21+
#история #женщина #Y
Те же макароны с сыром, что он сам себе иногда готовил, но только вкусно очень. Её домашние котлеты. Домашние… Он и забыл, когда последний раз ел домашние котлеты. Ещё белая подлива и тоже вкусная. Женщина. «Умеет, значит, готовить. Не полуфабрикатами живёт». Глотнул красного вина, спросил чеснока.
— Чеснок? Есть, конечно. Зубчика одного хватит?
Подошла к шкафчику, достала, почистила и протянула ему зубец, останавливая другой рукой свои колыхнувшиеся груди. Она была абсолютно голой, не смущалась и не спрашивала его разрешения на это. Нина была у себя дома, позади ночь любви, а правильнее — секса. Ей не надо идти на работу сегодня, она предусмотрительно взяла отгул.
— Спасибо.
Он мелкими и частыми надкусываниями съел половинку, далее зачем-то несколько раз протёр им дёсны. Съев остальное, сказал:
— Чтобы на работе запах вина не учуяли.
— Согласна, — улыбнулась она уголками губ и заметила: — Вот только одежда твоя не избавится от запаха моих духов. Волосы твои, наверняка, тоже пахнут ими.
— Ладно… справлюсь… обкурюсь дымом от папирос, пока добираюсь, — смущённо высказался взрослый мужчина.
«Права баба — так и сделаю».
Она прищурилась и улыбнулась. «Не поможет, Виталя… они настоящие — стойкие…»
— Мне надо идти, а то на работу опоздаю.
Хотел было подняться, но как-то сам задался вопросом, что нельзя же встать вот так запросто, развернуться и пойти на выход. Не козла же в домино он на работе в обеденный перерыв забивал! И где — доиграли или не доиграли партию — вставай и выдвигайся на рабочее место, раз время обеденного перерыва закончилось.
У них был вечер с ужином в этой самой её кухне. Она пила именно это красное вино, ему предложила водку. Водку он предпочёл вину. Поели, немного выпили; увела в комнату, он помог разложить диван, застелила постель. И без какой-либо романтики, преодолевая неловкие моменты, разделись. Легли. Ему было не по себе: пришёл, вроде как, электрикой заняться; она секретарь у высокого начальника, он — «от сохи», что называется, и сразу в постели оказался. Нина спокойно, но уверенно и не торопясь, прильнула к нему сбоку. Рукой накрыла член с яичками, нежно приподняла всё к низу его живота и положила свою ногу на его бёдра, к своей ладони. Она высвободила руку и провела её чуть выше. Ещё плотнее смогла прижаться к его ноге всей вульвой, увлажнённые губы которой расползлись под давлением, и Виталий ощутил тепло. Женщина не торопилась, но и не задумывалась — что делать дальше. Казалось, не замечала его скованности, неловкости первого интимного сближения. Она повела руку выше, стала гладить его живот… ещё выше… провела по его груди. Своим бедром чувствовала мягкий член. Нина осознавала напряжение взрослого мужчины. Женщина положила свою упругую большую грудь на него, прижалась ею сильнее; уверенно и тихо произнесла:
— Я помогу… у нас получится…
Всё его напряжение надо перевести в один единственный орган. Поцеловала в шею, в плечо… отодвинула его ногу в сторону и стала приподнимать её. Мужчина согнул ногу в коленке и нашёл опору ступне. Он стал присоединяться к прелюдии, из тела стало уходить напряжение. Виталий приподнял её, чтобы видеть красивые белые груди. Нина бережно села, и низ её чувствовал, как член набирает кровь и твердеет. Внутреннюю дрожь не унять, но остановить возросшее желание к сексу смогла. Виталий взял груди, стал ласкать.
— Сильнее! Сожми.
И приятно отвлеклась от позыва снизу.
Мужчина стал с усилием вращать руками по грудям, чувствовал их волнующую твёрдость; соски стали упругими и вызывающе торчали. Он видел, а руками ощущал, как ей было приятно от его пальцев... Женщина приподняла таз, давая выпрямиться отвердевшему члену. «Во, баба... я уж забыл, как всё это выглядит». Нина посмотрела вниз, но из-за грудей и сумерек не смогла увидеть фаллоса. Решила: «Теперь можно, пора» — и, взяв правой рукой член, направила его в свой увлажнённый тоннель. Она не собиралась что-то для себя желанное предпринимать в этом их первом соитии — это просто должно произойти. Надо, чтобы всё прошло уверенно, без осечек, особенно с его стороны. Это как пробить абонемент одним ударом компостера в автобусе, чтобы ехать дальше. Из-за нюанса первая попытка станет неудачной и единственной, дубля может и не последовать. Быстро он кончит или нет? Не надо гадать и ждать от него сейчас космоса. Она не пустила действо на самотёк, чем сняла напряжение и вселила в мужчину уверенность, не ждала от него инициативы. Такое начало может сработать на хорошее продолжение. Так оно и случилось. И в последующие часы, всё, что происходило между ними, инициировала она. Не опережая желания, притупляя собственную страсть, получая малейшее удовольствие и быть этим довольной. У неё никогда в жизни ещё не было такой уверенности в том, что она делает и как.
Нина знала, что Виталий давно в разводе. Дети-подростки у бывшей жены. Спокойный трудяга, работяга-мужик, каких хватает, живущий с рождения до самой смерти размеренной жизнью и в тех обстоятельствах, что предложены извне. Выучился в техникуме на электрика. Предлагали сдать экзамен на повышенный разряд— сдавал, сам инициативы не проявлял к этому. Женился. Сначала родился сын, через четыре года дочь. Жили как все, казалось. Но развелись — тоже не редкость. Теперь один несколько лет. Снимает комнату. Может, за это самое спокойствие и подала жена на развод? Его всё удовлетворяло в жизни, в жене, на работе. «Странно… спокойный мужик и что у них не заладилось?»
Вот сейчас накормила женщина, что подарила ему ночь. Что дальше между ними — он и вопроса такого не имеет. Не для его мозгов такая загадка. Тут проблему — как сейчас после завтрака уйти — не может решить. Всё медленнее и медленнее доедал из тарелки. А надо бы поторопиться на работу. Нина понимающе смотрела на Виталия. И возникло замешательство — первое с вечера: «Всё же не мальчик по вызову». Почувствовала что-то ещё в себе этой минутой. Только лишь в себе? Или ещё и к нему? «Ему надо идти». Рассталась со своим замешательством, не погасила того, что её сейчас согрело внутри, и чуть приподнялась со стула. Женщина раздвинула тарелки, перегнулась через стол, притянула мужчину и обняла. Виталий был одет и оттого более неловок, но постарался нежно обнять её. Нина замерла на его шее, не целуя. Она подметила в это мгновение то ощущение в себе, что минутой ранее дало о себе знать, нашло себе место в лабиринтах её души. Прижалась сильнее, пару раз вдохнула слабый запах своего парфюма от его воротника и освободилась от объятий:
— Иди. Тебе пора. Я не буду провожать… иди. Дверь закрой до щелчка замка.
Виталий сильнее нажал на ручку двери, когда та воткнулась в язычок английского замка — прозвучал хлопок. Мужчина замер на площадке. Вспомнил и желанно закурил. Это вернуло его к действительности. «Не вопросы же стоять-решать?» — и шагнул вниз. Надо было возвращаться к размеренной жизни разведённого холостяка из комнатухи в коммуналке, электромонтёра седьмого разряда на разваливающемся на глазах заводе. Поправил лямку сумки с инструментом на плече. «Позвала электроплиту посмотреть, что-то не так стало работать…» Ускорил спуск по затемнённому лестничному маршу и вскоре дышал утренним освежающим воздухом по дороге на остановку.
«Чёрт их, этих баб, разберёт! Фигуристая, сиськастая… Не красавица — и что? С лица ж воду не пить!.. Пожрать умеет готовить... Нормальная и лицо нормальное, у моей — не лучше было… Чего со мной вдруг, а не с инженером каким?»
* * *
Где-то через год после развода, она не просто вошла в автобус. И утром, и вчера, и позавчера - давно её тело изнывает от не находящей выхода, сексуальной энергии. Каждый день — там… внизу… между ног… — похоть взывает, скребёт и жаждет удовлетворения. Мысли о сексе становятся навязчивыми, заполняют мозг; руки постоянно тянутся вниз, чтобы сдавить, заглушить… А вечером в одинокой постели её пальцы в глубине влагалища приносят утешение, сбивают на какое-то время либидо. Но целый год без мужчины после нескольких лет постоянного секса, когда были молоды и безудержны…
Чуть правее увидела сидящего молодого мужчину на ближнем к проходу сиденье. Его круглое плечо, подобно лассо, зацепило женский взгляд, затем притянуло всю её, и Нина воткнулась в него лобком. Затем приподнялась и буквально села половыми губами на угол плеча. Автобус тронулся, её качнуло и от трения желание усилилось. Она стала поддавливать твёрдое плечо сильнее. Покачивания автобуса желанно терзали мякоть гениталий. Женщина закрыла глаза. Очнулась от торможения на следующей остановке. Хотелось не прерывать получаемого удовольствия. Она откровенно стала тереться о мужчину вверх и вниз. Было лето, было жарко. На нём футболка, на ней трусики и короткое ситцевое платье. Полупустой салон, одна стоит в его проходе. Она понимала, что сидящие позади это видят. Её качнуло - автобус тронулся. Плечо молчало. Мужчина всё это время, как будто ничего не замечал и смотрел в сторону окна. Нина не знала — будет ли выделение жидкости, но пока всё сухо. «Мокрый след» — подумала. С усилием оторвалась и плюхнулась на сиденье прямо за ним. Впилась глазами в его затылок. Женщина заполнила воздух, окружающее пространство плотской страстью и сексуальным желанием. Она даже раздвинула ноги от исходящей из неё похоти. А он просто сидел, не подавая признаков жизни. Её сексуальное желание давно стало неудержимым, сравнимое с кошкой, что скребёт когтями и неистово орёт, чтобы её покрыли. Тут не заорёшь, а хочется. Внутри всё кипит и рвётся наружу. Женский котёл горел и требовал, чтобы мужское весло просто исскребло там всё, а затем расстреляло шейку матки и своды влагалища, залило и затушило всё внутри - удовлетворило похоть. А покидая её, забрало и выкинуло причину этого нестерпимого зуда наружу! Сколько она этим бредит после развода? Год прошёл! Нет — вечность! Ты живёшь с этим, ты с этим воюешь. Пока нет никого на работе, ты украдкой лезешь вниз живота рукой, вдавливаешь пальцы, держишь руку и взвываешь к верху «у-гомони-ись!»
