Глава 9 в которой выясняется, что Смерть любит глупых и самоуверенных.
В Арнгрей вернулись через два дня, когда девочка окончательно пришла в себя, лихорадка, бившая ее все это время, исчезла, а кожа полностью очистилась от красных пятен. Опасность миновала, значит можно было возвращаться домой.
Но царевна, чего-то опасаясь, велела встретившему их князю поместить девочку в отдельную комнату и никого пока к ней не пускать. Она сама собиралась ухаживать за больной, вот только надо было вымыться и выспаться. Стейнар, на которого тоже навалилась усталость, отправился в свои покои, намереваясь привести себя в порядок, прежде чем предстать пред карими очами Забавы.
Какое же это счастье – вернуться домой! Думал он, с облегчением стаскивая с себя грязную одежду. Надо было умыться и лечь спать, а потом он поговорит с Торбьёрном на счет сватовства. Эта удивительная мысль за пару дней окрепла и оформилась в серьёзное намерение. И даже если рыжая гордячка откажет, он не собирался отступать! Он завалит ее подарками, он застелет пол в ее комнате лепестками цветов, он встанет на одно колено и, прижав руку к сердцу, скажет: «Выходи за меня!». А если и это не поможет, он найдет какого-нибудь сказочного дракона и убьет его в честь рыжеволосой красавицы. Тогда она точно сдастся!
Стейнар провел ладонью по заросшей щетиной щеке и протянул руку к лежащей перед зеркалом бритве. Сердце вздрогнуло и остановилось… На предплечье, на внутренней стороне, отчетливо выступало красноватое округлое пятно.
Этого не может быть! Думал Стейнар, лихорадочно осматривая себя со всех сторон. Красные пятна обнаружились и на ногах, и на боку. Мелкая противная дрожь охватила все его тело, пробегая волнами от макушки до пяток. Стало трудно дышать от бешенного ритма сердца. Этого не может быть! Этого не должно быть, потому что это несправедливо! Он не хочет, он не может умереть теперь, когда в его жизни появилась Забава.
Когда первый всплеск ужаса прошел, оставив липкий холодный пот на лбу, на ладонях, пришло осознание неизбежного. Стейнар сел на пол, прислонившись спиной к стене, и уронил голову на сложенные на коленях руки. Помочь ему могла только Любава, но она и так до предела вымоталась, спасая бедную девочку, побледнела, исхудала за эти дни так, что сейчас выглядела хуже той, уже возвращавшейся к жизни. Нет, он не имеет права просить о помощи царевну. В конце концов он сам виноват, не слушал ее советов и предупреждений.
Как же обидно, думал он, чувствуя, как глаза наполняются горячей влагой, я ведь в жизни своей ничего еще не успел. Терять все из-за собственной глупости… Я еще такой молодой, полный сил и жажды жизни… Глупо, как глупо и несправедливо… Но приступ малодушия прошел, сменившись твердым намерением оградить своих близких от опасности, что теперь таилась в его теле, прорываясь в мир жуткими, болезненными красными пятнами.
Стейнар решительно поднялся на ноги, прошел к входной двери и запер ее изнутри, дважды повернув ключ в замке.
Торбьёрн не понимал, что происходит с братом? Тот не выходил из своих покоев вторые сутки. Он проспал весь день, ночь, не вышел с утра. Уже стол накрыт к обеду, а его нет! Даже Любава, бледная, с впалыми щеками и серыми тенями вокруг глаз, делавшими их еще больше и ярче, вышла к завтраку. У Торбьёрна от жалости и сострадания к ней сжималось сердце, но она терпеливо рассказала все, что случилось в мертвой деревне и рыбачьей лачуге, ответила на все вопросы. Где же Стейнар?
Князь послал слугу. Но тот вернулся, виновато пожимая плечами. Княжич заперся у себя в комнатах и не откликается на стук. Ему пытались приносить еду в покои, но он так и не открыл. Странно, думал Торбьёрн, тревожась все больше и больше. Не в привычках Стейнара было отказываться от еды. Уж, что, что, а поесть тот любил. И куда все только девалось в его жилистом мускулистом теле?
Торбьёрн сам пошел к брату. Он долго стучал в дверь, сердито дергал за ручку, требуя громким голосом, чтобы тот открыл. Но ответом ему была могильная тишина. А у себя ли брат? Может, его и нет на месте? Может, он давно вышел и уехал куда-то? Но не мог он не предупредить. Поняв, что случилось что-то нехорошее, Торбьёрн отошел по коридору на несколько шагов, разбежался и плечом выбил дверь. Замок с хрустом сломался и дверь распахнулась, громко стукнувшись о стену.
