О Мишке, чесучёвом пальто и волшебной справке

Егор Убаров
   
     (М.Л.Денисову посвящается)
 
Ну, я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку… из диспансера нервного.
                (А.Галич – бард, поэт. Песня "Товарищ Парамонова")

    Что смеёшься? Я за правду-матку без документальной базы и пострадал в первый то раз. Молодой был, горячий. Пил, правда, неумеренно, да кулакам волю давал. Это я сейчас такой весь смирный  да тихонькой. А раньше…
     Вот, помню, друг у меня был, Миша Леонов. Старше меня годков на двадцать. Двоюродный племянник самого Самуил Яклича Большака! Слыхал о таком? — ну конечно! Известный на весь белый свет поэт, переводчик. Как там у него, из английской классики? Ага, вспомнил! "Три короля из трёх сторон задумали одно: чтоб Иоанн, герой лихой с вершины пал на дно!"
    Сейчас точно и не вспомнить, но примерно так звучало, по смыслу. Мозги то нам таблетками давно отбило, да и память тоже! Сам Мишаня отсидел на "строгом" восемь лет… ещё в молодости. Купил ему батя (заслуженный художник России, между прочим) чесучовое пальто, модное. Такое рубликов двести стоило, три зарплаты почитай! А Мишка тогда электриком работал, в папаню видать талантами не вышел. И вот, вечером, в арке у собственного дома, подходят к нему двое и предлагают по тихому обменять пальто дорогое на такую же дорогую вещь — на жизнь самого Миши. Мой друг, хоть и малость вмазанный был, а всё ж не промахнулся. С первого удара отверткой своей рабочей одного сразу к Создателю отправил. Второй — дёру дал!
     Тут крик, вопли, соседи из окон. Короче — суд, адвокат. Папаша вступился. И результат — восемь лет строгача. А прокурор то все двенадцать требовал!
     Ты давай не отвлекайся! Картинки, что повырезали, это нам потом для исторических эссе понадобятся. Рассматривать потом будем! И ножницы со стола прибери. А то в подвал на неделю упрячут, и дачки с воли запретят!
     Отсидел Миша срок. Человеком как зашёл — так человеком и вышел. А всё одно, голова и нервишки подводить стали. Пошёл на работу устраиваться — не берут. Туда-сюда мыкался сердешный, пока папаня на киностудию не пристроил… через дружков своих, художников да режиссёров. А раз он в   электрике шурупит — зачислили парня в осветительный цех. Где плюс, где минус подключить, как кабеля кинуть, чтоб замыкания в павильоне не было — это он дока!
    Я тут давеча тебе свои стихи читал. Так это все Мишка! Заразил он меня этим стихоблудством. Бактерия, бес! Он еще в лагерях поэзией этой увлекся. Хвастил даже, что большая часть анекдотов про Чапая — его рук дело. Так, по баракам и расходилось его творчество. Даже старые черновики показывал. Я-то ему сразу поверил! Вот и я по молодости тоже загорелся. Так оно интересно было — слова рифмовать… красиво да складно. Вот, к примеру… ДЕНЬ и ПЕНЬ или РОЖА-ТОЖА! Каково? То-то! Видать, и во мне есть талант этот. Это Миша во мне Божью искру разглядел!
     А то, бывало, в гостинице Интурист в Хабаровске… возьмём пол литру, да не одну — и наверх на крышу. И давай петь: "Жило двенадцать разбойников, жил Кудияр Атаман!" Он пацаном в церковном хоре пел, баском. Да… многосторонняя личность!
    Однако, к чему я? Слушай дале…
     Со временем приметил он, что как ни выпьет — так обязательно в какое-то дерьмо вляпается! То в скандал, то в драку. А однажды так нечертовертил, что от группы съёмочной отбился, отстал, и в шинели железнодорожной зимой(!!!) на голое тело(!!!) в цех через неделю завалился! Все пропил, бедолага. Спасибо проводники шинелкой выручили!
     В профкоме с ним строго! Наказывают: мол, хоть ещё один раз учудишь что подобное — в раз лишим премии. А коли и дальше в ум не возьмёшь — выпрем с киностудии. К чертям собачьим!
     Эту историю мне Михаил в пельменной рассказывал. А глаза у него, как выпьет, сразу на нос собственный смотрят. Да оба сразу! Значит, принял он дозу, пельмешкой заправил и потихоньку волоса из бородёнки своей поповской выдёргивать начал. По одному, с задумчивым видом. Это у него привычка такая была!
    Я уж и раньше приметил: как в бороду полез, да глаза в кучку — всё, брат, жди вдохновения! Или стихи начнёт свои декламировать на весь зал или ещё что отмочит! Однако, Михаил удивил меня в этот раз.
