Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
193. Гнилой туман. Испытания. 26-27 декабря 1972 года.
Сводка погоды: ВМБ Балтийск
- вторник 26 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: минус 2.5°C, средняя: минус 1.0°C, макс.: минус 0.5°C, без осадков;
- среда 27 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: минус 6.3°C, средняя: минус 4.2°C, макс.: минус 0.5°C, без осадков
Во вторник 26 декабря 1972 года несказанно радостные и бодрые от завершённого дела на Полигоне №1 ВМФ СССР (размагничивание корабля, исследование физических полей), экипаж БПК "Свирепый" немного расслабленно в предпраздничном настроении вёл наш корабль по водам Финского залива на выход в Балтику. Прямо перед нами на выходе из залива Хара-Лахт (Эстония) строго на север всего в 47 милях (87 км) располагался крупнейший город Финляндии - Хельсинки и международная трасса - "столбовая дорога", по которой шествовали сотни гражданских судов разных стран.
Было такое ощущение и чувство, что мы побывали не в нашей социалистической Эстонской ССР, а где-то в другой заграничной стране, только не с парадной стороны, а с дикой заповедной территории. Все в экипаже БПК "Свирепый" воспринимали пребывание на Полигоне №1 ВМФ СССР как приключение, как посещение сверхсекретного объекта космического масштаба. Наш вояж в ночной тёмный таёжный лес "за ёлочками", ночёвка у костра, нарочито бодрые ночные посиделки с анекдотами под "шило" и утренняя встреча с рыжей пятнистой рысью - хозяйкой этого леса, - всё это теперь вспоминалось с трепетом и грустью... Такого уже не повторится никогда...
Однако впереди нас ждал Новый 1973 год и новые приключения! Именно с таким настроением я усиленно участвовал во всеобщем ажиотаже по подготовке кубриков, кают и кают-компаний к новогодним праздникам. Я лихорадочно рисовал-перерисовывал с открыток, которые присылал мне мама к каждому празднику, новогодние сюжеты на плакаты, дарил и раздавал их всем желающим, показывал их замполиту, получал добро и сам относил в кают-компании офицеров и мичманов. Вскоре мне даже не хватило полного набора гуашевых красок, и я с разрешения замполита начал использовать художественные акварельные краски из настоящего профессионального набора-мольберта. Этими красками я нарисовал румяного Деда Мороза и красивую кокетливую Снегурочку, которые были одеты в стилизованную флотско-сказочную форму, а вокруг них свитой вились в праздничном хороводе лесные зверушки - зайцы, белки, лисы, волки и медведи. Сверху с красиво украшенной ёлки на всех хитро поглядывала рыжая рысь...
Все были заняты: кто на вахте, кто на подвахте, кто приготовлениями к новогоднему празднику, а некоторые заболели, простудились и стояли в очереди на приёме у нашего корабельного доктора старшего лейтенанта медицинской службы Леонида Никитича Кукурузы. Я по своим делам пробегал по коридору мимо "страждущих" матросов и традиционно желал всем скорейшего выздоровления, отвлекаться на пустяки с насморком, не было времени...
Конечно, работать "запойно" одному в ленкаюте в течение нескольких часов - это значит, отрываться от коллектива, выпадать из информационного поля весей-новостей, это значит, не знать и не видеть чего-то значимого и важного. Только в столовой личного состава, куда я принёс очередные предновогодние плакаты и поздравления с Новый 1973 годом, я вдруг заметил, что обеденные столы необычайно пусты - обедали всего несколько матросов и старшин. "В чём дело?" - спросил я бачкового из БЧ-4 и он ответил мне, что "некоторые плохо себя чувствуют и гриппуют". Только после этого я наведался в штурманскую рубку БПК "Свирепый".
Тем временем к обеду вторника 26 декабря 1972 года БПК "Свирепый" миновал с северной стороны (вдоль трассы международного транспортно-пассажирского сообщения) эстонский островок Кери, острова Найсаар и Осмусаар и вышел из Финского залива на простор седой Балтики. Балтика в этот день была действительно седой от плотного низкого тумана, накрывшего всё пространство моря вокруг. Наш рулевой БЧ-1 старший матрос Пётр Немирский снова заболел гриппом, лежал в кубрике с высокой температурой и за штурвалом опять стояли только двое рулевых: командир отделения старшина 2 статьи Толя Телешев и ещё один очень молодой матрос-рулевой, только-только пришедший на наш корабль. Это был кто-то из двоих, либо Маснянкин Владимир Георгиевич (призыв 14.11.1972), либо Рамазанов Рафаил Халитович (призыв 10.11.1972).