Стейнар лежал в своей кровати под одеялом. Комната была погружена в сумрак из-за закрытых занавесями окон. В темноте лихорадочным блеском горели глаза брата. Торбьёрн сделал шаг в его сторону, но тот поднял руку в предупреждающем жесте.
- Не подходи ко мне. Это опасно, - проговорил он странным, сдавленным голосом.
- Что с тобой, брат? – Он все понял сразу, как только увидел темные пятна на руках Стейнара, но все-таки спросил.
- Я понравился смерти. Она любит таких глупых и отчаянных, как я. Так что, держись от меня подальше, братец. И выстави стражу перед дверью. Пусть никого сюда не пускают.
Торбьёрн сделал еще один шаг к кровати, раздираемый невольным страхом и состраданием к брату.
- Почему ты никому не сказал? Надо позвать Любаву!
- Нет. Ей и так тяжело. А я сам виноват. Уж очень непривычно мне слушаться приказов самоуверенной девчонки. Не так воспитан. Теперь расплачиваюсь.
Торбьёрн понял, что говорить ему трудно, даже дышать трудно. А бледные ладони, что виднелись поверх одеяла, мелко и как-то жалко дрожали. Ох, братец, братец, сокрушенно думал Торбьёрн, ну почему ты мне сразу ничего не сказал?!
- Я все равно ее позову, и не спорь со мной! – сказал князь, поворачиваясь, чтобы уйти.
- Только Забаве ничего не говори… Пожалуйста, - прошептал ему в спину брат.
Вызвать Любаву оказалось не так просто. Неожиданной и трудно преодолимой преградой на пути оказалась Забава. Грудью встала рыжеволосая красавица на защиту крепкого сна сестры.
- Разбуди ее, Забава! – попросил князь.
- И не подумаю! – уперла руки в бока девица, загораживая ему дорогу. – Она еле жива после исцеления девочки. Ты что не понимаешь, что она отдала той половину своей жизненной силы, чтобы спасти от смерти?! Ей теперь отдыхать нужно и восстанавливаться. Вот когда сама проснется, тогда и поговоришь с ней. А сейчас не пущу!
- Это очень важно!
- Нет на свете ничего важнее для меня, чем жизнь и здоровье моей сестры.
- Согласен с тобой, Забава. И для меня нет ничего важнее, чем жизнь и здоровье моего брата. Он в опасности и спасти его может только Любава!
Лицо девушки мгновенно вытянулось и побледнело.
- Что с ним? – пробормотала она онемевшими губами.
- Ничего хорошего. И, если ты сейчас же не позовешь сестру, будет поздно.
Она взглянула на князя расширенными испуганными глазами, молча кивнула и бегом бросилась в комнату царевны. Князь остался ждать, сгорая от тревоги и отчаяния.
Любава вышла бледная и заспанная, с растрепанными волосами, темными кругами под глазами и припухшими со сна губами. Ее саму хотелось пожалеть и оградить от любых забот и тягот неспокойной жизни. Но в этой хрупкой и трогательно беззащитной девушке сейчас была заключена единственная надежда на спасение брата.
- Любава, Стейнар подхватил заразу, только ты его можешь спасти, - прошептал он с мольбой глядя в ее зеленые глаза.
- Как, подхватил? - растерялась царевна. – Я же говорила ему, что нельзя ни до чего дотрагиваться…
- Ну, ты же его знаешь! Упрям, безрассуден, отчаянно смел. Дурак, в общем. Но он мой брат, единственный на свете родной человек. Он – половина моей души! Я не могу его потерять. Помоги мне, Любава.
В его синих, потемневших от тревоги глазах плескалось такое отчаяние, что Любава кивнула.
- Ну, конечно, помогу… если сил хватит.
- Возьми от меня всю мою силу, если нужно, только спаси брата!
- Ах, если бы это было возможно, - грустно усмехнулась Любава, - Я сейчас оденусь и приду в его покои. Больше никого туда не пускай.
Забава прокралась в спальню княжича следом за царевной и притаилась в уголке. Глядя на Стейнара горло ее сдавило, и она зажала себе рот рукой, чтобы не зарыдать в голос от ужаса и отчаяния. Ну, что же он натворил, этот безумец?! Как же так? Любава быстро осмотрела больного и, не поворачиваясь, стала отдавать распоряжения:
- Принесите мне таз с водой и чистую тряпку. Он весь мокрый от пота. Поставьте стул к кровати, и никого сюда не пускать даже близко! – заметив сестру, сердито нахмурилась и добавила: - Кыш отсюда!
