"Fantasma del camino nocturno".
Ten miedo a los fantasmas en el camino!.....
Следующая ниже череда странных событий имела место быть в городе исключительном, исходя из его нелёгкой исторической судьбы. Обычный серый городок, напоминающий собою старую пыльную чёрно-белую декорацию из произведения, порождённого бесконечной фантазией мрачного романа-трагедии неизвестного талантливого писателя. Имя которого истёрлось в пыль под нависающим бременем иллюзорной бесконечности времени. Бесконечности, подобной неумолимости мерно иссыхающего русла мутной деревенской реки.
Неприметный град, стоящий на множестве холмов, омываемый бесчисленными потоками холодных межсезонных ливней, вечного сплетения жара лета и трескучих когтистых лап беспощадного мороза, рисующего свои причудливые неясные образы на окнах равнодушных, обременённых тяжкой обыденностью марионеток неумолимой судьбы.
Серость провинциального пейзажа изредка дополняют влажные туманы, похожие на дым затухающих осенних костров, стелющиеся своей мерной пеленой по таким же мрачным и унылым асфальтированным дорогам.
Мутные стёкла фар проезжающих по шоссе автомобилей медленно прокрадываются из бурного потока ежедневной суеты и бесполезных мирских забот. Словно хищный зверь, своей мягкой поступью, преследует обречённую жертву. Уставший, выбившийся из сил, зверь.
В палитре обычной сумрачной ночи, изредка дополняемой мелким моросящим дождём, Алевал следовал домой, в свой одинокий храм - последнее пристанище спокойствия и умиротворённости заблудившейся в дебрях жизненного леса, одинокой души.
Ехал он не быстро. Его, видавший виды, изрядно потрёпанный тёмно-серебристый "Форд Мустанг", медленно плёлся по почти вымершему тёмному ночному шоссе. По радиостанции из приёмника мерно пробивалась атмосферная мелодия, до боли знакомая, название которой обозначалось как "Лазурные небеса надежды". Она походила на сочетание импровизированного спокойствия джаза и приятного, ласкающего слух пения афро-американской исполнительницы.
Дворники медленно разгоняли надоедливые капли с лобового стекла. Примечая то обстоятельство, что на шоссе находится лишь он один, ему пришло в голову включить дальний свет, дабы более чётко разглядеть просторы тёмной дали, открывающейся его взору за мокрым экраном лобового стекла. Справа от Алевала виднелось, наводящее грусть, размытое пространство местного кладбища и грунтовая дорога, являющаяся съездом к нему.
Вдруг, у него резко перехватило дыхание от увиденного перед собой. В нескольких ярдах по ходу движения, в свете фар мелькнула светлая женская фигура, облачённая в старомодное пожелтевшее платье классического покроя. Она катила перед собою детскую коляску. Странное явление, если учитывать то, что одета она была явно не по погоде, да и коляска малыша не была ничем прикрыта сверху. А ведь на улице шёл дождь.
Ещё мгновение, и чудесное ночное явление приостановилось, посмотрело оценивающе в сторону Алевала и резко ринулось к центру проезжей части, прямо по колёса его седана. Влажный противный скрип резины прорезал свежий ночной воздух. Уходя от почти явного столкновения, он молниеносно повернул руль влево и съехал с шоссе, по чистой случайности не врезавшись в серый бетонный фонарный столб уличного освещения.
Форд застыл в нерешительности. Инстинктивно, Алевал отстегнул тугой ремень безопасности и, открыв дверь автомобиля, выскочил наружу, будучи уверенным в том, что женщине с ребёнком нужна помощь. Едкий металлический привкус на его губах, многозначительно оповещал о том, что мужчина изрядно ударился носом о руль при экстренном торможении. Не обращая ровно никакого внимания на капли крови стекающие на рубашку, он обогнул свой Форд и обомлел. Он стоял как парализованный от того, что увидел, а точнее от того, чего не увидел.
Оглядев всё дождливое пространство места происшествия, он не обнаружил ни единого признака присутствия на дороге той женщины в белом платье. Алевал был необычайно шокирован этим, ведь воочию осознавал, что такого попросту не может быть. Женщина просто испарилась!
Посреди мокрого асфальта лежала перевёрнутая детская коляска. Подойдя немного ближе, он подметил, что в ней нет ребёнка. И ещё один потрясший его факт: при нахождении в своей машине он чётко видел, что детская коляска была в превосходном состоянии, но теперь же его взгляду предстала совершенно другая картина - полуистлевшая от времени, местами изорванная ткань. Было в этом что-то необычайно странное и пугающее.
