ГЛАВА 2
Как он приметил эту хатенку с замшелой крышей, стояв¬шую на пригорке у сосны со сломленной верхушкой, Федор Иванович Караваев и сам не знал.
Он очень спешил в тот день, выжимая из своего «жигуленка» все, на что была способна его машина, боясь опоздать к самолету на Москву: в аэро¬порту Лесногорска его ждала Татьяна, обитавшая где-то на другом конце России. Потерять же это милейшее создание Федор Иванович, холостяк до мозга костей в свои тридцать три, просто не имел права. Что-то шевельнулось у него внутри, когда увидел Татьяну. Как показалось, душа готова была тот час вырваться из его грудной клетки и «пуститься в пляс». Караваев еще не знал ни как зовут эту белокурую худенькую женщину, замужем ли она, а, может, и свободна, но все равно Караваев поставил себе четкую задачу: не только познакомиться с ней, но и попытаться «протоптать» стежку-дорожку к ее сердцу.
Понятно, были у Караваева определенные сомнения, но душа взяла свое.
Кто мог знать, что он с первого же дня пребывания в санатории втюрится в нее по уши? Да и Татьяна, кажется, заинтересовалась им, даже «воздушные поцелуи» призывно посылала, улыбаясь в ответ на его улыбки. Но дальше улыбок и «воздушных поцелуев» дело не пошло, у Караваева не хватало для этого смелости. Хотя Федор Иванович даже окольными путями, у медсестричек, навел довольно обширные справки о Татьяне: не замужняя, бездетная, почти на десять лет его младше, строгая, с мужчинами в санатории не «баловалась», абсолютно непьюшая. Как раз, что надо...
Однажды он уже было осмелился подойти к Татьяне и предло¬жить ей не только руку, но и сердце, однако так и не смог преодолеть внезапной и не очень характерной для него робости. После того, как первый раз обжегся, снова руку в огонь не суют. Вот и он «обжегся» на первой жене, еще в далекой юности. Загуляла, краля. Да так, что не рога ему наставила, а... рожищи! Практически со всеми мужиками в общежитии, а тогда они в общежитии жили, переспала. Как потом ему говорила, ради интереса. Может, и врала для пущей важности? А на кой ляд Караваеву ее интерес, когда она однажды ему «интересную» болезнь принесла. Полгода промаялся. Развелся, и все... Нет, уж лучше холостяком, чем с такой «продажной мадам» постель делить...
Теперь Караваев был уверен на все сто процентов, что Татьяна согласилась бы стать его женой. Вот бы мама его порадела, если бы он вместе с нормальной, красивой невестой домой прикатил... Но Светлана Сергеевна уже умерла и не могла ему ничего посоветовать, а он после развода с первой женой привык слушать только советы матери. Теперь же посоветоваться Караваеву не было с кем, разве что с родным братом, но тот жил далече. Иван Караваев от мобильного телефона категорически отказался, да и вообще от любой телефонной связи, говоря, что лишь малую толику могут рассказать о человеке письма, а отнюдь не голос, брошенный собеседниками в трубку... А еще лучше ездить друг к другу в гости. Личное общение это — основное...
Да, теперь, с такими ценами на пассажирские перевозки по стране, наездишься... Да еще пару тысяч километров по «железке» откатать... Самолеты туда летают только, когда погода позволяет, а «позволяет» она ой, как редко…
...И все же, несмотря ни на что, Федор был уверен на все сто процентов, что попроси он, признайся Татьяне в любви, предложи руку и сердце, она вышла бы за него. Так, нет. Психологическая неуверенность, даже непонятная робость не позволили сделать Федору Ивановичу то, что он назвал бы подвигом. Да, он, наконец, снова полюбил, и готов был за Татьяной броситься и в огонь, и куда угодно, хоть в тартарары, но...
