VIII. РАЗЪЕХАЛИСЬ
1
Апрель девяносто второго года выдался «урожайным» на всякого рода новости. Сначала подался в бега за очередной «пассией» командир миноторпедной боевой части лейтенант Черняев, а потом Татьяна Дербенёва решила оставить детей мужу, а сама ушла ночевать к «подруге»…
И если минёра искали всем гарнизоном, даже папа-адмирал прибыли с Северного флота чтобы отмазать «выкормыша» от возбуждённого Дербенёвым уголовного дела, то о вольностях своей благоверной Дербенёв даже заикнуться никому не мог.
— Ты сам во всём виноват, папочка! — примерив на себя роль мирового судьи, решила дочь Людмила, когда отец вслух попытался сокрушаться по поводу исчезновения мамы… — Если бы ты сам не бросал нас, мама была бы сейчас дома.
— А кто тебе сказал, доченька, что я вас бросал, и когда это было? — не на шутку возмутился Дербенёв.
— Всегда, когда ты уходишь в своё море, ты бросаешь нас. И когда сидишь со своими матросами там – в казарме, тоже нас бросаешь…
— Потому что ветер тебя не пускает! — добавил свои «пять копеек» сын Вова.
— Хорошо же я вас воспитал, дети мои, если вы так замечательно разбираетесь в проблемах нашей семьи…
Черняева, загулявшего, как выяснилось со слов его отца, от монотонности службы, нашли в притоне, каких в Лиепае стало не счесть с приходом новой власти. Татьяна вернулась домой сама, но легче Дербенёву от этого не стало. Впереди предстояли торпедные стрельбы по надводным целям, а доверять заведование «немного трезвому» минёру Александр не мог. И что с этим делать, он тоже не знал. Правда, в самый последний момент Дербенёв всё же нашёл решение, предложив комбригу перед выходом в море в качестве «второго» минёра прикомандировать так и не ставшего старпомом капитан лейтенанта Григорова. Старшиной команды торпедистов Александр предложил использовать имевшего опыт в минном деле старшего мичмана Шершенкова, служившего на Б-177 старшиной команды снабжения.
Комбриг долго думал, но в конце концов одобрил решение молодого командира. К тому же он сам назначил себя старшим на борту лодки на предстоящих стрельбах и поэтому решил быть великодушным на сей раз.
— Так тому и быть! — утвердительно кивнув головой, согласился Малышкевич, но разговор на этом не закончил. — До меня дошли слухи, Александр Николаевич, что у тебя с семьёй не всё хорошо? Так ли это? — внезапно поинтересовался комбриг.
Нельзя сказать, что Дербенёв ждал или готовился к этому вопросу, и поэтому в сложившейся ситуации не знал, что ответить своему начальнику.
«Скажу правду – не поймёт, а совру – почувствует!» — подумал Дербенёв и промолчал.
Комбриг понял это молчание по-своему.
— Молчишь? Значит, правду люди говорят, но допускать всякого рода сплетен и побасёнок тоже нельзя! Семья – это табу, закрытая для всех посторонних книга! А если семья мешает службе – брось её и создай другую. Ты знаешь эту житейскую истину, также как и я, с лейтенантских пор. Все они, жёны наши, знали, за кого выходили замуж, значит должны терпеть выпавшие на их долю «тяготы» вместе с нами и только радоваться, что им таких замечательных мужей судьба послала…
2
На радость всем участникам учений погода в море была просто замечательной. Штиль давил своей необычной тишиной так, что в ушах звенело. Выпустив две торпеды по надводным целям «противника», а их изображали: один сторожевой корабль и два малых противолодочных корабля, Б-177 заняла безопасную глубину и приготовилась всплывать в назначенной точке района боевой подготовки.
— Что я тебе скажу, Александр Николаевич, — улыбаясь через силу начал комбриг, — торпеды сошлись с целями, наверное, будет зафиксировано попадание?
— Вскрытие покажет, — отшутился Дербенёв, поднимаясь в боевую рубку. — Боцман всплывай на глубину десять метров. Акустик, прослушать горизонт в круговом режиме. Включить бортовые огни. На быстрой не спать! Правый мотор средний вперёд.
Как только нижний рубочный люк был задраен за командиром, обстановку доложили акустики:
— Центральный! Акустики! — голос старшего мичмана Ковбасюка звучал бодро и чётко: — Горизонт осмотрен в режиме шумопеленгования. В носовом секторе наблюдаю шум надводной цели, предположительно сторожевик следует от нас, в остальном горизонт чист.
— Хорошо, акустики. Давать посылки прямо по носу в активном режиме. Поднять выдвижные устройства. Приготовить бортовые дизеля для продувания балласта газами без хода.
— Центральный! Акустики! Дистанция до цели прямо по носу сорок кабельтов, в остальном горизонт чист.
— Спасибо, акустики! Штурман, расстояние до точки всплытия?
— Товарищ командир, штурман! До точки всплытия десять кабельтов…
— Боцман, лево руля! На курс двести восемьдесят шесть градусов! — Дербенёв решил отвернуть от уходящей цели «на всякий случай». — Акустики! Внимательно наблюдать в носовом секторе. Всплываем.
— Курс двести восемьдесят шесть! — доложил рулевой.
— Так держать! Правый мотор малый вперёд! — приказал командир, в очередной раз прильнув к окуляру перископа.
Как только головка перископа показалась над поверхностью моря, Дербенёв увидел нечто неожиданное, если не сказать опасное. Слева и справа от него в каких-то пяти-семи кабельтовых побортно «загорали» как ни в чём не бывало «забывшие» покинуть полигон малые противолодочные корабли. Оба противолодочника лежали в дрейфе и поэтому шумов не издавали.
