Наш Ашот постоянно попадает в какие-нибудь истории, из которых потом с трудом выпутывается. Он просто обречен в них попадать. Ну, сами посудите. Едет человек (то есть Ашот) по дороге из Сочи в Адлер и видит, как обогнавшая его машина пересекает сплошную полосу, возвращается и мчится дальше. Что бы сделал в такой ситуации обычный человек? Ничего! В лучшем случае мысленно обозвал бы лихача «обормотом». Но Ашот не обычный человек! О, нет! Он жмет на газ и догоняет нарушителя правил дорожного движения. И не просто догоняет, а прижимает к обочине и заставляет остановиться. Ашот умеет это делать, он таксист-профи с многолетним стажем.
Итак, на обочине сочинской дороги останавливаются два авто: сверкающий благородными синими обводами новенький Ниссан-Лексус и видавшая виды, хотя и чистенькая, серенькая Шкода-Октавиа. Из Ниссана появляется уверенный в себе мужчина средних лет с административной осанкой, в сорочке-апаш от Версачи, а из Шкоды выходит наш Ашот, слегка похожий на в меру упитанного Карлсона, в безразмерных шортах и футболке с выцветшей надписью «Убей бобра – спаси дерево!»
- Ну, и чего надо? – с чувством глубокого собственного достоинства спрашивает апаш, окидывая неожиданного виз-а-ви тяжелым и слегка презрительным взглядом.
- Здравствуйте, уважаемый! – отвечает ему Ашот с вежливой улыбкой и выжидательно смотрит: ответит ли мужчина на приветствие. Апаш не отвечает. Ашот продолжает свою игру:
- Уважаемый, я с вами поздоровался! У вас со слухом плохо?
- Ты, что, остановил меня, чтобы поздороваться? – уже не скрывая злости, спрашивает владелец Ниссана.
- Во-первых, не «ты», а «вы», - поправляет его Ашот, - а во-вторых, я вас остановил не для этого.
Лицо собеседника принимает слегка озадаченное выражение, почти видно, с каким трудом в его мозгу рождаются и движутся мысли. Но Ашот не дожидается, пока там созреет очередной вопрос и продолжает:
- Я хочу спросить: вы знаете, что за пересечение сплошной полагается лишение прав?
Мужчина смотрит удивленно. Наверное, так же смотрел бы он на таракана, появившегося средь бела дня на кафельной стене его европейской кухни.
- Ты кто такой? – спрашивает он и делает шаг в сторону Ашота. Он на голову выше нашего друга, и хотя в ширине плеч значительно ему проигрывает, полагает, что физическое преимущество на его стороне. – Ты кто такой?
Ашот не сдвигается с места и спокойно отвечает:
- Я человек. А вы?
- Ты дерьмо собачье, а не человек! – вдруг взрывается ниссано-владелец и, быстро сделав еще шаг вперед, хватает Ашота левой рукой за ворот футболки, а правой бьет его два раза в скулу. Такой прыти от административного человека Ашот не ожидал, поэтому пропускает оба удара, но потом отвечает тоже двумя: первым ударом в живот он заставляет добра молодца сложиться пополам, а вторым – в челюсть – бросает на сверкающий капот Лексуса. Преимущество явно на его стороне, и он мог бы сделать с противником все, что захотел бы. Но Ашот человек не злой, он просто справедливый. Поэтому он спокойно отступает на пару шагов и ждет, когда мужчина придет в себя и станет способен вести разговор дальше, то есть слушать назидания. Однако мужчина, придя в себя, кидается в свою машину и через мгновение выныривает из нее с ножом в руке. Нож - серьезный, с солидным блестящим клинком, типа охотничьего.
- Опа! – восклицает он с вызывающим злорадством. – Сейчас ты у меня попляшешь, армяшка!
Ашот, быстро оценив ситуацию, разворачивается и идет к своей машине. Апаш движется за ним, держа нож перед собой; их разделяло несколько шагов. В «бардачке» у Ашота лежит травматический пистолет Crossman C11, с восемнадцатью стальными шариками в обойме, которые с расстояния в десять метров разбивали вдребезги стеклянную бутылку. Владелец ножа об этом, естественно, не знает и выказывает несказанное удивление, увидев в руке «армяшки» весьма серьезный ствол. Вид пистолета его несколько отрезвляет, во всяком случае, заставляет остановиться.