Об отлете Татьяны в Москву Федор Иванович узнал от ее соседки по комнате слишком поздно. Бросился в регистраторскую, чтобы адресок домашний Татьянин взять — не дали, сославшись на секретность. Хотя, Клавдия Петровна, старшая медсестра, смилостивилась, увидев на лице Караваева отчаяние, пообещала пособить, но минут через десять вернулась из регистраторской тоже несолоно хлебавши. Никто не регистрировал Татьяну в санатории. Как это водится, взяли с нее «на лапу» и все тут. Зачем бумажки разводить, да государству лишние денежки отстегивать, когда можно за одного-двух «страждущих отдохнуть», сдернуть чистую монету.
В эту, плачевную для Караваева категорию неучтенцев попала и Татьяна. Чай, государство не обеднеет. А в пищеблоке на одного-двоих из четырех с гаком сотен отдыхающих разве сложно «отстегнуть» по чуть-чуть?..
Теоретически Караваев еще мог успеть к отлету — от санатория, где они отдыхали, до Лесногорска было километров шестьдесят, ну, может, чуть побольше, хотя дорога, судя по атласу, петлявшая между озерами да болотистыми плавнями, которые перемежались лесом, только при подъез¬де к Лесногорску выравнивалась, и лишь там он мог развить предельную скорость. Но все равно Караваев рас-считывал поспеть в аэропорт вовремя, еще до регистрации, и прямо там сделать Татьяне предложение.
Выскочив из санатория без пиджака, Караваев нырнул в машину и рванул вперед, как на соревнованиях, ста¬раясь справиться с душившей его обидой. Правда, обижал¬ся он больше на себя, за то, что так и не подошел в нужный момент к Татьяне и не признался в любви.
Он был уве¬рен, что и она заприметила его, но стоило ей улететь — все закончилось бы тривиальным «адью, ариведерчи, Федя», потому что не только работающие в санатории, но и соседки по комнате ее домашнего адреса не записали... Может кто из женщин, номер мобильного телефона Татьяны и записал, но, поди ж ты, получи у них адресок или номер? Не дадут, растакие. Из женской зависти что ли... «Как же, не на меня ты глаз положил, а на соседку по номеру. Я что, горше ее лицом вышла, или фигурой...» Анастасия, жившая с Татьяной почти полмесяца в одной комнатенке, сказала ему, что не только не записала адрес Татьяны, но даже не знает, в каком краю России, а, может, и не в России вообще, Татьяна обитает... Короче, не близко отсюда…
ГЛАВА 3
...Впереди огромным бельмом маячил бензовоз. Караваев уже пару раз пытался его обогнать, но не тут-то было, не пускал бензовоз. Дорога, как назло, петляя по оконечностям огромного озера, была почти что однорядка.
Вдруг передняя машина неожиданно мигнула стоп-сигналами и резко затормозила. Из кабины на асфальт спрыг¬нул водитель бензовоза и резво замахал Караваеву рукой.
«Что за химера?» — зло подумал Караваев, изо всех сил утапливая педаль тормоза — не хватало еще со всего маху врезаться в махину с горючим. Как полыхнет — костей не соберем. Ни он, ни, тем более, я — все сгорит к черту!»
Машину Караваева развернуло и едва не опрокинуло в озеро.
— Идиот! — прокричал Федор Иванович, выскакивая из «копейки» и едва совладая с собой, чтобы не накостылять не¬нормальному водителю по шее. — Жить тебе надоело, что ли?
— Это тебе жить надоело, — почему-то добродушно ответил Кара¬ваеву водитель бензовоза, одетый в пиджак на голое тело и джинсы. Он отошел к краю дороги и присел на бордюр. — По но¬меру вижу, что не местный. Там, впереди нас давно поджидают три поста полиции, а ты жмешь на своей «копейке» под сто пятьдесят или даже больше. Даже странно, что ты можешь из нее столько выдавить...
— Как ты определил, что с такой скоростью еду? — удивленно спросил Караваев
— Как, как… ты когда под горку мчал, я уже, почитай, на горке был. И вот здесь ты меня нагнал, да еще и сигналишь, как бешеный… Я почти сорок лет за рулем…
— Ты же меня не пускал, специально перегородил дорогу?