Толя Телешев чувствовал себя "неважнецки", у него были красные глаза, он сказал мне, что "все болеют гриппом" и чтобы я "помог и пошёл в столовую накрывать столы БЧ-1 и БЧ-4, так как больше некому". До ужина ещё было время и я зашёл на крыло сигнального мостика, чтобы проведать наших друзей - сигнальщиков-наблюдателей. Старший матрос сигнальщик-наблюдатель Ваня Крючков (призыв 19.05.1971) и старшина 2 статьи командир отделения сигнальщиков БЧ-4 Володя Тимошенко (призыв 19.05.1971) показали мне на удивительное природное явление...
Впереди по курсу корабля в совершенно спокойном море низко над уровнем воды в воздухе висела сплошная пелена тумана, причём передняя и боковые кромки этого облака тумана были удивительно прямыми, прямоугольными, ровными, как стены домов, плотины, бетонного блока. В этом плотном и "прямоугольном" облаке тумана, который с приближением нашего корабля становился всё более плотным, приобретал серо-зелёный цветовой оттенок, было что-то жуткое, опасное, тревожное. Кроме этого, сырой морской воздух, который овевал наши мокрые от морской взвеси лица, отчётливо пах гнилостью, гниющими водорослями и гнилой рыбы, или ещё каким-то запахом, как будто кто-то сильно напукал...
Я посмеялся вместе с "сигнальцами" и с интересом наблюдал как неотвратимо БПК "Свирепый" на малом ходу (технико-экономический ход БПК пр.1135 - 14 уз или 25.928 км/ч) приближается к этой "полосе гнилого тумана" - так Владимир Тимошенко доложил вахтенному офицеру о данном природном феномене. Вахтенный офицер приказал: "Смотреть внимательней в оба!" (глаза) и вызвал на ГКП радиометристов, чтобы они смотрели за обстановкой вокруг с помощью наших основных РЛС (рядом была трасса международных сообщений).
Туман облака впереди был действительно необычным - он был чрезвычайно плотным, как желе. Я и сигнальщики с любопытством наблюдали как флагшток и нос корабля медленно входят в этот гнилой туман, который в этот момент уже пах, как пахнет побережье моря после сильного шторма. Секунда и флагшток исчез в тумане, за ним волнорез, после широкая и плоская пусковая установка КТ-106 УРПК-4 "Метель", затем туман поглотил барабаны РБУ-6000 и вот он приблизился к нам - к правому крылу ходового мостика, где мы сгрудились, чтобы встретить необычное явление.
Туман был плотным настолько, что казался сплошным желеобразным студнем. Сразу же стало плохо дышать, вернее, нечем было дышать, потому что туман влезал в ноздри, в горло, как "не знаю что". Не было слов, чтобы описать это явление, тем более, что нас охватила некоторая паника, так как дышать этим вонючим туманом было невозможно.
Первым замахал перед собой руками старшина 2 статьи командир отделения сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 Володя Тимошенко, он начал разгонять перед собой этот гнилой туман и перед ним, а затем, когда он повернулся спиной к направлению движения корабля, то позади него, возникло пустое пространство, в котором можно было с трудом дышать. После него замахали руками и мы.
Чудно было видеть, как проводя пятернёй перед собой, мы видели в пространстве объёмный след от движения нашей руки, как будто мы проводили рукой в полупрозрачном студне и в толще этого студня оставался фигурный след, повторяющий форму пальцев. Мы уже привыкли немного к запаху этого необычного гнилого тумана и с увлечением водили перед собой и позади себя руками, выписывая в этом тумане "кренделя", круги и разные замысловатые фигуры.
Туман не кончался, вокруг нас всё было в таком серо-молочно-зелёном рассеянном пространстве, что мы практически не видели друг друга. Свет в этом тумане практически отсутствовал, он просто сам по себе светился, было так сумрачно, что мне показалось - мы в нереальном потустороннем "загробном" мире, от такого ощущения запах вдруг стал трупным...
Все, кто был в этот момент на сигнальном мостике, невольно сгрудились друг с другом, чтобы хоть немного видеть друг друга, а по КГС тревожный голос вахтенного офицера глухо, "как в танке", приказал: "Всем, кто в этот момент находится на верхней палубе, опуститься на корточки и ощупью осторожно добраться до ближайшей двери и войти внутрь корабля! Выход на палубу строго запрещён! Всем оставаться на своих местах!".