«Не могу!» Женщина встала и снова осела на плечо незнакомца. На этой остановке она сойдёт. «А он?» На той стороне дороги лесопарк. «Туда! В лес!» Двери открылись. Нина сошла и направилась за автобус, чтобы перейти дорогу. Глаза повела в сторону дверей и увидела его. «Вышел! И смотрит на меня! О-ох...» Она решительно перешла дорогу и далее к тропинке, что уводила под кроны деревьев, в заросли кустарников.
«Бли-и-ин! И в теле тёлка, и горит, и мечет! Презерватива нет, на вокзал опоздаю! Ы-ы-ых!» Его проблемы, что сейчас висели веригами, сначала не дали ему ходу за ней, а потом и вовсе повернули ноги в противоположную сторону. «Тьфу, ты, жизнь!..»
«А-а-а-а!..» взорвалось внутри неё бомбой. «Не-е-ет! Что вам, мужикам, ещё для этого надо?! А?»
— А-а-а… — повторилось и даже вырвалось наружу сквозь трясущиеся губы.
В ногах не стало сил. Потекли слёзы. Ревело и между ног, ниже живота, внутри... Она вошла в прохладу берёз и пошла, шатаясь. «Так невозможно, я не могу… Любому отдамся… сама его затащу, и пусть только он не войдёт в меня! Убью гада!» Молодая женщина обезумевшей голодной до секса кошкой пошла навстречу добыче. Но не было никого, тропа была пуста... Она оказалась на другой стороне лесопарка у торговых киосков. Вошла в один из них, купила бутылку красного вина, попросила открыть и тут же глотнула. Дом был через дорогу. Кое как дошла до квартиры, где за порогом силы её оставили. Нина пила из горлышка, сидя на калошнице прихожей. Глотала вино и свои слёзы. Что-то кому-то выговаривала шёпотом и тихо подвывала белугой. Проснулась ночью в одежде на диване. Подташнивало и всё также хотелось, хотелось поиметь в себе этот мужской упругий инструмент удовлетворения. Прошёл год её одинокой жизни. Целая вечность. То, что было таким частым на протяжении восьми с половиной лет супружеской жизни, вдруг в одночасье оборвалось и не стало. Молодой и приученный организм ныл и призывал к соитию. Эта сила поднималась из лона к голове и стучала, стучала, стучала... Труднее всего было вечером перед сном - когда одна: вылезают воспоминания или бредишь фантазиями в полусне. Просыпаешься среди ночи и ждёшь утро, чтобы спастись работой, дневными хлопотами. Уходишь, оставляя мокрую подушку и неся в себе неуемное желание цветущего женского организма, желание самой природы, физической близости мужчины и женщины.
* * *
День празднования социалистической революции. Ноябрьская демонстрация. Шли к центральной площади колонны людей с транспарантами, лозунгами, красными знамёнами. Продвигался вместе со всеми в школьной колонне 8«б» класс. Нина с подругой шли под руку и вместе со всеми радовались праздничному настроению, большому скоплению улыбающихся и жизнерадостных людей. Начало ноября было по-настоящему зимним, с белоснежными сугробами, в которые постоянно кого-то выталкивали, а то и роняли. Так было теплее и ещё веселее. На ней зимнее пальто, на руках вязаные шерстяные варежки; одной рукой обхватила локоть подруги Маши, а свободной держала верёвочку с привязанным красным шариком. Девочки-одноклассницы держались парами или маленькими группами, а мальчишки пихались между собою, размахивали плакатами, устраивали сражения древками знамён в воздухе. Учителя давно перестали делать на это замечания. Почти час добирались к центральной площади, и чем ближе она была, тем чаще останавливались и медленнее шли.
Нина что-то тихо и быстро щебетала подруге в ответ. Она оборвала фразу от лёгкого скользящего удара. Это не было болезненно. Приятно обожгло её женскую грудь с боку до соска. «Что это?» Через секунду неведомое тепло заполнило весь объём полусферы, достигло рёбер и направилось вниз. Там с двух сторон обтекло пупок и, не задерживаясь, спустилось в самый низ живота. Как через горловину бутылки, проникло в девичье лоно, доставив в святая святых неведомое ранее ощущение. И возникло желание, чтобы это повторилось. Очень захотелось этого. Ударивший её одноклассник оглянулся, их взгляды встретились. Ей показалось, что он ухмыльнулся при этом. У Вовки был тёмный налёт над верхней губой, который через год станет юношескими усами. Многие девчонки хотели его внимания и чего-то большего. Нина с трудом двинулась вместе с колонной. В ногах появилась слабость, а желание — ощутить подобное ещё и ещё раз - стало нарастать. В голове было нарушено течение мыслей и покоя не стало также.
Она кое-как дождалась окончания парада и быстро прощаясь с подругой, заторопилась домой. Родители ещё не вернулись с демонстрации и, скорее всего, задержатся где-нибудь в гостях. Закрыла за собою входную дверь, сбросила пальто, шапку и варежки прямо на пороге, выскочила из зимних бот. Вбежала в ванную. Быстро стянула свитер, следом водолазку, и рука прорвалась под комбинацией к высокой упругой груди. Неудобного бюстгальтера не было — кто это видит зимой на улице? Она стала нажимать на грудь в том месте, куда её ударил одноклассник. Ничего того, что было там, она не чувствовала. Но само место касания удара ощущала. Нина ещё сильнее сжимала грудь, мяла её. Но было просто больно. Стала тоже самое делать с другой грудью — лишь боль:
— Почему? — спрашивала она у кого-то.
Скинула комбинацию с себя. Её кисти схватили обе груди снизу и продемонстрировали зеркалу:
— Ну? — воскликнула она зеркальному отражению и после тише: — Хочу! Хочу! Хочу! Хочу, — выговаривала она зеркалу, показывая ему красивые груди.
Соски топорщились от возбуждения, набухшие ареолы были покрыты пупырышками. Её грудь продолжала расти. Ещё летом мама сказала дочери:
— Твои чудесные большие яблоки превращаются в душистые дыньки. Двоечка, Нина, — пройденный этап.
Но её сейчас не интересовал размер и красота собственной груди. Девочка-подросток желала того самого ощущения, что возникло после удара; волшебным теплом там всё обволокло и напоследок, качнувшимся колоколом, всколыхнуло промежность. Нина опустила руки, глядя в зеркало на свои груди, что были, как две морские мины над тихой водой в форме полушаров с одним штырём на каждой. Она сняла последнее, что осталось из одежды. Кисти коснулись бёдер, пальцы уловили исходящее тепло со стороны лобка и ниже. Именно сюда всё опустилось, проникло и замерло внутри. Оно там поселилось и теперь излучает это тепло, которого раньше она не ведала. Руки стали двигаться к лону и смыкаться. Пальцы не стали задерживаться на чёрных кружевах волос, а потянулись к мякоти губ влагалища, что сейчас, как показалось Нине, были опухшими и оттого чуть больше обычного. Пальцы стало затягивать туда, как в воронку. Средний палец накрыл расщелину, а другие закрыли гениталии. Посмотрела в свои зеркальные глаза, слегка запрокинула голову. Взгляд стал затухать, реальность — размываться. Нина сомкнула ресницы. Теперь она вся была там — внизу. Кисть ещё чуть продвинулась вниз и дальше. Перед сном или утром проснувшись, она иногда так делала. Вслушивалась в свои ощущения, нежно гладила самый низ живота, внутреннюю часть бёдер. Лёгкими движениями пальчиков массировала губы влагалища и очень осторожно проникала одним из них вовнутрь. Это было возрастное любопытство и познание своего растущего, меняющегося организма. Сейчас было только одно желание — ощутить что-то очень приятное и доселе неведомое. Средний палец притопился в расщелине и замер. Сверху его накрыли два соседних, словно придавая тому уверенности. Вскоре стало чуть влажно, и Нина подогнула средний палец — крайняя фаланга оказалась внутри. Она мягко и бережно погрузила палец ещё чуть-чуть. Сладостно и зовуще стало школьнице, но не то. Не то! Но и не так, как она это ощущала раньше. Если продолжить давление, то плева отзовётся болью. Она это не раз пробовала. Боль не нужна. Нина стала медленно двигать руку вверх и вниз, выводя палец наружу и затем опять аккуратно погружая во внутрь. Раньше это было просто приятно и больше представляло девичий интерес, ожидание чего-то нового от этого. И вот, это какое-то новое появилось и поселилось где-то за перегородкой плевы и дальше, глубже. Это оно выдавало новые приятные ощущения от ласковых и нежных осязаний. Девочка подняла левую руку к правой груди, обхватила её растопыренными пальцами, насколько это было возможно, и сжала. Стала сильней давить и вращать грудь, передвигать кисть по всей полусфере, вдавливала сосок в ареолу или оттягивала... Возбуждение усилилось. Хотелось ещё большего. Она переметнула руку на соседнюю грудь. Но из предоставленного самому себе разогретого полушара стало уходить возбуждение. «Хочу ещё!» Высвободила другую руку из лона, подхватила, теряющую возбуждение, грудь и теперь обеими руками давила и вращала свои упругие груди, намеренно заламывая потвердевшие соски и вжимая их. Соски жалили мелкими уколами. Девушка взялась тремя пальчиками каждой руки за торчащие соски и стала их вращать, оттягивать вперёд, снова вращать и теребить. «Нет!..» Нина резко остановилась и замерла — надо было успокаиваться. Пришло, пришло новое ощущение, но не ТО, которое было от Вовкиного удара и что очень хотелось повторить, и пережить. «Не бить же мне вас, мои хорошие». Она сблизила соски вместе и попыталась их поцеловать. Но чуть-чуть не дотягивалась до них своими алыми губами. Нина любила своё тело, свои белые не девичьи груди. Она подняла голову и медленно отвела руки. Груди полыхали розовыми пятнами, а тоненькие кривые дорожки вен отчётливее, чем обычно, виднелись сквозь прозрачную детскую кожу. Было сладостно, тепло и не покидало ощущение прекрасного Завтра в её жизни. Девушка включила душ, перешагнула в ванную, закрыла глаза и отдала всё своё тело тёплому дождю. «Завтра… всё будет завтра…»
В школе Нина училась посредственно. После восьмого класса никуда поступать не захотела, так как понятия не имела — куда? Из увлечений — только книги. Читала много и всё. Поэтому её единственные пятёрки были по русскому и литературе. Ещё английский давался легко, но ленилась. Учительница была строгой, принципиальной: была уверена, что способным, но ленивым надо занижать оценку и требовать тем самым от них усидчивости, активности на уроках. Но это не про Нину: пусть будет четвёрка, а не пять. Родители были простыми людьми рабочих профессий и участия в школьном образовании дочери не принимали. В младших классах, конечно, понимали о чём речь, когда заглядывали в учебники и тетрадки. А логарифмы, физика, химия, даже ботаника с географией им были недоступны.
