Люба пришла вовремя. Вместе с ней в комнату ворвался аромат женщины. Если и кто-то пробовал передать словами это ощущение словами, то я бы не поверил ему до конца – это что-то неосязаемое, тонкое, уловимое не нюхом, а каждой клеточкой тела, а может и души. От Любы пахло цветочным полем, свежим ветром, родниковой водой и теплым молоком; нет – это все не то. От нее веяло любовью и желанием, а это непередаваемо.
Войдя в комнату и наполнив ее светом своих лучистых глаз, она повернулась к пустому столу и с удивлением спросила: «А где же торт? Я такая сластена»!
- Все будет и торт, и сюрприз, а пока вот тебе мой подарок.
Я обнял ее за талию, наклонился и поцеловал в шею. Мелкая дрожь пробежала по ее телу и она, приподнявшись на носочках, потянулась своими губами к моим. Я боялся дышать на нее, боялся, что от моего жара она растает и станет легким облачком, просочится сквозь пальцы и исчезнет.
- Какой сладкий подарок, лучше всякого торта! – облизывая влажные губы, произнесла она.
- Это не подарок – это лишь обертка от подарка. А подарок – вот!
И я протянул цветную коробку. Она положила коробку на стул и снова прижалась ко мне.
- А что, ты посмотреть не хочешь?
- Ты знаешь, у меня руки трясутся. Я, как и всякая женщина люблю подарки, но мне их редко дарят. А если и дарят, то почему-то сковородки, чайники, а один раз подарили простой веник. Я для всех была просто домашним агрегатом, но никак не женщиной!
- Ну что там? Утюг или чайник – уж больно коробка большая. – Она развязала ленту и сняла крышку. – Что это!? Боже как красиво! – Сережа, но это так дорого! – Люба приложила платье к себе, любуясь в небольшое зеркало.
- Дорого, но что получаю, за то и благодарю.
- Да я тебе еще ничего не дала, со мной тебе одни хлопоты… Можно я его примерю?
- Ну а для чего же я его выбирал? Надевай, я выйду – позовешь.
Я даже не думал, что простая вещь так может преобразить женщину. Платье сидело безукоризненно – эффект был потрясающий: на это я даже не рассчитывал. Мне показалось, что она и ростом выше стала. Я глянул вниз и увидел черные туфельки на высоком каблуке.
- А туфли откуда?
- Туфли я с собой принесла – праздник, ведь не босиком же танцевать.
- Капелька ты моя. – Я закружил ее по комнате.
- Сережа, я тоже приготовила тебе подарок – я останусь с тобой на всю ночь.
- Люба! – Я был вне себя от радости. – Тогда собирайся… Нет – только пальто накинь, больше ничего не бери.
- Куда, Сережа?
- Мы едем в ресторан. В тот, - я усмехнулся, - где ты мне свидание назначила, а сама в церковь увела.
В ресторане было шумно – почти все столики были заняты. Заказанный мною столик стоял отдельно. Метрдотель проводил нас и зажег свечи, пока Любаша располагалась, принес букет мимоз, купленный мною накануне.
- Накрывать? – вежливо спросил официант.
- Да, пожалуйста.
- Сережа, я сто лет в ресторане не была. Ты опять на меня тратишься – откуда у тебя деньги? Ты случайно не подпольный миллионер?
- Нет – я просто мужик. Знаешь анекдот? « Женщина в зоопарке спрашивает экскурсовода грузина: Скажите – это мужчина или женщина и показывает на клетку с обезьянами. Это самец, отвечает ей грузин, а мужчина это тот у которого деньги есть».
Люба засмеялась – звонко, искренне; многие мужчины, сидящие рядом – обернулись. Один южанин даже в ладоши прихлопнул, но музыка заглушила его аплодисменты.
- Спасибо за цветы, я даже не знала, что мимоза так обалденно пахнет. Какие пушистые шарики – словно маленькие солнышки или цыплятки.
Танцевать будем или сперва поедим? Рука-то не болит? – поинтересовался я.
- Нет, не болит, а танцевать я люблю.
Любаша привстала, поправила новое платье, взяла меня за руку и повела к танцующим парам. Музыка лилась мелодичная, спокойная. Люба прижалась ко мне и весь танец, не отрываясь, смотрела мне в глаза. Это было так волнующе, так возбуждающе и я видел, как в ее глазах отражались лучи цветных фонариков, и казалось, что ее глаза блестят неземным светом, то, вспыхивая, то чуть угасая. Грудь под платьем у нее вздымалась все чаще, и я был готов зубами разорвать этот «подарок», чтобы овладеть ей тут же – на глазах у всех присутствующих.
Присаживаясь на стул после танца, я увидел, как соблазнительно платье обнимает манящие округлые бедра. Сидя за столиком, мы о чем-то говорили, смеялись; Люба через соломинку потягивала коктейль из тонкого высокого бокала – я пил только сок. Мы смотрели друг на друга, улыбались и лишь изредка прикасались к еде. Нам хорошо было вместе, и в зале полном людей и шума, для нас не существовало никого.
Люба протянула руку через стол и взяла мою ладонь. Играя моими пальчиками, я почувствовал ее возбуждение. Передо мной была женщина, которая была честна и откровенна в своих желаниях. Ее голубые глаза, глубокие и страстные говорили со мной, а волосы отражали свет, струящийся из слабого пламени свечей, и меня поразило то, что самая обычная женщина может быть так прекрасна. Я наклонился через стол, что-то сказал ей и поцеловал в кончик носа. Люба прикрыла глаза и потянулась ко мне, и тогда я поцеловал ее в губы – губы были теплые и мягкие.
