Северный Урал. Северная часть Свердловской области. Я стою на покосе. Это луг нетронутой земли, которая никогда не знала плуга. Слева стеной стоит лес. Справа река Лозьва. От леса до берега реки метров семьдесят, далее камни вперемежку с песком, а там и сама река. Вода чистая как слеза. Местные пьют прямо из реки. Помню, тащили что-то наподобие бредня, так один из рыбаков стоя в реке, наклонился к поверхности воды и пил как из блюдца. Длина покоса была метров сто. В лесу благодаря близости воды среди обычных лесных ягод растет смородина. Красная и черная. Кусты на вид такие же, как и у нас на юге, но ягоды висят не пучками, а на веточках как гирлянды. И более ароматная. Каждый год к середине июля здесь вырастает трава до колен. Красивая, густая, различных соцветий. В нос бьет вкусный запах цветов. Над ними летают насекомые. Сегодня первый день покоса. Выехали на автомашине полным мужским составом: тесть Эдуард Рудольфович, два зятя: я и Дмитрий, и шурин Эдик, брат жены значит. Четыре мужика и пять кос - литовок. Одна про запас. Эдуард Рудольфович, будем для краткости называть его просто отец, прошелся косой по краю для пробы. Всё нормально: коса налажена, трава с утра не сухая от ночной росы. Самое то, что нужно. Сухую траву косить труднее. Влажная сама ложится под лезвием. Но нужно еще уметь владеть косой. Помню в детстве я ходил за околицу и косил траву для козы. Косовище было коротенькое. Это то, что мы держим в руках. Лезвие, коса значит, тоже укороченная. Видимо хватало таких размеров для того, чтобы обеспечить козу обедом. Да и трава была не густая. К середине лета почти вся растительность на юге выгорает. Какие-то навыки я приобрел. Но не сказать, что научился владеть инструментом.
Помню, как после третьего курса института меня направили на практику в город Кривой Рог. ЮГОК - Южный горно-обогатительный комбинат. Работали мы с другими студентами в агломерационном цехе. Однажды нас утром собрали и спросили: кто когда-нибудь косил траву? Один только я и назвался. Вот и направили меня среди местных специалистов агломерационного цеха косить траву по обочинам автомобильной дороги. Видимо каждому предприятию выделили участок автотрассы для обеспечения пожарной безопасности. Вначале меня проинструктировал и попрактиковал бригадир. Потом я стал косить самостоятельно. Потихоньку разошелся и втянулся. Но через два часа руки устали, я не учел рельефа обочины, который имел уклон. Лезвие косы вошло в грунт, и мой инструмент застрял. Вытащил я из земли нечто похожее на стальной шнек. Закрутило его беднягу как коловорот. Бригадир меня пожурил прилюдно и поставил на сбор травы в копны. На этой работе были заняты женщины из нашего цеха. Здесь я впервые услышал, как слабый пол умеет использовать в выражениях матерные слова. Это было для меня что-то сверхъестественное. Тем более что женщины вели себя так, как если бы меня там и не было. В цехе легкого труда не было. Работа их «закаляла», а заодно развивала грубую языковую речь.
Сейчас на покосе я помнил свою оплошность и косил осторожно. Отец, наблюдая за моей работой, несколько раз подходил и пытался меня научить держать правильно инструмент. Учил, как нужно заносить и опускать косу в траву, какой участок травы по ширине захватить за один взмах и так далее по несколько раз в день в течение всего времени косьбы. Руки устают от постоянных взмахов. Заносить инструмент в сторону для размаха легче, а вот теперь нужно без остановки попасть в свою межу. Нужно войти лезвием в траву на минимальной высоте, чтобы не осталась часть стеблей на стерне. Это же потери. Еще необходимо, чтобы коса вошла в траву под определенным углом. Ой: малейшее отклонение и нос лезвия уже в земле. Оглядываюсь: вроде никто не заметил. Но слышу смех свояка Дмитрия и его комментарии вроде: «лопату возьми, зачем косой землю копаешь?». Конечно! Они из года в год каждое лето заготавливают сено для коровы. А я только учусь. Косарь должен постоянно находиться на определенном расстоянии от фронта работ. Подошел ближе, чем нужно, можешь воткнуть лезвие в землю, стоишь дальше – «причешешь» верхушку травы, а пяткой косы пройдешься по земле. Взял чуть левее – уменьшил ширину, правее – захватил столько, что не осилил с первого взмаха. Приходится дорабатывать, а это уже брак в работе. В таких случаях появляются огрехи: трава скошена на разной высоте. Часть стеблей торчит в стерне выше, другая не скошенная полегла на землю. Теперь надо подойти с другой стороны. Тут подходит отец:
- Что, Виктор, не получается?