Школьница-Нина жила легко, радовалась жизни; дома родители не напрягали, пятёрок не требовали. На лицо простушка, зато у неё раньше других одноклассниц стала расти грудь. Они и были первыми, кто дал понять - что это за часть женского, тогда девичьего тела. В раздевалке на уроке физкультуры откровенно пялились, некоторые просили потрогать. К четырнадцати годам она научилась поворачиваться таким образом, чтобы взглядам мальчишек доставалось плечо или её спина. Или прямо в упор — когда выхода не было. В переполненном общественном транспорте руки располагала между грудью и мужским телом. После шестнадцати лет меньше стала стесняться своего третьего размера. Те же ровесницы «помогли». Многие были красивее её лицом, выше и стройнее, но такой высокой грудью похвастаться никто не мог. Открыто завидовали. Почти у каждой был парень, а им было мало этого.
— Мне бы твои титьки!..
У знакомых девчонок заводились друзья, в основном, по их же инициативе. Некоторые парни были старше своих школьниц-подруг на два-три года. Желание задружить с молодым человеком было и у неё, но пример, что случился с её лучшей подругой, подействовал сильнее ледяного душа.
В начале девятого класса подруги Нина и Маша сказали друг дружке:
— Мы что, рыжие? У всех есть пацаны, а мы выглядим дуры-дурами!
Нине нравился Олег из параллельного класса. Не Ален Делон, но и она не была красавицей. Чем-то он её зацепил. Пока Нина обдумывала — что же предпринять, у подруги Машки появился парень! Даже не парень. Он был старше их лет на пять-семь, работал на заводе. У него был мотоцикл «Ява». Нина стала завидовать и забыла про Олега-«не Делона». Машка всё время щебетала про своего. Через неделю после знакомства сказала, что он её прокатит в воскресенье на мотоцикле. Машке завидовали все. Она даже успела зазнаться. Только с подругой оставалась прежней. Утором в конце телефонного разговора, Нина услышала:
— Всё! Я поехала! Вечером позвоню! Хоть бы поцеловаться с ним…
Позвонила днём с телефона-автомата; ревя и рыдая:
— Нинка-а-а-а… Приходи за… за… приходи за школьную теплицу… Сейча-а-а-с! Быстрее! А то я повешу-у-у-сь…
Нина выбежала из квартиры, из подъезда. Бегом до автобусной остановки. Как раз успела и вскочила последней на ступеньки автобуса. Дверь с угрожающим шипеньем и скрипом захлопнулась за ней. Ехать две остановки. Так на ступеньках и доехала в заполненном автобусе. Деньги на билет не передавала, так как их и не было. Опять бегом через дорогу. Продралась по еле заметной тропинке сквозь кусты. Нырнула в дыру школьного забора. По диагонали пересекла маленький школьный сад у теплицы. За углом на деревянном ящике сидела и ныла Машка. Ноги широко расставлены, локти на коленках, ладони двигались по истрёпанным волосам головы. Нина бросилась перед ней на колени и стала отрывать её руки от лица.
— Маш! Маш! Ты чего? Что случилось?
Подруга ещё сильнее и теперь в голос зарыдала. Нине удалось опустить руки вниз.
— Успокойся! Машенька… успокойся. Пожалуйста, хватит…
Сколько прошло времени? Но прошло… И Мария рассказала, не переставая рыдать и по-детски хлюпая носом:
— Мы поехали за город сразу… Потом в гаражи… Он открыл гараж… Завёз туда мотоцикл и сказал… сказал, чтобы я заходила… Я зашла.
— Шлем-то снимай, красавица! Выпьешь? — и он стал разливать красную жидкость по мутным, заляпанным гранёным стаканам.
— Нет, Валера! Ты что? Мы же хотели съездить на пруды.
— Отменяется. Я на заводе пашу, как проклятый. В два законных выходных надо оторваться по максимуму, чтобы не было стыдно за прожитую жизнь! Знакомо?
— Не-е-ет… — Маша стала пятиться к выходу.
— Стой, стой, стой. Ты куда, милая? — парень в два шага подскочил к воротам и запер их изнутри. — Не хочешь — не пей. Я больше пары глотков и не дал бы тебе пропустить. Родители бы учуяли с полстакана выпитого. Я через это давно прошёл… Подойди!.. Чё боишься? Я ж не собака — не укушу.
Он изнасиловал её. Грубо, грязно, цинично. Как только порвал ей плеву, отпрянул от ягодиц. Мария и опомнится не успела от произошедшего, от сильной боли… В голове чернота… И его хрипенье за своей спиной:
— Давай, давай… Щас-щас… Ну же! Ну… — он лихорадочно двигал правой рукой и обращался, глядя вниз: — Да-да-да… Давай! Давай… О-о-о…
Мария отвернулась. Всё тело окаменело и только сглатывала слёзы. Он кончил. Взял с гвоздя серую тряпку, вытерся и воткнул тряпицу в её обвисшую руку.
— Ну, милая, теперь ты настоящая женщина! Не ты первая, не ты последняя…
Она стояла в оцепенении, смотрела сквозь мокрые глаза, как он выпивал содержимое бутылки. А тот не переставал ей что-то внушать:
— Бери от жизни всё! Она коротка! — и воткнулся своими мокрыми от вина губами в её рот. Ей не хватало воздуха, губы невольно разомкнулись и хотели глотнуть кислорода. Его язык проник внутрь её рта. Она стала терять сознание, и тут он со чмоком отлип от неё. — Всё! Прощайте куклы-муклы, здравствуй, настоящая жизнь! Всё наладится, не дрейфь!
Они шли пролеском к городской окраине, на троллейбусную остановку. Он грубо и больно прижимал её к себе, оглядывался по сторонам и назад. Давил на маленькую грудь Марии; ей было больно и теперь уже всё равно…
— И родичам ни слова! Ещё раз повторить тебе!..
— Нет, — тихо прохрипела она куда-то вниз.
— Не слышу, — змеёй прошипел ей в ухо.
— Нет.
— Молодец, детка. Это жи-и-изнь, жизнь это. Это тебе не книжки читать и кино смотреть!
Нина только сейчас увидела, что подруга без трусов:
— Маша! А где трусы?
— Выбросила где-то… Мокрые, в крови. А-а-а-а… — опять заголосила Машка.
— Тихо, Машенька, тихо! Успокойся. Что делать-то будем?
А не было дома родителей у Марии. Отец из командировки должен дня через три только вернуться. Мать вчера уехала в рейс — работала проводником на поездах дальнего следования. Жила Маша через дорогу от школы.
— Проводи меня домой. Боюсь соседей увидеть и не выдержу. Если что — ты и разговаривай… наврёшь что-нибудь… Прикроешь меня. Ублюдок! Тварь, скотина!.. — Маша била кулачком своё острое коленко.
Был по-летнему тёплый и ласковый сентябрь…
Месяц Мария была отречённой, замкнутой, но держалась. Родители, учителя и знакомые списывали на переходный возраст. К зиме стала почти прежней. А на новогодней квартирной вечеринке у Сани-одноклассника подошла к подруге и пренебрежительно тихо сказала:
— Иди в ванную с Саней, запрись с ним и стань женщиной! Это жизнь, подруга…
Мария опьянела от стакана вина, была развязанной, смотрела свысока. «Малявки!»
Нина не прикасалась к фужеру, не чокалась во время тоста. Кто-то вёл себя аналогичным образом. Танцы были только медленные, так как все откровенно желали «быть взрослыми», а мальчишкам непременно хотелось потереться о девичьи «титечки»… Уже скоро, действительно скоро, наступит новая, взрослая жизнь.
Отношения у подруг охладели. Случай с Машкой надолго отбил желание знакомиться с парнями. Нина избегала классных вечеринок. Она даже стала чуть лучше учиться - некоторые тройки становились четвёрками. А Мария покатилась вниз… И пришло очень быстро время выпускных экзаменов. Школа закончилась, а с ней и детство.
* * *
Нина решила поступать в вуз. Родители опять же аргументировали:
— Зачем тогда было идти в десятый?
Выбора у девушки не было — пединститут, филологический и это в соседней области. Зато не ломала голову в отличие от многих одноклассников. На очный не добрала баллов. Всё же слабоват был школьный аттестат, а конкурс большой и сплошь девчонки. Предложили учиться на заочном отделении или вечернем. Выбрала заочку. Побоялась жить и работать в другом городе; осознавала, что в своей комнате у неё очень тёплое и уютное гнёздышко с лампой для чтения книг, с удобным письменным столом. И родители не знали, как это будет выглядеть: в другом городе и совсем ещё девчонка.