Алевал перетащил эту непонятную находку к обочине, чтобы она не затрудняла движение других машин по шоссе. Затем снова сел в свой Форд и двинулся прочь от этого, наводящего на него ужас, проклятого места. Ехал он, на этот раз, значительно быстрее прежнего. Радио создавало зловещий фон тягостным размышлениям о произошедшем, какой-то старой кантри композицией из тридцатых годов. Преодолев незначительное расстояние от места так называемой аварии, он услышал непонятный слабый скрежет о стекло со стороны водительского сидения. Звук был похож на царапанье ржавым гвоздём по зеркальной поверхности и прекрасно дополнял зловещую мелодию, звучащую из частот радиостанции.
Алевал резко повернул голову по направлению этого звука и.... Он чуть не лишился чувств. Не поверив своим глазам, испуганный, он созерцал силуэт той самой женщины с коляской!!, которую совсем недавно видел на шоссе при тех странных обстоятельствах. Она парила в воздухе словно лёгкое облако, гонимое вдаль стремительным ураганом всепоглощающей волны накатывающего на него безумия. Своими потемневшими сломанными ногтями, она неистово билась в полупрозрачное от дождевой измороси стекло, пытаясь пробраться в салон. Взгляд её пылающих злобой чёрных глаз испепелял остатки разумного мышления Алевала невидимым сжигающим адским пламенем. И её голос, жужжащий словно тысячи крыльев мерзких летучих мышей. Он сводил с ума. Если то, что сейчас теплилось в нём можно ещё было назвать умом.
Мужчина, резким усилием, до упора вдавил педаль газа в пол. Форд мчался как ночной ревущий гонщик, разрезая собою пелену мелких капель горячего дождя. Злобное привидение постепенно отстало от удаляющихся красных огней его мощного железного коня. Где-то там сзади, вдалеке, до сих пор слышалось зловещее фырканье и жуткое завывание, разбавленное лютой злобой и ненавистью. Как доехал до своего дома, Алевал практически не помнил.
Только к вечеру следующего дня он смог, сколь бы то ни было успокоиться и привести свои мысли и рассудок в порядок. Весь день он бродил взад вперёд в пространстве своей комнаты, боясь даже предположить, что за странное видение он наблюдал прошлой ночью.
Солнце близилось к закату, освещая своим потухшим тусклым светом ландшафт приусадебного участка Алевала. Поздно вечером он решил разбавить свой досуг магией уютной домашней атмосферы. Деревянные поленья в камине мерно потрескивали, даря тепло и успокоение больному уставшему разуму. Всё это великолепие дополняла прекрасная сигара, дым которой струился в бесконечное пространство потолка, и бокал безупречного красного испанского вина.
Ближе к полуночи за окном его гостиной послышались еле различимые шорохи, наводящие чувство тревоги и беспокойства. Он замер на мгновение, приняв всё это за фантазии больного воображения. Ведь вся прошлая ночь была наполнена невероятным количеством странностей и ужаса. И тем не менее звуки за окном стали усиливаться, стремительно переходя в, до боли знакомые, стоны и завывания.
Алевал оцепенел от страха и изумления. В этой дьявольской адской симфонии так же стало прослушиваться то самое мерзкое царапанье по стеклу. Едва совладав с собственным разумом и сделав невероятное усилие над собою, он поднялся на ноги. Шерстяной плед, которым он был укрыт в своём любимом кожаном кресле ещё минуту назад упал на пол, зацепив собою бутылку вина, стоявшую на дубовом столе у камина. И она вместе с пледом, триумфально опрокинулась на прохладный пол.
Дрожа от страха, он, предварительно собрав всю свою волю в кулак, подошёл к окну гостиной. Колени пробивали приступы неприятной дрожи. От осознания своей беспомощности, к горлу подкатывала волна жгучей тошноты. Тем временем звуки за окном продолжали усиливаться, сводя с ума своей настойчивостью и беспощадностью. Резко одёрнув занавеси, Алевал застыл в послушном оцепенении, осознавая неумолимую плеть безжалостной судьбы на своих вымученных плечах. За окном маячил нечеловеческий образ мерзкой ламии, пытающейся проникнуть в пространство его бренного жилища и утащить его в адскую неизвестность.
По щекам Алевала катились тёплые слёзы отчаяния, в то время как душу сразил поток мольбы, звучащей из его, перекошенных безграничным ужасом, уст. Вот и стекло треснуло, предвещая скорую гибель.
Его душа завывала в молитве. Нелепо путались святые слова, которые уже не имели никакого смысла и значения. Уже было поздно. Стекло разлетелось вдребезги и Алевал окаменел в обьятиях мерзкого неупокоившегося существа, уносящего его на крыльях своего полупрозрачного призрачного савана в бесконечность манящей лунной дали.