Ашот, как умный человек и в прошлом офицер, держит пистолет стволом вниз, памятуя, что направлять оружие на человека следует только в том случае, если ты собираешься в него стрелять. Известно, что раз в год оружие и само стреляет. Несколько секунд длится немая сцена, затем Ашот спрашивает:
- Ну и что будем делать? – Он улыбается, но чувствует, как его бьет мелкая дрожь. Три года возил в бардачке пистолет для такого вот случая, и случай случился. – Я тебя не трогал, ты первый ударил. – Он трогает левой рукой ворот футболки. – Футболку, вот, порвал… А за армяшку отдельно ответишь. Сейчас я разобью тебе обе коленные чашечки, и будешь всю жизнь на врачей работать. Бросай нож! – Он, не замечая того, тоже переходит на «ты»: драка есть драка.
Однако мужчина нож не бросает, а только опускает руку, державшую его, вдоль бедра.
- Говнюк! – цедит он, скривив губы. – Не выстрелишь! Я тебя в землю закопаю! Ты знаешь, кто я? Я помощник депутата городской думы!
- Примерно так я и предполагал, - усмехается Ашот. – Либо, думаю, это мент, либо чиновник. Такие, как ты, думают, что им закон не писан, их никто не тронет, их всегда отмажут… Быдло пускай законы соблюдает, а мы – хозяева жизни! Сталина на вас нет!
- При чем тут Сталин? – огрызается помощник депутата, все еще с опаской посматривая на пистолет. – При Сталине тебя здесь вообще бы не было. Он всех черножопых из Сочи выселил. Это сейчас вас тут развелось!
Ашот чуть слышно скипит зубами.
- Ах, как мне хочется разбить тебе коленки! – с чувством произносит он. – Давай, убирайся в свою тачку и дуй отсюда, пока не довел меня до греха. – И резко ведет стволом пистолета (но по низу!). - Ну, живо!
- Закопаю! – неуступчиво повторяет владелец Ниссана, медленно поворачиваясь и двигаясь к своему авто. – Я твой номер запомнил. Я тебя найду!
- Я тебя тоже запомнил, мразь, - заверяет его Ашот. – И не такие меня пугали, жив до сих пор.
Помощник депутата грузится в свое лакированное чудо и уезжает, а наш Ашот, усевшись за руль своей старенькой Шкоды, долго не может унять бьюшую его дрожь. В висках стучит. Он знает, что давление подскочило, он всегда чувствует, когда давление подскакивает, а подскакивает оно часто. Сердце у него давно барахлит, и не просто барахлит, ему уже делали однажды операцию, ставили шунт. С таким бы сердцем беречь себя, не ввязываться в конфликты, а он, по сути, сам их провоцирует. Ведь мог же просто ехать, не обращать внимания на очередного хама за рулем дорогой иномарки, мало ли их в Сочи!.. Так ведь нет! Опять нашел приключение на свою голову.
Поняв, что с работой сегодня ему уже не по пути, Ашот включает зажигание и едет домой.
По счастливому стечению обстоятельств (а я считаю, что оно именно счастливое), дом Ашота находится неподалеку от дома, в котором живем мы с Олей. Однако мы живем в квартире, и дом наш четырехэтажный, а у Ашота дом отдельный, индивидуальный, построенный им самим, практически своими руками. Пятнадцать лет назад, когда он выбрал это место на окраине Сочи, здесь зеленели дачные сады, мимо которых вилась узкая почти всегда пустынная дорога, крытая изрядно облупленным асфальтом. Почти за бесценок Ашот купил тогда участок земли и построил два небольших дома: один для себя - поближе к дороге, другой для матери – в глубине. И кто бы мог подумать, что наш разносторонний спортсмен-президент затеет в самом тропическом городе России зимние олимпийские игры, и в Сочи разыграется настоящий строительный бум. Город наводнили бригады чеченцев, азербайджанцев, армян и других кавказских людей, которые на удивление быстро освоили премудрости новейших строительных технологий и превратили зеленый, цветущий Сочи в большой и унылый Немецкий Квартал, тесно заставленный одинаковыми евро-домами, с одинаковыми евро-окнами и евро-крышами. Пустынная же дорога превратилась в оживленную автостраду с бесконечным потоком больших и малых авто и со всеми вытекающими из этого последствиями.
В одном из ближайших домов мы с Олей и купили квартиру, сделавшись таким образом соседями Ашота. Оставив машину на обочине возле своего дома, Ашот по установившейся у него привычке заботливо огораживает ее спереди и сзади старыми покрышками и идет к нам – излить душу.