Я почувствовал нешуточную тревогу и по совету вахтенного офицера поспешил к дверям на ходовой мостик, они были совсем рядом. Только здесь, стоя возле стойки пелоруса для нашего штурманского визира-дальномера, вцепившись в обручи его карданного подвеса, я теперь уже сам начал исследовать свойства этого гнилого тумана. Я водил перед собой руками и видел объёмный фигуры в пространстве, я открывал широко рот, как это делал Ваня Крючков, и чувствовал, как проникает в мою гортань и наполняет лёгкие этот плотный студнеобразный туман, я сгребал ладонями перед собой куски тумана, который мокрыми хлопьями липнул к ладоням, размахивал перед собой руками, чтобы очистить от тумана сырое пространство, в котором только и можно было относительно легко дышать...
Вскоре мне это надоело. Зазвучал с мачты ревун-наутофон, но его гулкие сигналы тонули, гасли в этом гнилом тумане. Потом мне почудилось, что в его запахе появились какие-то химические оттенки. Я обратил на это внимание сигнальщиков. "Сигнальцы" согласились со мной, и Володя Тимошенко доложил об этом вахтенному офицеру. Немедленно по КГС (корабельной громкой связи) прозвучал приказ: "Задраить все открытые иллюминаторы!", но химическую тревогу не объявили...
К этому времени БПК "Свирепый" уже обошёл с северной стороны большие острова Хийумаа и Сааремаа и выходил в широкий проход между шведским островом Готлданд на западе и литовским городом Вентспилс на востоке. Природные феномены, это конечно хорошо и занимательно, но "война войной, а ужин ещё никто не отменял". Я поспешил в столовую личного состава и приступил к сервировке нашего общего стола БЧ-1 и БЧ-4. Бачковых в столовой личного состава экипажа БПК "Свирепый" было много и я увидел, как они весело бегали, увёртывались и играли "в догонялки" с нашим корабельным доктором старшим лейтенантом медицинской службы Леонидом Никитичем Кукурузой, который тоже бегал за матросами, в руках у него был обыкновенный парикмахерский пульверизатор с длинным блестящим металлическим носиком, из которого он прыскал в ноздри пойманных каким-то белым порошком, похожим на тальк.
Я принял из дверей камбуза тяжёлый наполненный доверху большой горячий бачок с флотским борщом и, стараясь не оступиться на палубных креплениях, понёс его к нашему столу БЧ-1 и БЧ-4. Бачок был наполнен до краёв, я держал его за ручки и мои пальцы защищали края чистого вафельного полотенчика, которым мы протирали ложки, вилки, миски и кружки после посудомойки. В середине зала столовой меня поймал Кукуруза...
Бачковые и коки из камбуза со смехом наблюдали, как я вытаращив глаза, косясь на края бачка и уровень жирного борща, застыл в неподвижной позе, а корабельный доктор Л.Н. Кукуруза "от души" прыскал и прыскал мне в ноздри своим белым порошком. После испытания гнилым туманом, я только жмурился и старался не чихать этим порошком прямо в борщ. Ребята мне говорили, что всё лицо у меня было запудрено этим "антигриппином", как пудрой или зубным порошком.
В ноздрях щипало, в глазах кололо, в носу свербело, хотелось чихнуть, в горле противно ощущалось какое-то лекарство. Со всех сторон приходили ребята, садились за стол и с недоумением смотрели на мою белую физиономию, потому что у меня даже не было времени сбегать в посудомойку, чтобы сполоснуть руки и лицо. Тем более, что в дверях стоял наш корабельный доктор Кукуруза и каждого, кто хотел кушать, ужинать, снабжал через ноздри порошком "антигриппина". Моряки чертыхались, возмущались, но голод побеждал и, получив дозу порошка от Кукурузы, они бежали заедать и запивать "противное лекарство" флотским жирным борщом с мясом, жареной рыбой с картофельным пюре, солёными огурцами и сладким компотом из сухофруктов.
Я не смог освободиться от "тонны" порошка в моей носоглотке, потому что обязан был убрать со столов и передать в посудомойку бачок с остатками пищи, кружки, ложки, вилки, бачки и чумички. Потом я должен был получить на камбузе свою долю абрикосовых косточек и компотной мякоти, и только после этого с заслуженной платой-наградой за исполнение обязанностей бачкового вернуться к себе в холодную ленкаюту. В ленкаюте БПК "Свирепый" было не просто холодно, а холодно, как в канатном ящике, как в холодильнике, как в могиле... Я включил под своим рабочим местом (под столом в ногах - автор) электронагреватель, врубил всё возможное освещение в библиотеке и ленкаюте, надел на себя всё, что можно было надеть, и приступил к обычному вечернему времяпрепровождению свободного от вахты годка - черпать ложкой мякоть от компота, заедать её чёрным хлебом, откладывать на тарелочку абрикосовые косточки, а потом колоть их молотком на моей "наковаленке" из броневого прозрачного чешского (богемского) стекла (от иллюминатора)...