— А то, как? Разобьешься невзначай, или на дорожную полицию нарвешься. И тебя захомутают, и твою машину… И скажут, что так и было… Пятитысячной не отмажешься…
— Значит, надо, если жму, — садясь в машину, резко ответил Федор Иванович. — Сдай чуть на обочину, чтобы я мог проехать.
— Указателей не видел? Сорок камэ в час. Тут подряд санатории, детские пансионаты да пионерлагеря идут. — Водитель бензовоза неторопясь подошел к «жигуленку». — Пацаненок какой или девчонка выбегут на дорогу, что делать-то будешь? Детей укокошишь, как пить дать. А дальше... Здесь сорок камэ в час еще километров пятнадцать...
— Это для неучей, — отмахнулся Караваев. — Водить надо уметь, и все будет тип-топ...
— Ты почти в кювет слетел, — негромко сказал водитель бензовоза, а говоришь «для неучей». При такой скорости, что неуч, что опытный водила — практически все равно в дерьмо какое-то вляпается…
— Ладно, проехали, — вновь недовольно бросил Караваев. — Сдай на обочину, чтобы я проскочил.
— Куда так спешишь, сломя голову?
— В аэропорт.
Водитель бензовоза закурил, предложил сигарету Кара¬ваеву. На отказ не обиделся.
— Понятно. Тогда могу посоветовать свернуть, тут километров через пять съезд с главной. Дорогу почти вдвое со¬кратишь. Только особо не торопись и, главное, не останавливайся. Прижмись к бочку, и потихоньку. Так, километров не больше сорока и едь. Места здесь, в лесу... непонятные. И не одно, или два... Может, даже, с дюжину наберется. Все вокруг плавней... Только не торопись... Объезд небольшой, а там дальше — дорога, как писанная… Успеешь в свой аэропорт...
— Что значит непонятные места? — спросил Караваев в приоткрытое стекло на двери.
— Елки да сосны здесь на дорогу ни с того, ни с сего, падают, асфальт иногда проваливается под машиной, а затем он на место становится, словно так и было все. Бывает, что одни смятые крыши от машин на поверхности остаются. Ни тебе колес, ни сидений. А потом и они непонятно как вглубь засасываются... Да и водители частенько пропадают. Словно их в машинах и не было вовсе. Некоторые машины на обочине стоят пустехоньки, и ни одной живой души. Местные туда боятся не то, что ездить, а и забредать, а приезжие не знают, порой и заезжают. Увидишь, на съезде с трассы «кирпич» висит, вот по той дороге тебе и надо, если жутко спешишь. Хотя, опасная, скажу тебе дорога. Кстати, и дорожного патруля там днем с огнем не сыщешь. Боятся они… Да, чуть не забыл, еще — умная жижа где-то здесь неподалеку обосновалась. Вот она-то... зверствует по-настоящему... Хотя человеческий язык эта жижа, понимает... Сама не говорит, но когда надо — понимает…
— Ты ее видел? — хотя Караваев и спешил, но с интересом спросил.
— Да нет, не видел, но о ней говорят местные старики и старухи, а они — люди знающие...
— Во, во, говорят, — перекривил тощего водителя бензовоза Караваев. Лучше бы отогнал свою махину с дороги, пустозвон, а то ненароком зацеплю, — бросил Караваев, заводя «копейку».
— Да погоди ты, успеешь, — водитель бензовоза встал с бордюра, но так и продолжал посасывать сигарету, совсем не обращая внимания на то, что на него медленно надвигается «жигуленок» Караваева.
— Слушай ты, ненормальный, отойди! — высунувшись из дверцы, уже зло сказал Караваев, легко напирая горячим капотом на худую фигуру водителя бензовоза. — Не хочешь бензовоз на обочину отгонять, то хоть отойди, попытаюсь объехать и так.
