Основные понятия:
Рационализм - это философско-методологическая установка, согласно которой основанием бытия, познания и поведения людей является разум.
Иррационализм - это философско-методологическая установка, согласно которой ограничивается, принижается или отрицается решающая роль разума в познании, структуре личности, поведении людей.
История вопроса:
Уже из того, как сформулированы определения двух этих понятий видно, что иррационализм в сознании современного человека играет роль балласта, чьё назначение в уравновешивании весов, когда на другой чашке лежит рационализм, хотя на деле иррационализм - или, как его ещё называют, неклассическая философия, - вполне самостоятельное и жизнеспособное направление мысли. И родилось оно отнюдь не в 19 веке, но в далёкой Античности.
В ту пору философия ставила перед собой вопросы о природе всего сущего, о его первоэлементах и первопричинах. Поэтому и спор между рационалистами и иррационалистами в те времена развивался в контексте метафизического осмысления мира.
Говоря об античной мысли, обычно обращаются к школам, (Элейской, Милетской, Мегарской), не заостряя внимания на том, что уже в самой специфике мысли того или иного мудреца древности видна предрасположенность к одному из двух названных стилей философствования. Так, Ксенофан и Анаксагор считают первоначалом всего некую идею, а, например, Демокрит и Эмпедокл всё сводят к материи. Соответственно, первых двух можно, пусть и с большой натяжкой, назвать приверженцами рационализма, а вторых – его противниками.
Платон одним из первых увидел эту взаимозависимость между идеями и материей и отобразил её в мифе о пещере. И теперь мы, читая этот текст, с лёгкостью относим Платона к идеалистам, то есть к когорте тех, чьи труды в будущем дадут философские основания точным, сугубо рациональным наукам. Другими словами, Платон тоже рационалист своего времени.
Талантливейший из его учеников – Аристотель, разобравшись во взглядах своего наставника, занял уже более умеренную позицию, однако и его мы запишем в ряды идеалистов (а значит и рационалистов).
В Средние века идеализм, в новом своём христианском облике занимал господствующее положение в европейской и ближневосточной философии. Религиозная философия того времени несла в себе рациональное зерно древности, для того, чтобы потом в эпоху Ренессанса оно проросло на новой благодатной почве.
Большую роль в борьбе и единстве двух исследуемых понятий сыграл спор об универсалиях. Проблема эта, - во многом усилиями Абеляра, - дала философии новую чрезвычайно интересную категорию: эмпирический опыт. Этот опыт затем, на протяжении нескольких столетий будет успешно противопоставляться рациональному мышлению. Что из этого мы вынесем? Мы прежде всего должны увидеть здесь соперничество между теми, кто ставил на рацио- и теми, кто утверждал в качестве первоосновы нечто другое, хотя б вторые теперь стояли под знамёнами эмпиризма, сенсуализма, субъективизма и т.п.
Уже в Новое время, когда рационализм получил своё настоящее имя, а с ним и свой настоящий метод («Cogito ergo sum»), английский философ-эмпирик Дэвид Юм, утверждая своим размышлением с говорящим названием «Об уме» господство внерассудочного над рациональным, выводит вечный спор между рационализмом и иррационализмом на новый виток. Позиции рационалистической философии в это время серьёзно пошатнулись, в основном под напором англичан и французских просветителей. Позже, уже стараниями Канта, рационализм восстанавливает своё влияние и преображается. К середине 19 века представление об Абсолютной идее (апофеоз рацио-), воспетое гегельянством, воцаряется в умах всех мыслящих европейцев. И в этот момент, - критический, узловой момент развития западной мысли, - получает своё настоящее имя иррационализм. Все-все-все противники механистического, подчёркнуто разумного миропонимания, включая Кьеркегора и Шеллинга, Шопенгауэра и Фрейда, Ницше и Бергсона как бы пытаются взять реванш.