Странно, но на угощение мякотью от компота и на "посиделки в ленкаюте у Суворова" сегодня никто не пришёл. У меня уже накопилась целая миска абрикосовых косточек. Я уже пожалел, что не стал их колоть и ждать ребят. БПК "Свирепый" медленно и размеренно шёл по тихой Балтике. Наверху "на улице" (на верхней палубе) уже было совсем темно. Прозвучали команды и сигналы смены вахт. Тепло от калорифера приятно согревало мои ноги в кирзовых рабочих растоптанных прогарах. Ярко светили светильники. В ленкаюте было прохладно, но не холодно. Я читал очередной том произведений В.И. Ленина и пытался что-то понять в его изречениях и формулах. Мне было хорошо и уютно, но тишина вокруг меня начала пугать...
В 10-м часу вечера резко и тревожно зазвонил телефон и штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров своим знаменитым гнусавым тоном и голосом, который к тому же сейчас был простуженный, приказал мне явиться на ходовой мостик и заступить на вахту рулевым. Я только было хотел спросить его, согласован ли его приказ с замполитом, но Геннадий Фёдорович опередил меня и заявил: "Замполит более гриппом, но мой приказ согласовал. Я жду!".
Что-то в тоне и в голосе Печкурова было такое, отчего я немедленно "рассупонился", скинул с себя одеяло, шинель, переоделся в новую холодную рабочую робу, сменил носки и ботинки и живо побежал по коридорам сначала на ГКП, потом в штурманскую рубку, а потом на ходовой мостик. По дороге я поразился почти полному отсутствию матросов, старшин, мичманов и офицеров, мне показалось, что наш корабль обезлюдел. В ходовой рубке я сменил совсем уже плохо стоящего на ногах старшину 2 статьи командира отделения рулевых БЧ-1 Анатолия Телешева, встал к штурвалу и выполнил все необходимые проверочные действия (по уставу) при смене вахты. Я не знал, не ощущал, не предчувствовал, что заступаю рулевым на целых двое суток...
В ходовой рубке, кроме штурмана, старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова и вахтенного офицера, больше никого не было. БПК "Свирепый" шёл в туманной темноте Балтийского моря совсем малым ходом (10-12 уз или 18.52 - 22.224 км/ч). Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров, замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин и старпом капитан-лейтенант А.А. Сальников "плохо себя чувствовали" и лечились у себя в каютах. Из открытого люка в офицерский коридор отчётливо пахло кофе с коньяком. Геннадий Фёдорович Печкуров и вахтенный офицер свободно переговаривались на тему: "какие бывают туманы на море" и "как вести себя на корабле в тумане". Я внимательно слушал офицеров и также внимательно "рулил" кораблём, хотя рулить было проще простого - иди себе назначенным курсом по штилевому морю и не отвлекайся.
По словам Печкурова "несмотря на наличие навигационных и общих РЛС туманы всё равно представляют большую опасность для кораблевождения, так как туманы появляются и исчезают совершенно внезапно. Обычно, по науке, туманы "образуются тогда, когда приземный слой воздуха охладится до "точки росы" и ниже, то есть до того момента температуры воздуха, при которой содержащиеся в воздухе водяные пары достигнут полного насыщения и произойдёт конденсация водяного пара в атмосфере". Г.Ф. Печкуров сказал: "На морях и океанах туманы чаще всего образуются в результате адвекции, то есть горизонтального перемещения тёплого и влажного воздуха над относительно холодной водной поверхностью, потому такие туманы называются адвективными".
- Адвективные туманы отличаются значительной вертикальной мощностью, - сказал Геннадий Фёдорович Печкуров, - большой продолжительностью существования. Порой они стоят и барражируют на море до нескольких суток подряд. Потом они внезапно рассеиваются и также внезапно вновь возникают. Многое зависит от направления ветров, дующих в районах с разными температурами воздуха.
- На морях и океанах адвективные туманы образуются чаще всего в наших умеренных или северных (приполярных) широтах, где наиболее часто колеблется температура воздуха, где есть холодные и тёплые морские течения. Воздух над морем, естественно, насыщен влагой, поэтому чуть охладится и тут же насыщается до "точки росы", появляется туманная взвесь, морось, туман.