Водитель не обиделся и, не отступив ни на метр, продолжил:
— Да погоди ты минутку, и езжай. Я еще пару советов тебе дам. Так вот, чтобы машины не бились и люди не травмировались даром, знаки запретительные полиция поставила, — как показалось Караваеву, безразлично бросил водитель бензовоза даже не обращая внимания на то, что «жигули» Караваева потихоньку оттесняют его назад, к бордюру.
Наконец Караваев не выдержал и снова ударил по тормозам, поскольку мог если не задавить, то хорошенько помять водителя бензовоза.
Поставив «копейку» на ручной тормоз, Караваев вылез из машины с единственным желанием надавать оплеух идиоту, который не двигался с места.
— А километров через восемь отсюда, даже по этой дороге, вообще разрешено только с машинами сопровождения ехать. Соберется нас у второго поста полиции с пяток машин, вот тогда шлагбаум поднимут, и поедем. Опять же говорю, тут место непонятное. Только чего ты по этой дороге поехал? Надо было с Песковки не по местной утюжить, а по той, что главная.
«Вот меланхолик ненормальный. Как репей прицепился», — подумал Федор Иванович, подойдя вплотную к водителю бензовоза. Руки чесались. Хотел было сразу двинуть по челюсти, но Караваеву стало жалко эту худорбу, и Караваев, спрятав за спину свой увесистый кулак, зло сказал:
— У тебя забыл спросить. По какой захотел, по той и покатил. Да она по карте и ближе к Лесногорску, — уже несколько перегорев, продолжил Караваев, взглянув на часы. К регистрации в аэропорту он мог уже и не успеть, если проезжать три поста полиции, да если еще ждать сопровождения... Уж полиция с жезлами свое дело блюдет основательно. — Так что, говоришь, место тут заколдованное, что ли? — бросил Караваев и ухмыльнулся.
— Да ты не ухмыляйся задаром. Я говорю, что странное место, и все говорят, — даже не заметив раздражение Караваева, продолжал водитель бензовоза, потушив об асфальт окурок. Затем растер его подошвой сандалии и начал мять тонкими длинными пальцами фуражку. — С прошлой осени. Одному по этой дороге небезопасно ехать. Там столько уже людей пострадало, — водитель бензовоза кивнул вперед, — а еще больше просто пропало безвести. Даже дружок мой Сашка Порвиглотов. Вместе со своими машинами, и со всем, что было в них, пропали. Словно сквозь землю провалились. Знаешь, как в математике: выехал из пункта А. в пункт Б. Выехать-то выехал, но до пункта Б. так и не добрался. Ты лучше пристраивайся ко мне в хвост, все веселее ехать будет...
— Я же тебе говорил, что дико в аэропорт опаздываю... Сорок камэ в час... Может поспею впритык, если еще прижму, — не зная почему, но Федор Иванович сам поддался меланхоличности водителя бензовоза.
— На этой дороге спешить нельзя. Я уже три года по ней езжу. Кабы не работа, да хорошие деньги, и арканом меня бы сюда не затянули. Кое-что знаю, уж поверь. Особенно на тридцать четвертом километре всякое случается. Сам однажды видел. А как его указатель проскочишь, гони что было сил. Оттуда и машины сопровождения так асфальт утюжат — пыль столбом. Погоди, сейчас заведусь, поедем.
— Я понял. А другой дороги на Лесногорск отсюда нет? Только чтобы в Песковку не возвращаться, — нетерпеливо, но несколько неуверенно спросил Караваев.
— Да есть еще одна, — пожал худыми плечами водитель бензовоза. — Километра через два-три. Но там при въезде на нее снова «кирпич» висит и грозное предупреждение полиции, чтобы водители туда и не потыкались. Да и не ездит по ней с прошлой осени вообще никто. Даже местные под хмельком, и те страшатся. Ни-ни…
— Она что, длиннее этой и той, про которую ты мне говорил? — кивнул на ухоженное дорожное полотно Караваев. — Или еще не достроена?