Мне захотелось встать и стиснуть ее так, чтобы она не смогла пошевелиться. Но я этого не сделал, а лишь сел на место и крепче сжал в руках столовые приборы. От возбуждения и жара, исходящего от самого сердца, я взмок; и только легкий холодок нетерпения, пробежав по моему телу, слегка охладил меня. Я посмотрел на Любу и понял, что она видела мое возбуждение – глаза ее порочно заблестели.
Но наше уединение вдруг нарушил незнакомый голос с южным акцентом.
- Слушай, дорогой, разреши пригласить твою даму?
Я хотел возразить, но Любаша – взглядом, улыбкой, кивком головы, опередила меня, и, нагнувшись ко мне, шепнула: «Не сердись».
Танец длился недолго, и мы снова болтали, протягивали руки друг к другу, пожимали пальцы. Люба брала мою руку, прикладывала ладонь к своим губам, гладила мои шершавые пальцы.
Мужчина снова подошел к нам; он был вежлив и совсем не пьян, и Люба согласилась еще раз быть его партнершей по танцу. Я не стал возражать. Пусть танцует – ведь это ее праздник.
После танца мужчина проводил Любу к нашему столику и попросил прощение за беспокойство и, наклонившись ко мне, негромко произнес: «У тебя хорошая женщина, береги ее геноцвали». Я кивнул ему в ответ. Любаша стыдливо опустила глаза и заулыбалась. А меня распирало от присутствия этой женщины.
Мы молча смотрели в глаза друг другу и все понимали без слов. Да и зачем нужны были слова, если душа с душой разговаривали между собой, а глаза ненасытно пожирали друг друга. Наше тихое наслаждение прервал официант, который принес десерт. Мы только успели оторвать глаза друг от друга, как официант вернулся и поставил на стол бутылку дорогого шампанского.
- Мы не заказывали!
Официант кивнул в сторону южанина, с которым танцевала Любаша.
Мужчина заметил наше недоумение, встал и послал в сторону Любы воздушный поцелуй и чтобы не затронуть мое самолюбие, легко поклонился в мою сторону, приложив руку к сердцу.
- Интересно, что нам делать с шампанским? Будешь? – спросил я и кивнул в сторону бутылки.
- Нет! – отказалась Люба. – Давай возьмем домой, и там разопьем… Какое мороженное вкусное, - произнесла Люба, слизывая растаявшие капельки мороженного с десертной ложечки.
Вокруг так много женщин, - рассуждал я. – Многие грустят в одиночестве, много «девочек», а он на тебя глаз положил, почему?
- Ты ревнуешь?
- Да. И хочу понять, как он в таком полумраке разглядел твою сексуальность?
- Да не меня он разглядел, а тебя. Ты так похотливо на меня смотришь, как голодный кот на сметану.
- Да, я голоден и готов тебя съесть прямо здесь. Посмотри вокруг. Ты самая красивая женщина в этом ресторане, а может и во всем мире. У тебя такие притягательные глаза, в них столько света, столько души, в них хочется смотреть как в чистую воду. Недаром говорят, глаза – зеркало души. А все эти скучающие дамочки не вызывают у меня интереса, как наверно и того грузина. Нет в них тайны и женственности. Их глаза наполнены холодом и равнодушием, а лица у них как у кукол – красивые, но не живые. Они изнуряют себя диетами, ходят на аэробику, одеваются по последней моде, а зачем? Ведь у них все искусственное – грудь, лица, даже ногти накладные. Ну, привлекут они мужика, но надолго ли? Ну, час, два я бы мог любоваться такой красотой, а потом мне станет скучно… такой куклой и моя жена была.
- Ты не прав, Сережа. Тогда объясни мне, почему мужики любят красоток из глянцевых журналов.
- А кто тебе сказал, что любят? Ну, полюбовался, да и забросил журнал. А вот женщин с картин Рубенса, Кустодиева, да Винчи ведь их веками рассматривают, и налюбоваться не могут. Там женщины окутаны тайной, в них есть жизнь. Они словно символ женской скромности чистоты. Эти женщины рождены для любви и материнства… Таких женщин надо заносить в красную книгу, как редкие цветы.
- Как ты красиво говоришь, что я начинаю ощущать себя королевой на этом балу.
- А ты и есть королева. Моя королева!
- Да, но только недолго мне быть королевой. Скоро впрягусь и буду, как лошадь пахать. В апреле у меня сессия, в саду начнутся работы, да и день рождения у меня тоже в апреле. Стареем.
- А какого числа у тебя день рожденья?
- А не скажу!
- Почему?
- Не люблю этот день… Давай потанцуем.
Мы прижимались друг к другу, кружили в танце и, хотя я давно не танцевал, тело не чувствовало усталости. Наоборот, была в теле такая легкость, такой полет, что казалось, я могу не только скользить по паркету, но и парить над этим залом, над землей, лишь бы рядом была со мной моя королева – моя Любаша. А Люба кокетничала со мной, доводя меня до изнеможения; она прижималась ко мне и опускала горячие губы мне на шею. Ее поцелуи, словно сладкий нектар, стекали по моему телу и, скопившись в самом паху, делали мою походку неуверенной, а желание все более нарастающим.
Мне не терпелось остаться с моей женщиной наедине и, спросив у Любы согласия, мы покинули ресторан.
(продолжение в главе 16)