Когда бы не время, когда бы не сила,
Что нежность со страстью сплетает упрямо,
Иную бы душу в себе я носила,
Иное б искала всему оправданье...
А с этою жизнью, с этой бедою –
Что делать?... Разбитое сердце не плачет.
Печальное небо веду за собою,
Прозрачные крылья за облаком прячу...
Елена Фролова
…Неспешное пробуждение.
Она так любила это предутреннее состояние!..
Тело еще окутано сном, а душа, эта непоседа, уже проснулась, и, оттолкнувшись ото сна, прильнула к любимому плечу, уютно устраиваясь.
Сквозь веки пробивался сумеречный свет, не хотелось открывать глаза. Блаженство и нега.
Нехотя пробуждалась и плоть, потревоженная ласковой рукой.
Как славно!
Отозвалась ответною лаской.
Так обычно начиналось их утро: из сна в нежность... в трепетный отклик – абсолютная эмпатия. В этом было: и чудо постижения, и радость дарения, и потребность души, и откровение плоти.
Впала в нирвану, поплыла, покачиваясь, на волнах блаженства. Время остановилось. Так бы плыть ей и плыть, не зная ни мук, ни страданий, ни горя, ни боли потерь.
Мечты, мечты...
Не освободившись до конца от уз Морфея, поднялась и, не оглядываясь, направилась в ванную комнату, чувствуя спиной провожающий взгляд, намеренно раздражаемый небрежностью колеблющегося стана.
В этом состоял их утренний ритуал. Она принимала душ, он отправлялся на кухню готовить кофе.
Когда она возвращалась из ванной, в нише алькова на тумбочке у кровати ее уже ждала чашка ароматного кофе. Так умел его готовить только он – знал секрет. Неторопливо потягивая изысканный напиток, предвкушала продолжение сказки…
И сегодня, верная обычаю, стала под ледяной струей душа, окончательно освобождаясь ото сна. Взяла полотенце.
Вдруг ее как ударило – его же нет! Он умер!
Умер? Как умер? Господи, что это с ней, как она могла забыть такое? Вчера только похоронили!
Но этого не может быть! Ведь буквально только что она вполне определенно осязала его, ощущала ласковость рук, нежность губ, теплоту взгляда.
Что это было? Безумие какое-то!
Пала в ванну, забилась в истерике.
– Нет, нет, это неправда! – отказывалась она принимать действительность.
Лежа в ледяной ванне, трясясь от холода, ничего не понимая, выла от отчаяния, вновь и вновь переживая случившуюся беду...
Десять лет они жили душа в душу, не ведая ни обид, ни ссор. Имели взрослых детей, оба разведены. Вот ведь как бывает. Проживали в одном доме, но в разных подъездах. Друг друга не знали, а однажды он помог ей поднести тумбочку, которую она с трудом тащила на ручной тележке в свой подъезд. Просто помог. Не отказался от предложенного чая и... задержался... на десять лет, увы, лишь на десять.
Как ей было хорошо с ним! Единственно в чем не находила согласия – он отказывался накладывать на нее путы официального брака, не желая вмешивать в их отношения материальное. Взамен росписи предложил венчание:
– Если бы ты только знала, насколько я счастлив с тобой! Мне от тебя ничего не надо, ничего, кроме любви. Сам же любить тебя буду вечно – до смерти, до после нее. И не существует на свете той силы, что смогла бы разлучить нас!..
А несколько дней назад его вызвали дети. Не хотела отпускать, как чувствовала. Семьи двух его сыновей делили квартиру в этом же доме. Не поделили!
Вернулся к ночи, вконец расстроенный. Лег, долго крутился, тяжело вздыхал. Ночью вставал, ходил на кухню, принимал лекарство.
Утром как обычно ощутила его руку на себе, но она была тяжела и холодна...
А может, все это, весь этот ужас, этот кошмар – лишь страшный сон?
Едва держась на ногах от дурноты, шатаясь, цепляясь за стены, оставляя мокрые следы на полу, потащилась в кухню, затем в спальню.
Вошла со странной надеждою.
Увы, никого.
И тут же рухнула на пол без чувств – на тумбочке возле кровати стояла чашка с ароматным дымящимся кофе…