— Да нет, километров на десять еще короче, но я же тебе уже сказал, там двойной «кирпич» висит. Один запрещающий знак, а за ним, метров через сто — другой. Огромный «кирпичище». Это, чтобы водители, если и зазевались, второй «кирпич» заметили. А дорога, скажу тебе, до самого Лесногорска, словно по струночке. Ну, тебе, новейший автобан! Там хоть двигатель угробь, жми — не хочу. Куда там этой дороге. Я сам один раз проехал по ней. Езда — одно удовольствие, но лучше туда не потыкаться…
— Спасибо. Извини, спешу, — бросил Караваев и вскочил в машину. Думаю, по ней как раз в аэропорт, к регистрации и поспею.
— Может, и перескочишь, — сказал водитель бензовоза, провожая взглядом рванувшийся вперед синий авто¬мобиль.— Дай-то, Бог, чтобы все было нормально, — прокричал он, видимо надеясь, что Караваев его услышит.
Караваев на самом деле услышал последнее наставление водителя бензовоза.
Километра через два действительно замаячила развилка. У съезда на правую дорогу и впрямь висел «кирпич», но Караваев не обратил на него внимания и, почти не сбавив скорости, свернул направо.
Трасса была в прекрасном состоянии, и совершенно не¬понятно было, зачем на ней повесили один, а потом и второй, уже огромный знак, запрещающий въезд, но Караваеву некогда было думать об этом, он спе¬шил и мыслями уже был в аэропорту и обнимал Татьяну.
Караваев «с ветерком» промчался по этой трассе трассе километра два или три. Неожиданно, двигатель его «Жигулей» обиженно чертыхнул¬ся и заглох. Проехав по инерции метров тридцать-сорок, машина остановилась. Нечто непонятное видно не хотело, чтобы он встретился с Татьяной и увез ее с собой.
«Приехали!» — зло сказал сам себе Караваев, шлепнув пра¬вой рукой по баранке. Открыв дверцу, хотел было подойти к капоту, но не увидел перед собой ни прекрасного дорож¬ного полотна, ни разделительной полосы, ни ограничительных столбиков на обочине — ничего. Машина стояла на опушке леса по колеса в траве, а впереди начинался овраг, заросший цветущим кустарником. А чуть дальше лениво колыхалась какая-то грязно-зеленая, местами оранжевая жижа. Она словно сердилась, пенилась, пузырилась подобно подсолнечному маслу, которое вылили на раскаленную сковородку. После всего увиденного Караваеву даже перехотелось вылезать из перегретой «копейки».
Не веря глазам своим, Федор Иванович подумал, что таки уснул за рулем, и все это ему снится. Но, чтобы он хоть когда-то засыпал за рулем — подобного с ним раньше никогда не случалось.
«Скорее всего, сплю, — снова мелькнула мысль, но, зацепившись за баранку и повредив ноготь, понял, что он не спит.
«Что же это тогда такое? Что?» — подумал Караваев, лихора¬дочно соображая, как поступить дальше. Он готов был по¬клясться, что ехал по прекрасной трассе, спешил не упус¬тить Татьяну, упредить ее вылет, а оказался... на опушке леса. «Неужели прав был водитель бензовоза, когда преду¬преждал о странном месте? Что же делать?»
Все еще недоумевая, Караваев вылез из машины, ступил в шелковистую траву. Асфальта под колесами не было и в помине. Так, небольшой пригорок, пара сосенок, несколько стройных березок рядом с остановившейся машиной, и непролазный подлесок что впереди, что сзади «жигулька». Словно его машину подняли краном с длиннющей, в полкилометра, или даже длиннее стрелой, и аккуратно поставили сюда — следов от колес позади машины не было вовсе. Да и не могло быть — через многолетний подлесок она не могла сюда продраться ни при каких раскладах.
Караваев поднял голову и посмотрел вперед, затем налево. Ему показалось, что там чуть качнулся пригорочек. И он увидел, что, до этого спокойно расплескавшаяся жижа вокруг оврага заволновалась сильнее. Будто ее кто-то огромный стал шевелить невидимым черпаком. Из ее нутра стали выхватываться угрожающие, грязно-серые языки, которые вмиг нахально, как корова своим длинным, шершавым языком, слизывали перед собой ярко-зеленую траву и оставляли после себя чернь.
