БАЙКАЛ. БАСАРГИН О СОВЕСТЛИВОЙ КОРРУПЦИИ
- Осторожно, осторожно! - Слышались обеспокоенные голоса парней при погрузке багажа на борт баржи «Волна».
Пожилой молчаливый матрос спустил в тёмный, пустой и глубокий трюм трап, и по нему на дно шаланды «сползли» Витя с Шуриком. Всё: рюкзаки, подсумки, аппаратуру, велосипеды и мотоцикл - спускали на верёвках. Особенно помучились с мотоциклом.
Баржа была пришвартована к пирсу лесосплава Усть-Баргузинского порта и выглядела дольно внушительно. Отсюда в посёлок Выдрино на 150-ти метровом тросе её потащит буксир «Генерал Черняховский». «Волна» шла за такелажем и должна была высадить нас в Листвянке.
Когда все оказались в трюме, матрос поднял наверх трап и предупредил:
- На палубу не выходить до тех пор, пока не покинем Баргузинский залив. - И перешёл на буксир, оставив трюм открытым.
Почему поступило такое предупреждение, не поняли. Да и вникать-то не хотелось: до того устали.
Пока тусклый свет ещё поступал внутрь баркаса, мы спешно разложили палатки, побросали на них все наши прикольные шмотки, расстелили поверх спальные мешки и улеглись на всё это стройным рядком, продолжив ряд лежащих велосипедов во главе с мотоциклом. Несмотря на нашу габаритную технику, выглядели мы мелковато на дне большого объёмного судна. Зато металл баржи пропускал приятную прохладу и ласкающий шум байкальской воды.
- Маркыч, слышишь, волна за бортом поднимается, - раздался Витин голос.
- Пока не укачивает.
Голоса ребят звучали глухо и создавали эффект реверберации.
Через незакрытый люк я наблюдал за наступлением сумерек. Вскоре, оказавшись в темноте, правильно, не хуже летучих мышей, определили наше местонахождение: связка буксир – баржа подплыла к южной оконечности полуострова Святой Нос. Мы покидали Баргузинский залив.
- Слышите, двигатель на буксире выключили, - раздался голос Игоря Бирюкова.
- Да, дрейфуем. - Ребята не спят.
Но вот мотор заработал вновь, судно приближалось к барже.
Вскоре трюм «пронзил» острый луч фонаря, и в байкальской кромешной ночи раздался тот же голос пожилого неразговорчивого матроса:
- Начальника к капитану!
«Зачем только понадобился, да ещё ночью?», - подумал я, вылезая из тёплого спальника.
Витя с Шуриком подсадили меня вверх, и чьи-то сильные руки помогли «взлететь» на палубу «Волны». Рядом с баржей стоял весь в огнях «Генерал Черняховский». Матрос подтолкнул к перекинутому с буксира на баржу трапу и по крутой лестнице «помог» спуститься в кают-компанию. Тесное помещение настолько было прокурено, что хоть топор вешай. Посредине кают-компании стоял грубый массивный стол. На столе недопитая бутылка водки, порезанные куски омуля, ломти хлеба, стаканы и глубоко воткнутый в дерево охотничий нож.
За столом сидело пятеро загорелых здоровых мужиков, по внешнему виду – сущих пиратов. Одеты были легко: кто в майке, а кто голый по пояс. И все в татуировках. У меня даже в глазах посинело.
У одного матроса правый глаз был перевязан чёрной повязкой. А левый – сверлил меня недобрым взглядом.
Рядом с «Чёрной Повязкой» сидел мужчина лет тридцати в рваной вылинявшей майке с огромным кольцом в ухе.
Третий матрос выделялся красной повязкой на голове…
Я попытался вычислить капитана, «Джона Флинта». Напрасно. Все были одинаково пьяны.
«Красная Повязка» налил полстакана водки, подвинул его мне и неласковым голосом повелел:
- Пей!
Я выпил, закусил.
- Что будем с ним делать? – Спросил долговязый матрос, в приплюснутой шляпе с широкими полями похожий на Джона Сильвера. Я даже под стол заглянул: нет ли у него деревянной ноги?
- Да за борт его, - встрепенулся одноглазый, - и дело с концом. -Одновремённо он ловко вырвал нож из стола и ещё глубже вонзил его в дерево.
- Дядя Митя, скажи, что с ним будем делать? - Обратился закольцованный матрос к человеку, сопроводившему меня с баржи на буксир.
- Послушать его надо.
- Ну, ты, дядя Мить, голова! – С уважением посмотрел на него одноглазый «пират» и повернулся ко мне.