Интересно здесь то, что ум рационалиста почти всегда вглядывается в макрокосм, внешнюю, общую реальность, и даже индивида он часто рассматривает с максимальной объективацией. И он всегда полагается на мысль, то есть оперирует идеями (иногда это - идея о Боге). В то же время сторонники иррационального подхода в качестве абсолютного архэ в разное время предлагали волю, интуицию, веру, опыт, бессознательное и многое другое. Этот тип мыслителя часто делает предметом своего исследования именно антропологическую проблематику (микрокосм) и у него нет иллюзий на свой счёт: его суждения подчёркнуто субъективны и значит не всегда выверенны, а иногда и намеренно алогичны, парадоксальны.
То есть можно сказать, что рационализм, как общее явление в философии, на всех стадиях своего развития придерживался некоей стратегии. Это статичное по духу представление об одной раз и навсегда данной истине (Кстати, здесь же кроются причины средневекового застоя в развитии философии. Христианская схоластика была очень рациональна по своей сути). Его обеспечивают нерушимые причинно-следственные связи, движения холодного ума. И напротив, иррационализм, если также попытаться представить его видных приверженцев в едином полку, бьются со своим извечным оппонентом используя тактику, то есть - всё время учитывая меняющиеся обстоятельства и взаимодействуя с ними.
Ещё об одном фундаментальном различии между категориями рационализма-иррационализма говорится в очерке известного русского философа М. Мамардашвили:
«Грубо говоря, я предложил бы различение текстов на два рода: есть тексты, которые можно назвать прямыми, а есть тексты косвенные. Первые являются аналитическими, а вторые – выразительными текстами. В философии, как профессиональной, так и непрофессиональной, встречаются обе разновидности текстов. Первые тексты, то есть тексты прямые, требуют просто понимания, вторые – косвенные, или выразительные, тексты – требуют интерпретации и расшифровки...» [1; 7 стр.]
Легко догадаться, что аналитические (близкие к научным) тексты, едва ли не во всех случаях, - продукт философов рационального образа мысли, а выразительные (близкие к художественным) – их оппонентов.
Рационализм и иррационализм в 20 веке:
Итак, выше уже было отмечено, что рационализм в своём просвещенческо-картезианском виде был замечательным образом абсолютизирован философией Гегеля, а это повлекло за собой естественную реакцию тех, кто был недоволен уплощением человеческой природы, схематическим изображением индивидуальности, снисходительным к ней отношением. Именно поэтому принято считать, что начало 20 столетия ознаменовано бумом философского андеграунда, выступившего с различными концепциями против научного и околонаучного панлогизма. Однако, и в лагере рационалистов жизнь с пришествием Гегеля не закончилась. Просто всё внимание в этот период было сосредоточено на неклассической традиции. Подспудно мир ожидал от неё как бы «ответного хода». Соответственно в это время зарождаются такие неакадемические направления как интуитивизм, феноменология, пансексуализм Фрейда, и т.д. Притом усилия представителей каждого из этих новых течений были направлены именно на те сферы, которые в это же самое время оказываются и в фокусе внимания «академиков». Это, прежде всего, философия языка и науки, философия масс и субъекта, философская антропология и гносеология, разные политические теории и многое другое.
Подобные мысли, но в другой обёртке, кратко и ёмко запечатлены А. Зотовым:
«В 19 веке пришла своеобразная "негативная" преемственность: философы начинают новую эпоху философской мысли с ожесточенной критики своих предшественников. Этот период сами "действующие лица" называли то "революцией", то "коренным переворотом в философии", а то и временем "конца философии в прежнем смысле слова". <…>
Суть задачи состоит в том, чтобы выявить что-то вроде "организмов высшего порядка", которые возникают над уровнем "эмпирических индивидов" культуры (реально живших философов и их трудов); этими "организмами" могут предстать, в простейшем случае, например, философские школы, отличающиеся друг от друга не только "ответом на основной вопрос философии", но и множеством других параметров - стилем мышления, содержанием чуть ли не всех, и прежде всего основных, понятий (начиная с понятия бытия), и даже представлениями о смысле и назначении философии…» [2; 11 стр.]