Жижа вдруг споро скатилась в овраг, а затем и вовсе охамела — стала с такой скоростью напирать на холмик суши, где стояла синяя «копейка» Караваева, что Федор Иванович понял: еще минут пять, и жижа «схарчит» не только его, Караваева, но и машину. И не подавится... Не зная, что делать, он снова вскочил в машину, захлопнул дверцу.
С виду жижа была похлеще настоящих таежных зыбунов. Караваев однажды, еще будучи студентом, имел возможность воочию «познакомиться» с ними. Поехал с одногруппником Иваном Кострищевым в таежный поселок. Иван — к родителям спустя два года наведался из Москвы, а Караваев вместе с ним подался. Просто так, мир посмотреть, да тайгу увидеть не по телевизору. Благо, что дорога стоила тогда копейки.
Тогда Караваев чудом спасся, не утонул, попав на зыбуны. Хотя, если по большому счету, сам бы он утонул, как пить дать. Помогли совладать с зыбунами местные охотники. Хотя и с острасткой, но подбрели к уже почти потонувшему Караваеву. И худенький с виду, но жилистый то ли Иванцов, то ли Петренцов — Федор Иванович напрочь забыл не то, что имя, но и фамилию своего спасителя — за волосы Федора и выдернул... А другой, такой же худорба, как и вытащивший из зыбуна Караваева, страховал.
Но то были зыбуны, а это — дерьмо, непонятная, угрожающе качающаяся и «смачно» чавкающая жижа. И какие она еще фортеля выкинет, Караваев мог только догадываться.
А жижа была уже буквально в десятке метров от «жигуленка» Караваева вздувалась громко лопающимися пузырями, поближе — мелко пенилась. Но от этого отнюдь не казалась «ласковой».
Караваев пометался бы по полянке в поисках выхода, но полянки, как таковой, не было вовсе, а жижа приперла его к холмику, да там пока и оставила. Хотя напирала медленно, но уверенно и на холмик — вот-вот и начнет «слизывать» «копейку».
— Да сгинь ты, бесово отродье! — вдруг, в сердцах проговорил Караваев, словно это действительно была какая-то живая субстанция, которая могла понять его. — Чего напираешь? Я тебе что, непрошеный сосед, не поделил с тобой межу, украл что в твоем «имении»? Надо больно! Сам не знаю, как сюда попал. Сгинь!
Жижа, словно услышав приказ Караваева, тут же на глазах у него заметно обмелела и, как сгорбленная старушка или послушная собачонка, начала медленно отступать от автомобиля в лес.
Дрожа со страха, Федор Иванович прилип к продавленному сиденью. Его корявые кариесные зубы, которые он все собирался покрыть современным материалом у своего давнего знакомого стоматолога, отбивали дикую чечетку.
Караваев, растерянно наблюдая за жижей, приметил, что рядом с «жигуленком» островок чуть увеличился. На месте, уже полностью освободившись от жижи и... подлеска, новеньким, как бы обмытым моющими средствами асфальтом, несмело проступило пару метров трассы. И спереди машины, и сзади.
С опаской открыл дверь, осторожно потрогал носком ботинка сухое дорожное полотно и лишь затем сошел на асфальт. Машина до половины — там, куда достала жижа, была словно только что вымыта автошампунем — ни пылинки, ни грязного пятнышка, ни ржавчинки, радостно поблескивала на солнце — на удивление, не «сожрала» жижа поржавевший кузов и почти «лысую» резину на колесах.
Двигатель, как ни странно, был исправен, и Караваев мог хоть сейчас двинуться в путь, но впереди и сзади машины метров через десять почти полуметровой стеной, расплескавшись, стояла жижа. Она снова яростно кипела в оглушающей тишине, и не собиралась далее никуда. Левее, несколько ниже от дорожного полотна трассы, на освободившейся от жижи площадке, ощетинилась среди подлеска яркой зеленью травы извилистая дорожка, которая словно приглашала Караваева в лес.