Миновала первая зимняя сессия. А весной знакомые отца помогли устроиться на завод секретарём начальника одного из цехов. Родители денег с зарплаты у неё не требовали, но частенько говорили про их накопление и не транжирование. Всем секретаршам надо хорошо выглядеть, быть опрятными, следить за внешностью и уметь одеваться. Нина стала осваивать и тайны профессии, и покупку вещей «из-под полы». Научилась быстро «приводить себя в порядок» и делать маникюр за кружкой чая. Работа нравилась, нареканий не было. И чудесным образом через год она стала секретарём-делопроизводителем у главного инженера завода. Но чудес не бывает. «Ах, вы мои красавицы-четвёрочки! И вся я молодец!» — не раз она обращалась к зеркалам. Какая дура, имея четвёртый размер груди, работая секретаршей у большого начальника, будет от этого размера «страдать» и измываться над ними, чтобы как-то «уменьшить»? Заводоуправление, это не цех! Работяг с прямолинейной и чаще грубоватой речью тут нет. Всё тихо и чинно, но намного строже и ответственнее. Теперь её новое рабочее место значительно больше, комфортнее и мебель солиднее. Красота! «Классно, Нинок!»
На втором курсе, сдав успешно сессию, она поехала домой на машине. Это был грузовой тягач, который тащил за собой тентованную фуру. Дальнобойщик Пётр был братом однокурсницы Леры. Она-то и затащила подругу в это путешествие. Трёхместная кабина была похожа на купе в поезде, только меньше и ещё компактнее. За те же шесть часов, что довёз бы их поезд, они и приехали. Только ещё сэкономили по времени на дорогу к вокзалу и в своём городе — от вокзала до дома. И деньги остались при себе! Жизнь радовала Нину, она радовалась жизни!
Хоть не красавица, но с ладной фигурой, опрятная; «… И перси, полные томленьем...» — её грудь, груди. Как желали мужчины взяться за её груди, того же хотела и она от мужчин к ним. Женские «дай потрогать» —никогда не приносили того сладострастия и возбуждения, что испытывала Нина от мужского захвата. Это было именно то, что искала она тогда школьницей в ванной после демонстрации. Зависть многих женщин не раздражала, а наоборот. Привыкнуть к постороннему вниманию, откровенным взглядам мужчин к своей груди было невозможно. И зачем? «Кому ноги, кому мордашку, а кому титьки…» Спрятать? Каким образом? «Зачем?!» А летом? Которого ждёшь не дождёшься, чтобы скинуть с себя тяжёлые одежды, вздохнуть всем телом тепло и солнце. Ходить дома голой; где-нибудь подальше от посторонних глаз с Леркой в реке искупаться нагишом. Вода так приятно обтекает груди и щекочет промежность…
К двадцати годам жизнь обрела некое постоянство: прекрасная работа, выезд в соседнюю область для сдачи экзаменов в сессию, праздники, вечеринки, кино, книги… Не хватало суженого, любви с ним, крепких мужских объятий, физической близости. Её тело желало постоянной мужской близости, овладения и обладания им. Хотелось иметь свою семью и даже «бабской доли». Присматривалась на работе к посетителям, на сессии — к сокурсникам, случайных знакомых примеряла в мужья. С Петром поначалу встречались редко. Чаще были втроём: она с Лерой и он. Через полгода Нина поняла, что у него серьёзные к ней чувства. Пришла пора ей задуматься о своём будущем: как дальнем, так и ближнем. Встречались по-прежнему редко и мало были вдвоём. Почему-то смущала его работа, точнее профессия. «Может, с образованием кого? Инженера?» Решила оставить всё как есть. Через год он сделал ей предложение. Ждёшь подобное, но подготовиться к этому невозможно. Не смогла сразу ответить что-либо. Он не был первым у неё. До двадцати лет в девках мало кто засиживался. К тому же те — до него которые — не предлагали... И тут Пётр проявил настойчивость, даже напор, которых ранее за ним она не замечала. Как будто его подхлестнуло это её молчание. А ей, похоже, именно этого напора от него и не хватало для принятия решения. Нина ответила согласием и вышла замуж за него.
Пётр по-своему был внимателен к ней, заботлив и нежен — особенно после её положительного ответа. И общение, отношения между ними стали тогда свободнее. Он хорошо зарабатывал, снимал однокомнатную квартиру, в которую Нина переехала ещё до свадьбы. Семейная жизнь не обрушилась на неё лавиной. Всё же Пётр на несколько дней уезжал в рейс, и это помогло ей постепенно осваивать азы хозяйки, уклад семейной жизни. Обручальное кольцо на руке не уменьшило внимания к ней со стороны мужчин, зато теперь она ни к кому не присматривалась, дышала легко, открывались новые грани женской жизни. «Всё у меня хо-ро-шо!»
Секс? Пётр буквально набрасывался на неё, приходя с рейса. В дни отдыха между своими поездками, он как будто восполнял упущенное в своё отсутствие и желал насытиться впредь, собираясь в командировку. Очень скоро обнаружилось, что она не беременеет. Это их не расстроило и не озадачило на первых порах семейной жизни. Да, она ходила к врачам; они сдавали анализы… Но были молоды, счастливы и «этот вопрос» отложился на потом. Ещё жить да жить! И, к тому же, ей институт надо было окончить. «А после и начну решать с беременностью».
В первые годы их совместной жизни, инициатором к сексу был Пётр. Нина могла, конечно, спровоцировать супруга на второй, третий «поход в страну чудес», но это ещё не было той страстью, тем желанием удовлетворения своей похоти, что придёт к ней позже. Сейчас это было естественно и приятно. Она испытывала чувственное удовлетворение от того, что его природа рвётся к ней, желает в неё проникнуть, и женщина шла навстречу, не видя ограничений. Нашла в крепких объятиях мужа ту самую сладостную боль в грудях, которую хотелось чувствовать и с ней пребывать. В кровати Нина любила лечь к нему спиной, взять его ручищу и вложить в неё грудь. Сверху накладывала свою ладонь и ею добивалась, чтобы он посильнее сжал грудь. Она плотнее придвигалась к низу его живота, подгибала ноги, отчего зад становился круглее и оттого поддавливал ягодицами член. Молодой мужчина чаще не выдерживал, а первым вздрагивал «петрович». Бессмертным голливудским героем он, в который раз, поднимался, наливался кровью, силой и желанием. Супруг вдавливал всего себя в неё, водил рукой и мял твёрдые сферы грудей с торчащими сосками. Пётр начинал чаще дышать, обдавая жаром её шею; молчал и продолжал усиливать своё давление. Скоро Нина и пальчиком не сможет пошевелить! По внутренней стороне её бёдер - назад к ягодицам — стала продвигаться от гениталий струйка. Вскоре та смочила, набравшую кровь, головку фаллоса, что была воткнута в пересечение складок бёдер и ягодиц. Ковбой Петра желал движения именно туда, откуда вытекала эта волшебница. Но всё сомкнуто! Ещё немного и муж расплющит супругу. Нина свободной рукой делает движение к низу своего живота. Дыхание мужа становится тише. Пётр и особенно тот, что внизу, замерли. Её кончики пальчиков оказались у точки пересечения английской буквы Y. Под фалангами кудряшки коротких волос. В самом низу таза разогретая и влажная домна. Пауза… Супруги замерли… Нина приподнимает верхнее бедро. Оживает муж: Пётр ослабил давление, но не выпускает грудь. Он движениями своего таза пытается продвинуть член к желанной цели. Женщина, получив большую свободу, начинает сгибаться и двигать прямую руку в промежность. Та не задерживается на гениталиях, обильно орошается смазкой и продолжает движение к ягодицам. Подушечки фаланг прикоснулись к окаменевшему телу "петровича", что изогнулся толстым луком без тетивы, упёршись в ягодицу от чрезмерной близости и безвыходности. Чуть отодвинувшись, Нина поймала в лодочку ладони высвободившийся член, обжала пальчиками и потянула в обратный путь. Пётр облегчённо выдохнул и последовал всем низом живота к её волнующим орехам. Ладошка замерла, едва миновав влажный зев распустившегося цветка с широкими и отогнутыми наружу мокрыми лепестками. Фалл скользнул в зев и начал своё погружение. Жена высвободила руку и передала инициативу супругу…
Молодая супружеская пара и брак по любви. Каких-то иных определений своему союзу они не ведали. Желанные друг другу, радующиеся окружающему миру. Есть хорошая работа, денег хватает, могут и что-то «лишнее себе позволить» в материальном плане. Беременность? Отложилась само собою на потом. Отсутствие в необходимости предохраняться — только раскрепощало, а потому предаться сексу, они могли в любую минуту взаимного желания, и где нет посторонних глаз. А как этого не желать, когда тебе чуть больше двадцати? Пётр не увалень и не дрищ какой-то. Сил хватало и на ремонт большой машины, и на то, чтобы супругу прижать к стене, поднять наверх за раздвинутые ноги, войти в неё, оттеребенить и только после извержения, не отнимая рук от крутых ягодиц, медленно опуститься на подогнувшиеся и ослабленные ноги вместе с нею…
В советской стране «секса не было», как не было соответствующей литературы, доступной информации. Буквально всё и все «осваивали это дело» самостоятельно. Миссионерская поза, плюс ещё со спины – всё? И только в кровати? Всю супружескую жизнь? Пусть и в СССР… Трудно такое представить у молодой здоровой пары. «Специальная литература». Вопрос — где взять? Художественная литература. Классика… Многих французских классиков Нина прочитала ещё школьницей. В десятом классе оказался доступным «Декамерон». Родители понятия не имели о чём – видели, что дочь толстую книгу читает. Про секс в книгах почти ничего, но толчок к эротическим фантазиям подростку всё же давали. Во время сессий прочитала отпечатанные под копирку на пишущей машинке «Баню», «Валенсию», знала о ненасытной Екатерине Великой… Нина и в замужестве продолжала много читать. О запретной когда-то теме, стало что-то робко появляться в журнальчиках. Слышали о просмотрах порнофильмов на квартирах в очень узком кругу доверенных лиц за деньги, но оба не дошли до этого ни порознь, ни вместе.
Пётр, вообще, был простым советским мужиком, работягой. Не герой французского романа. Крутил баранку, ремонтировал и готовил в рейс свой тягач. Нина была для него законной женой, хозяйкой и русской бабой. Хоть и секретарша у высокого начальника, но она его и точка! Он был по-своему ласков с ней, старался не сквернословить, цветы мог подарить… Книг не читал. Водочку предпочитал вину и пиву. И редкий случай — не курил. Нина следила за его внешним видом: через знакомых покупала ему что-то из одежды, хорошей обуви; чтобы был опрятен, «не зарастал»… Он не противоречил, но и не заморачивался очень — с теми же шмотками. «Живём хорошо! Жена довольна!»
