лет, а нам – по 17 . В первые курсантские годы мы часто воспринимали его враждебно. Теперь же с высоты офицерского и просто человеческого опыта, я оцениваю его как старшего товарища и, даже, как старшего брата.
Вспомните. Мы – группа городских интеллектуальных шалопаев, после школьной вольницы попавших в рамки воинской дисциплины, товарищеского и социального равенства... Практически равнозарядные и равносильные субъекты мы создавали мощную центростремительную силу, которая могла разнести наш коллектив на куски.  Яша же грубоватой крестьянской силой удерживал нас в состоянии, которое обеспечило и целостность коллектива, и нашу собственную безопасность.
Когда-то я наблюдал, как большой черный сенбернар (водолаз), басовито лая, выталкивал из реки шумных малышей, чтобы те не уто-нули. Малыши были недовольны и кричали на сенбернара. Сейчас  мне представляется, что эта картинка отражает достойное место Яши в нашей цыплячьей жизни первых курсантских лет.
Вспомнилось, как Яша постарался по-товарищески достучаться до моей совести. Разговор был неловкий для нас обоих: Яша не умел говорить в душевном формате, а для меня это было очень неожиданно. Однако в результате между нами возникла уважительная дистанцированность, в рамках  которой я уж точно Яше не подличал.
Вчера (04.01.2012) я с женой был в гостях у Яши.
Беларусь, Марьина горка.
Приехали на 2 часа, которые за воспоминаниями пролетели мгновенно. Яша, в прошлом командир полка, награжден орденом «За безупречную службу Родине», сейчас успешен в бизнесе. Уютный загородный дом (есть и не загородный), гармоничный союз: Яша, добрая приветливая жена Ирина и очаровательная трехцветная кошка Лялька.
Две дочери устроены и живут отдельно.
Во время встречи с Яшей он сказал, что «мы уже история». Я воз-разил и вспомнил небольшой эпизод, внешняя сторона которого, забавна. Этот эпизод, возможно, помнят участники встречи, посвященной 30-летию нашего выпуска.
Я приехал в Минск.
Белая рубашка, белые костюм и туфли – совсем как мечта из Рио-де-Жанейро известного советского жулика . Сходили в музей академии, собрались в клубе. Перед традиционным концертом с приветствием выступали представители 1-го и 2-го факультетов.
От 2-го факультета по поручению Андрея Булыгина выступал я.
…На сцене представитель 1-го факультета. Черная рубашка, чер-ный кожаный пиджак, черные брюки и туфли. Говорит печально:
- Сейчас в музее я понял, что мы уже история…
Прямо эпитафия какая-то!
Весь в белом на сцену поднялся я.
Контрастно предыдущему оратору балагурил – зал улыбался. Но говорил и серьезно, о том, что здесь нас собрало войсковое товарищество:
- Нет ничего выше войскового товарищества говорил рыцарь Та-рас Бульба!..
На прощание со сцены сфотографировал зал со словами:
- Уношу ваши лица не только в сердце, но и в фотоаппарате.
 
Продолжение – по результатам встречи в мае 2013 года.