Что-то непонятное заставило Федора Ивановича выбраться из машины и сойти вниз с дорожного полотна на ласкавшую своей первозданной зеленью, дорожку. Самостоятельно он бы не отошел от своих «жигулей» ни на сантиметр. Его словно кто-то невидимый, подтолкнул, или сказал: «Иди, там тебя ждут». А, может, это ему «шепнула» жижа?
Метров через тридцать-сорок, на пригорке Караваев увидел дряхлую избушку с подслеповатым окошком-бельмом. Хотя, избушкой назвать этот, с виду грубо тесанный дровяной сарай, было бы несколько неправильно, но Караваев сразу дал этому строению несколько «имен» — «избушка», «хатенка», «халупка».
Подошел к ней. А двери-то у избушки и нет. Хоть через трубу лезь. Дважды обошел — нет двери, да и все тут. Лишь одно окошко маленькое из желтоватой пленки, напоминающей бычий пузырь, пялилось на него.
Может, Караваев и не обратил бы внимания на эту хатенку, и пошел бы дальше, но по всему лесу, вокруг хатенки разлилась все та же неприятно пахнущая жижа, которая упруго отстранила его ботинок на дорожку, едва не опрокинув Федора Ивановича на спину. Он хотел было вернуться от хатенки к своей машине, но и туда вспененная жижа его не пустила, заплескав ему не только ботинки, но и брюки.
Караваев еще раз обошел развалюху, и тут заметил, что дверь-то в хатенке... была: низенькая, вросшая в землю, покры¬тая слоем сизого от старости мха. Видно было, что ею давно не пользовались — может быть даже лет тридцать или сорок, а то и все сто. Вот она вместе со срубом и замшевела.
Сразу открыть дверь не удалось. Лишь когда он хорошенько нажал на нее плечом, дверь поддалась внутрь, заскрипев на рассохшихся… деревянных петлях.
В лицо пахнуло не затхлостью и прелью давно забро¬шенного помещения, как ожидал Караваев, а приятным теплом и сладковатым запахом, будто в избушке недавно пекли сладкие пироги.
Нерешительно потоптавшись у входа. Караваев шагнул в сени и обомлел: он оказался в залитом дневным светом помещении с высоким потолком, уходящим в невообрази¬мую даль! Но главное, что помещение это было забито стеллажами с книгами, и книгам не было числа! Такого количества книг он не видел никогда ни в одной библиотеке…
Растерян¬но потоптавшись у входа, Федор Иванович двинулся от шкафа к шкафу, от стеллажа к стеллажу, забыв обо всем на свете, в том числе и о… Татьяне. Его наметанный глаз, перескакивая с корешка на корешок, отмечал, что все книги были в отличном со¬стоянии и стояли точно по годам издания: у входа — самые современные, только что появившиеся на свет, но чем дальше шкафы уходили вглубь помещения, тем древнее становились книги.
Глаза Караваева еще больше разгорелись, когда он открыл стеклянные на вид дверцы и взял в руки один из фолиантов, по темно-коричневой коже которого было вы¬тиснено золотом: «Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон», и ни¬же — Петербург, 1890». Поставил на место. Схватил с полки еще одну. Тот же год издания, и опять же — в отличнейшем состоянии, словно книга только что поступила сюда из типографии и ею никто никогда не пользовался... Даже бумага не пожелтела...
Взгляд перескакивал от корешка к корешку. Многие книги, Федор Иванович знал, сохранились в единственных экземплярах и стоили огромную сумму денег, поскольку были желанной мечтой каждого коллекционера книг. О некоторых он даже и не слышал.
Нет, Караваев не собирал книги, считая это пустой за¬бавой, а вот иметь пару десятков или несколько сотен евро или долларов за месяц дополнительного навара с перепродажи — это другое дело.