В первые два-три года активность к соитию проявлял Пётр. Ещё если вернее — инициатива чаще шла от возбуждённого «петровича». Глаза мужа могли и не видеть в это время Нину; её груди, лона, её «попчика». Член наливался кровью при малейшей мысли у Петра на проникновение, от увиденной в телевизоре красивой женщины, а то и просто во время обыденного сидения на стуле… Супруга желанно отвечала. Как это могло не нравиться? И зарождалось в ней, и вырастало своё личное желание — её потребность заняться сексом здесь и сейчас! Чаще, это было при ожидании его возвращения из рейса, когда наплывали вспоминания о их телесной близости. Ещё сильнее этого хотелось в «одинокой» супружеской постели вечером. Женщина касалась груди, нежно сжимала, ласкала, и рука всегда задерживалась на самой её вершине, где пальцы теребили потвердевший сосок. Проводила рукой по гениталиям. Вскоре появлялся их сок. Запускала средний палец или два во внутрь и двигала там в отсутствии «петровича», пытаясь давлением на стенки влагалища, заменить хлопчика. Не заменит. Желание только усиливалось от этого ещё большее. Говорила себе:
— Стоп дорогая! Умей ждать!
Шла в душ подмыться, пыталась там успокоиться, но россыпь капель издевательски будоражила и по-своему возбуждала. Возвращалась в кровать и не сразу засыпала. «Надо чуточку ещё потерпеть»…
Возвращался любимый и желанный муж. Сама теперь чаще первой обнимала его на пороге; насколько позволяли силы, прижималась грудью, тянулась поцеловать, при этом твердью лобка откровенно давила на его «спящего хлопца», ждала реакции. Член эрегировал, и они легко могли совершить соитие прямо на пороге квартиры. Шли в душ, затем обед или ужин, и снова мог быть секс: у стены, на столе, в кровати… Они были молоды и, в общем-то, физически здоровы.
В кровати… Если он не был активен сверху, а она лежала на спине и сгорала от накопившего у неё желания или «завелась», то сама добавляла импульсивности снизу: слегка впивалась ногтями в его ягодицы и всякий раз чуть вздёргивала таз навстречу его стреле. Подмахивала. Мужчина принимал вызов. Дичал. Они буквально вдалбливали себя друг в дружку. Пётр наслаждался агрессией самца-животного, звуками мокрых шлепков внизу; частота фрикций обретала безудержный темп. Нина брала свои колыхающиеся груди в руки, поднимала ноги к верху, теряя при этом пространство и разум… Возвращалась к реальности вместе с звериным рыком мужа и заливанием нутра её сосуда.
Если страсть была его велика, и он не нуждался в подзаводке, то она лежала расслабленно на спине и отдавала всю себя ему. Чаще всего это было после разлуки. Мужчина был диким и себя мало контролировал, становился зверем из джунглей или африканской саванны — было жарко обоим. Он был безудержен над ней, а Нина, получая удовольствие, ждала начала семяизвержения, вернее — хлёсткого и сильного выброса. Перерыв накопил в муже энергию, извержение будет прочувствовано ею. Это было весьма приятным ощущением, и теперь она только ждала. Ждала, когда набухшая головка члена ударит о стенку колокола, и начнутся первые конвульсии перед выбросом спермы. Как только супруг останавливался и прогибался в спине, она быстро подводила свои руки под него, упирала обе ладони вниз его живота и давила пальцами с силой вверх. В самый последний момент перед отключкой, Пётр смог повиноваться — чуть отодвинуться назад, на самую малость. Муж замирал — «петрович» с сантиметра расстреливал заднюю стенку влагалища и шейку матки. Женщина буквально таяла от заливавшего теплом нутра и прочувствованных ударов струи. Оргазм мужчины завершался; она крепко обвивала от сладострастия его ногами и прижимала к себе теряющее силу тело. Он испустил последнее… осторожно ложится на неё весь, становясь мягким и не имея более сил в руках удерживать себя. Внизу всё закончилось. Кроме тепла Нина сейчас там ничего не чувствует. Она обнимает его руками с любовью и благодарностью и затухает вместе с ним…
А если они раз в третий или того более начинали соитие, то прогулка по храму любви была неспешной и длительной. Это было её время, так как он свою безудержную похоть изничтожил ранее. Пётр двигался в ней плавно, его руки бродили по телу жены и всегда возвращались к грудям, что зовуще качались надутыми парусами. Груди чуть отставали в движении от ритма их тел из-за своего объёма и тяжести. Нина и сама любила дополнить своё возбуждение, массируя грудь, тереть и слегка оттягивать отвердевший сосок. Иногда каждый из супругов одновременно тилискал ту или иную грудь… Научились перетекать из одного положения в другое, не покидая влагалища. По первости ведущим в их полёте, инициатором в смене тех же поз был Пётр. Она тогда считала, что это правильно и её дело подчиняться. Муж останавливал движения, сильными руками давая понять, что поза меняется.
Часто женщине хотелось оставить всё как есть, уйти в эту бесконечность установившегося ритма и не возвращаться. Лодочкой на волне качаться под тёплым солнцем блаженства… «Может сказать ему?» Нина приоткрывала глаза, он вопросительно смотрел на неё, всякий раз при этом поднимая темп зачем-то. А ей абсолютно не хотелось усилившейся качки. «Не-е-ет — говорила она про себя и закрывала глаза. — Не катастрофа, как-нибудь в другой раз…» Фрикции вскоре становились от него максимально частыми, отчего лодочка почти не колыхалась. Муж сжимал её плечо, втыкался в неё до упора и замирал. Сейчас она не чувствует у себя внутри его струи, как если бы это было впервые после его воздержания. Но приятное тепло ощущает. Обессиленный Пётр аккуратно ложится на неё, обдавая жарким дыханием плечо и шею. Нина нежно гладит обеими руками его сильную спину. Но что-то было не так, как-то «недосказано»… «Ну и ладно… Нам хорошо! Ещё жить да жить…» Силы возвращались к супругу. Он чуть приподнимался на руках и ложился на бок рядом с женой. Иногда спрашивал:
— Как?
— Всё хорошо, — отвечала.
Зверюга-муж всегда желанен был и со спины. Его удары об аппетитные ягодицы теперь были сильнее. Он втыкался и отпружинивал назад, удерживая таз крепкими руками или замирал, чтобы рывками рук двигать её белые орехи к себе и назад, к себе и обратно. Звуки ударов-шлепков низа его живота об женские чресла звенели от обилия выделяемой смазки. Нина желала такой близости. И она тут тоже дикая и животное. «Бей! Сильнее! Сжимай руками бёдра. Давай… одновременно… навстречу!» Он впивался руками в сгиб ног у таза, задавал ритм и наслаждался своим превосходством и видом её задницы... Женщина прогибалась в спине, ощущения усиливались, и она вовсе опускала голову на постель, вытягивала чуть руки и забывалась в чувственности. Глаза мужчины бродят по сексуальной синусоиде вечной красоты: этот увеличенный объём женских ягодиц… вид суженной талии… Тут, на самом входе в зев Нина улавливала приятный точечный удар, а дальше ощутимое проникновение насильно изогнутого члена в глубину. Когда хватка мужа ослабевала, она смыкала бёдра и вертела зад в ту или другую сторону. Теперь внутри стало плотней и ощущения чувствительней. Если Пётр всё это выдерживал, то он вставал полусогнутыми ногами на постель и пикировал сверху под углом. Жена, они оба этого хотели! Муж хватал одной рукой загривок её волос, обжигал ягодицы шлепком ладони и скакал всадником на обузданной кобылице… Устав, останавливался, спускался, брал руками её бёдра и запускал её черёд — чтобы она теперь задвигалась в своё удовольствие. Опёршись на руки, Нина двигалась в своём темпе; останавливалась на входе и крутила задом. Сама вколачивала свои орехи в него и обратно, опять в него и обратно, опять в него… Пётр, прерывал свою пассивность, жёстко останавливал её и начинал страстно всаживать в неё свою похоть; поднимался выше, нагибался к ней, чтобы ещё поймать и ухватиться за колыхающиеся внизу груди. Самкой была Нинка и хотелось быть. Какие могут быть между супругами тут иные отношения? Пётр спускался вниз, поднимал её ногу, отводил в сторону, удерживал рукой и продолжал… Когда наступал пиковый момент перед выбросом семени, он вжимался в неё всей сущностью. «Как же хочется туда пропасть!..» На мужском лице гримаса удовлетворения из-за ощущений пробивания узкого канала члена спермой и дальнейшим её выбросом. Ослабленный Пётр отпускал ногу супруги, повисал тяжёлой ношей на ней, на ягодицах. Она аккуратно вытягивалась на кровати, и сама расслаблялась под супругом…
А оргазма молодая женщина достигала редко. Сама ещё полностью не разобралась в его природе. Это иногда случалось при её нахождении на нём сверху. Она была наездницей, сама задавала ритм в этой скачке. Сначала двигалась спокойно и чувственно, постепенно возбуждая всё внизу, где смазкой залиты его бёдра и низ живота. Достигала момента, когда всего этого становилось мало. Возбуждённая, Нина начинала увеличивать темп до остервенелых движений тазом по его телу так, чтобы его елда нещадно долбила по её колодцу. Тёрлась клитором, расплющенными о тело мужа половыми губами. Никакой мягкости и нежности! Как набирающий ход паровоз, её таз двигался в плоскости дышла колёс этого самого паровоза. Дикая, необузданная природа просыпалась в ней сквозь тысячелетия. Женщина-паровоз, с возрастанием скорости, учащением ритма, чуть приподнималась с колен на согнутые ноги, брала его сильные руки и наваливалась на широкие ладони грудями, всем телом. Нина становилась насильницей. Перенеся вес на возбуждающие руки Петра, двигала оттого своим тазом ещё быстрее. Муж абсолютно себя не чувствовал в ней, поэтому эякуляция могла произойти значительно позже. Текущие по его бёдрам ручейки жидкости, забавно щекотали его пах. Иногда женщина останавливалась, приподнималась, брала в руку ствол члена и его головкой теребила губы влагалища, тёрла сам вход в футляр, водила по клитору. Удовлетворившись, садилась обратно на шест, и паровоз срывался с места до следующей остановки. И снова сумасшествие частых амплитуд. Этого хочется… Стоя на коленках такого безумия движений невозможно добиться – лишь стоя на ступнях и отдав максимальную тяжесть тела в руки мужчины. Гениталии в обильной смазке, их возбуждение беспредельно и надо ещё, ещё… «Ещё!» Упругие груди в замках сильных пальцев мужа окаменели, набухшие ареолы в пупырышках, соски торчат взрывателями. Груди переполнены энергией, хотят свободы и терзаний. «Не вздумай, дорогой, их отпускать! Замри! Я сама, сама!..» — читалось на её лице и в одичавшем взгляде. Она впивалась в него глазами, держалась за него руками, до боли сжимала свои губы. «Не вздумай!» Он смиренно лежал… Когда-то попробовал приподнять свой таз, но она со всей силы ударила своим передом в него сверху под углом и сквозь зубы процедила:
— Лежи-и-и…
Пётр лежал, а Нина держалась руками за его плечи или запястья и мчалась обезумевшим паровозом с раскалённой топкой к желанному взрыву. Ненасытная топка желала получить ещё и ещё жару. И вот только в таком угаре, но не всегда, она могла получить эту вечность, которая неведома мужикам и не всем женщинам удаётся подобное пережить… Внезапный стон-гудок; паровоз вздрагивает, подскакивает и трясясь, со стонами срывается с рельсов, улетая к небесам женского космоса, рождённого в желании, страсти, в дикой и чувственной природе мироздания.