Увы, формат исследования не предполагает сколько-нибудь обстоятельного разговора о каждой из школ указанного периода, но большую их часть, пусть и с оговорками, можно увязать воедино.
Итак, попытка организовать европейскую новую философию по принципу выявления «организмов высшего порядка», которые возникают над уровнем «эмпирических индивидов» культуры, приводит к следующей схеме:
Основные течения в европейской философии 20 века
№ РАЦИОНАЛИЗМ ИРРАЦИОНАЛИЗМ
1. Неогегельянство и неомарксизм. Фрейдизм, неофрейдизм и философия психоанализа
2. Позитивизм, неопозитивизм, аналитическая философия. Феноменология
3. Герменевтика. Атеистический и религиозный экзистенциализм
4. Структурализм, постструктурализм и постмодернизм. Философия жизни
Расположение рациональных и иррациональных течений в этой таблице не произвольно. Рационалисты, более озабоченные околонаучными вопросами, как уже было сказано, позиционируют себя носителями объективного знания. Поэтому, какая бы проблема не стояла на повестке дня, эта когорта философов строит свои рассуждения на социологических и статистических данных (в начале века – на анализе фактов). А речь в первой строке идёт о человеке. Околонаучные данные о человеке касаются, прежде всего, глобальных процессов, идущих в мире и обществе, его экономическом и политическом устройстве. Следовательно, рационалисты буду стремиться вычленить невидимые, но логически обоснованные, а значит поддающиеся прогнозу, алгоритмы «толпы». Неогегельянцы и неомарксисты, как раз и занимаются такого рода стратегическими исследованиями.
Тем же самым, но «со своей колокольни» промышляли и приверженцы психоанализа. Психоанализ это попытка понять человека тактическими средствами. В трудах фрейдистов и неофрейдистов речь идёт уже не столько о психологии толпы, сколько об индивидууме. У Юнга же через психику человека осмысляется вся история мира.
Разберём первое противопоставление более тщательно.
1.
Итак, неогегельянство/неомарксизм vs фрейдизм/психоанализ. Почему неогегельянство имеет видимую генетическую связь с неомарксизмом? Какова история развития противопоставленных течений в 20 веке? В чём родство выводов неомарксизма с выводами философии психоанализа?
Как известно, базу для своего фундаментального труда Маркс черпал из работ Гегеля. Но, со временем, от часто выказываемой им сентенции – скорректировать общее направление гегелевских рассуждений, Маркс приходит к тому, чтобы полностью переосмыслить наследие классика. Соответственно, с этого времени Маркс лишь номинально продолжает оставаться в числе гегельянцев. Однако, его западные современники, также определявшие себя в свиту Гегеля, глубоко восприняли лишь ранние работы Маркса, в которых он всё ещё вторит учителю. Поэтому первоначально велась разработка лишь этой части его философского наследия. В первой трети 20 века, когда, казалось, уже всеми ощущается дыхание надвигающейся мировой революции было модно мешать марксизм с идеями позитивизма (В воздухе витало желание испробовать идеи Маркса на практике, а для этого нужно было приблизить их к жизни). Однако, после того как Россия стала советской, ожидаемого мирового политического переворота не произошло. Поэтому дальше неогегельянство развивается параллельно в двух плоскостях: на Западе как неомарксизм, на востоке как вульгарный ленинизм, маоизм и пр. Так как ожидания Интернационала о всеобщей революции не подтвердились, ключевыми проблемами «левых» на Западе стали проблемы общественного сознания и управления общественным сознанием («Тюремные тетради» А. Грамши), проблемы личности (во фрейдистском её понимании) проблемы индивидуального существования (экзистенциальный уклон). «Левые» в Европе, отнятые от реального, практического использования марксистских наработок, а главное напуганные плодами подобной практики в СССР, принялись метаться от крайности к крайности, переосмысляя, перекраивая на новый лад, заповеди «Капитала», пока, наконец, в 60 годах, Луи Альтюссер не порвал с модой на спекулятивные неомарксистские перверсии (Франкфуртская школа) полным их взаимосмешением, что было равносильно утрате движением философской идентичности. В опубликованном Альтюссером труде в марксистскую идеологию, хотя и не без натуги, встраивается фрейдизм, спинозизм, структуралистские теории. В 80 и 90 г.г. 20 века вся обсуждаемая традиция уже не более чем – часть большого постмодернистского дискурса. Отсюда и новое название – постмарксизм, тяжеловесная, неудобоваримая смесь из западного и восточного столетнего опыта.
