- Хороший у тебя кабинет. И кресло. Удобное, наверное?
- Хочешь, присядь и примерь. Если понравится – могу тебе его завещать после своего ухода. А захочешь – могу завещать не только кресло, но и кабинет. И даже должность. – Слава улыбнулась, разливая чай по белоснежным чашкам. Чайному сервизу было примерно полтора года, так же как и креслу. Как и табличке над дверью с выразительной надписью, указывающей на красивую должность.
- Нет, пожалуй, я откажусь от такого предложения. – Артем был серьезен.
- Почему?
- Знаешь, не хочется быть одним из тех несчастных, про которого все будут потом говорить «и в подметки Славе не годится», «развалил все ее благие начинания», «да куда ему до нее» и прочее. Так всегда было. На всех твоих предыдущих должностях.
Слава засмеялась. Звонко и искренне. Это была единственная реакция, которую она освоила в качестве ответа на комплименты. А комплименты поступали в ее адрес достаточно часто. Поэтому ее звонкий заливистый смех то и дело раздавался то в одном конце здания, то в другом.
- То есть ты окончательно все решила? И о причинах, как обычно, ничего не расскажешь?
- Ну почему же? Может быть и расскажу. Знаешь, Тём, есть такая статья в Уголовном Кодексе: за доведение человека до самоубийства можно получить до пяти лет лишения свободы. Или около того. Мне кажется, пора вводить аналогичную статью и в кодексе Трудовом: доведение до увольнения. Шучу конечно. – Слава опять засмеялась.
- Шутишь. Ну да. И сколько процентов шутки в твоей шутке?
- Честно? Нисколько. – Слава тоже стала серьезной и словно от пульта «выключила» свою беззаботную улыбку. В такие моменты она становилась неестественно мужественной. Ну, если не мужественной, то как минимум «мальчиковой». Абсолютно соответствующей своему «мужскому» имени. Артем вспомнил, что за все годы знакомства так и не решился спросить у нее, почему из всех вариантов сокращения имени «Владислава» она выбрала именно этот брутальный вариант, совершенно не соответствующей ее парящему образу феи на неизменных тонких каблучках. Да что там имя. Было столько вопросов, которые он хотел бы ей задать... Иногда он пытался делать это – в переписке. Но, как правило, ответом чаще всего от нее было «При встрече расскажу!». А встречи были редкими. Слишком редкими. А теперь, видимо, их не будет совсем.
- Доведение до увольнения. Придумаешь ведь… Опять с Кабановой поругались? Но ведь это же не повод, чтобы…
- Я никогда ни с кем не ругаюсь, Тём. – Слава часто его перебивала. – Я просто делаю выводы. Затем складываю эти выводы в отдельный конвертик в своей голове. У меня на каждого человека в голове есть отдельный конвертик: «Выводы про Иванова», «Выводы про Петрова», «Выводы про Артёма Котова» - да-да, такой конвертик тоже есть. – Слава дружелюбно улыбнулась. – Выводы бывают разные. И от того, что за выводы поступают в тот или иной конверт, зависит его объем, температура и тяжесть. Вывод о человеке, убеждающий меня в том, что мне неприятно иметь с ним дело – самый тяжелый, большой и раскаленный. И когда таких выводов в конверте становится слишком много, конвертик не выдерживает. И – пуф! – взрывается. Где-то там, глубоко в голове происходит маленькая катастрофа. После которой я просто перестаю общаться с этим человеком. Он исчезает из моей жизни. Насовсем. Как после настоящего ядерного взрыва.
- Тяжело, наверное? С такими бомбами в голове? Мой конверт на твой мозг еще не сильно давит? – Артем почти обиженно глядел на нее из-под рыжих длинных ресниц.
- Твой? – Слава улыбнулась и примирительно придвинула к Артему чашку со сладостями. – Твой вообще не давит. Конвертик «Выводы про Тёму», скорее даже, приятно охлаждает и успокаивает. Правда-правда. Чего ты смеешься?
За окном шел дождь. Было здорово вот так, сидеть и пить с ней чай с рафаэлками. Болтать о чепухе. О конвертиках и бомбочках. И слушать весенний ливень. И знать, что она не прогонит тебя из своего кабинета до тех пор, пока не закончится дождь. Потому что знает о том, что он не хочет уходить. И он знает о том, что она знает.
- Ты знаешь, а ведь последней каплей стал разговор совсем даже не с Кабановой. Мое решение окончательно назрело после разговора с Иваном Алексеевичем.
- Да ладно?! Ну, он-то вообще вроде не конфликтный совершенно.
- Угу. Так и есть. - Слава по-детски шумно отпила из своей чашки. – Мы с ним случайно встретились. За обедом. Был интересный разговор. Почти совсем не про работу. И где-то к концу беседы он сказал такую вещь: «Хомосапиенсы, - говорит, – по своей природе существа злые и подлые. Все люди в своих поступках руководствуются самыми низкими мотивами и корыстными помыслами. И вообще, человек – существо недоброе». Понимаешь, Тём? Все люди. Я даже переспросила его несколько раз. Все. До единого. Без исключения. Я сначала решила, что он шутит так. Потом попыталась его переубедить…
- А потом поняла, что не хочешь работать в команде человека с таким отношением к людям и к миру?..
- Ну вот ты же сам все прекрасно знаешь, оказывается! Люблю людей, которые понимают меня с полуслова. Бери еще конфету?
- То есть, ты увольняешься потому что… Потому что... Блин, я даже сформулировать не могу! Бред какой-то.
- Вот и я не могу.
- Постой, то есть на одной чаше весов – должность, карьера, зарплата, отдельный кабинет, парковка, что там еще? Новое кожаное кресло, в конце концов! А на другой чаше – неприятное тебе мировосприятие какого-то старика-маразматика?! Придуманная бомбочка в мифическом конвертике?! – Артем даже опрокинул чашку, возмущенно размахивая руками. Это был даже не взмах. Это был несостоявшийся удар кулаком по столу. Не решился. Синяя жилка на виске нервно и шумно пульсировала.
- Не совсем. – Слава даже обиделась. – На одной чаше – «человек человеку - волк». На другой чаше – «мы – команда». Я не хочу работать в стае, Тём. Я могу работать только в команде.
Странная она все-таки.
Отвратительные приторные конфеты. Дорогущий невкусный чай.
Вульгарная ножка в туфельке на пошлой шпильке.
Скорей бы закончился дождь.
Ну и черт с ним, с дождем – зонтик есть.
Буржуйка избалованная…
апрель 2018