— Вашу мать… придурки! — грязно выругался Дербенёв, забыв выключить микрофон.
Комбриг, до этого спокойно наблюдавший за происходящим в командирском кресле, вскочил и побежал в конец отсека, где находился зенитный перископ. Увидев «радостную» картину, Малышкевич приказал Дербенёву нырять и всплывать заново. Но командир принял иное решение.
— Балласт продуть аварийно! Стоп моторы! — приказал Дербенёв.
— Центральный, штурман! Лодка в точке всплытия.
— Есть, штурман! — горестно отозвался командир. — Штурман, проверь наше место по космосу и доложи немедленно. Старпому приготовить кальку маневрирования лодки при выполнении боевого упражнения и всплытия в районе. Радисты! Свяжитесь с мпк и уточните у них место и действия! Записать в вахтенный журнал: Обстановка…
«Внезапно» обнаружив в непосредственной близости от себя подводную лодку, резко всплывшую в надводное положение, оба малых нарушителя правил использования полигонов рванули наутёк. И только тогда Дербенёв обнаружил, что у борта одного из них «болтается» выпущенная Б-177 торпеда. Малышкевич, почувствовав приток свежего воздуха в центральном посту, тоже направился наверх.
— Вы были правы, товарищ комбриг, мы всё-таки попали, во-он там, посмотрите, у борта мпк наше изделие красуется! — радостно, как будто в первый раз увидел торпеду, доложил Дербенёв.
— А я всегда прав! Вот только непонятно, почему ты не выполнил моё требование о срочном погружении и повторении манёвра всплытия?!
— Но, товарищ комбриг, Алексей Матвеевич, вы же сами видели. Мпк хоть и нарушили существующие требования, но мне не мешали, к тому же я был уже на перископе и всё видел как нельзя лучше. Уйди я на глубину, мы вынуждены были бы всплывать не в назначенной для этого точке, а, нарушая план и тот же ПИП, совсем в другом месте…
— И всё же? — совсем не по-доброму посмотрев на Дербенёва, уточнил командир бригады.
— Товарищ комбриг! Если вы считаете, что исполняющий обязанности командира лодки Дербенёв не способен ею управлять, или его действия ведут к опасности, я готов поднять сюда вахтенный журнал чтобы вы сделали запись о вступлении в управление кораблём…
— То, что я считаю, тебя не касается, пока, во всяком случае, нет приказа о твоём назначении, а вот создавать аварийную ситуацию я тебе не позволял…
— Но ведь я её и не создавал! — буркнул в ответ Дербенёв.
— Мостик! Специалист СПС прибыл в центральный пост! — донеслось из «Каштана».
— Иди, давай радио о выполнении упражнения и всплытии «двоечник», — как-то подобрев, приказал Малышкевич. — А я тут наверху покомандирю пока. Да, а где у тебя все бездельники: вахтенный офицер, сигнальщик?
— Вот они здесь, в боевой рубке. Ждут, когда мы выяснять отношения прекратим…
— А что нам их выяснять? Я – комбриг, ты - командир. Пусть подымаются, а то мне скучно одному…
— Шифровку читать будете? — уточнил Дербенёв, спускаясь вниз.
— Я тебе верю. Потом прочту, — спокойным, почти отеческим тоном ответил Малышкевич, — что там читать: «Всплыл... поднял…». Всё как всегда!
3
Возвратившись домой с «победой» в борьбе с «противником», Дербенёв обнаружил странную картину, вызвавшую у него, скорее недоумение, чем вопрос. Татьяна спокойно упаковывала какие-то коробки с бытовой техникой, явно купленной «на продажу». Собранные к отъезду чемодан и спортивная сумка, стояли в коридорчике-прихожей…
— Что здесь, собственно происходит? — недоумевая, спросил Дербенёв.
— Ничего особенного, — спокойно ответила Дербенёва, – мы просто решили пожить отдельно от тебя. Может что-то изменится?
— Кто это мы, позвольте уточнить? — съязвил Дербенёв.
— Мы, это я и твои дети, которых ты с рождения не видишь, не знаешь и знать не хочешь. Только прикрываешься своей безмерной любовью к семье. На самом же деле у тебя давно и совсем другая семья…
— Ты это о чём? — уточнил Александр, садясь на диван в гостиной.
— О чём я? Да о том, что помимо службы, лодки и твоих «затрёпанных» матросов у тебя никого и ничего нет. А мы, так – бесплатное приложение. Я же не хочу быть бесплатным приложением. Мы тоже хотим твоего внимания. И не раз в месяц, и то если случиться такая возможность, а каждый божий день!
— Прости, дорогая, за нескромность, но тебя интересует МОЁ внимание или МУЖСКОЕ?
— И мужское тоже, дорогой, не помешало бы с твоей стороны…— грубо, но очень сердечно ответила Татьяна.
— А мне всегда казалось, что ты просто купаешься в мужском внимании. Причём везде, где бы ты не находилась…
— Может ты и прав, но тебе не кажется, что причиной всему этому являешься ты и твоя дурацкая служба?!
— Ну, если служение Отечеству считать дурью, то вряд ли мой выбор жениться на тебе можно назвать разумным! — не менее грубо, но тоже с болью в сердце парировал Дербенёв. — Единственное что я тебе, любимая, хочу напомнить, что помимо наших отношений между нами есть ещё дети, о которых лучше, чем родной отец никто не позаботится! А посему: «Если вы, мадам, вместе с детьми, не вернётесь в родные пенаты до первого сентября, когда детям надо быть в школе, я имею полное право считать себя свободным от брачных обязательств!».