* * *
Прошло года три, как Пётр попривык к жене, к установившемуся ритму жизни. Он не хотел её меньше или что-то в ней разонравилось. Но чуть реже бывал у них секс и чаще без былой страсти. Нина невольно вспомнила дурацкое определение - «супружеские обязанности». Если супруг поостыл и успокоился, в том числе и от того, что это можно сделать всегда и не надо даже особых напряжений, то у неё выросла потребность к физической близости, регулярному сексу, его продолжительности. И каков этому предел?.. Хотелось Нине и нежных прикосновений рук мужчины, его ласок, чтобы исцеловал её тело, лоно… Но это было не в природе Петра. «Поговорить как-нибудь с ним об этом». И это, как и решение вопроса беременности, Нина также доверила времени. Впереди целая жизнь и они всё успеют. Так это ей представлялось и думалось. Когда пауза без секса затягивалась, то в её лоне начинал просыпаться «хотюнчик». Не очень требовательный, не беспокоивший, но дающий знать о своём существовании. И тогда ей казалось, что она готова этим заниматься сколь угодно долго и чаще прежнего. Опять же редкий оргазм хотелось определить в постоянство. Но семейная жизнь тем и хороша, что интимная близость произойдёт — надо только иметь терпение и обязательно делать необходимые усилия для этого. Нина ждала его с рейса, думала, вспоминала их сексуальные баталии или фантазировала на эту тему. Дожидалась. Теперь это у них происходило не сразу, даже если и легли, и она недвусмысленно прижималась к нему всей жаждущей и нагой своей натурой. Муж после нескольких дней и ночей, что провёл в кабине машины, теперь вкушал в первую очередь прелести домашней еды, жилья, уюта. После принятой ванны, лежал на спине и готов был уснуть в этом блаженстве… Её рука змеёй двигалась по мужской груди к дальнему плечу. Она ещё сильнее вся прижималась к супругу. Женщина стелила свою ногу поверх него и начинала продвижение к члену. Её внутренняя часть бедра нежно и медленно, как улитка, скользила по ноге, затем преодолевала желанный орган. Иногда тот уже при этой её активности начинал твердеть. Улитка-нога переползала через твердеющий и растущий член. А жаждущие охвата горячие и мокрые губы гениталий, с первого своего прикосновения к мужчине, искали… искали свою страсть. Находили, облизывали, захватывали и проглатывали. По дороге вглубь, он вырастал и твердел окончательно. Губы вагины аппетитно обсасывали сладкий тёплый леденец; спадало томившее их напряжение ожидания и после исчезало совсем.
Нина получала своё, но могла и хотела ещё. Успокоившись, шла в душ. Раньше часто вместе ходили и под струёй воды снова могли предаться сексу. Теперь, вернувшись из душа, ждала его возвращения из ванной. Приходил Пётр, ложился также на спину и готов был уснуть с её прохладной ладошкой, что покоилась на члене — ей хотелось ещё… Тонкие пальчики жены совершали неуловимые движения. На пороге реальности и сна муж застревал от тормознувшего его «петровича». Тот выдал короткий импульс в женскую руку. Потом ещё раз вздрогнул, ещё разок и стал набирать силёнки, подавая сигнал наверх. Мужчина передёрнулся всем телом и вернулся в реальность из одолевшего было его Морфея. Пётр знает, что будет ещё раз — он и не против. Молодой организм быстро восстановится. Супруга женственна, формы возбуждают, и они не первый год в браке. Всё у них хорошо. С «петровичем» Нина быстро «договорилась». Твердеющий член от ласок её пальцев поднимается и дугой зависает над телом мужа. Кровь вливает в него силу. Колосс растёт в умелой руке женщины. Она смотрит на своё создание, любуется, проводит ладонью по нему вверх и вниз, нежно сжимает громадину, что теперь торчит из её захвата ракетой перед стартом. Спокойно убирает руку. Самодовольный боец стоит во всей своей желанной красе. Она смотрит удовлетворённо сквозь ресницы на выросшего исполина; опять ладонью обвивает его всего и начинает медленно, чуть сжимая содержимое, двигать руку вверх и вниз, убеждаясь окончательно в его крепости. Тут уж она не будет спешить и придаваться скачкам. Это точно их последнее соитие в это раз. А после уснут, если это вечер, или начнут новый день с такого прекрасного и наступающего утра. Нина растянет удовольствие во времени; она знала, что муж и без этого ещё одного траханья обошёлся бы. Но женщина давно уже «готова этим заниматься всю ночь». С годами пришло понимание, что иногда в такой «дополнительный лишний раз» надо и отступиться от только собственного удовлетворения. Инициатива за ней, желание её, но надо постараться и для него. Как он предпочёл бы её сейчас отыметь? Тут надо быть ещё и внимательной в своих предложениях и не повторить того, что было у них сегодня… Так, можно зажать влажный член между грудей и предаться созерцанию его движений в них и ощущать его — тоже весьма приятно. Или минетом закончить их сексуальный марафон. По первости делала его также быстро, как оба занимались сексом в начале супружеской жизни. Но потом стала забавляться фаллосом, словно детской куклой-пупсиком: играла с ним, целовала, лизала. Дальше — больше. Ощутить его во рту хотелось непременно, чтобы он оказался там весь и в опьянении страсти или алкогольном, даже желала проглотить вместе с яичками. Сперму никогда не сглатывала, а собирала во рту и по окончании шла в ванную избавиться от неё и сполоснуть рот. К тому же минет был «утешением» мужу на период менструации. Не с первых месяцев совместной жизни это пришло, но женщина преодолела этот барьер, а потом стало абсолютно естественным разнообразием.
Пришло в их семейную жизнь постоянство, размеренность бытия и событий. Нина окончила вуз, работала там же, чего-то иного ждать не приходилось, да и работа её вполне устраивала. Нина цвела женственностью фигуры, сочными формами, отчего мужского внимания к себе испытывала достаточно. Это нравилось, придавало уверенности по жизни. Пётр отмерял километры. Появилась неспешность, а с ней и лишний килограмм-другой на его теле прибавлялся каждый год. Кресло с телевизором становились всё более притягательными, привык к пиву. Нина понимала, что их семейная жизнь предательски стабильна и стала интуитивно отдаваться всему новому, что могло её увлечь за собою. Ухватилась за его вопрос о приобретении легковушки.
Вошли в их жизнь его первые отказы заняться сексом. Ей стало не до былых любовных утех: «Просто вошёл бы и протёр моё нутро, угомонил желание». Менструация, «месячные» — период взаимопонимания и «без претензий». Но по их окончании! «Как же хочется!» Если муж был в рейсе, то была хоть причина терпеть, ждать и надеяться. Сам собою обозначился вопрос о ребёнке. И тут врачи вынесли вердикт, что у них с Петром не будет детей. Пережили этот удар, но как-то каждый сам по себе.
Женщина ощущала сексуальное влечение, оно жило, и росло в ней, ей хотелось чаще и дольше заниматься сексом. Это было в новинку. Дискомфорта не было, ведь секс свершался рано или поздно. Напряжение спадало, а то и вовсе исчезало, если в супруге вдруг пробуждалось былое-молодое. Петра, вроде как, всё устраивало — так ей казалось. Её сексуальная энергия не переполняла чашу терпения, а тем более не хлестала через край, но «хотюнчик» напоминал о себе всё активнее, если пауза затягивалась.
Наступил тот экватор, когда жена всё чаще ощущает желание заняться сексом, а муж, наоборот, довольствуется всё более редкими слияниями их тел. Это возникает не сразу и вдруг. Мужчина привык к жене. Не кидаться же на неё, как раньше и на протяжении тех лет, что будут они вместе! «Захочу — засажу». Жена ведь она ему — бегать, упрашивать не надо. Попривык… Жена… И его годы. Издалека — сейчас пока незаметно — начинают годы «работать против него». И до первой «осечки» — когда не встанет — ещё далеко. Сейчас-то всё в порядке. Только секса теперь мужу не очень хочется, а то и вовсе нет желания. А в женщине за эти годы взрастилось желание к половой жизни. Пришла страсть заниматься безудержной физикой секса. Они на экваторе, к которому шли с разнополярных горизонтов сотворения мира, сотворения двух противоположностей — мужчины и женщины. Жизнь — это испытание. Одно из них — сексуальный экватор. Он довольно продолжительный во времени, поэтому не случается каким-то ненастным осенним утором вдруг и сразу. Как у них будет дальше?