- Зови меня Абрамыч и скажи, чего вас к нам занесло?
Я посмотрел на часы: было два часа ночи. Собрался с духом и начал «читать лекцию» на тему "Почему нас сюда занесло?" перед столь необычной аудиторией и в столь необычном формате.
***
- Токареву в Баргузине знаете?
- Любку-то? Конечно.
- А вы слышали, что декабрист Михаил Кюхельбекер был женат на женщине по фамилии Токарева? И что здесь на поселении был его брат Вильгельм?
- Так памятник же им в селе стоит, - чуть ли не хором ответили мои слушатели.
Самым эрудированным среди «джентльменов удачи» оказался «Чёрная Повязка», Абрамыч. Он был на могиле Михаила Кюхельбекера и обратил внимание на звёзды в ограде.
- Нехристи! Надо было окрестить решётку-то. …А Любка оказалась хитра. Всех обманула. Я давно с ней знаком, когда ещё в магазине работала, но не знал, что она родственница декабриста, изображённого на памятнике.
Сумками жратву домой из магазина носила. На прилавке банки с солениями, консервы, да водка. А в котомке у неё колбаса.
- Какие на х… ему кресты, в безбожном государстве, - не согласился с Абрамычем «Джон Сильвер».
«Квартирмейстер» и впрямь выглядел лидером.
«Хорошо, - подумал я, - разговор завязался. Слушают. Теперь надо им поведать такое, что их могло бы «зацепить».
- Давайте расскажу историю о том, как декабристам деньги давали, а они их не взяли.
- Сказку?
- Да нет, быль.
- Валяй, если не врёшь. - И в глазах команды «Генерала Черняховского», включая единственный глаз Абрамыча, я увидел недоверие, перемешанное с искренним любопытством.
- Начну с того, что мы давно занимаемся исследованием старинных русских дорог, в том числе Сибирского тракта.
Предметами нашего поиска и изучения в экспедициях являются бревенчатые покрытия тракта, гати, следы водных переправ, остатки валов, поколения берёзовых деревьев, посаженных ещё при Екатерине для защиты дорог от непогоды, остатки этапов, старинных станций и, конечно, места остановок декабристов и каких-то интересных приключений во время их подневольных путешествий. Вот одно из таких приключений произошло с декабристом Николаем Басаргиным и тремя его товарищами.
Пока «читал лекцию», Абрамыч разлил остатки водки по стаканам, положил передо мной бутерброд из чёрного хлеба с жирным куском омуля и провозгласил тост:
- Чтобы и нам давали денег. Чаще и больше. Мы-то не откажемся!
«Допинг» добавил мне эмоций.
- Когда закованных в кандалы декабристов везли по Сибирскому тракту, местное население оказывало им всяческое внимание, уважение и даже проявляло жалость. На станциях к ним приходили чиновники, этапные офицеры, ими интересовались губернаторы, а простой народ толпился около повозок. Те, кто смелее, и не боялись жандармов, бросали в повозку медные деньги.
Басаргин, как большую драгоценность, хранил медную монету, подаренную нищенкой. «Вот всё что у меня есть; возьмите это, батюшки, отцы наши родные. Вам они нужнее, чем мне», - говорила она ему, отдавая последнее. Басаргин даже прослезился от такой жалости, выбрав из горсти медных монет одну.
- Нас бы кто пожалел. Живём на Байкале, а омуля ловить запретили, - пользуясь случаем, пожаловался на произвол властей дядя Митя.
- В городе Каинске, ныне это Куйбышев Новосибирской области, к государственным преступникам, тогда ещё их не звали декабристами, зашёл пожилой человек огромного роста и объёма, а за ним ещё двое, едва тащившие огромную корзину с винами и съестными припасами: гусиным паштетом, крутыми яйцами, чёрной икрой в большой банке, солёной сельдью, сливочным маслом, мягким вкусно пахнущим белым хлебом, фруктами… Ведь в Сибири крепостного права не было, и люди тогда питались несравненно лучше, чем сейчас. И съестное не тащили сумками, как Любка Токарева.
Поздоровавшись, этот большой человек представился городничим Каинска, Степановым. «Раньше служил фельдъегерем, а теперь вот городничим. Извольте откушать всё, чем бог послал, а если маленькая толика останется, возьмите с собой».
Городничий удивил декабристов своим радушием и гостеприимством. А когда они решились всё-таки откушать принесённых припасов, он удивил их ещё больше, вынув из кармана большую пачку ассигнаций.