Когда-то в юности Караваев завел даже специальный кондуит, где записывал все купленные и перепроданные книги и сумму навара с перепродажи, но затем понял, что ведение бухгалтерии — во-первых бесцельно потраченное время, а во-вторых неопровержимое доказательство для следователей, и за¬бросил начатое «делопроизводство».
Дрожа от нетерпения, Караваев хватал с полок и листал книги. Одну, другую, третью... Да, это были не камуфляжи, а настоящие раритеты, некоторым из них, даже на взгляд дилетанта, цены не было. Аккуратно поставив на полку очередной том «Энциклопеди¬ческого словаря», Федор Иванович потянулся за следующей книгой.
«Неужто и этот фолиант здесь»? — удивленно подумал Караваев, увидев слева в третьем ряду первое издание Карамзина. Не успел его взять, как неожиданно что-то у него за спиной грохнуло, и свет в коридоре избушки погас. Книжные шкафы и стеллажи с книгами утонули в пугающей кромешной темени. Лишь левее, метрах в трех от Федора Ивановича, сквозь щель в двери сочилась ровная полоска света.
Караваев, повернувшись на свет, словно слепой, вытянув руку вперед, осторожно прошел к двери и одним рывком распахнул ее.
В глаза пахнуло светом. То, что увидел Караваев за этой старой, с местами облущенной краской дверью, не шло ни в какие рамки. Он ожидал, судя по небольшой избушке, снова увидеть крохотную комнатенку с тем же подслеповатым окошком. Каково же было его удивление, когда перед ним открылось огромное, не меньше футбольного стадиона, помещение, опять же сплошь заставленное стеллажами книг. Левее, на многометровой или многокилометровой стене — кто его знает, висели не сотни, а, может, и десятки сотен, или, тысяч икон и иконок, всевозможных картин, барельефов и еще чего-то непонятного, состоящего и ломаных и кривых то ли проводов, то ли лиан, толщиной с мизинец, в ряд на мраморных или гранитных постаментах стояли скульптуры — огромные, и крохотные...
Мороз продрал Федора Ивановича по спине. Он вдруг осознал, что безлюдный зал этот — колоссальной ценности кладовая, и что жизнь его, вероятно, зависит теперь от того, как быстро он смотается отсюда!
Караваев шустро повернулся, схватил с ближайших полок несколько книг, снял со стены пару картин и стрем¬глав выскочил из халупки, забыв даже оглянуться.
Машина... стояла на шоссе! Будто никогда не выезжала на опушку леса, к оврагу. И никакой вонючей жижи... Разве что вокруг неспешно «ломали» шапки столетние сосны, да клонили к земле свои огромные лапы ели...
Караваев несколько мгновений смотрел на машину, вытаращив глаза, потом что было духу промчался от халупки к своей «копейке», бросил на заднее сидение вынесенное из избушки.
О Татьяне он вспомнил, когда черная стена леса осталась позади. Взглянул на часы — пятнадцать тридцать. Самолет на Москву уже пол¬часа как был в воздухе. Однако обида быстро прошла, когда Федор Иванович представил, какие богатства он разыскал в лесу.
Да, он потерял Татьяну, на которой собирался жениться, но нашел нечто большее — практически неиссякаемый источник существо¬вания. Сотни, тысячи прекрасно сохранившихся книг, кото¬рые можно было загнать на книжном рынке, который местные еще называли «Чистой читалкой». Лишь бы не догадались хозяева всего этого несметного добра, что он немного их «пошерстил»...
О том, что избушка была связана с какой-то чертовщиной, Караваев не то, что забыл, но просто не придавал этому значения. Мало ли чего могло ему померещиться с усталос¬ти? А то, что внешние и внутренние объемы избушки не совпадали, Караваева интересовало мало, фантазии хва¬тало только на подсчет предполагаемого барыша, хотя, как он понял, и на это у него не хватит «мысли» — та-акое огромное хранилище...
Дальше до Лесногорска Караваев добрался без приключений, но поскольку в аэропорт было ехать уже ни к чему, он решил завернуть к своему приятелю Косте Соколову, тако¬му же «книголюбу», как и сам.