И вот мы сидим у нас на кухне. Оля уже измерила Ашту давление, и назидательно объявила: «Таких не берут в космонавты!», но от предложенной таблетки он отказался, зато попросил водки, пояснив, что водка помогает ему лучше. Я наливаю ему водки, а себе коньяку, и Ашот рассказывает нам о своем приключении. Рассказывает с присущей ему эмоциональностью, жестикулируя, поминутно вскакивая со стула и в лицах демонстрируя, как что происходило.
- И оно вам было надо? – укоризненно спрашиваю я, когда наш друг закончил свое повествование, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучала ирония. – На ровном месте получили сердечный криз.
- Виктор, вы не автомобилист, вы не понимаете! – сдерживая все еще кипящее в нем негодование, разъясняет Ашот. – Когда человек выезжает на встречку, по глупости или по наглости, он создает аварийную ситуацию. Этот, так называемый помощник депутата, одновременно и глуп и нагл. Он был уверен, что его никто не остановит, а я остановил. Потому что если таких как он никто не будет останавливать, то таким как мы, скоро ездить будет негде. Они нас в резервацию загонят!
- Ашот, а зачем вы ездите с пистолетом? – обеспокоенно спрашивает Оля. – Этого я от вас не ожидала. Вы такой разумный человек, вы умеете договариваться…
- С кем договариваться? – недоумевает Ашот. – С человеком, который тебя за человека не считает? Черножопым тебя называет? С ножом на тебя идет? Вы, Ольга, живете, словно в оранжерее, жизни не видите. А жизнь, она штука суровая. – Он смотрит на меня, ища поддержки и, по-видимому, найдя ее в моем взгляде, напоминающее указывает на свою опустевшую стопку. Я подливаю ему водки, себе – коньяка, и он продолжает:
- Вот вчера… Выхожу из дома. Прямо у ворот стоит КАМаз, движок работает, все газу. Рядом столовая, ясно, водитель пошел обедать. Захожу. Сидит такое рыжебородое чмо, кушает харчо. Я подхожу, говорю: «Уважаемый, здравствуйте! Это ваша фура там стоит?» Смотрит на меня, как баран на ворота. Потом говорит с таким апломбом: «Я чеченец!» А я, говорю, армянин, что дальше? Он опять на меня смотрит, не понимает, что мне от него надо. Я говорю, ты машину поставил возле ворот дома, двигатель не выключил, весь газ во двор идет. «Это твой дом?» – доходит до него. «Мой!» «Так бы сразу и сказал! Счас доем и уеду». Нет, говорю я, ты сначала пойди выключи, а потом доешь». У него желваки на скулах заходили, гордость чеченская заиграла. Ну, думаю, если он хоть одно слово грубое скажет, я стол опрокину и этим же столом его по голове. Но, видно, он понял, что со мной шутки не пройдут, поднялся, пошел к выходу. Молча поднялся в кабину, хлопнул дверцей и уехал. Выключать не стал, гордость не позволила. Вроде как просто пообедал и уехал.
- Неужели бы вы его и вправду – столом? – недоверчиво спрашивает Оля.
- Ольга, вам сколько лет? – в свою очередь интересуется Ашот. – Как вы сохранили такую наивность? Я смотрю, ваш муж, меня вполне понимает. Как вы думаете, Виктор, - обращается он уже ко мне, - я был бы прав, если бы проучил этого рыжебородого хама?
- Вы его и так проучили, - киваю я. – Увы, иногда приходится и силу применить. Но стрелять из пистолета по коленным чашечкам… Думаю, на это вы бы не пошли, это – статья, превышение самообороны. Вы человек благоразумный.
- Вы меня плохо знаете! Никакой я не благоразумный! – вдруг вспыхивает наш друг. – Меня какая-то чиновная мразь называет черножопым, и я должен оставаться благоразумным? Да я лучше отсижу срок, чем стерплю такое!
- Но вы же не стали стрелять, - замечаю я лукаво. – Все-таки стерпели!
Он слегка потухает, допивает стопку, берет кусочек сыра, потом маслинку, зажевывает, чешет за ухом. За ухом, на бритой его голове, видна какая-то старая рана. Я давно ее приметил, но все не решаюсь спросить, откуда она.
- Пожалел я его, - отвечает он наконец. – По-христиански пожалел. Он и так Богом обиженный, ума ему Бог не дал. А я бы его еще и ног лишил. Зачем брать грех на душу?
Я вспоминаю, как однажды мы ехали куда-то с Ашотом и его машину обогнала девушка. Обогнала, не включив сигнала-поворотника. Ашот догнал ее на светофоре, подъехал и, высунувшись в окно, начал учить:
- Красавица! У тебя, что, поворотник не работает? А права у тебя есть? Так скоро не будет!