Фрейдизм, по крайней мере, на ранних этапах своего развития, в пику марксизму работал исключительно с индивидуальной внутренней реальностью человека. Не законы исторического развития общества и не социокультурные влияния интересовали отца–основателя психоанализа, но структура человеческого «Я». И только с наступлением второй четверти 20 века, когда пришло понимание о том, что сторонникам разумного и нерационального подходов необходимо научиться договариваться друг с другом, психоанализ, оставаясь, прежде всего, методикой по проработке внутреннего содержания человека, начинает опираться и на естественные науки (биология, антропология, этнография и др.). Соответственно тогда же происходит переосмысление учения Фрейда.
К. Г. Юнг, Карен Хорни, Э. Фромм, А. Кардинер и другие приверженцы идей психоанализа становятся свидетелями больших перемен в жизни общества и значит каждого конкретного человека в отдельности. Речь идёт о глобальных переменах, о формировании нового типа общественных отношений на новых принципах, основой которым послужили марксистские и волюнтаристские теории, воплотившиеся теперь в образе всевозможных идеологий (прежде всего фашизм и большевизм).
М. Мамардашвили пишет об этом так:
«Вы теперь уже знаете, что любое общество вырабатывает какую-то сумму стандартных представлений, которые охватывают сознание и мозги массы людей, и, в общем, думают они примерно одинаково, и через одинаковость их мышления достигается какая-то одинаковость их поведения. Этот процесс складывается стихийно, но в 20 веке появляется новый, сначала, казалось бы, чисто технический, но в действительности более серьезный элемент, а именно массовые средства коммуникации, то есть радио, газеты, реклама и так далее. Я говорил уже в прошлый раз, что основные задачи Просвещения, которые когда-то буржуазные революции сформулировали для себя – ликвидация неграмотности, демократизация культуры, – все задачи эти были уже решены: все читают, все пишут. И если вы учтете все то, о чем я говорил в прошлый раз, а именно феномен массовости духовного производства, и соедините массовость духовного производства (то есть феномен более или менее основательной ликвидации сословных перегородок, которые отделяли культуру от людей, массовое приобщение людей к культуре) с массовыми средствами информации, то вы поймете, какой может быть здесь взрывчатый эффект. И к этому добавьте третье, на что я частично намекал в прошлый раз, а именно радикальное изменение отношения общества к сознательным процессам, к идеологическим процессам, которые происходят в головах людей, то есть идеологические процессы, идеологические связи становятся предметом специально направленного усилия и организации…» [1; 47 стр.]
По всему видно, что рождение крайних форм идеологии само по себе стало извращённым совмещением «последних» психоаналитических концепций с модным резонёрством на тему марксизма, также в их самом вульгарном изводе (+ большая доля научно-технического прогресса). Отдельный человек, сама его личность в 20 веке подверглись огромному давлению как извне, так и изнутри, что, собственно говоря, и послужило рычагом для высвобождения разрушительной энергии «красных» и «коричневых».
Естественно, психоанализ, как и марксизм, трудно отделить и от других философских течений, чью роль нельзя нивелировать политическим характером социальных преобразований.