- В Атлантическом океане, сказал вахтенный офицер, - чаще всего туманы появляются возле Ньюфаундленда, где проходит тёплое течение Гольфстрим и холодное Лабрадорское течение.
- Верно, - поддержал молодого лейтенанта наш опытный штурман и командир БЧ-1. - Этот туман какой-то необычайный. Слишком плотный и пахучий.
- Ничего себе, "пахучи", - среагировал вахтенный офицер. - да он просто вонючий!
- Гнилой, - вдруг вставил я в их разговор своё слово. - Гнилой и студнеобразный. Противный, мокрый и скользкий.
Геннадий Фёдорович Печкуров скривил недовольную гримасу, хотел было резко оборвать меня, "поставить на место", но сдержался.
- А вы откуда это знаете? - спросил меня штурман, а вахтенный офицер подошёл поближе.
- Я с сигнальцами был на их мостике, когда "Свирепый" входил в этот туман, - ответил я и чуть-чуть подправил рулём курс корабля. - Ребята глотали этот туман, как студень. Дышать было невозможно. Мы руками перед собой махали, чтобы сконденсировать туман и получилось пространство воздуха, но его всё равно не хватало.
- Мы растопыренными пальцами проводили в тумане, а в нём оставались объёмные следы, как будто в толще оргстекла или прозрачного масла, - добавил я своих впечатлений.
- А почему вы сказали, что этот туман "гнилой" - спросил меня вахтенный офицер.
- Потому что он пах гнилой рыбой, гнилыми водорослями, болезнью, мертвечиной и ещё какими-то химикатами, - ответил я.
- Какими химикатами? На что это было похоже? - тревожно начал спрашивать вахтенный офицер, а Печкуров неодобрительно высказался против моего сомнения и фантазий.
- Уж больно туман был необычный, - сказал я вахтенному офицеру. - В Севастополе и в Пионерске я видел и знаю, как пахнут гнилые водоросли и мёртвая рыба. В Камышовой бухте под Севастополем пахнет рыбой, но вкусно, а вот в Аполлоновой бухте, там, куда стекают канализационные стоки, пахнет почти также, как этот гнилой туман.
- Наверно, кто-то чего-то сбросил в море из проходящих судов, - сказал Геннадий Фёдорович Печкуров. - Надо сигнальщиков опросить, если подтвердят то, что сказал Суворов, то это надо записать в вахтенный журнал. Пойду, посмотрю по часам, когда это было и определю координаты места этого "гнилого тумана".
Так офицеры и сделали: вахтенный офицер позвал "сигнальцов", те подтвердили всё, что я рассказал, а Геннадий Фёдорович Печкуров вернулся с координатами места встречи с "гнилым туманом". Прошли мои 4 часа вахты, но меня никто не сменил, а спрашивать кого-то о смене, я не решился. Что-то случилось... Сменился вахтенный офицер и в ходовую рубку пришёл командир артиллерийской батареи №3 лейтенант Бочковский Валерий Геннадьевич. Он проверил курс корабля, выполнил все поверочные и прокладочные операции, сделал все необходимые записи и встал возле меня, шмыгая носом и поминутно сморкаясь. Я продолжал стоять за штурвалом и у меня уже начали затекать ноги...
Никто мне ничего не объяснял, не говорил и не предлагал, поэтому я набрался смелости и спросил Бочковского: "А когда меня сменят?". Валерий Геннадьевич очень удивился тому, что я ничего не знаю и сказал мне, что "на корабле повальная эпидемия гриппа", что "практически все матросы, старшины, мичманы и офицеры вповалку лежат в кубриках, каютах и у Кукурузы в лазарете", что "ваш штурманский электрик вообще в тяжёлом состоянии", и что "нам приказано идти под Либаву на Карантинную стоянку".
- Это всё ваш "гнилой туман"! - сказал с досадой лейтенант В.Г. Бочковский. - Это он нас всех заразил!
Фотоиллюстрация: Современное фото. Густой туман в море. Примерно таким была стена тумана в Балтийском море перед тем, как БПК "Свирепый" 26 декабря 1972 года вошёл в него и мы испытали на себе, что такое "гнилой туман" природных или рукотворных болезнетворных испарений. После пребывания в этом студенистом, липком, мокром и вонючим "гнилом тумане" на БПК "Свирепый" скоротечно, всего за сутки возникла и развилась массовая эпидемия гриппа и нам приказали встать на якорь на Карантинной стоянке на внешнем рейде ВМБ Лиепая (Либава). Здесь мы должны были либо выжить, либо... как-то иначе встретить Новый 1973 год. Добирались мы на эту Карантинную стоянку двое суток.