     Он лукаво так усмехнулся, очки разбитые-перебитые поправил. А там диоптрия — такая минусовая! Мама, не горюй! Даже осанка другая появилась. Ну, прямо другой человек передо мной сидит,  не Миха Леонов. Улыбается, Маккиавелли небритый, и бумажку мятую к моему лицу рукой подносит. Гляжу на буковки — а там всё латынь, цифры и печать! "Что это?" — спрашиваю. "Железный документ!" — отвечает. "Отмазка на все случаи жизни, брат. Это доктор мой сварганил за полбанки". "Тут" — заявляет,- "прописано на латыни, что коли у меня видения или голоса поэтические опять начнутся, то враз мне нужно принять лекарство, что тут указано!
    А  где ж его взять то? Хоть с рецептом, хоть без? Фиг ты его в наших аптеках купишь! Только в городе Нью-Йорке, в Америке! Вот где весь фокус-парадокс зарыт!"
    Мужики, что рядом за столиком закусывали, как слово Америка услышали, — на Мишку с подозрением посмотрели. Может подумали, что иностранец? Хотя…
     Миха обороты сбавил и уже шёпотом продолжал, что дальше, мол, в справке — "приписка особая!" Да какая?! Вовек, дескать, не догадаешься, "ни в жиссь!"
    Тут и меня интерес пробил. Заинтриговал, масон этакий!
    "А приписка",- говорит, такая: если у такого-сякого М.Д. Леонова в случае приступа не окажется таблеток этих заморских, то срочно… срочно(!), заметь… — в целях экстренной медпомощи, полагается ему М.Д Леонову двести грамм чистого спирту, то есть —  пузырь водки. Во как!
     Тут уж и я ахнул. Вот голова! Энштейн!
     Оказывается, месяц назад, когда я в Барнауле на съёмках был, вызвали его на собрание в цех.
    Председателем сам Гунчиков, начцеха.
 — Ну, Михал Денисыч, конец тебе, мучитель-пьяница! Получили письмо на тебя, из медвытрезвителя с "Угрежки"! Признаешь? Было дело? Ты в глаза смотри коллективу то!
    А что на коллектив то смотреть? У коллектива, чай, глаза тоже свинячьи, красные. Да и рожи помятые! Дело то в понедельник было…
    Думал-надеялся Гунчиков, что всё! Баста! Конец поэту! Что тот замямлит, заведёт старую шарманку. Что,  мол, "это в последний раз, что "больше — ни-ни!" Прёт его, председателя, распирает. Почуял власть над творческой личностью, художником слова, стервятник! Всё, говорит, кончилось наше цеховое терпение. Будем просить Дирекцию, чтобы удовлетворили требование коллектива. И за прогулы, антисоциальное поведение — выгнали тебя из наших славных рядов. Из рядов, в которых ветераны кино, осветители, — с самим Пырьевым и Александровым создавали бессмертные творения отечественного кинематографа!
    А сам из графина — "бульк"… полстакана! А что там, в графине? Иди, разбери!
    Ну, Мишку патриотическим жаром не испугаешь! Он у самого Андрея Мирошина, актера, из дипломата пузырь коньяка на съёмках реквизировал! У того всегда одна-две в припасе были. Актёры — натуры чувствительные! Так Миша отомстил Андрею за неуважительную критику его "Восточного Сборника стихов"! Воистину, страшна месть поэта!
    Короче, брат, сцена как в фильме "Афоня"! Точь в точь… 
    — Кто "за"? — председатель пытает.
     В цеху молчание.  Кто-то голос подал, мол, нельзя ли дело строгачем оформить. Да и… по домам! Похмелиться, подлечиться давно уж пора настала. Конец трудового дня как ни как. Уже нож гильотины профкомовской готов был вниз устремиться. Ещё секунда… другая. И тут!?
     Тут Мишаня интеллигентно так очки ручкой поправляет, дужки на резиночках прилаживает и говорит. А как первые слова выговорил, — в зале тишина, муху слышно! И даже то, как у Гунчикова в животе забурчало!
    —Дорогие мои коллеги! (как коллегами назвал, так весь первый ряд чуть со стульев не попадал). Дорогие друзья и уважаемые члены профкома, а также секретарь парткома, т. Чудинов! Все вы знаете, как нелегко пришлось мне в жизни, какие коллизии выпали на мою долю. Все это не могло не оставить след-рубец на моем душевном, психическом и телесном здоровье. Главврач ПНД 13, где я фактически наблюдаюсь в течение ряда лет, подготовил справку-заключение. Чтобы коллектив товарищей  объективно подошел к оценке моего иногда неадекватного поведения. Которое ещё имеет место и порой проявляется вследствие психико-соматического галлюцинозного синдрома.
    Это он про запои, значит. Сам-то Миша на миг запнулся, испугавшись самого себя и мудрёных  терминов. Слова вышибает как шары бильярдные, а зарапортоваться опасается.
    В зале гул. И без водки в раз все протрезвели!  Интрига! Сюжет! Гамлет Макбетовский да и только. Шекспир, одним словом!
    Гунчиков строго:
    — Ты о чем это, Михаил? Тихо вы все, успокойтесь!
    А Миша скромно подходит к Президиуму и бумажку-справку Председателю вручает. Тот зачитывает про себя, спрашивает: "Что за Латинская кириллица?" 