По молодости женщина даже не отдавалась мужчине, а чаще сдавалась ему в угоду. Уверяя себя, что так и должно быть, а фантазии о прекрасном их совместном будущем сглаживали дискомфорт. Его частые, иногда внезапные потребности, она ему позволяла удовлетворять всегда, когда тот желал, хотя сама и не созрела желанием, не была подготовлена мужчиной. Тот налетал коршуном и быстрее, быстрей… К своему желанию постоянного интима Нина пришла через регулярный и даже частый секс, что присутствовал в первые годы супружества. Теперь же само тело просило мужчину, физическую работу мышц, органов, желало химию секса, самого запаха. Именно с мужчиной, а не от собственных рук и пальцев, что тянулись туда при избытке желания. А Пётр в рейсе или «сразу уснул»… Когда-то и она не очень-то хотела. Ей пришлось смириться с почти отсутствующими ласками и нежностями от Петра, а принять таким, какой он есть. Не просила, разговоров не заводила. И вот теперь… Молча? На самотёк? Их желания встретились на пограничье, задержались. Желания меняются местами, но возможности-то ещё есть; есть время, много времени, чтобы скоординировать возможности с желаниями и наоборот. Переговорить и договориться… Разговаривать? Разговаривать не раз и не два. Нине боязно об этом думать — Пётр не тот человек. Боязно… «Пусть будет, как будет». Сколько-то ещё пройдут по широкой поперечине экватора, а далее… Спинами друг к другу и к разным берегам?
Разные они — мужчина и женщина! Каждый желает видеть и овладеть тем, чего нет у каждого из них, но так манит и притягивает. Женская грудь вскармливает младенца-мальчика, который впивается в неё, держит ручонкой и сосёт. Её вид, ощущение в себе — «моё!» — закрепляется в подсознании и остаётся вечным желанием. Грудь женщины так и будет притягивать взор мужчины; ему хочется её взять рукой, захватить ртом и пососать, как младенцу, потеребить языком сосок, по которому когда-то к нему стекало материнское молоко. Мужчине придётся за грудь побороться, прежде, чем она вновь предстанет перед ним оголённой и абсолютно доступной с набухшей ареолой и потвердевшим соском.
Разные… Мужчине не почувствовать и не узнать — что испытывает женщина в сексе, а ей — никогда не познать его ощущений. Манящий член, который вначале вызывает у женщины столько противоречий, а потом хочется… «как же его хочется»… Она может умиляться упругой и маленькой мужской попкой, по которой легонько и звонко шлёпает ладошкой. Он же возбуждается от аппетитного женского зада и волшебного перехода к её талии. По её ягодицам хочется не шлёпнуть, а обжечь ударом с оттяжкой, ещё и рявкнуть при этом. Магия женских ног, что ведут к главному желанию страсти и удовлетворения мужчины. Для эрегированного члена за женскими вратами её храма есть та заветная ёмкость, в которой, утонув, содрогнётся он, а вместе с ним всё тело мужчины и взорвётся его мозг.
Вместе с одеждой отбрасываются неловкость и стыд, оба утопают в объятиях и отдаются сладострастию физической близости. Женщина впускает мужское напряжение вовнутрь, приветственно омывает соком. Плоть вагины обвивает входящий член целиком, губы влагалища чмокаются о тело мужчины. Замерли. Всё… Дальше… Последнее — что ещё могло сковывать две противоположности — исчезает. Дальше свобода и осуществление желаний. Близость тел; скольжения внизу, внутри… Кто-то ограничивается только этим в дальнейшем, а кто-то идёт дальше одного лишь входа туда и обратно по несколько раз. Это космос, границы которого каждый обозначает сам. Супруги могут расширить их только совместными усилиями, вниманием и откровенными беседами. Спросить, попросить что-то, дабы изменить обоим во благо. Но сейчас, вроде как, это не так и важно. К тридцати годам ещё желанны друг другу и силён мужицкий фалл… Правда, не так бушует тестостерон, как в юношеском организме; реже эрекция, что по молодости даже спонтанна. Тогда боец был не просто «всегда готов!» А готов и непременно! Хочу войти и кончить! Он же не успокоится иначе! «У него там своя голова»…
Юной особе, молодой ещё женщине нужно время: «не каких-то там пять минут». Ей хочется и желательно получить внутреннее согласие на сближение, а тем более на секс. Подготовить себя. Ещё лучше, если это чувство некоторое время будет расти в ней. Слышать чаще его голос, внимать ласкам, отвечать на поцелуи. Прелюдия… Он — хоть сейчас, она — надо желание и какое-то время. Не самое явное различие, а внешне, вроде как, и не видно. Молодость.
Противоположные желания, возможности к соитию идут друг другу навстречу, к экватору. Проходят годы. Теперь оказались в том самом месте, когда оба одинаково желают и могут заниматься сексом. Какое-то время пробыли тут и пошли дальше. Женщине всё чаще и дольше хочется этим заниматься, а в мужчине затухают его былые возможности. Трахаться-то мужику хочется, в голове эта мысль ещё одной ногой задержалась в прошлом, но возможности не те. И теперь ему — как когда-то ей — нужно созреть, он всё чаще должен желать этого всей натурой. Она впускала его, хоть и не было сильного желания, что рождается позже. Впускала алчущего, иногда бесцеремонного, напористого. Отдавалась… Теперь она на той половине, где хотят и желают! И даже очень как хотят. Супруга желает удовлетворения и надо притушить огонь желания, усыпить сверчка в глубине своего лона. То, что женщина могла по молодости — отдаться тогда, когда не полностью ещё готова — не в состоянии сделать мужчина в зрелые годы. Хлопец-то «ушел из большого секса». Тестостерон уже не тот. Первые — не встал и не встаёт. А женщина хочет! Какой-то закон сексуального противоположения, без закрепления равных возможностей на сексуальном экваторе. И закон противоположностей с годами всё чаще обозначает себя. А желание наоборот — чаще не исполняется. Раз, другой, третий… Поднять член — не ноги свои женщине раздвинуть и расслабиться, а потом «закрыть глаза и думать об Англии». Грубо сказано по отношению к женщине, жёстко, но самая что ни на есть сермяжная правда про затухающие с годами сексуальные возможности мужчины.
Так было и у Нины с Петром. Он разогревал эту домну по молодости, давал ей жару. Та от этого лишь крепчала. Но затем стала присутствовать чаще механика секса, затем и это стало уменьшаться в количестве раз и длительности акта. «Фитиль горел», но не с тем жаром и не так часто. Женщина хотела, она ждала, Нина выдыхала на него всю себя. Теперь и он заметил изменения в ней. Если не удовлетворить, не пригасить, то разбуженный когда-то и с его помощью выросший её «хотюнчик», становится виден окружающим. Вошли кривые мысли в голову Петра… Баранку крутит… Один… Долгими часами, днями. «Изменилась моя Нинка… Изменилась». Которая встречала его радостно, втыкалась грудью, тёрлась лобком… «Раньше такого не было», — останавливая машину на красный сигнал светофора. «И в кровать с порога готова сразу затащить… Чешется у неё там, свербит… А я тута! Поехали — зелёный». Нина действительно его желала и хотела, а после разлуки ещё сильней, чем прежде. Не прятала горящих глаз, не скрывала страсти — это же её муж, «давно не девочка»! Её тело и органы, привыкшие за годы к физическому терзанию, ещё больше желали плотских утех. Теперь её домна могла сама по себе начать нагреваться в отсутствии «петровича». Это было зовуще. Терпимо, но всё же… Внизу подвывало. Она оглядывалась, убеждалась, что никто не видит, и рука накрывала промежность и давила через одежду, ощутимо тёрла между своих бёдер. Но вместе с этим было приятно осознавать то, что это не симптомы болезни, а здоровое желание женщины и там у неё порядок. «Всё хорошо, моя дорогая… встретим вечером Петеньку, и его петрович будет у тебя... Я постараюсь, чтобы это было побыстрее... потерпи чуть-чуть…»
Стать матерью Нине не дано. Взять ребёнка из детдома? Нет. Садовый участок? Нет. Личный автомобиль? Хоть какая-то цель, требующая новых действий. Голова мыслями об этом иногда занята. И с ним поговорить на эту тема — хоть сколько-то побыть рядом. А так уткнётся в телевизор… Чтобы как-то пообщаться, побыть вместе: могла посидеть с ним за компанию рядом у телевизора, немного выпить с ним в свой выходной или за ужином. Застольная беседа с обсуждением нехитрых семейных дел, мытьё посуды, душ и в кровать к уснувшему мужу. Стала не отказывать себе в вечеринках, выпивала на них. Это расслабляло, помогало отвлечься. Общение. С мужчинами держала дистанцию, была уверена в себе. Это не трудно: замужняя, статусное рабочее место, «я контролирую себя». Пётр возвращался с рейса, на столе записка с указаниями, что за еда его ждёт в холодильнике и номер телефона, где она на дне рождения или празднике каком. «... Буду поздно. Доберусь на такси. Не волнуйся. Твоя Нинок.»
