4. когорта. русский эпос казахстана

Вячеслав Киктенко
4.
***
…а в конце 60-х я, опьяневший от цветения урюка, от смутных и несуразных чаще всего влюблённостей, от нахлынувшей музыки стихов, которых лет до тринадцати терпеть не мог, и не понимал, почему нужно писать столбиком, а не просто, по-человечески, сплошняком, да ещё и зазубривать этих ненавистных некрасовых, пушкиных, тютчевых, получать за них в лучшем случае трояки… я однажды просто сдурел. Теперь мне кажется, именно так, сдурел, и вместо дворового футбола, лянги и асыков просиживал чуть ли не до утра, лихорадочно набрасывая на клочках бумаги что-то невразумительное… именно – столбиком! И вот однажды, обнаглевший, или набравшийся храбрости, понёс стихи не куда-нибудь, а прямиком в Союз писателей Казахстана.
Погнали бы меня оттуда в какую-нибудь газету или журнал, посмеявшись над юным наивнячком, но, по счастью, именно в Союзе писателей располагался журнал «Простор», о чём я, по правде, понятия не имел. И заведовал отделом поэзии в нём Валерий Александрович Антонов. Фигура это легендарная, во всяком случае, для Алма-Аты 60-90-х годов, к тому же поэт незаурядный, и если кому интересно, можно заглянуть в мой большой очёрк о нём, опубликованный в журнале «Москва» за 2015 год, в шестом номере, там же и некоторые его стихи.
         
***
Это потом уже, гораздо позднее, была моя недолгая учёба на филфаке КазГу, оставление университета и работа на производстве сварщиком, асфальтировщиком, экскаваторщиком. Как воздух нужны были деньги для сколачивания поэтической библиотеки. Не выклянчивать же у родителей на книги, – цены на чёрном рынке  запредельные, а кроме как там, нужной книги было тогда не достать.
Чёрный книжный  рынок… теперь это мало кому понятно, наверно, а ведь это значимое советское явление 60-70-80-х годов, и оно достойное отдельного повествования, если не повести!
 А потом был отсыл стихов на конкурс в Литинститут, вызов туда, экзамены, поступление, учёба в семинаре Льва Ивановича Ошанина. А после окончания института работа в издательстве, а потом и в том же «Просторе», который перед переездом в Москву я даже возглавлял…

***
Но речь в этой повести я хотел повести о главном, – о знаменитой «команде юности», о целой когорте замечательных русских и русскоязычных поэтах Казахстана, некоторых считаю просто классиками современной русской поэзии.
Команда юности… да, по прошествии времени, когда рассеялся романтический туман, проступило иное, ясное осознание, что это было не просто счастливое стечение обстоятельств в едином времени-месте, но уникальная, самодостаточная и, к сожалению, малоизвестная в России поэтическая школа! Да, настоящая русская поэтическая школа, сложившаяся в Казахстане. Принято считать, есть Московская поэтическая школа, есть Петербургская или, попроще, питерская. Можно даже сказать, что в 80-х годах наметилось что-то вроде уральской школы, обозначенной более как «Свердловский рок», и это всё неплохо известно, раскручено.
 А вот казахстанскую поэтическую плеяду 60-90-х годов 20 века ещё только предстоит узнать, а потом и осознать как отдельное, самостоятельное направление русской литературы. Для этого необходимо поэтов нашей плеяды, а затем и прозу представить как можно в более полном объёме, и я, активно действовавший тогда в центре всех тех событий, считаю теперь, в новом тысячелетии, своим долгом подвести некоторые итоги. Вот, пишется повесть о нашем поколении, юности, поэзии, любви.
 А уж потом необходимо подкрепить и дополнить её стихами друзей, соратников.
Многие из нашей Когорты, после развала великой Державы, разбрелись по миру. И вот, я теперь даже не могу с точностью сказать, где они  проживают, да и живы ли… даже фотографии  остались не от всех, после моего переезда в Москву. Осталось главное – поэтический, творческий архив, который ещё в Алма-Ате, перед отъездом, слава Богу, не поленился составить и сохранить. Произведения скажут за себя. И говорят они, как правило, выразительнее, чем краткие врезки и фотографии, которых, увы, собрать обо всех уже невозможно.

***
…мы неотвратимы приближаемся к месту пытки, и я всё сильнее упираюсь ногами в горячий асфальт…  но отец идёт на уже привычный нам обоим компромисс (жульничество, по правде) – обещает в награду за муки моё любимое шоколадное мороженое. Естественно, после приёма у врача.
Я знаю, что и без этого приёма получил бы в знойный день от отца чудесный коричневый брикетик за 15 копеек, только попроси. Но почему-то снова, в очередной раз, этот сладкий посул надламывает волю, и я перестаю упираться, выкачивать протестными криками мизерные человеческие права. Я уже не царапаюсь по асфальту сандаликами, я почти спокойно иду рядом с отцом. Более того, я начинаю всё  явственнее фиксировать окружающий мир...
А мир летнего солнечного города кажется особенно прекрасным в предчувствии неизбежной пытки. Мы приближаемся к знаменитому на всю Среднюю Азию
Зелёному Базару…