    Миша, громко, чтоб, аж до задних рядов долетело:  "А это, статус моего душевного нездоровья. Шизофрения навязчивая, неадекватная. Временное галлюциногенное пребывание мозговых клеток головы! (это он про "белочку").
    Председатель кивает, мол даже с таким анамнезом знаком.
    — "Хорошо", — говорит, — "а что это за химформула такая?"
    Миша, ещё громче: "А это означает спиритус-алкоголиус! В количестве — двести граммов. Не разводя, ни одеколоном, ни денатуратом. Строго по назначенной дозе!"
     Тут уж и сам Гунчиков на Леонова с уважением смотрит. А братья-"светики" и бригадиры — с завистью. Мол, где бы и нам такую бумажку заветную надыбать!
     Короче, тогда для Мишани всё благополучно окончилось. Без выговора. Наоборот, пособолезновали ему, на голову-то больному. Но попросили впредь спиртным по будням не увлекаться. Советы житейские давали, наставляли, типа: ну выпил литр-два, а меру брат всё же знай! Закусывай! А в коридоре Мишку ещё и сигаретами угощали. Кто-то даже трёшку-долг отдал! Вежливо узнавали, нельзя ли такую справочку помочь приобрести?
   Ну не скажет же он им правду?! Тот врач ему говорил: "Миша, если справку потеряешь, то вторую такую мне уж не выписать! Сам под статьей хожу! Береги ты эту бумажку заветную! Христом Богом заклинаю, как друга. Попусту никому не кажи!" 
    А тогда как раз чистки-проверки по всем ПНД Москвы проходили. Кампания Главка. Одного психврача (хороший мужик был!) за взятку в 400 рублей на 7 лет упекли. За то, что он Дело, карточку архивную, по просьбе больного уничтожил. Тот в загранкомандировку налаживался. А врач то этот и сам калекой нездоровым был. Слепой, на носу линзы пудовые! Что он, как? Выжил ли на зоне в Казахстане или в Воркуте? Никто уж не узнает. А мать старушка, инвалид, дома осталась одна сына дожидаться! Во как!
     Однако, не внял друг Мишаня советам доктора!
     Чуть поболе полгода минуло — его опять в отделение! Опять письмо, собрание и… представитель парткома!
     На дворе конец 80-х, всенародная битва с алкоголем по всей стране! Любой зловредный случай на контроле у Дирекции! 
     Короче, когда время пришло Мишке заветную справку опять предъявить, он — шасть по карманам! Туда-сюда, в лопатник старенький глянул — нету её  родимой, и всё тут! Может дыра в брючине приключилась, может по пьянке селёдку на ней кромсал? Может свои в гостинице ночью ей ноги приделали? А результат один — была и нету. И навсегда! Погнали сердешного. Остался Миша и без работы и без квартиры. Времена, как теперь говорят, лихие тогда были! Увидели-прознали жулики аферисты, что мужик он одинокий, запойный. Ну и обделали дела!
    Одно время, сказывали, он у бригадира квартировал, как пёс бездомный, бесправный. Убирал, в магазин бегал, стирал. Потом и оттуда попросили. Что с ним дальше стало, когда и куда канул? Не известно.
    На ужин зовут? Погоди, закончу рассказ-то, слушай!
    Вспоминается мне один разговор с Мишкой. И опять про пальто, что батя ему подарил на совершеннолетие. Китайское, чесучовое. Уж освободился Миша. Гулял по Москве. В Парк Горького зашёл. Ну, известно, "за воротник" да и с "лакировкой". А на дворе месяц март! Идет он, значит, по Крымскому Мосту. К перильцам подошёл, курит беломорину, о жизни размышляет. Да так на душе-то у него горько да одиноко! Ногой за парапет и … вниз, в Москву-речку!
    Какое то время на плаву держится. Тут пальтишко чесучовое, как губка, водой наполняться стало… и чует  Мишаня, что пойдёт он гирькой на дно! А холод такой, что зубы сводит! Тут из Миши хмель то и давай выходить вместе с дурью! На небо смотрит как в последний раз. На облака, что барашками по нему перебегают и на людей, что по мосту у края носятся, руками машут! И так ему жить захотелось!
    Рванул он пуговицы на пальто, разоблачился. Пальто - вниз, а сам за круг спасительный синими руками ухватился. Плотно! Тем и выжил….
    Выходит, что пальто это заколдованное было, с порчей. Дважды друг мой из-за него чуть смерть не принял. Тогда в арке, у дома, и сейчас — на Мосту! А может и пальто не виновато вовсе?  Может это и есть жизнь! А она у всех своя, разная.  Ну, сейчас-то уж никто не узнает…
    А вот один вывод мне ясен:  раз решил ты, паря, правду-матку в глаза резать или, допустим, коллектив удивить и начальство, — то Бог тебе Судия, и флаг тебе в руки!
     А справку из психдиспансера с печатью, — всё же береги!
     Мало ли, как дело обернуться может...?