Так, помимо рождения монстра идеологии, 20 век, как уже сказано, характеризуется чрезвычайным ростом в научно-технической сфере, а значит, причины этого роста, ожидаемо, имеют подоплёкой большие открытия в философии.
2.
Какими бы аргументами в пользу собственной объективности не пользовались составители тех учебных пособий по философии, в которых кризис рационализма в первую голову связывается с новыми открытиями в науке, на деле всё выглядит немного иначе.
Во введении к своей работе «Научная рациональность и философский разум» П. Гайденко указывает:
«Не только сегодня, но и в первой половине 20 века проблема рациональности была предметом рассмотрения многих философов: А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Вебера, М. Хайдеггера, К. Ясперса и др. Во многом именно эти мыслители определили тот угол зрения, под которым проблема рациональности обсуждается и сейчас.
Однако сегодняшнее обсуждение вопроса о рациональности имеет свою специфику: оно переместилось в сферу собственно философии науки, что не могло не внести новых важных акцентов в характер и способы обсуждения этой проблемы. Ни в начале 20 века, ни в 30 - 40 годы критика научной рациональности не находила своих приверженцев среди тех, кто изучал методологию и логику научного исследования, искал основания достоверности научного знания и пытался предложить теоретические реконструкции развития науки. Наука выступала как образец рациональности…» [3; 9-10 стр.]
Из сказанного видно, что уже в первой половине 20 века философский научный панлогизм осознаётся иррационалистами, как проблема, которую необходимо решать; видно и то, что кроме апостолов философии жизни и экзистенциалистов проблему рациональности разрабатывает основатель феноменологии – Э. Гуссерль. Разберёмся, почему на одном и том же временном отрезке философами одного образа мысли рациональность ощущается как проблема, тогда как другие, не смущаясь, продолжают ставить её в основу своих исканий?
Уже ясно, что вторая строка в данной выше таблице касается, прежде всего, философии науки. Двумя условно противоборствующими направлениями здесь будут феноменология и неопозитивизм, немногим позже мутировавший в аналитическую философию.
Почему противопоставлены именно эти два направления, каковы их судьбы, и в чём их сходство?
Феноменология с момента своего рождения, то есть с момента выхода книги «Логические исследования», позиционировала себя и свои инструменты предельно строго. Гуссерль неустанно повторял, что феноменология и научный метод фактически одно и то же, хотя само это напоминание в сути своей уже есть косвенное свидетельство его, Гуссерля, неуверенности.
Феноменология основана на лозунге «Назад к вещам!», который иносказательно призывает познающего очистить своё сознание, очистить с той целью, чтобы увидеть вещи в их первозданности.
Эта методология претендовала на то чтобы стать опытным инструментом в научном сообществе, поскольку прежние инструменты на тот момент все выглядели ненадёжными. Однако радикально отбросив прежние наработки, Гуссерль тем самым, маргинализировал свой метод, то есть превратил его в глазах многих в типичную метафизическую спекуляцию. Поэтому принять положения Гуссерля в чистом виде согласились немногие.
Почти одновременно с выходом «Логических исследований» неопозитивисты в лице математиков Б. Рассела и А. Н. Уайтхеда выпускают в свет свой объёмный труд «Принципы математики», в котором обнаруживают прямую связь между математическими основаниями и логикой, что по сути также даёт новый метод точным наукам и философии, если понимать её как метанауку. То есть, как и в случае с неомарксизмом и психоанализом, две этих школы в принципе обращались к одним и тем же проблемам, хотя и понимали их несколько по-разному.
Почти сразу идеи Рассела подхватывает его ученик – Л. Витгенштейн. Суть исканий Витгенштейна сводилась к тому, чтобы проделать с языком то же самое, что Рассел проделал с математикой – то есть обнажить его внутреннее устройство. Витгенштейн входил в Венский кружок, члены которого, до того «исповедовавшие» махизм довольно быстро, - поскольку идеи логического позитивизма во многом были основаны на близких им представлениях, - прониклись идеями Рассела-Витгенштейна и занялись их развитием. Позже их усилия поделили традицию на два лагеря: логического и лингвистического анализа. Аналитическая философия очень бурно развивалась на протяжении 20 века. Всё, что происходило с ней невербализуемо в 2-3 тезисах, поэтому здесь всего лучше будет просто упомянуть о характере задач, которые ставили перед собой её апологеты.
