Он знал, что Оно где-то есть. Он пробирался по совсем темному и такому неприветливому лесу. Брел от тропинки к тропинке, проклиная безлунное небо и еле-еле светящиеся светлячки-звезды, которые, казалось, плясали в темноте среди взметнувшихся ввысь силуэтов верхушек деревьев, и то и дело меняли свое расположение, забыв про все законы земного и космического бытия. Даже звезды были против...Но он шел, стараясь не обращать внимания на промокшие ботинки, порванные брюки и надоевший рюкзак, в котором неизвестно зачем, за какой такой безумной надобностью, нес груз своих проблем, разнообразных дум, детских невыплаканных слез, кратких, но ярких как извержение вулкана радостей. Груз, оставшийся от встреч и разлук, от когда-то сказанных и несказанных, но ясных, как летний день, слов и надежд, разочарований и побед. Он шел один на один с этим рюкзаком (может, единственным настоящим богатством?) и искал Нечто. Как его звали, это неизвестное? Он не знал.
Он нашел его у маленького огня, когда после долгих месяцев затворничества от всех и вся ( кроме светлого эля, приветливо пенящегося в большой хрустальной кружке) вышел из полутемного замка и отправился вот так же в ночь. Он жил в том замке всю свою жизнь. Часто в его флигелях, затейливых коридорах с множеством комнат, поселялись люди — заезжие и случайные или званные и желанные его сердцу. Он был щедр в эти дни, замок алел и был призывно светел. На звуки разных голосов приходили окрестные жители (кто не любит большого веселья?), прилетали птицы — вот диво- самых разных расцветок как ума, так и сердца, чтобы спеть там свои песни или просто подрать горло над щедро накрытым застольем. А какие были забавы! Как упражнялись в остроумии ( если не сказать больше), тревожили размеренную жизнь окружающего люда, остающегося в стороне от молодого веселья, кружили головы молодым барышням, отправлялись в странствия или пускались в иные, одному ему теперь известные шалости и дела. Да, он был молод. Он бросал вызов всему белому свету своей молодостью, непосредственностью, правом выбирать - бросал вызов всем своим бунтующим существом. А затем все гости разъезжались. Гасли блики на стенах старого замка, становились темными коридоры и закрывали ставни своих глаз флигеля. А он уходил в лабиринты лестниц, подвалов и чердаков, снимая наряды причудливых масок на все случаи жизни. Не то , чтобы он не был там, со всеми, самим собой. Но там, со всеми, всегда нужны маски, чтобы защитить свое внутреннее «я». Не стоит так рисковать, чтобы оставлять «я» на виду. Этому он уже научился...
Набродившись, он приходил в самый центр своего огромного замка к своей любимой — кружке светлого эля и долгое, долгое время оставался там, размышляя о странном своем состоянии, когда тебе самому никто не нужен и ты никого не зовешь. Так шел год за годом, что-то менялось, что-то приобреталось и терялось, так он жил и был вполне доволен собой и всей этой жизнью. А потом появилось Оно. Вот уж странно, никогда, никогда не встречал он еще подобного Существа ни среди своих гостей, ни среди тех, кого видел за жизнь, полную перемен и приключений. Оно было теплым. Оно было у теплого и яркого костра в совсем темной, одинокой ночи. И Оно его удивляло. Как Оно может быть теплым среди одинокой и темной ночи? Он приходил к этому Существу — Оно не прогоняло, но и не звало. Зачем он приходил? Подбросить дров в этот маленький, храбрый огонек? Может быть. А еще потому, что и ему становилось тепло у этого огонька. Существо ему радовалось искренне, как-то по-детски легко, оставаясь при этом закрытым на семь засовов неизвестно каким «злым духом». Сколько они провели вместе? Целую жизнь. Он снял половину замков, просто взломал их с настойчивостью вора, ищущего баснословное богатство. Он приносил существу лучшие песни из своего замка и лучшие стихи. Он понимал, что часто снимает свои маски, чтобы сломить еще один засов, но что же было делать, если откровенность покупалась лишь равноценной платой — откровенностью? Шаг за шагом, он шел вместе с этим существом в новый день и становился, шаг за шагом, самим собой. И он был счастлив, потому что его «я» было кому-то нужно и незаменимо.
А потом он ушел. Мог ли он оставаться еще с тем милым существом? Наверное, мог. Но уже не было смысла. Существо было не его, а видимо, чьим-то другим. Оно было само по себе и не желало открыть самый большой засов — засов своего сердца. Он ушел в дальние страны, он искал иных встреч, иных утешений, иных чувств. Он возвращался в свой замок, находил тайную комнату и беседовал под ревущее пламя камина со своей любимой — кружкой светлого эля, радужно и приветливо пенящегося сквозь хрустальные стенки. Всё, всё на свете он мог заменить, отыскать, приобрести, кроме одного — тепла того милого существа. Десятки раз он покидал людей и находил им замену, но хотел ли он найти замену тому теплу? Нет, и он знал это. В одну странно темную, безлунную, бессонную ночь он вышел из замка. Он направился туда, где когда-то встретил у маленького храброго огонька маленькое Существо. Он знал, что не вернется обратно до тех пор, пока не отыщет то маленькое Существо - возьмет за руку, ощутит его тепло, сломает наконец тот самый большой засов, если только ( о, если бы только это случилось!) легшее между ними расстояние и время еще не сделали этого - и приведет Существо в самое сердце своего замка. В ту самую комнату, где лежала теперь, рассыпавшись миллионами сверкающих брызг на полу, привычная кружка из под светлого эля.
весна 1998г. (редакция 2018г.)