глава 16.
- Я так понимаю, двойняшка в двух ипостасях - тоже экстрасенс? - "экстрасенс" в его исполнении прозвучало, как "экстрасекс", что показывало отношение Егора к представителям этой увлекательной профессии.
- Конечно, что-то передаётся с генами. Но генетическая память, странная штука, многое подавляется, а у некоторых выплывает такое, что представить тошно. Есть две "теории ведьм", одна заимствована у Стругацких, это "людены", следующая ступень эволюции человека, теория, откровенно говоря, принимаемая в штыки, ведь ведьмы были всегда, на протяжении всей фиксируемой истории. Другая - наши особенности, это изначально присущие людям качества, отодвинутые из сознания под влиянием развития цивилизации, возможно, это влияние технологий. Ну и , конечно, атмосфера времён гонения христиан. Ведь тогда многие путали ведьм с последователями Христа. Конечно, на самом деле это так и есть, но люди в невежестве своём и тем, и другим приписывали злобные антигуманистические идеи, и для искоренения применяли к ним самые антигуманные методы, вот дурость рода человеческого! Также есть мнение, что врождённые, но подавленные свойства сознания могут активироваться у до того нейтральных личностей под влиянием общения с практиками. Например, Дима Маринкин, что-то у него начинает проявляться... Как-бы в алкоголь не ударился...
- А я? - тупо спросил Егор, уклоняясь от жёстких ветвей кустарника. - Я что такое? Ступень, или проснулся не в тот час?
- Это и интересно. Марина, знаешь, она писательством занимается, у неё свои причуды и прикиды. Разрабатывает свои теории. Я, в общем-то, не особо и разбиралась, пусть сама сначала определится. Возможно, ты представитель чего-то ещё не имеющего статистики, какая-то флюктуация... Что-то похожее есть у Роджера Желязны...
- Ты про янтарных принцев? Я об этом думал. Ничего похожего, ведь тени миров Желязны были реальностями, ипостасями мира Янтаря. А я... просто фантазирую, тут нет никаких точек соприкосновения с бытием, с материальным миром... Ведь, возвратившись в сущее, я просто стираю созданный мир, будто выключаю фильм.
- Ведь меня ты не стёр... Похоже, мы уже на пару сочиняем миры, и это придаёт им реальности... Ты сказал интересную вещь. Фильмы. Их герои живут, когда мы с ними, мы сочувствуем им, со-переживаем, вживаемся в их образы, добавляем им свои индивидуальности. А ведь это тоже энергия, целенаправленная. И когда фильм выключается, что чувствуют герои? Или они продолжат жить в каком-то своём пространстве, унося с собой частичку нас?
- Присядем, перекурим?
- Зачем Марина нас услала?
- Ну, во-первых, видимо, ей надо подумать. Двойняшки ей не мешают, она может блокировать их эмоциональное поле, а мы - отвлекающий фактор. А второе - здесь, вдали от компании виднее присутствие чужого... Чорт! Я совсем... я... отвлеклась... - голос Ларика угас, она сидела, уставив взгляд в пустоту перед собой, и глаза её тоже стали пустыми. Губы продолжали шевелиться, но ни звука не слышал Егор, и он вдруг почувствовал обжигающий мороз вдоль позвоночника, будто его погружали в ёмкость с азотом, мороз поднимался, уже в затылке заломило, сосульки втыкались в мозг, и извивались, как прозрачные черви, нащупывая что-то важное, нужное им, чтобы всосать это в себя, лишить этого важного его мозг, оставить обнажённую плоть и телесную пустоту...
- Ларик! Очнись, девочка, ты нужна мне, я ничего не понимаю, и ничего не могу сделать, я не знаю, как...!
Зрачки его глаз будто покрылись изнутри морозным рисунком, мир еле проглядывал сквозь покрытое паутиной трещин стекло, преломлялся, как в вывороченном калейдоскопе с тысячей зеркальных плоскостей.
Ему не было больно, вообще, не было физических ощущений, но что-то ныло, как запущенный больной зуб, и чувство недоумения, как если-бы его наказали за что-то постыдное, чего он никогда не совершал, вроде предательства... И это было больно...
Он увидел помутнение одного из крайних, периферийных осколков разбитого зеркала, потом тень стала уже ощутимой, обрела материальность, массу и очертания, чья-то угловатая фигура перемещалась из стороны в сторону, будто не решаясь на прямое действие, она приближалась, будто извивающиеся отростки тянулись к ним, выбирая цель, было в них что-то мерзкое, нечеловеческое, в этой неуверенности была грязь замысла неправедного, преступного... Егор пытался вырваться из заключившего их зеркала, чтобы защитить Ларика, себя, но он не понимал опасности, не знал, что вообще должен и может сделать в этой ситуации, и беспомощность тоже отдавалась в голове болью.
Существо уже приблизилось вплотную, видно было, что оно тоже опасается быть застигнутым врасплох, оно оглядывалось на обступающие заросли, словно нечто могло нанести оттуда неожиданный удар, и Егор с отвращением увидел на его угловатой голове выросты, и понял, откуда народная фантазия взяла идею рогов чертей, но это не были роговые образования, они тоже шевелились, может быть улавливая излучения души, сознания, а может быть сами излучали что-то опасное и нечистое...
Неожиданно в картине возникло ещё что-то, такое-же временное и зыбкое, не имеющее права на существования, неопределяемое, но живущее по своим законам, тёмные образования в двух противоположных углах площадки, они колебались, как облака дыма, или баньши в "Заповеднике гоблинов" Саймака, просто тени чего-то сущего, но бывшего за пределами восприятия разума. И первый пришелец учуял эти сущности, поднялся во весь почти двухметровый рост, развёл руки-щупальца, но не успел предпринять ничего больше, как вспышка жёлтого света залила плоскость, и осколки зеркала начали бесшумно рушиться на землю, оставляя за собой чёрные провалы пространства, будто окна в бездну космоса, только там не было ни космоса с блёстками звёзд, не было самого света звёзд, там было только ничто. Глухой вздох, похожий на приглушённый сжатыми губами вой, потряс картину, зеркала всё продолжали падать, и две сущности, проделавшие эту метаморфозу, оформились фигурами на длинных переламывающихся ходулях, с двумя горящими отверстиями и бездонными пастями, изливающими потоки слизи и смрада.
Это было то, что Марина назвала адскими псами, понял Егор, тяжесть вдруг отступила, вернулась ясность мышления, и Ларик сидела, охая и прискуливая вполне натурально и жалобно, что хотелось прижать её испуганное лицо к груди, и он так и сделал...
- Двойняшки, - чуть не захлебнувшись, проговорила Ларик. - Вовремя они!... Ох и достанется им от матери!
- Что это за чудо-юдо было? - подумав, спросил Егор.
- Будем выяснять. И клянусь мамой Гармонией, скотина ответит по полной мере...