Но красавица болтала по телефону, курила, сбрасывая пепел в окошко, и не слышала, что там выкрикивает какой-то водила какой-то старенькой Шкоды.
- Она еще по телефону болтает! – возмутился Ашот. – Она еще курит! Совсем обнаглели!
Ашот за рулем не курит, он вообще не курит. Но телефоном, разумеется, пользуется. Все мы не без греха, и все не прочь увидеть в чужом глазу соломинку, а это – гордыня, смертный грех. И я не без греха, поэтому я не критикую Ашота, у меня полно своих тараканов.
Перед его уходом Оля обеспокоенно спрашивает:
- Как вы думаете, этот депутат будет вас искать?
- Помощник депутата, - поправляет ее Ашот. – Если, конечно, не приврал. Да пусть ищет! – И с присущей ему уверенностью в себе добавляет: - Я ничего не боюсь!
Вновь появляется у нас он через неделю, озабоченный и какой-то собранный, как солдат перед боем.
- Мне принесли повестку в суд, - объявляет Ашот и смотрит на нас с Олей выжидательно. На этот раз мы угощаем его чаем и блинами.
- По какому поводу?.. – спрашиваю я. Я знаю, что наш неугомонный друг уже не раз имел дело с судами, по разным поводам. И обычно их выигрывал. Чуть ли не хобби у него такое.
- По этому самому, - отвечает он. – О котором я вам в прошлый раз рассказывал. Этот подонок подал на меня иск.
- И что же он ищет?
- Приключений на свою, извините, Оля, жопу.
Мы с Олей переглядываемся. Наш Ашот, как всегда, образец галантности.
- И вы видели этот иск? – опять спрашиваю я.
- Да, я сходил, мне дали прочесть. Он заявляет, что я остановил его без всякой причины, избил, а потом стал угрожать пистолетом. Справку из травмпункта представил о побоях.
- А у вас, конечно, справки нет? Он ведь вас тоже ударил.
Он поморщился:
- Нет, конечно. Какие там удары, никаких следов не осталось.
- Это плохо. А чем он докажет, что это именно вы остановили его и избили? Может, у него на вас какой-то зуб и он вас просто оговаривает?
Ашот мрачнеет.
- У суда подход такой, что это я должен доказывать, что не я его избил. Должен алиби предъявить.
И тут Оля восклицает:
- Отсутствие алиби еще не доказательство! Мало ли где мог быть человек! Там же не осталось ваших следов или отпечатков пальцев?
Ашот смотрит на нее укоризненно:
- Ольга! Какие следы? Какие отпечатки пальцев? Он записал мой номер, описал мою машину, описал мой пистолет, определил, гад, даже марку. Для суда этого достаточно. Тем более, что суды у нас купленные.
- А что с пистолетом? – спрашиваю я. – Заставили сдать?
- Да, велели принести как улику.
- Но потом вернут? У вас ведь есть на него разрешение.
- Бог его знает.
- А что вам грозит? – спрашивает Оля.
Ашот молча показывает пятерню. Я поясняю, для Оли:
- До пяти лет. Но обычно – штраф.
- У меня еще – угроза пистолетом, - мрачно уточняет Ашот. – За это точно два года.
- За травматический?
- Да хоть за пневматический. Теперь надо думать, где деньги на адвоката взять. Да и не только на адвоката, надо откупаться!
- Ашот! – Вид Оли выражает ее полное недоумение и даже возмущение. – Вы собираетесь дать судье взятку? Вы – поборник законов?!
- Я поборник законов, когда они меня защищают, - нервно поясняет Ашот. – А когда они не защищают, я вынужден защищаться своими способами. В этом взяточном государстве не давать взяток – все равно, что голым ходить среди волков: съедят.
- Но вы же не виноваты! Ведь это он на вас напал, он вас первый ударил! – продолжает возмущаться Оля.
- Это невозможно доказать, свидетелей ведь не было, - отвечаю я вместо Ашота и вопросительно смотрю на него. Как насчет свидетелей?
Он некоторое время размышляет, прокручивая в голове детали событий недельной давности.
- Бог его знает! Стояла пара машин на обочине, ездили какие-то мимо… На номера я не смотрел, где их теперь найдешь?