- Да вот коса, наверное, затупилась. – Он взял из моих рук косу, попробовал поработать ею. У него всё идет как «по маслу». Коса как бы сама косит, а он лишь удерживает её руками в нужном положении.
- Нормально литовка заточена, – сказал, но подправил оселком лезвие.
И так до конца косьбы. Позже я уже имел некоторый опыт, и он все реже меня поправлял. Я научился самостоятельно затачивать бруском инструмент. Уже не «копал» косой землю. Отец перед каждой поездкой на покос отбивал лезвия каждой косы. Инструмент, отделенный от рукояти (косовища), укладывают на стальную «бабку» или бабУ, по крайней мере, так её называл отец. Передвигая по ней потихоньку лезвие, по нему стучали молотком. Ширина лезвия при этом увеличивалась. Это называлось отбить литовку, то есть «оттянуть косу». Полотно лезвия становилось тоньше, рабочая часть приобретала запас для заточки. Потом уже затачивали обычным бруском тонкой заточки. С каждым годом навыки прочнее оставались в памяти. Руки привыкали к этой работе. В общем, через пятнадцать лет ежегодной практики продолжительностью каждая около месяца я мог с уверенностью утверждать, что владею косой. Но первый сезон был для меня тяжелым. Плечи зудят, руки болят, в голове шумит.
Однако на природе было приятно проводить время. Ведь мы были заняты не только работой. Устраивали перерывы, ходили в лес, собирали ягоды. Иногда купались в реке. Самый приятный перерыв это - обеденный перерыв. Мама супруги накладывала нам настоящий мужской обед. Помидоры, огурцы, зелень. Это все росло в парнике. Куриные яйца, иногда котлеты. Чаще окорок. Тоже домашний. В чулане висел окорок из задней ноги свиньи. Отец лично его готовил. Выдерживал в рассоле, коптил, затем вывешивал в темное место и укрывал марлей от случайной мухи. Ну что еще, да – хлеб, молоко и, конечно же, бутылка домашнего самогона. Всё это не спеша выпивалось, съедалось. Затем непродолжительный отдых и опять за работу. В это время можно было пойти в лес, покушать ягод; посмотреть, как рабочий люд спускает в воду прибившиеся к берегу бревна. С верховьев реки из тайги вниз по течению реки тогда еще сплавляли лес. После того как основной сплав прошел, вслед шли сплавщики и баграми толкали в воду прибившиеся к берегу бревна. Иногда мы с Дмитрием на покос шли пешком по берегу. Однажды нам встретились его знакомые рыбаки. Угостили нас чаем. Я выпил чашку черного чаю, и потом меня пошатывало от его крепости. Как потом мне объяснил Дима, это был еще не чифирь, но близко к нему.