Изо дня в день, из месяца в месяц — незаметно — каждый год… Размеренный уклад семьи из двух человек. А с противоположных сторон, сначала навстречу друг другу, шли их сексуальные желания и возможности. Встретившись, потоптались в паре и продолжили свой путь в тех же направлениях, теперь только удалявшимися спинами друг к другу повернувшись… Петр наматывал километры; крутились колёса, а вместе с ними крутились в голове мысли: «Дитя нет… Делать ей нечего… Я в разъездах... На вечеринки зачастила, попивает… Так и рога наставит — гусаров хватает…» Нина осознавала, что её сексуальное неудовлетворение не затушевать макияжем, не скрыть за рабочими разговорами с пришедшими на приём к шефу. Теперь, если они с Петром и совершали «таинство», то это было лишь раз, против былых-то безудержных утех, и быстро, как у начинающих. Становилось, конечно, получше, было легче, но неудовлетворение оставалось. «В следующий раз непременно будет всё замечательно» — с этой верой она ещё долго не засыпала. «Не красавица, но аппетитная она, баба моя! Сисяндры такие голову нашему брату за раз сносят… Похер тогда – замужем или нет! Где я — водила и она — в высоких кабинетах… Умная, начитанная…»
Пётр в рейсе. Нина на дне рождения сотрудницы. Чокалась, выпивала, улыбалась, закусывала. Алкоголь постепенно снимал напряжение, «крючочки» самоконтроля ослабевали, некоторые и вовсе расстегнулись. Не всё ж плита, муж, работа, дом!? В доме порядок, еда приготовлена, муж хороший, её рабочее место — до самой пенсии. Вообще, вся жизнь такая — до самой пенсии. Ещё раз поддержала чей-то тост, чокалась с соседями, выпила, стала закусывать… «Аппетитная она у меня… А теперь стала хотеть так, как я раньше... Что я? Мне теперь много не надо… Жизнь на закат от рассвета, а не наоборот… Философ, бляха-муха!..» Зазвучала музыка, начались танцы. Танцует в паре. Партнёр хочет приблизиться, она не допускает сокращения дистанции, хотя груди и всё тело так желают мужского соприкосновения, что невозможно этого скрыть от мужчины… «Крути баранку, Петя! Крути и за дорогой смотри… Не дай бог, влетишь куда! Вот бабы!..» Опять выпивали, опять танцевали. Ещё один «крючок» расстегнулся. Танцевали соприкасаясь. Мужчина ощущал крепкую и манящую грудь. «Я не пьяная, я в порядке! Всё под контролем! И ничего не будет… Это лишь танец взрослых людей»… Пётр поужинал в придорожном кафе, залез в кабину, расстелил постель и лёг спать… Нина хмельная села в такси, выслушала что-то в самое ухо от того, кто с ней весь вечер танцевал, и уехала домой…
Где-то через год Пётр собрал вещи и ушёл.
Молча, ничего не объясняя. Она вернулась с корпоратива под самое утро, поспала каких-то три-четыре часа, с усилием поднялась с кровати и… Он застегнул ещё одну большую сумку своих вещей… Сидела на стуле и боялась спросить. Слёзы, слёзы... «Куда он? Что происходит? Что случилось?» Муж вытащил баулы на лестничный марш, достал из кармана ключи, бросил на полку и захлопнул за собою дверь.
* * *
Пришлось вернуться к родителям. Шли месяцы её одиночества. Пётр продал вскоре свою квартиру, отдал ей половину суммы и совсем уехал из города.
Середина девяностых… Навалилось как-то всё разом! Завод стал чей-то собственностью и продолжал умирать. Зарплата с задержкой; цены на продукты, на всё росли. В магазинах, на рынках есть всё, а денег не стало. Раньше было всё наоборот. От денег мужа почти ничего не осталось. Жить взрослой женщине с родителями — тяжёлое испытание, но пережить смутное время сообща было легче.
«Что дальше?» Что было не так у них с Петром? Что с заводом? Куда она, если его закроют совсем? Что со страной, в конце концов? И цены, цены, цены… Навалилось. В первое время это занимало её полностью. Сумбур жизни вытеснил опустошение на пару месяцев. Но шли — эти самые месяцы. В голове реже появлялись вопросы, на которые она так и не нашла ответов. Ритм новой жизни стал обыденностью. Пришло возвращение к себе самой — не прежней. Но нашла опору внутри себя, что вернуло природу женщины, женского организма. Из самых дальних глубин стало напоминать о себе желание взрослой и ещё молодой, в общем-то, женщины. Она хотела, она желала, рыдая в подушку-подругу. Год! Почти год она не была с мужчиной. После стольких лет регулярных, не регулярных… Было и вдруг не стало. Жизнь с родителями. Мало куда ходила. Если где и задерживалась, то возвращалась в «приличное время».
Умерла бабушка и Нина переехала в её квартиру…
На работе начальник после работы «накрыл поляну» для сотрудников по случаю своего юбилея. Слева рядом с Ниной за столом оказался неизвестный ей мужчина. Справа — Валентина — секретарь директора завода. С ней и разговаривала, чокалась, выпивала. Мужчина ухаживал: накладывал закуску в тарелки, наполнял фужеры. Представился: «Александр». Почувствовала, как он к ней слегка прижался. Нина отодвинулась поближе к Валентине. Вскоре стало шумно, народ расслабился от выпитого. Курящие выходили в коридор, некоторые захватывали туда наполненные рюмки и фужеры. Пригасили свет, заиграла музыка. Александр пригласил Нину на медленный танец. Танцевали. Он что-то спрашивал, иногда касаясь губами её уха. Отвечала односложно, глядя куда-то в сторону и вниз. Мужчине приходилось всякий раз наклоняться, чтобы расслышать ответ. Её тело горело внутри, и сдерживать себя не было сил. «Господи!» — помянула всуе и не раз. Пили ещё, а за столом по-прежнему все разговоры с Валей, ну и пару раз с Александром коротко о чём-то. В следующем танце он попробовал приблизить Нину к себе. Её высокая грудь касалась его и в первом танце, но надо выяснить — что его ждёт после вечеринки. Мужчина откровенно сократил расстояние между ними. Нина оказалась в его объятиях. Нечеловеческими усилиями при внутренним нежелании, женщина оторвала себя от него. Танцевали после этого молча; она всё также смотрела в сторону. Прошли на свои места. «Пролёт с тёлкой... Аппетитная, зараза! Видно же, что одна и в тоске… Чё надо?» Всё было выпито и съедено, народ стал потихоньку прощаться. В её обязанность входило тут всё прибрать, посуду мыть не обязательно, но приёмная должна выглядеть, как и прежде. Полы утором техничка вымоет. Она силой притянула Владимира к себе и процедила в ухо: «Задержись в туалете и возвращайся!»
Он вышел с последними гостями и направился в другую сторону коридора. Нина достала припрятанную бутылку, налила полный фужер и осушила. Закусила остатками заливного со своей тарелки и стала прибираться. Вскоре появился Александр и встал в дверном проёме, спросил лишь: «Помочь?» — и стал ей помогать. Когда всё прибрали, она налила ему и себе. Теперь Нина смотрела на него в упор. Пила и смотрела. Подошла к нему вплотную и стала снимать с себя, с него одежду. Выпившую женщину пошатывало, она очень спешила, отчего некоторые пуговицы не сразу расстёгивались. Ни слова, при этом. Она обжигала его жаром, что полыхал весь вечер внутри. «Сдвинь кресла вместе!» Он сдвинул и встал, ожидая следующей команды. Мужик не успевал за ней: ведь ещё тридцать минут назад решил, что с этой Ниной абсолютный пролёт будет. Женщина торопилась. Она встала перед ним и пихнула в кресло. Опёрлась коленом на это же кресло, взялась за торчащий член и попыталась занести вторую ногу, чтобы взгромоздиться на шест и упасть в пропасть тоски и мук. Сидушка кресла предательски провалилась, и коленка последовало за ней. Изрядно выпившая женщина, неуклюже завалилась на широкий мягкий подлокотник кресла. Соскользнула куда-то вниз. Пыталась вернуться к устойчивому положению. Мужчина стал ей помогать. Она кое-как пристроилась к нему сбоку. И её прорвало: рыдала безудержно и навзрыд в плечо абсолютно неизвестному человеку, оказавшись в самых идиотских условиях, обстоятельствах и пьяная… Стала целовать его мокрое от её слёз плечо. Спросила в слезах: «Саш! Можно я тебя потрогаю?» Стала водить рукой по телу мужчины, не переставая целовать его и плакать. Протянула руку к увядшему члену, что покоился от не востребованности. Коснулась. Накрыла ладонью и стала нежно массировать, как она это делала с «петровичем». Член стал оживать, но ещё не набрал тверди. Нина успокоилась, приободрилась, высвободила обе руки, опёрлась и оказалась сверху. Но она всё же торопилась. Ей хотелось побыстрее, а хмельная голова не помощница своей хозяйке. Переполнявшая женщину сексуальная энергия, длительное отсутствие секса, перебор с алкоголем… Мужчина стал удерживать шатающуюся над ним Нину... Какой тут секс?.. Почувствовав себя поуверенней в его руках, она протянула руку вниз и взяла нетвёрдый фалл и попыталась ввести его внутрь влагалища. Тот загибался, выскальзывал из пальцев, куда-то западал, и она рукой начинала искать его в темноте пространства, рискуя опять упасть... Ещё одна попытка… Другая… Беспомощно села ему на живот, осознав всю тщетность — получить желаемое. Опять положила голову ему на плечо. Слёз не было — закончились. Немного так полежала, затем спустилась и села перед Александром на корточки. Раздвинула ему ноги, захватила головку члена губами и начала его всасывать, помогая языком. Тот недолго оставался квёлым, стал набирать утраченную было силу. Теперь она может и облизывать, и целовать этого желанного дьявола. Захватила ртом головку, выпустила слюны изо рта на неё и сомкнутой кистью стала ускоренно водить вверх-вниз по основанию члена. Тот увеличился в размерах. Женщина убрала руку и то же самое стала теперь делать ртом, часто двигая головой. Ей хотелось запихнуть его себе в самые глубины, чтобы тот через глотку достал влагалище и удовлетворил там всё наконец-то. Глотала глубоко, насколько возможно. «М-м-м-м…» Выталкивала обратно, задыхаясь без воздуха… Уставшая, чуть передохнув, вздохнула глубоко и стала нежно вводить в рот неглубоко и обратно, неглубоко и обратно. И он дёрнулся. Она ускорила движения и зачастила. Тот стал биться во рту, заливая его спермой. Она всё проглотила… Всё.
— Вызови мне такси… Я домой.
Недели через две он зашёл к ней на работу, пытался заговорить. Она дала понять, чтобы он исчез из её жизни. Ещё месяц стыдила себя и гнала, краснея, воспоминания о вечеринке шефа. Сигнал телефонного коммутатора:
— Слушаю вас, Игорь Леонидович!
— Нина! Найди, пожалуйста, кого из электриков!
— Хорошо, Игорь Леонидович…
Одного заводского электрика она знала несколько лет лично. Спокойный, немногословный Виталий. Лет на шесть-восемь старше её. Его постоянно вызывали к себе домой или на дачи начальники. Хороший был мастер, поэтому и звали. Минут за десять выяснила, где он может быть и связалась с Виталием по внутренней связи.
«И мне нужен домой электрик. Полгода, как переехала в квартиру после смерти бабушки, а духовка у плиты не работает… розетки, выключатели надо менять…»