Конечно, я знал, что измена это плохо. И теоретически представлял последствия. Какая-то часть меня кричала, что это просто ужас! Что ты делаешь? Если ты это сделаешь, ты - будешь не ты, и вообще, мир рухнет, Луна упадет на Землю, весна никогда не наступит, Снегурочка растает, Дед Мороз обернётся Кощеем, а ты навсегда перейдешь на сторону зла, и не будет тебе прощения.
Но какая-то моя часть меня успокаивала: ты следуешь своим чувствам, разве это плохо? Разве ты не должен идти за своим сердцем? А что перед тобой, как не зарождающаяся любовь? Прошлые отношения уже умерли. От них остался только каркас. Ты давно не любишь Алёну. Ты устал от её недомолвок и вранья. Ты даже не знаешь наверняка, изменяла она тебе с полковником или нет. Разве ты не веришь в свою судьбу? Может к Даше привела тебя твоя путеводная звезда. Умная, красивая, и тебе нравится проводить время с ней. А ей, кажется, с тобой. У Даши ты можешь многому научиться, а чему научит тебя Алена?
Тот, который кричал во мне, что я поступаю неправильно, перешел всякие рамки приличия, и кричал, что это не звезда путеводная, а что-то другое, в рифму. Мой внутренний адвокат отвечал, что не надо сейчас всё опошлять, а лучше обратить внимание на то, как красиво всё происходит. Как точно легли девичьи груди в ладошки, как смотрят её глаза на тебя, как в небо, как туго сползают джинсы со стройных ножек, как нежен припухший лобок и нет на нём ни одного волоска, как нежно и тяжело падает Дашкино каре на лицо, скрывая её глаза. А руки её держатся за тебя, как утопающий держится за край лодки, сильно и бессознательно. И этот тонко прорисованный полуоткрытый маленький нежный рот, и кожа без изъянов, гладкая и бархатная одновременно. О красоте, как критерии истины для физической теории говорил еще Поль Дирак. Почему же и в отношениях красота этих отношений и физическая красота не могут быть критерием их подлинности и силы?
Я не буду врать Алене. Я сразу расстанусь с ней. А сейчас главное – Даша. Чего только не придумает сознание, чтобы не быть виноватым. Ум изобретателен на уловки и оправдания. Алена далеко. Я не могу жить монахом. Я всё равно хотел расстаться с Аленой. Это произошло бы рано или поздно, с Дашей или с кем-то другим. И так до бесконечности.
Если вы думаете, что отдаваясь близости, я не продолжал придумывать отмазки, вы ошибаетесь. Может быть, благодаря этому непрекращающемуся внутреннему судебному процессу, вся моя накопившаяся за несколько недель страсть не выплеснулась мгновенно. Не сразу сквозь туман собственных размышлений я услышал «Я так не могу». Холодный ужас пронзил меня, я решил, что эта фраза относится ко всему, что происходит.
Оказалось, что она не может вот так - лицом к лицу прийти к завершению. Оказалось, для неё важно, чтобы я сделал это, прижимая к своей груди её спину. Это было необычно. Целовать лопатки и плечи, щемяще открытый затылок. И это навремя отвлекло меня от внутренних разборок. Это было прекрасно. Мне казалось, что я большой моллюск, обнимающий маленькую жемчужину. Она терялась где-то внутри меня, подо мной. Мне казалось, я нож, бесконечно вспарывающий бесконечную ткань. Лягушка, бултыхающаяся в сметане. Я тонул. И это было странно, то казалось, что она во мне, то, что я в ней. Магическое мерцание, обман ощущений. Казалось, ещё немного и ничто не в силах нас будет разъединить.
А потом всё закончилось. Я словно убил большую рыбу или птицу. Она ещё трепетала подо мной, стремясь вырваться, но это была уже агония. И перед глазами всплыл рисунок синего покрывала. Какие-то немыслимые завитушки. Никогда не понимал эту абстракцию. Что за орнамент? Где смысл?
-Думала, ты меня раздавишь. Это было так приятно!
В глазах Даши сияло синее солнце. Она уже вывернулась из-под меня. Села надо мной. Она наслаждалась своей наготой. Её не смущал мой взгляд. Она была рада нравиться и манить.
Но тут я вспомнил, кто я и что наделал. Внутренний обвинитель превратился в палача. Я увидел всю картинку, нас с Дашей, глазами Алёны. Словно сделал себе сэппуку. Я вскочил, обожжённый увиденным (о, проклятая эмпатия), едва не упав с дивана. Меня затрясло. Сел на стул и уткнул лицо в ладони. Театрально? Мне тогда так не казалось. Я не мог смотреть на Дашу. Я не мог смотреть на мир. На себя. Мне казалось, что я совершил что-то такое, что навсегда разделит мою жизнь на до и после. Я уже никогда не смогу быть хорошим.
-Что случилось? – донесся откуда-то из другой вселенной обеспокоенный Дашин голос.
Надо взять себя в руки. Даша-то ни в чем не виновата.
-Прости, - говорю, - всё было классно! Просто я вдруг… не могу объяснить… а-а-а!
Я был в отчаянии.
Даша стала гладить меня по голове.
-Бедный мой, хороший. Переживаешь, что изменил ей?
Как она вообще могла догадаться, как сумела прочитать мои мысли? Я уткнулся в живот девушки и не мог ни плакать, ни говорить.