- Может, объявление дать? – подаю я совет. – «Кто проезжал там-то в таком-то часу и видел драку…»
- Деньги на ветер! – сходу отметает мой совет Ашот. – Никто не откликнется. Кому надо лезть в чужую драку? Да и не было никакой драки. Ну, стояли два мужика, разговаривали, ну, махнули пару раз руками… Бесполезно! Адвокат и взятка, больше ничего не поможет.
- Но он ведь тоже даст, этот помощник депутата, - напоминаю я. – И, наверное, даст больше. Кстати, кто судья? Что за человек?
- Женщина, лет сорока. На вид, вроде, приличная, русская. Она меня сразу предупредила, что у истца большие связи, на нее будут давить.
- Ну, и какие будут следующие действия?
Он пожимает плечами.
- Обыкновенные. Я написал свои объяснения, суд с ними ознакомится и назначит день заседания.
Через неделю Ашот вновь появляется у нас. На этот раз вид его гораздо радостнее.
- Был сегодня в суде! – прямо с порога бодро объявляет он.
- Что, заседание прошло? – интересуюсь я, проводя его в кухню, где Оля уже накрывает на стол. Время как раз подошло к обеду, и она приготовила фаршированные перцы.
- Нет, - отвечает он, усаживаясь на табуретку поближе к открытой балконной двери (ему всегда жарко). – Заседание отложили. Вскрылись новые обстоятельства. Появился свидетель.
- С чьей стороны?
- С моей.
- Ашот, вы нашли свидетеля? – Удивленная Оля чуть не роняет на пол горячий чайник. Я тоже удивлен, но ронять мне нечего, я сижу в своем привычном углу, под образами, и жду разъяснений.
- Он сам нашелся, - с невозмутимым видом начинает Ашот. – Оказывается, в одной из машин, которые стояли неподалеку на обочине, сидел человек, и у него был включен видео-регистратор.
- И он все записал?
- И он все записал. А потом думал, думал, ввязываться ему в эту историю или нет, стал выяснять по нашим номерам, кто мы такие… Его особенно нож насторожил.
- А пистолет? – перебил я.
- Пистолет он не видел. Мы так стояли, что пистолет был заслонен. А потом он узнал через знакомого мента, что дело пошло в суд, и решил принести свою запись. Бог меня любит!
- Видно, так и есть! – соглашаюсь я. – Это все меняет. Во-первых, есть живой свидетель, во-вторых, есть видеозапись, то есть – документ. Вам дали ее просмотреть?
- Дали. Там хорошо видно, как этот тип хватает меня за ворот и дважды бьет по лицу. И нож в его руке видно. А мужик этот даже дал мне копию. На всякий случай, вдруг в суде пропадет, у них это бывает. – Тут Ашот свойски подмигивает мне: мы-то знаем, что случайно ничего не пропадает.
- Значит, вас не посадят? – радостно спрашивает Оля.
- Надеюсь, что нет, - скромно отвечает Ашот.
- Теперь Ашот сам может посадить помощника депутата, - добавляю я. – Он лишь защищался.
- Значит, можно и без взятки обойтись? – уточняет Оля.
- Думаю, что теперь обойдусь и без адвоката, - гордо заявляет Ашот и поясняет. – Конечно, сами понимаете, свидетеля я вознаградил. Заплатил ему за видео. Мужик доволен остался.
- Всякое доброе дело должно быть вознаграждено, - глубокомысленно замечаю я.
- Добрые дела должны делаться без ожидания награды, - возражает Оля. – За них награда – на небесах.
- Он и не ожидал награды, - замечает Ашот. – Я сам предложил, он даже отказывался.
- Все нормально, - подвожу я итог по праву старшего и, обращаясь к Ашоту, спрашиваю: - А как насчет встречного иска?
- Подумаю, - уклончиво отвечает Ашот и, придвинув поближе тарелку с перцем, берется за вилку и нож.
Прошла еще неделя, вестей от Ашота не было. Прошло еще три дня, и я решил позвонить. Он оказался в разъездах, в работе, сказал, что перезвонит, как освободится. Освободился он только вечером, но был уставший, и пообещал, что свяжется с нами завтра. Но я все же спросил его, как дела с судом.
- Все в порядке, - отвечал он полусонным голосом. – Меня оправдали.
- Даже без штрафа?
- Какой штраф? За что?
- А встречный иск?
- Да ну его! Мне работать надо, а не по судам мотаться.
- А пистолет вернули?
- Деньги обещали вернуть. Они его как вещдок оформили, не вернули.
Мы попрощались, и я подумал: « Станет ли Ашот в следующий раз останавливать на дороге очередного нарушителя ПДД?» И что-то я засомневался в положительном ответе.