«Эти деньги, - сказал он, - я нажил с грехом пополам, не совсем чисто, взятками. В наших должностях, господа, приходится делать многое против совести. И не хотелось бы, да так уж заведено исстари. Возьмите эти деньги себе: на совести у меня сделается легче. Лучшего употребления я не могу сделать: семейства у меня нет. Право, избавьте меня от них, вы сделаете доброе дело». Покаянным голосом Степанова поведал я истинный пример совестливой коррупции «джентльменам удачи», превратившимся в прилежных слушателей.
Этот совестливый, откровенный, простодушный коррупционер, по образному выражению Басаргина, «неотёсанный резцом образования», тронул души декабристов. И когда они с ним прощались, то с признательностью пожали городничему руку.
- А деньги? - Спросил Абрамыч.
- А деньги, нажитые нечестно, они не взяли.
- Почему?
- Так они, имея честь, не могли взять нечестные деньги.
За столом тяжело вздохнули.
***
Сверху в кают-компанию «спустился» рассвет. На Байкале наступало утро. Мы протрезвели, подобрели и похорошели.
- Юрию Александровичу надо поспать, - обратился к своим товарищам дядя Митя. – Кто предоставит ему свою каюту?
За право уступить мне койку схлестнулись «Чёрная Повязка» с «Красным Платком». Одноглазый настоял, чтобы я обязательно лёг спать в его каюте. И я, усталый до чёртиков, уснул сразу же, как только голова коснулась подушки.
Проснулся, услышав голос Алика:
- Юра, ты где?
Настроение улучшилось. Меня ищут друзья! Вспомнил подробности прошедшей ночи. Поднялся на палубу «Генерала Черняховского». Она вся была завалена рыбой. Сушились сети. Стали понятны причины «гостеприимства» команды буксира: ребята браконьерствовали.
Мы с Аликом возвратились на «Волну».
Над Байкалом нависла атмосферная дымка, ухудшившая окрестную видимость. Как только вошли в пролив Малое Море, началась качка. Слева, близко, тянулся берег острова Ольхон, силуэт которого я видел в Гремячинске. Справа – от самой кромки воды резко вверх уходил гористый западный берег Байкала.
Пристроился на палубе порисовать «оторванную» от острова конусообразную скалу с гротами и пещерами, мимо которой проплывали. Её будто рассекли пополам гигантским мечом.
Ребята занимались кто чем: кто – стиркой, кто - письмом, кто обозрением берегов пролива в бинокль. Алик пробовал загорать, но быстро оделся. В пятнадцать часов остановились напротив рыболовецкого посёлка Хужир…
Вечером команда «Черняховского» спустила на воду шлюпку и вновь забросила сети…
Утром особенно приятно смотреть на Байкал, даже если он «сердитый», и я проснулся рано. Ребята где-то раздобыли трап, и из трюма стали выбираться без посторонней помощи. Прошли пролив Ольхонские Ворота. На палубе холодно, дул сильный ветер, моросил дождь.
Приготовили уху, зажарили рыбу, всякую – щуку, окуня, карася, омуля. Но аппетит неважный. Сильная качка всех укачала! Снова спустились в трюм. Там болтанка переносилась легче.
К вечеру приплыли в Листвянку.
Прощание с матросами - «пиратами» - рыбаками – такелажниками было трогательным. «Джон Сильвер» на прощание напомнил:
- Не забудьте бросить в Ангару монеты на счастье. Чтобы ещё раз на Байкал вернуться.
А Абрамыч предложил рыбы.
- Вот, зови своих, возьмите с собой рыбы, вспоминайте Байкал и нас. Уж больно рассказ-то твой тронул. Хотя и не верим, что декабристы от денег отказались…
А вечером того же дня в двадцать два часа по местному времени на международной туристской базе «Прибайкальская» с современными и отлично сервированными отелями, куда мы заехали с велосипедами, оставив на улице лишь мотоцикл, со сцены шикарного кинозала с широкоформатным экраном мы рассказывали о нашем путешествии уже совсем другим людям. Судя по многочисленным вопросам отдыхающих, выступление понравилось. Куда-то идти и ставить палатки мы уже не могли. Спальники разложили прямо на сцене кинозала, положив под голову рюкзаки. Мне досталось место под роялем.
***
Прошло сто девяносто лет с тех пор, как в Каинске произошла скоротечная встреча декабристов с городничим Степановым. За это время наша страна дважды теряла свои территории по причине неумелого управления государством, а совестливая коррупция в России стала бессовестной и бесчестной.