Я чувствовал себя счастливым и мерзким одновременно. Как это могло быть? Необычный опыт, необычные ощущения, - отмечал мой внутренний писатель, даже в такую критическую минуту.
-Не переживай. Это пройдет. – Даша уже стояла одетой. – Хочешь, чтобы я осталась, или чтобы ушла?
-Господи, Даша, какая ты хорошая. Мне, правда, было здорово. Это просто что-то с моей головой не в порядке. Я приду в себя и приду к тебе.
Даша ушла, но в тот вечер я к ней не пришел. Я сел писать письмо. Алене. Я хотел, чтобы не было никаких упрёков с моей стороны, старался не вспоминать плохое. Моё письмо было рысканьем, полным благодарности за всё, что было между нами. Виноват только я. И ничего уже нельзя поделать. Воды, в которые я вошел, унесли меня. И в то же время я очень хотел, чтобы Алена меня простила, чтобы мы снова были вместе. Но понимал, что это невозможно. Но потом опять вспыхивала надежда, если я так переживаю произошедшее, значит, всё-таки у меня к Алене самое настоящее чувство, и мы должны быть вместе.
Запечатав конверт, я побежал к ближайшему почтовому ящику. Решительно бросил внутрь письмо, чтобы не передумать. Первые несколько секунд чувствовал себя героем, даже ощущение, что я снова на стороне добра.
А потом, как набросились на меня мои внутренние эринии. Что же я наделал? Теперь-то назад пути нет! Как я мог думать только о себе?! Лучше бы переживал свою измену один, внутри себя. Ничего, не загнулся бы. Зато Алена чувствовала бы мою любовь, и ничего бы не знала. Ей не пришлось бы мучиться, она не испытала бы боль. Это письмо я написал не для неё, а для себя. Для своего облегчения. Эгоист! Деревья в ночи тянули в неверном фонарном свете свои ветви, словно указывая на меня: вот он - подлец и себялюб!
Я хотел остаться у железного ящика и ждать выемки. Но, через какое-то время, решил, что я заслужил такие мучения, что Алена должна узнать правду обо мне. Что обман всё равно остается обманом, даже если о нём никто не знает.
Даша сама пришла на следующий день. Она была ещё прекраснее, чем вчера. На ней была такая одежда, что хотелось её гладить и обнимать. От её улыбки на окне зацвел Вадин кактус, а мертвые бабочки на стене зашевелили крылышками. А я был в ужасе. Я чувствовал громадную вину и перед ней. Я не мог продолжать наши отношения. Хотя очень хотел. Но не мог. Я теперь навечно с Аленой. Я всю жизнь буду искупать вину перед ней.
Я представил, как купаю вину. Вина почему-то была в виде обнаженной Даши. И я её купал. А-а-а! Мамочки! Какого хрена!? Кто вообще придумал эти отношения? Эту любовь? Это секс? Эти понятия верности и измены? Что дает нам моногамия? Почему счастье запрещено, скрыто, обременено столькими условиями, что уже не может быть счастьем?
Я мог бы пригласить Дашу. У меня было вино. Без вина я не могу уже заснуть. В предвкушении волнующей ночи, у меня весь рот слюной наполнился, пришлось глотать. Но я же ж хороший мальчик, я не могу врать.
-Даша, мне кажется, что я люблю Алёну.
Синее солнце в глазах Даши померкло. Но там всё ещё было светло.
-И что? Люби себе. Мы вообще всех должны любить. Даже врагов наших.
-Даша, я не могу ей изменять, меня это убивает.
Глаза киноведьмы стали темно-синими. Я понял, что причинил ей боль. И почти почувствовал её сам, мгновенно оказавшись в теле девушки. Так же как я чувствовал, как мне казалось, боль Алены, читающей моё письмо. Идиот, я заставлял всех страдать! Но что было делать? Бросайте в меня камни, я это заслужил.
Даша ушла. А я сел пить вино и страдать. И даже ощутил, что это доставляет мне удовольствие. Когда я переживал, я понимал, что поступаю правильно, так и надо в моем положении, после моих поступков. А если я поступаю правильно, мой внутренний прокурор умолкал удовлетворённо. И я мог горько усмехнуться. Я поступаю правильно. Я на стороне добра.
Через неделю я позвонил Алене. Попросил её порвать письмо, которое она получит, порвать, не читая. Проклятая «Почта России». Когда не нужно - она торопиться. Обычно письмо из Москвы в Горно-Алтайск шло десять дней. А тут… Алена сказала, что только что прочла моё письмо. Я сказал, что всё в письме выдумал, никакой измены не было. А выдумал я всё для того, чтобы найти повод расстаться с ней, с Аленой. Но за неделю я много передумал, и понял, что она, Алена, одна только мне и нужна. И я хочу быть с ней, то есть с тобой. А теперь ты решай, верить мне или нет. Алена сказала, что так именно и подумала, как я сказал. И она не винит меня. И она хочет быть со мной. И она согласна забыть это дурацкое письмо. И я не должен переживать и волноваться, она меня любит и верит мне по-прежнему, ничего не изменилось. У меня прямо от сердца отлегло.
И тут она добавила:
-И ничего бы не изменилось, если бы ты мне и правда изменил.
© Сергей Решетнев Автор фото Katarzyna-Rzeszowska