Скошенная трава – это ещё не сено. Теперь её нужно просушить. В лесу с первого дня покоса вырубили несколько рогатин. Они нам заменяют обыкновенные вилы, и хранятся в лесу рядом с покосом. При помощи этих приспособлений собираем траву в валки. Пока она проветривается, у нас заслуженный перерыв. Если это совпало с обедом, накрываем стол прямо здесь же на траве. В другое время отдыхаем, кто как умеет. Кто-то дремлет, кто-то идет в лес, кто-то искупаться решил. Отец посвистывает. Это он призывает ветер. Не знаю, верил он в это, нет-ли, но, если по небу плыли темные облака или наступал штиль, он свистел, звал ветер. Часа через два можно валки перевернуть. Опять используем рогатины. Ветер и солнце делают свое дело. Сено сохнет прямо на глазах. Запах свежескошенной травы сменяется на сладковатый вкус, который нагоняет аппетит. Запах вкусной пищи, запах детства. Эдик прикидывает количество будущего сена и надеется, что на зиму корове хватит, даже если появится теленок. Ему, постоянно работающему в лесу, не очень приятно свой выходной день проводить в таких же условиях. Отец в который раз хвалится, что в этом году выросла удачная трава на покосе. Хоть её и не так много. Корова, мол, будет довольна. Еще бы: Он иногда весной сеет на поле семена, потом еще и удобряет всходы. Димка тут же шутит:
- Эх, жаль, что я не корова! Сейчас бы порадовался. – И тут на импровизированном столе, откуда ни возьмись, появляется четвертинка с самогоном. Нужно поддержать смекалистого свояка.
- Да, говорю, - хороший урожай надо обмыть. – Отец:
- Теперь уже дома на ужин обмоем, - он ещё не видит бутылку. Тут Дмитрий его поправляет:
- А мы же в обед не допили, давайте закуску доедим и бутылку опорожним. - Отец знает, откуда «ветер дует», но виду не подает. Выпили, доели то, что осталось от обеда и опять за работу. Сегодня нам везет. Ветер, солнце - это нам как раз то, что надо. А бывали дни, когда выпадали дожди. Только перевернули валки, как нагнало дождевые тучи. Прошел короткий дождь, сено промокло, и валки приходится раскидать по полю. Нужно подождать пока сено проветрится (отец свистит, ветер подзывает). Затем опять собирать в валки. В таких случаях сено уже имеет не такой товарный и аппетитный вид. Оно приобрело серый цвет. Запах слабее, зеленый оттенок потерялся. Но все же это сено. Как говорил Дмитрий, возможно корова и задумывалась: почему сено не такое как в прошлом году? И все же она его поедала без остатка.
Однажды в конце весны мы приехали на покос, чтобы удобрить почву и обнаружили множество камней на едва позеленевшем покосе. Я стал вслух гадать, кому понадобилось забросать поле камнями. Отец пояснил, что в этом году зима была морозная. Камни выдавливает земля под воздействием низкой температуры. Для меня это было открытием. Мне в этом краю пришлось однажды испытать в январе мороз минус сорок девять градусов. Это была моя вторая поездка в эти края. Здесь я проходил преддипломную практику. Это такое ощущение: кажется, что не согреешься в любой теплой одежде. Привыкнуть невозможно. Но вернемся к нашему сену. Прошло два – три дня. Просохшее сено собираем в копны. Тут уже в ход идут вилы. Поднимаем вилами сколько можем и тащим к будущей копне. Отец ставит копны. Таких копен обычно семь, восемь. Через несколько дней будет грузовик, и все мы поедем, чтобы доставить этот продукт в конечный пункт – домашний сеновал.
Наконец наступает этот день. Отец старается привезти сено пока я здесь: все-таки от меня существенная помощь. Тут уж я несколько лет подряд главный специалист. Автомашина по двору подала задним ходом до деревянного настила. Тут мы выгружаем сено на деревянный настил. Дальше доставим его ближе к сеновалу простым способом. Отбираем транспортабельную порцию сена и вилами двигаем его по поверхности настила.