Читаем у Рассела:
«Постепенно становилось ясным, что большую часть философии можно свести к так называемому «синтаксису», хотя это слово надо здесь использовать в более широком смысле, чем к этому привыкли до сих пор. Некоторые ученые, в особенности Карнап, выдвинули теорию, что все философские проблемы в действительности являются синтаксическими, и если избежать ошибок в синтаксисе, то любая философская проблема будет или решена средствами синтаксиса, или будет показана ее неразрешимость…» [4; 537 стр.]
Но, как и ожидалось, никакого означенного «синтаксиса» участники Венского кружка в итоге не нашли. Универсальный математический метод позже был также подвергнут критике К. Гёделем, который с помощью той же математики доказал принципиальную нежизнеспособность любой имманентной системы. Хотя это не сказалось на открытиях, сделанных в «Принципах математики» - они нашли своё применение. Также как нашёл своё место (в основном среди психоаналитиков и деятелей искусства) и метод Гуссерля. Однако, ни то, ни другое не стало абсолютным, идеальным средством ни в точных науках, ни в гуманитарных.
Так почему в начале столетия для одних панлогизм – проблема, а для других – необходимый научный метод, а уже к середине - проблема для всех. Дело естественно, в двух мировых бойнях, случившихся одна за другой на отрезке в какие-то 30 лет. Нюрнбергский процесс обнажил обратную сторону сугубо рационалистического сознания просвещённых европейцев. Каждый обвиняемый на суде в Нюрнберге объявлял себя винтиком в грандиозной немецкой, почти что гегелевского масштаба, системе, а, следовательно, отказывался от личного начала, поэтому и судить конкретного человека было, как будто не за что. Кого же судить? Философы принялись судить систему, то есть предельно рационально организованный разум.
3.
Следующее, опять же весьма условное, противопоставление связывает герменевтику с экзистенциализмом.
Почему именно эти два направления? Каковы пути их развития? Каковы общие моменты в их дискурсах?
Экзистенциализм это соседствующее с литературой философское течение, в котором едва ли не главную роль играет способ изложения. Герменевтика, это строгая философская дисциплина об интерпретации текста. Её основатель Х. – Г. Гадамер написал свой основополагающий труд «Истина и метод» под впечатлением от работы известнейшего немецкого экзистенциалиста М. Хайдеггера. Соответственно началом герменевтики считаются 60-е годы 20 века, а экзистенциализм - его непосредственным прародителем (Сам Хайдеггер не считал себя экзистенциалистом, но в учебниках его идеи, как правило, прямо связываются с Камю и компанией). Экзистенциалисты, чьим основным предметом и даже способом исследования было «существование единичного человека», позволяли себе писать философские трактаты в художественной форме, часто трудной (Сартр), а иногда и практически недоступной для понимания (Хайдеггер). В таких базовых для экзистенциализма текстах, как «Или-или», «Процесс», «Бытие и время», «Бытие и ничто», «Тошнота», «Миф о Сизифе» и др. сам характер письма является философским высказыванием. И Гадамер, в соответствии с озвученным выше принципом приведения рассудочного и внерационального способов философствования к общему знаменателю, пытается структурировать и рационализировать способы толкования таких текстов, с тем, чтобы иметь более или менее точный механизм их оценки и интерпретации, поскольку, к примеру, популярный в среде позитивистов метод индукции или структуралистские инструменты казались ему абсолютно неуместными.