***
 Откуда и как взялась, как возникла наша команда, многие из которой достойны любой антологии, а то и хрестоматии? Об этом речь. И для начала приведу хотя бы несколько имён из доблестной той «когорты»: это прозаики Вера Галактионова, Анатолий Загородний, Шахимарден Кусаинов, Эдуард Кульбаев...
А ещё, не сказать, чтобы члены собственно «нашей команды», но активно печатавшиеся в журнале писатели нашего поколения Николай Верёвочкин и будущий известный фантаст Сергей Лукьяненко, автор «Дозоров», тогда молодой автор чудесных лирико-фантастических рассказов.  Автор удивительно глубинной повести о сути, о  таинственной силе вещей «Похищение души» Борис Ковалёв, автор хрустально чистой повести о детстве «Какого цвета ветер» Татьяна Саракваша, прекрасный переводчик и писатель Ерлан Сатыбалдиев…
Но, пожалуй, главное, во всяком случае, для меня, поэты той формации: Александр Соловьёв, Леонтий Овечкин, Евгений Курдаков, Лидия Степанова, Татьяна Ровицкая, Орынбай Жанайдаров, Виктор Шостко, Марина Чуватина, Ауэзхан Кодаров, Владимир Шемшученко, Александр Шмидт, Бахытжан Канапьянов, Вероника Рыбакова, Кайрат Бакбергенов, Евгений Грюнберг, Станислав Ли, Елена Нумерова, Бахыт Каирбеков, философ и поэт Сергей Колчигин… всех перечислять – страницы не достанет.
      И это не считая поэтов и писателей старшего поколения. В первую очередь назову Дмитрия Фёдоровича Снегина, народного писателя Казахстана, автора исторической эпопеи «В городе Верном», гвардейца-панфиловца, создавшего ещё и такой поэтический шедевр военной лирики, как «Снаряд, летящий в тебя», чья раскачивающаяся ритмика стиха, мне кажется, в какой-то степени повлияла даже на ритмику и стиль раннего Олжаса Сулейменова.
А ещё… лучшую свою книгу «Хранитель древностей» о работе и приключениях в краеведческом музее Алма-Аты написал знаменитый писатель Юрий Домбровский, крепко связанный с городом…

***
«Осмотрев с инженер-поручиком Александровским первые и вторые Алматы и долину между ними, мы нашли их по удобству далеко превосходящими урочища на Иссыке и Талгаре, почему и предположили Алматы – местом будущего поселения…»
(Из донесения майора Перемышльского Западно-Сибирскому генерал-губернатору по поводу основания крепости Верное. 1853г.)

***
Как уже сказано, рассказами начинал в «Просторе» широко известный ныне своими «Дозорами» –  дневными, ночными, сумеречными – писатель-фантаст, также алмаатинец Сергей Лукьяненко. Первые его рассказы  были великолепно задуманы, отлично прописаны, обещали в будущем большого мастера, может быть, даже классика если не реализма, то, что называется, «магического реализма».
Он избрал иную стезю, и, надо признать, громко состоялся в жанре фантастики, так что «сетования» об утрате большого писателя-реалиста, должно быть, кому-то смешны. А мне всё-таки жаль, жаль того юного волшебника, напоминавшего иногда Маркеса, иногда лирика Бредбери… но это только моё, лично моё впечатление.
Хотя не могу не вспомнить одного эпизода. Приближалось 200-летие  Пушкина, и я, будучи уже главным редактором журнала, заранее предвидя весь тот праздничный, сусальный кошмар вокруг юбилея (и кошмар сбылся, увы, –  засахарили Пушкина до отвращения, что признали потом все, даже сами устроители шумного празднования), пригласил Лукьяненко на конфиденциальный разговор. Тем более, повод был, в нескольких номерах шёл его роман «Осенние визиты».
Но разговор состоялся не о романе. Я предложил ему иное: разбавить сладкую патоку, которой зальют пушкинский праздник, феерической мистификацией.
В архивах казахстанского города Уральска обнаружились неизвестные материалы, дневники Пушкина, переписка его с неизвестным архивистом, его потаённые мысли о Пугачёве, об устройстве государства Российского, государства вообще… ну и – по воле молодого фантаста  – всё, что угодно, для «бомбы» к юбилею. Мне казалось, что именно Лукьяненко сумеет создать подобную мистификацию лучше, фантастичнее, убедительнее других. Сомнений не было в том, что её, конечно, быстро разоблачат, но «бомба»-то уже взорвалась, юбилей получился бы фантастическим!..
Лукьяненко выслушал предложение с интересом, и даже загорелся поначалу, но… видимо, иные замыслы, дела, переезд в Москву отвлекли его. А там и юбилей прошёл. Да так прошёл, что и поныне неловко вспоминать обо всей той  патоке, которой облили, и в очередной раз утопили в тошнотворно-сладеньком сиропчике великого поэта…

***
«В 1911 году по улицам Веpного пpошёл пеpвый автомобиль
Семиpеченского отделения pусско-китайского банка»
Из газеты «Семиpеченские областные ведомости». 1911 г.

Как горел он в тот день, этот медный рожок,
Точно дьявол его жёлтой спичкой прожёг,
В лоск отшоркал, напичкал его изнутри
Всем, чем в ночь начиняться должны фонари,
Самой модной музыкой, на новый фасон,
До отказа набит был пузатый клаксон,
Как трубил он ликующе бравый «Матчиш»!..
Не расскажешь об этом. И не умолчишь.
И стояли зеваки, стояли дела,
В чёрном лаке победно сияли крыла,
Даль клубилась дотоле немыслимых сфер,
Восседал на престоле владыко, шофер:
Под фуражкою краб, кручен ус, грозен глаз,
Ноги в крагах, перчатки на раструбе, – класс!
Он прошёл по округе, гремя и пыля,
Карагач поскучнел. А за ним тополя.
Хаты сникли, собор кафедральный померк…
Гром не грянул, поскольку опять был четверг,
И с восторгом прощался, в который уж раз,
Грешный блеск, выставляемый вновь напоказ,
Век новинки ещё озирал невсерьёз
(…самосвал… водородный тягач… бомбовоз…),
Умилялся тому, ухмылялся сему,
И дивился, дивился, дивился
Всему…