Забава выбежала за дверь и вместе с князем маялась в коридоре в тревожном ожидании. Время тянулось медленно, давая вволю мучится и терзаться сомнениями, неуверенностью, ожидая ужасного и неизбежного, из последних сил сохраняя, не давая угаснуть в собственной душе крошечному и слабому огоньку надежды.
Спустя несколько часов из комнаты вышла Любава, бледная как смерть, на дрожащих от слабости ногах. Еле шевеля губами, она сообщила:
- Будем надеяться, выживет, - и пошатнулась, князь тут же подхватил ее и под руки повел по коридору, – а мне надо немного отдохнуть. Посплю и снова продолжу.
Забава шмыгнула мимо невозмутимых стражников, как каменные изваяния, застывших по обе стороны от двери. В комнате слабый дрожащий свет свечей освещал бледное лицо княжича. Он открыл глаза, как только она застыла в нерешительности в нескольких шагах от кровати. И столько было в этих глазах тоски и страдания, что крупная прозрачная слеза покатилась по ее щеке. Забава всхлипнула.
- Забавушка, ты пришла, - прошептал Стейнар, слабо улыбнувшись, - не надо, это опасно. Я себе не прощу, если и ты заболеешь.
- Стейнар, - попыталась что-то сказать Забава, но тугой комок сдавил ей горло.
- Видишь, как все получилось, - шептал Стейнар и приходилось прислушиваться, чтобы разобрать каждое слово, - а я так мечтал пересчитать все твои веснушки губами. По поцелую на каждую веснушку. Не судьба…
- Стейнар, миленький, пересчитаешь, обязательно пересчитаешь, - горячо зашептала девушка, упав на колени возле самой кровати и глядя на него горящими, отчаянными глазами, - ты только не умирай!
Она попыталась взять его за руку, но он быстро спрятал покрытую уродливыми красными пятнами руку под одеяло.
- Ты сумасшедшая, совсем сумасшедшая! Нельзя так. Уходи.
- Нет, не уйду! Я буду рядом, пока ты не поправишься, или умру вместе с тобой.
- Вот дурочка то, - бледные губы тронула улыбка, - умереть спокойно не дашь.
- Не дам, точно не дам! – закивала головой Забава, утирая слезы. – Так что ты давай, княжич, выздоравливай лучше. От меня тебе покоя и на том севте не будет.
Три дня шла борьба за жизнь молодого княжича. Три дня сражалась Любава со смертью, отдавая Стейнару по капле свою жизненную силу. И с каждым днем тому становилось лучше, снижалась лихорадка, становилось легче дышать, исчезали красные пятна на коже. А царевна с каждым днем бледнела и слабела. Она уже с трудом передвигала ноги, совсем перестала есть, только, вернувшись из комнаты больного, впадала в странный сон, со стороны очень напоминающий смерть.
Торбьёрн потерял сон и аппетит, разрываясь между жалостью к брату и состраданием к Любаве. Забава не выходила из комнаты Стейнара, готовая в любой момент выполнить просьбу Любавы или самого больного.
На третий день, пока царевна водила своими волшебными руками над телом княжича, Забава с князем терпеливо ожидали под дверью. Вдруг тишину комнаты нарушил странный звук, будто что-то с грохотом упало. Торбьёрн встрепенулся от печальной задумчивости и бросился в комнату.
Любава лежала на полу возле кровати бледнее смерти и, как показалось князю, не дышала. Стейнар, приподнявшись на локте, растерянно смотрел на распростертое тело.
- Любава! – воскликнул князь и опустился возле нее на колени.
- Она вдруг пошатнулась и упала, - с виноватым видом пробормотал уже вполне здоровый княжич.
Девушка еле заметно дышала, но глаза ее были закрыты, а губы отливали синевой. Князь поднял ее на руки и быстро понес из комнаты.
- Что с ней? – встревоженно спросила Забава.
- Сознание потеряла.
- Отнеси ее в постель, ей нужно много спать, - сказала она вслед спешащему по коридору князю со своей ношей на руках. Она беспокоилась за сестру и за Стейнара тоже беспокоилась. Куда идти? Вслед за князем или в комнату княжича? Промучившись целую минуту с трудным выбором, она повернулась и толкнула дверь спальни.
Она вошла в комнату и посмотрела на Стейнара.
- Это из-за меня! – с отчаянием воскликнул он, виня себя в случившемся с царевной. – Вечно натворю глупостей, а другие потом страдают из-за меня! Что я за человек?
