Эдмондас, литовец. Неожиданный гость

   

                К соседке Наде приехала в гости бывшая  невестка Оля из Питера. Молодая красотка! Ну и я ж, – тут как тут со своими пирожками с капустой, селёдочкой под шубой. Помогаю накрывать стол. Надин личный немец, с недавних пор законный супруг, то бишь, мешается под ногами, шляется туда-сюда без дела. Понятно, что жрать ему охота. Глаза б мои на него не глядели; трутень, обжора, подлый воришка /втихаря семейные денежки подтыривает/. Его после двух месяцев отовсюду увольняют, а Наденька бедная на четырёх работах вкалывает в поте лица.

                За стол, как всегда, Личный уселся первым не ожидая приглашения. А тут – звонок в дверь. На пороге – литовец Эдмондас. Красавец-мужчина! В дверных проёмах вынужден пригибаться. Махина! По выражению щупленького Личного Элефант /слон по нашему/, а не человек. Но почему-то без знакомой, всегда сияющей улыбки. С порога извиняется:
— Простите, я без приглашения. Вчера услышал от Бабая, что Оля приехала.
— Проходи, проходи. Милости просим! Очень рады! – приглашает Надя, а Оля приветливо улыбается.

                Ещё как рады! Все, кроме Личного. Эдмондас весёлый, умный и добрый. Всегда с подарками в руках. "Мона Лиза" – на порцелановой тарелке для хозяйки; обожает он Надюху бесконечное количество дней. Но она, ведь, не Алла Пугачёва, смотрит на жизнь по возможности трезво; всего на год моложе его родной мамы. Он больше Оле под стать. Ей Эдмондас преподносит "Взлетающего лебедя" из тяжёлого голубого и белого итальянского стекла. А Личному – шыш в кармане.

                Надя радушно приглашает всех за стол. Литовец подчёркнуто по-хозяйски, легко отдвигая стул, садится напротив него; ещё бы, три русские женщины здесь. Оказывается, он уже чуток поддат и заметно взволнован:
— Вот выпил против стресса. Представляете, за вонючего негра мне грозит два года заключения.
— Будем носить сухари, – подшучиваю.
— Эдик! Не смей произносить это запрещённое слово! – приказывает Надя, – Только афро-европеец! Даже за "чёрную шоколадку" штрафуют.
Но Эдмондас будто и не слышет, продолжает "художественно":
— Вот дурак! Дал бы по соплям немцу, мне бы ничего не было. А за эту кучерявую гориллу пойду за решётку. У меня в голове не укладывается...
— Не думай о плохом. Ожидание наказания – страшнее самого наказания, – пытаюсь  успокоить гостя.
— Так, за что побил, интересно? – спрашивает Надя.
— Прикиньте: мне к пяти утра на работу, а у них по ночам банкеты, празднуют прибытие в холявный рай. Четыре законные жены, двадцать детей. Семья из 25-ти персон. На их содержание я плачу налоги, я что не имею права выспаться?
— Получается, что нет... Зато он имеет право и в пятый раз жениться здесь на местной, чтобы гражданство немецкое поскорее оформить. А за детские деньги купит через полгода джипяру "Бэху" или "Мэрса" и будет на перекрёстке у красного светофора смотреть на тебя свысока. Извини, Эдмондас, что перебиваю, – тороплюсь высказать личное мнение.
— Короче, перелез я к ним на балкон и доступно объяснил Правила поведения. Раз совести не имеют и слов не понимают. 

                После первого бокала "Шампанского" гость впился в Личного уничтожающим взглядом:
— Ах, ты ж, чудо-юдо патлатое, недоделанное! Мозгов у вас нет, целуете задницы чёрным, а нас, белых, за людей не считаете. ТрУсы вы поганые! Сидите в за...це у америкосов. Скоро будете у нас просить защиты.
— Это у кого у вас? Вы же, литовцы, давно в Евросоюзе, – прошу уточнить.
— Я принципиально против него. Я сердцем с русскими. Хотел же недавно, дурак, уехать в Лугу, где после армии работал. Ах, так бы и врезал тебе, поганому баварцу, между глаз, чтоб искры посыпались! Мне бы гораздо легче стало.
— Уймись и не забывай, что ты в его стране у него в гостях. Счастье, что он по-русски не понимает, – советует Надя.

                Но Эдмондаса не остановить, он, как пёс с цепи сорвавшийся. Поставил локти на стол, разминает пальцы. Видно, что кулаки у него чешутся. Лицо ещё больше кровью наливается. "Ну, – думаю, – пропал Надькин немец. Сорвёт на нём свою злобу литовец". Личный замер, не ест-не пьёт, боится не только шелохнуться, но и поднять взгляд от стола. А гость пуще прежнего лютует:
— Щ-щ-щас конфискую у тебя ключи, и "Прощай, Надя!" Иди немок своих об....вать.
— Господи, как же хорошо, что он ничего не понимает, – всплёскивает руками Надя.
— Да он же тупой! Я пять языков знаю: литовский, русский, польский, немецкий, английский! Ты посмотри на себя в зеркало, обезьяна! Чмо ты болотное, последнее! Даю голову на отруб, что у тебя не стоит!
— Стаииит! – выкрикивает на русском немец, срываясь с места на улицу от греха подальше.

                А мы взахлёб, до влажности в глазах, смеёмся. Вот так немец! Шпион оказывается. Надо сказать, что Оле из Питера Эдмондас, не смотря ни на что, о-о-очень понравился! Жаль, что под судом.