В любом польском городе на каждом сувенирном прилавке вы обязательно найдете гипсовую кисть человеческой руки. Это рука Фредерика Шопена.
Поляки очень гордятся тем, что их земля произвела на свет такого потрясающего пианиста и композитора.
- Да он же наполовину француз, – дразню я своего польского приятеля. – И жил-то в основном во Франции.
- Он всю жизнь тосковал по нашей Польше, - с обидой возражает Дамиан. – И от этого у него получилась такая хорошая музыка.
Похоже на правду.
Маэстро удалось возвысить прикладные жанры польских танцев – полонеза и мазурки – до общечеловеческой тоски по идеалу. Вся его музыка – это ностальгия, воплощенная в звуках.
Шопен – мой любимый композитор. Из собрания его сочинений я переиграла все, что только находилось в пределах моих скромных технических возможностей. Его музыка здорово мне помогла в том трудном возрасте, в котором прощаются с детством.
На уроке музыкальной литературы нам рассказывали, что Шопен умер молодым, так и не увидев родины. Его похоронили во Франции, но сердце увезли в Польшу и замуровали в стене костела.
Учительница с выражением прочла нам стихотворение о том, как стоит костел, а в нем бьется сердце Шопена. Я долго думала на эту тему. Мне не показалось романтичным, напротив, даже кощунственным вырезать из мертвого тела сердце, запихать в сосуд, залить коньячным ликером… Бр-р-р...
Позже я узнала, что католики обожают всякие мощи святых, реликвии, нетленные кости – это составляет часть их духовности.
А там и сама "подалась в католики", как ехидничают мои родственники.
***
С Дамианом и Сашей мы гуляем по центру Варшавы. Костелы один прекраснее другого. От обилия башен с колоколами профиль города выглядит очень благородно и исторично.
Около одного из храмов – статуя Иисуса, несущего крест.
- Во Вторую Мировую войну во время бомбардировки города фашисты попали в статую, и тогда все говорили, что Сам Иисус упал с крестом. Позже храм восстановили, – рассказывает Дамиан. – Давайте зайдем.
Мы заходим в просторный храм. Службы нет, народу мало, только тишина звенит.
Вдруг мне на ум приходят какие-то строчки: «…стоит костел… бьется сердце…» И голове высоко зазвенело затактовое "ми" Мазурки ля-минор.
- Здесь сердце Шопена, – говорю я Дамиану.
- Да нет, это не здесь, – уверенно спорит он.
Но я, не слушая, иду вглубь храма, подхожу к одной из массивных колонн и вижу табличку, а над ней небольшой бюст. Знакомое тонкое горбоносое лицо с моих нот с мазурками Шопена.
На табличке что-то написано по-польски, но мне и без того понятно, что в этой колонне замуровано сердце Маэстро.
- Как ты узнала? – Дамиан потрясен.
Я пожимаю плечами.
Я не все могу объяснить.