Почему я не могу открыть глаза? Только темнота… Я уже умер… или еще жив? - где-то вдалеке завыла сирена. – Помощь уже едет… Боли нет, или у меня шок… и я её не чувствую. Тогда почему пульс… отдается в висках… как удары молота.
Юноше из последних сил удалось поднять веки. В глаза ударил свет… солнечный свет. Перед ним как из тумана появилось бородатое лицо Леннарда. Старик колотил палкой по пустому кувшину перед самым ухом Стаса:
- Ну, ты и горазд поспать, - он отбросил палку и поставил крынку возле ученика.
- Сходи к молочнику, слышишь, кричит.
И вправду, то, что Стас принял за вой сирены, было криками молочника.
-Мо… ло… ко… - пронеслось мимо юноши подобно составу скорого поезда.
- Так нам сегодня молоко не к чему, - сказал Стас и тут же спохватился, что опять перечит Леннарду.
Но Старик не возмутился, только голос его выдал раздражение:
- Не по-людски старого Фолке на праздник с его молоком оставлять, а прокиснет – клей сделаешь. Клей у нас на исходе. Да и душе отдых надо устроить.
Больше ученик не стал возражать, день выдался на зависть хорош, и сидеть в мастерской ему не хотелось.
Стас поднял кувшинчик, и зачем-то порылся в карманах джинсов, хотя знал наверняка, что кроме телефона и кредитки в них ничего нет.
- Но у меня денег нет на молоко, - и юноша довольно фальшиво изобразил озабоченность на лице.
Старик поднял на ученика глаза, в них снова читалось раздражение. Но в следующее мгновенье глаза его подобрели, и из его седой бороды раздался хохот:
- Ну, рассмешил! За всю свою жизнь не слышал ничего глупее, - Леннард достал из кармана медную монету и сунул её Стасу, - держи, Илве пряник купишь… А пятачок я с тебя вычту, когда твой отец за учебу рассчитается.
С этими словами старик скрылся в доме, но его раскатистый смех еще долго сотрясал стены мастерской.
* * *
Пока Станислав добрел до торговой площади, Бешеное Эхо трижды облетело город по кривым улочкам, заходя в каждый дом и передразнивая молочника. Но стоило ему открыть скрипучую калитку, что вела на улочку Илвы, мимо него словно порыв ветра протиснулось Эхо. Оно пометалось между домиками, путаясь в развешанном хозяйками белье, ударилось о раскиданные кем-то тюки соломы и затихло.
Поднимаясь вверх по улочке, Стас только с легкой ностальгией окинул свой дом взглядом и прошел мимо. Он не ждал, что дверь в его дом будет открыта и не особенно этого желал. Ни на что утешительное за каменными стенами он не надеялся... Даже по самым оптимистичным соображениям если в том мире он был еще жив, то его ждали переломанные ноги, внутренние кровотечения и долгие месяцы в больничной палате.
Улочка была пуста, а утренний воздух был свеж и прозрачен. Еще задолго до того как Юноша увидел Фолке, ему в нос ударил запах кислого молока. Возле дома молочника стоял громадный глиняный котел с остатками телячьей диеты, укрытый от солнца навесом. А сам молочник - мужчина средних лет с черными в смоль волосами и в длинном холщовом фартуке, колдовал над чаном с маслом.
- Добрый день, с праздником вас, - поздоровался юноша, хотя и не догадывался, с каким праздником он поздравил Фолка, - я за молоком пришел.
Молочник встретил его натянутой улыбкой:
- Привет, пришел, так забирай… - проронил Фолке не отрываясь от дел, - Как там старина Леннард поживает?
- Спасибо. Учитель в полном здравии, - Стас наполнил кувшин черпаком, висевшим на краю котла, и протянул молочнику монету.
Фолке, увлеченный своими делами, не сразу обратил внимание на юношу стоящего перед ним. А заметив монету, измерил Станислава пронзительным взглядом, руки его задрожали и сжались в кулаки:
- Ты что? Поиздеваться надо мной пришел, щенок?!!
Стас не понял, чем вызвал гнев Черного Фолке, он уже сбегал вниз по булыжной улице. Только возле своего дома он остановился и присел отдышаться.
Что произошло, Стас терялся в догадках: «Вряд ли я когда-нибудь пойму этих людей. Это просто иллюзия, что я их понимаю. На самом деле они совершенно другие, и нельзя им приписывать свои мысли, и ожидать от них свойственной тебе реакции…»
Что делать дальше юноша не знал, он опять застрял между двумя мирами. Леннард ясно дал понять, что сегодня занятий не будет, Фолк неизвестно на что разозлился, а больше в этом городе он никого не знал, разве что Илву…
Его взгляд скосился на запертую дверь: «Может, больница среди друзей все-таки лучше, чем одиночество».
Он уперся затылком в стену и закрыл глаза. Солнце пригревало, пробивалось сквозь веки и его стало клонить в сон. Он уже задремал, когда почувствовал, что чья-то тень загородила ему солнце.
Он не видел её лица. Только бронзовый ореол от волос, подсвеченный солнечным светом… и смех, который ни с чем не спутаешь…
- Ба! Да ты сегодня с молоком! И посуду не забыл, и по дороге не разлил…
А что такой озабоченный или ты мне не рад? – все это Илва выпалила на одном дыхании, забыв даже поздороваться.
- Привет, как я могу тебе не радоваться, ты единственное и светлое, что у меня есть в этом городе. Вот только… - и Стас поведал обо всем, что произошло у молочника. Илва слушала молча, и только иногда у ней прорывался сдавленный смех, а когда парень закончил свою историю Илва не выдержала и уже засмеялась в голос:
- Тебя Старый Леннард разыграл… - Илва пыталась вставить слова в перерывы между приступами смеха, - Какой чудак будет покупать снятое молоко?... Черный Фолке всю жизнь раздает его бесплатно.
И уже успокоившись, растирая ладошкой слезы, Илва добавила:
- Да ты не обижайся, сегодня праздник – День Дурака, сегодня все обиды прощаются, и завтра Фолке все забудет и встретит тебя как старого приятеля.
Илва порылась в кармашке своего платьишка:
- Вот, держи! – она взяла Стаса за руку, - это тебе подарок.
С этими словами Илва вложила в ладонь юноши плоский предмет.
- Что это? Опять розыгрыш? – На ладони Стаса лежал правильный шестигранник с симметричным рисунком.
- Это глиняная монета, - Илва неопределенно пожала плечами, - говорят, что их гномы теряют и она от бед спасает.
Стас рассматривал раритет: глина явно обожжена, изображение без изъянов, словно отштамповано… и поверхность теплая и приятная, будто отшлифована тысячами пальцев.
- Откуда она у тебя? – но непоседливая девчушка его уже не слышала.
Она тащила его за руку вниз по улочке к городской площади:
- Ты же проводишь меня в Долину Цветов? – Илва была сама беззаботность, и в её словах не было вопроса, это выглядело как каприз. Каприз, который он должен обязательно выполнить.
После этих слов она остановилась, поколдовала над своими волосами, и ее пышные пряди уместились в два каштановых хвостика на затылке:
- Я готова…
Продолжение http://www.proza.ru/2018/04/21/1702