- Ты хороший, очень хороший, - уверенно сказала Забава, садясь на край его кровати. Опасность заражения уже миновала, но больной был еще слаб. – И ни в чем не виноват.
- Ты это обо мне? – не поверил собственным ушам Стейнар. – С каких это пор я стал хорошим?
- С самого начала, - прошептала Забава и ласково провела ладонью по его щеке. Он даже дышать перестал от этой неожиданной ласки. А девушка наклонилась и коснулась губами его губ. Сердце в груди затрепетало, забилось, как птица, и он утонул в глазах цвета гречишного меда, в их бездонной глубине и нежности. – Поправляйся скорей, Стейнар.
Она встала и повернулась было уходить, но его пальцы робко коснулись ее руки, и Забава остановилась.
- А можно еще раз? – попросил княжич тихим голосом, полным смирения и надежды, - мне вдруг резко стало лучше. А вдруг твой способ лечения эффективнее способа царевны? Надо бы проверить…
Забава уставилась на больного, но его чуть раскосые глаза уже горели разбойничьим блеском.
- Ах, пройдоха! – засмеялась она, почувствовав, как легко и радостно стало на душе. – Хватит с тебя на сегодня. В этом способе лечения легко превысить дозу. А это опасно!
- Я перенесу любую дозу! – попытался уверить ее Стейнар, но девушка погрозила ему пальцем, лукаво сверкнув глазами, и убежала. Ну, ради такого я бы и с того света вернулся, подумал он, с блаженной улыбкой откидываясь на подушки.
Солнечный зайчик в его душе встрепенулся, стряхнул с себя страх и неуверенность и стал расти и разгораться, вытесняя из его организма остатки болезни, наполняя каждую клеточку тела счастьем и радостью. В глазах выздоравливающего княжича Забава была не меньшей волшебницей, чем ее сестра.
Любава пришла в себя не сразу, лишь когда вернувшаяся от Стейнара Забава брызнула ей в лицо холодной водой. Она заморгала и растерянно посмотрела вокруг. Торбьёрну стало не по себе, когда он заметил, что глаза царевны потеряли свой дивный изумрудный оттенок и словно выцвели. Он сидел рядом с ней и сжимал в ладони ее ледяную маленькую руку. Казалось, сожми он ладонь посильнее и хрупкие пальчики сломаются, посыплются на пол с хрустальным звоном. Тонкое лицо ее с заострившимися чертами стало почти прозрачным, глаза ввалились, волосы потускнели. Он с ужасом понимал, что остатки жизни уходят, утекают по каплям из ее невесомого тела, и ничего не мог сделать.
- Забава, надо позвать лекарей, - сказал он, - пусть сделают что-нибудь. Она же умирает!
- Волхвы просто так не умирают, князь. Будем надеяться, что покой, крепкий сон и хорошее питание постепенно вернут ее к жизни. Просто вытащить с того света двоих подряд – это слишком даже для Любавы. Но тетушки, что обучали ее целительству, всегда говорили, что дар у нее очень сильный. Так что, не будем терять надежду. А твои лекари тут не помогут.
- Но надо же что-то делать! – воскликнул князь. Его деятельной энергичной натуре претило пассивное ожидание чуда. А если чудо не случится? Он должен был сам что-то сделать, подтолкнуть не спешащее на помощь чудо, но не знал, как?
Время шло, а царевне не становилось лучше. Она уже не могла подняться с постели, отказывалась принимать пищу, только пила целебные отвары, что готовила для нее Забава, и часто впадала в забытье. Через несколько дней, не видя улучшения, забеспокоилась и Забава.
- Я не знаю, что делать, - растерянно сказала она пришедшему навестить царевну князю, - просто не знаю.
Торбьёрн склонился над Любавой, пощупав ладонью ее бледный лоб и отодвинув золотистую прядь волос с лица. Бедная девочка, думал он, самоотверженная, смелая, решительная, всегда готовая спасти другого человека, даже не самого лучшего, даже заслуживающего не спасения, а наказания. Как же тебя саму спасти? Он не заметил, что задал этот вопрос вслух. Любава открыла глаза и с тоской посмотрела на него.
- Отпусти меня домой, князь, - прошептала она тихо, сил говорить в полный голос уже не было, - там мне помогут родные, они сумеют, а тут… Тут я скоро умру.