Собственно только с этого момента герменевтика и обретается как отдельная методологическая философская наука, до того, она была лишь «бесплатным приложением» к литературоведению и различным религиозным движениям. Благо, Ф. Шлейермахер в 19 веке, и П. Рикёр в начале 20, первый в духе психологизма, второй уже с большей обращённостью к онтологической проблематике, создали все необходимые предпосылки для её отделения и становления.
Путь экзистеницализма к своим горизонтам был короче, но интереснее. Это направление, как и другие иррационалистические школы, зародилось на волне критического переосмысления философии Гегеля. Первым мыслителем, обратившимся к проблематике единичного существования, был датчанин С. Кьеркегор. Он не только открыл девственные на тот момент лакуны в строе европейской мысли, но и впервые обозначил контуры новой для западного сознания конфигурации знания (ризоматическая структура). Не случайно так велико было в 20 веке число проникнувшихся его идеями мыслителей. Его пафос, пафос субъективистской философии, спустя столетие был воспринят Л. Шестовым, К. Ясперсом, Ж.-П. Сартром и другими и выкристаллизовался в двух основных традициях: атеистической и религиозной. Такое разделение также породила Вторая Мировая Война. А вернее её итог. Это было время всеобщей растерянности, положение дел требовало хоть какой-то философской реакции о случившемся. Такой реакцией и стал атеистический и в меньшей степени религиозный экзистенциализм.
Акцент поиска первых быстро сместился в сторону вопросов онтологии, свободы и ответственности человека, наконец, политики; вторые пытались преодолеть сложности взаимовосприятия между аутентичной личностью и пятисотлетней протестантской моралью. Интересное развитие философия экзистенциализма, в её раннем кьеркегоровском облике, получила в конце 20 века в России. На базе идей датского мыслителя у нас сформирован и поныне действует институт синергийной антропологии.
По результатам философских исследований представителей двух этих направлений можно сказать, что первейшим и основным вопросом для них стал вопрос о ценностях, о сложностях практики толкования мира, о том, какие ориентиры должен ставить себе человек.
4.
Школы, указанные в последней строке таблицы, можно условно противопоставить друг другу на том, что одна из них подчёркнуто механистична, схоластична, центростремительна (речь, естественно, о структурализме), тогда как вторая уже с рождения заявляла о себе, как о чём-то принципиально ситуативном, относительном, фрагментарном (философия жизни - наиболее разнонаправленное течение в философии 20 века, его представители организовываются в школу с большим скрипом.)
Влияние каждого из двух названных философских течений на современность так велико, что не сказать о них ничего - значит обокрасть весь 20 век. Ещё один пунктик, благодаря которому можно их рассматривать в паре, пунктик о том, что оба этих движения, одно – напрямую, другое, как и полагается неклассической философии - вскользь, затрагивают философию языка.
Философия жизни началась с волюнтаризма Шопенгауэра, подхваченного и переиначенного затем Ницше, Бергсоном и прочими. Но и волюнтаризм каждого из перечисленных интеллектуалов был очень своеобразным. Пожалуй, лучше всего охарактеризовать философию жизни как самое несистемное течение, то есть подчёркнуто беспорядочное. И, следовательно, говорить о том, что философия жизни прошла какой-то определённый путь в 19 - 20 веках будет неуместным. Каков, к примеру, основной посыл философского наследия Шопенгауэра? Воинствующее антигегельянство во всём. Каков месседж Ницше? Ниспровержение идолов, обнаружение европейского нигилизма. В чём пафос интуитивизма Бергсона? В том, чтобы преодолеть системность рационализма через интуицию, память и воображение. Вот и выходит, что каждый из названных философов не столько развивал взгляды соратников, сколько - выдвигал свои собственные.