Что представляет собой сеновал? Это деревянное помещение, крытое сверху. Высота более четырех метров. Внизу имеется дверь. Когда сена остается мало его забирают через эту дверь. Высоко под самой кровлей в стене открытый проём, через который нужно загружать сено. Оттуда же его и выгружают зимой, пока его еще много. Две операции заранее распределены. Отец как всегда укладывает сено на сеновале, чтобы полностью использовать его объем. Я подаю сено в верхний проем. Дима говорит, что у него болит спина. Эдик обычно ссылается на усталость от того, что грузил сено на покосе. В общем, самые тяжелые операции достаются отцу и мне. Ходить по сену и укладывать его по углам, постоянно при этом утаптывая ногами нелегко. Эдик и Дмитрий по очереди толкают сено вилами по деревянному настилу мне под ноги. По мнению отца привезенного сена, в сухом состоянии около пяти тонн. Я держу в руках вилы с самым длинным черенком. Эти вилы изготовлены только для того, чтобы подавать сено наверх. Точно не помню, но мне кажется, длина черенка была более двух метров. Тут кроме навыков нужен еще и достаточный рост человека. И вот началось движение. Мне доставляют порцию сена килограмм на шесть - семь. Это как мини-копна, так сказать «копёшка». Я нанизываю её на вилы и поднимаю вверх. Когда вилы приобретают почти вертикальное положение, одновременно приближая порцию сена к помещению сеновала, я перебираю руками черенок и поднимаю этот «навильник» на уровень проёма сеновала. Сено у самого проема, я держу черенок уже в одной вытянутой правой руке. Подвожу к проему и сбрасываю туда сено. К моему удивлению я довольно быстро освоил эту операцию. Первые порции идут легко. На половине процесса ощущается усталость. Потом, я уже знаю, наступит так называемое второе дыхание, и я до конца выстою на этом посту. Но тут объявление от тещи:
- Обед! – Ура! Отдых. Руки мыть – они деревянные, не слушаются. Ложка в руках дрожит. Рюмка тоже. Но мы справляемся. Все устали. У всех одинаковое состояние, но на аппетит это не влияет, он от усталости не пропадает. После обеда продолжается это испытание выносливости, терпения и сил. Но всегда конец один: сеновал полон. Все сено вместилось. Проем закрывается. Корова будет сыта всю зиму. Внутри ощущение победы: ведь пять тонн за каких-то пять – шесть часов погрузили вместе, вместе разгрузили. А потом эти пять тонн я поднял на уровень более четырех метров. Теперь небольшой отдых. Потом баня и ужин. А ночью крепчайший сон.
На Урале коровы ходят в лес самостоятельно. Наши родственники жили на окраине поселка. Через дорогу в те времена начинался лес. Утром они уходили на просторы лесных пастбищ, вечером несли домой молоко. Трава в лесу густая, высокая, жирная. Поэтому и молоко было очень высокой жирности. В трехлитровой банке отстаивались сливки в количестве около пол литра. Их сливали в отдельную емкость, а через два дня это была уже сметана. Мне поначалу нравилось так сказать испить утром из банки отстоявшееся вечернее молоко, то есть чистые сливки. Пока не понял, что изжога, мучившая меня постоянно, была вызвана именно жирными сливками. Решил, что лучше уж пить просто молоко. Это было летом. Приезжал я к ним и зимой. Молоко не такое жирное. Все же сено – это не свежая трава, как говорят, «прямо с грядки». Все равно молоко было вкусное и зимой. Однажды я стал свидетелем первого выхода коров со двора после зимнего сезона. На это стоит посмотреть. Соседи договариваются и выпускают коров на летние пастбища одновременно. Что они вытворяют! Серьёзные животные, которые всегда ведут себя спокойно, степенно. После покидания зимнего стойла прыгают как молодые козлики, брыкаются, мычат несуразным голосом. Это они выражают радость от предчувствия свободы, чистого воздуха, свежей травы, общения с природой и друг с другом.
Самое время вспомнить, как мне позже пригодился этот опыт. На Таганрогском металлургическом заводе вся территория была разделена на участки и закреплена за цехами. На нашем участке росла трава. В целях пожарной безопасности мы её косили. Для этого нам купили пару кос, бруски. Тут уж я сам, как более опытный косарь, отбивал полотно, то есть лезвие. Сам точил. А косили уж все вместе, кто как мог. Я показывал, как сейчас говорят мастер-класс. Мне нравилось косить. Но почему-то нравился этот процесс и другим. Так что моя основная задача состояла в том, чтобы никто не сломал инструмент.