Отпустить ее, потерять? За то время, что заморская пленница жила в цитадели, вся его жизнь перевернулась. И он уже не мыслил эту жизнь без Любавы. Но не позволить ей вернуться в родные края к непревзойденным в искусстве врачевания целителям-волхвам, которые единственные могли ее спасти, означало убить Любаву собственной рукой. Он на секунду задумался, но тут же согласно кивнул:
- Конечно, я тебя отпущу. Сейчас же отдам распоряжение готовить корабль. Вот только боюсь, справишься ли ты с таким путешествием? В это время года море часто штормит. Вынесешь ли, Любава?
- Вынесу. Только не тяни. У меня уже совсем сил не осталось.
Князь тяжело вздохнул и пошел отдавать приказания. Готовить обратное путешествие надо было быстро, очень быстро.
Первый заморозок покрыл сединой инея пожухшую траву, прихватил тонкой прозрачной пленкой льда мелкие лужицы, сковал раскатанные колесами колеи на грязных осенних дорогах. Но зато ветер разогнал серую завесу тумана и сквозь редеющие тучи проглянуло холодное бледное солнце. Оно уже не грело, только освещало притихшую в ожидании зимы землю.
Торбьёрн стоял на пристани и смотрел, как самый быстроходный корабль уходил на восток, торопясь успеть довезти умирающую царевну домой до того момента, когда встанут судоходные реки, скованные белым ледяным панцирем. Ветер был попутным и, выгибая упругой дугой полотно паруса, споро подгонял корабль по серо-синим, со слюдяным блеском волнам.
Перед глазами князя все еще стояло бледное, исхудавшее лицо Любавы, а в сердце теснилась незваная боль, мешая дышать, застилая слезной пеленой взгляд, вызывая в душе то ли стон, то ли звериный вой. И князь молча стискивал зубы, чтобы не дать этому стону вырваться наружу. Он не мог отделаться от ощущения, что вместе с царевной из его жизни уходило что-то очень светлое и очень важное, чему он не знал названия. И жизнь его без этого светлого и важного становилась пустой и бессмысленной.
Стоявший рядом Сварт скосил глаза на друга. Его настораживала странная молчаливость и отчужденность Торбьёрна и каменная неподвижность его лица. От этого напряженного молчания казалось, что воздух вокруг них сгустился и стало трудно дышать.
- Наконец избавились от этой ведьмы, - сказал Сварт, попытавшись разрядить атмосферу, - не понравилась мне она с самого начала.
- Она не ведьма, - каким-то безжизненным голосом произнес Торбьёрн.
- Ну, колдунья, волхва. Какая разница? Я, конечно, благодарен ей за то, что спасла твою жизнь и жизнь Стейнара, но все равно рад, что она уехала. Опасная она! Не известно, чего от нее можно было ожидать? Вдруг заколдует кого-нибудь, чары наведет. С нее станется.
- А ты, оказывается, трус, - князь бросил насмешливый взгляд на старого друга и тот обиделся, - молоденькой девушки испугался.
- Я не трус! Но кто знает, что у нее на уме? Может, она тебя, Торбьёрн, околдовала или твоего брата.
- О, нет, моего брата околдовала не она, а Забава, да так, что впору за него переживать. Совсем сник парень, как узнал, что гостьи скоро отправятся домой.
Силуэт корабля быстро уменьшался в размерах, растворяясь в туманной дымке, закрывавшей линию горизонта.
- Ничего, очухается княжич от болезни, придет в себя, окрепнет, отправим его на войну. Там он быстро позабудет эту рыжую. Война любому мужчине мозги прочищает и в душе все на правильные места расставляет. И тебе советую выбросить из головы всякие мысли о царевне. И про сокровище волхвов тоже забудь. Отец твой не в себе был, когда велел раздобыть его. У тебя, князь, и без всяких мифических сокровищ дел по горло.
Торбьёрн кивнул, соглашаясь. Сварт был прав. Дел было действительно много. И мысли о царевне стоило выбросить из головы. Ведь, даже если она выживет, больше они никогда не увидятся. Но как ее выбросить из сердца? Хорошо бы наступающая зима проникла в него своими холодными щупальцами и заморозила все чувства, все переживания. Может быть, тогда образовавшаяся пустота в душе перестанет быть такой гулкой и пугающей?
- Пойдем, князь, нам пора возвращаться! – Сварт дружески похлопал его по плечу.
- Пойдем.
Торбьёрн усилием воли заставил себя отвернуться от маленькой темной точки на горизонте, в которую превратился корабль. Надо было жить дальше. Надо было чем-то заполнить зияющую пустоту в душе.
http://www.proza.ru/2018/04/15/709