Притом, это уж как повелось, все представители философии жизни пишут отличным языком, близким к художественному, или прямо - литературным. С другой стороны и Дильтей и Бергсон, а много позже Х. Ортега-И-Гассет, все они оказывали и продолжают оказывать влияние на коллег, хотя, - повторю, - это происходило и происходит не в рамках схоластического круга, в который принято их всех заключать. Скорее каждый необыкновенно значим в отдельности. Трудно, к примеру, встретить философа на которого, одновременно повлияли бы и труды Бергсона и работа Шпенглера, тогда как про тех же экзистенциалистов, такого сказать нельзя. Если уж на кого-то оказал влияние Сартр, то и Камю ему будет в худшем случае небезразличен.
Со структурализмом в этом плане всё гораздо проще. Структурализм по сути - главная философия 20 века. Начиналась она со структурной лингвистики Ф. де Соссюра, швейцарского профессора, на основе лекций которого благодарные слушатели наметили некую языковую доктрину. Суть её, если очень коротко, состояла в том, чтобы отыскать надъязыковые структуры, понимание функций и способа связи которых, позволило бы выработать особое языковое поле, близкое по своим характеристикам к математическим началам. Другими словами, плоскость их научного поиска прямо соприкасается с интересами аналитической философии. Отсюда принципиальная близость структурализма к наукам и особый интерес его представителей к этой сфере.
По свидетельству Н. С. Автономовой [5; 395 стр.] в развитии структурализма можно выделить три этапа: а.) становление метода; б.) распространение метода и философское осмысление этого процесса; в.) «размывание» метода (т.е. включение его в социально-политический и культурно-исторический контекст); г.) критика и самокритика структурализма и переход к постструктурализму. Весь этот процесс уместился в 60 лет и завершился в последней трети 20 века потрясающими исследовательскими работами Р. Барта, Ж. Делёза и Ж. Деррида, Ж. Ф. Лиотара и М. Фуко.
Развитие структурализма в этот период было столь бурным, что за короткое время (три десятилетия) появилось такое множество новых идей и концепций, что даже в стане самих структуралистов, познакомиться с ними успевали немногие. То есть произошло нечто вроде качественного скачка, сформулировавшего не только новое имя традиции, но и определившее некоторые иные её направления. В результате к постструктурализму (или, как всё чаще стали его называть – постмодернизму,) начали причислять любую экстравагантную теорию о философии языка (в широком смысле), если в ней прослеживаются какие-либо квазиструктурные закономерности. Сегодня, как пишет В. Канке, ссылаясь на труды лучших умов современности:
«Аналитики обвиняют постструктуралистов в игнорировании департамента научной истины, без которой немыслима целесообразная жизнь человека. Главный представитель современной коммуникативно-герменевтической философии Ю. Хабермас обвиняет постструктуралистов в консерватизме, антимодернизме, эстетствовании, полном забвении инструментального разума.»
[6; 274 стр.]
Помимо аналитиков постмодернизм критикуют и представители других философских школ. Многое из того, что было открыто М. Фуко, Ж. Делёзом и Ж. Деррида, прочно вошло в культуру и сформировало сознание целого поколения. В некотором смысле постмодернизм как явление сегодня вообще тождествен понятию философии, поскольку полностью поглотил и задавил её.
Заключение:
В работе представлены краткие сведения об основных рационалистических и иррационалистических течениях в философии 20 века, прослежены пути их развития. Также проведён поверхностный анализ предметов их исследований и используемых ими методов. Показана и обусловлена взаимозависимость между теоретиками внерассудочного миропонимания и мыслителями склада ума, близкого к научному.
Список используемой литературы:
1. М. К. Мамардашвили «Очерк современной европейской философии» https://vk.com/doc154892905_448125517
2. А. В. Зотов «Современная западная философия» 2001 г.
3. П.П. Гайденко «Научная рациональность и философский разум» 2003 г.
4. Б. Рассел «История западной философии»
http://mathcenter.spb.ru/nikaan/phylo/rassel.pdf
5. Н. С. Автономова «Структурализм. Современная западная философия» (Словарь. М., 1998.)
6. В. А. Канке «Современная философия» (Учебник для магистров; «Омега-Л», М., 2013)