Смешливые разбойники

Ольга Новикова 2
Игра в «казаки-разбойники» - из самых любимых игр. Единственное её неудобство состояло в том, что она требовала более-менее приличной численности игроков, поэтому играли в неё преимущественно поздней весной и ранней осенью, пыльное городское лето выметало потенциальных игроков с улиц в пионерские лагеря, к бабушкам в деревни и с родителями в дома отдыха, но вот май-начало июня и конец августа-сентябрь подходили для этой игры, как  нельзя лучше. На команды мы делились произвольно – тут не было таких жёстких условий, как в других играх, где капитаны команд «загадывались» и выбирали составы вслепую. Единственное, старались примерно подровнять количество «казаков» и «разбойников».
Дальше всё по стандарту – «казаки» жмурились и считали до двухсот, «разбойники» убегали. Через определённое расстояние они обязаны были ставить стрелки – знаки, указывающие направление их перемещения. Ну, или указывающие в совершенно противоположную сторону – неважно, «казаки» ориентировались не на направление стрелки, а на её наличие. Расстояние между стрелками определялось размером территории, которая отводилась под игру – обычно это был квадрат два на два квартала, и стрелки надлежало ставить на поворотах.
Бегать всей компанией или разделяться, оставалось на усмотрении атаманов. Увидеть "разбойника" - полдела, следовало догнать и крепко хлопнуть со словами: «красная печать», после чего «разбойник» считался пойманным и отводился в  плен  под охрану одного из «казаков». Далее начиналось самое интересное: товарищи по команде, в принципе, могли освободить своего субалтерна, точно  так же хлопнув его по плечу со словами: «распечатываю печать, разрешаю тебе бежать». Вот только караульный вполне мог «запечатать» отважного спасителя, и пленных тогда становилось двое. В некоторых случаях «разбойники» могли тоже «запечатать» часового «казаков» - естественно «чёрной» печатью, и тот вынужденно становился перебежчиком – не сильно, впрочем, насколько я помню, от этого страдая – «разбойником» быть считалась интереснее. Но и опаснее, потому что изловив всех "разбойников", их по-одному отводили в сторонку и начинали «пытать», стараясь узнать задуманное слово или найти спрятанный предмет. Во избежание надувательства, задуманное слово ещё в начале игры атаман «разбойников» записывал на бумажке, сворачивал и, заклеив, вручал атаману «казаков». Пытать  можно было по-разному – в зависимости от степени жестокости и азарта игроков. Ограничения обговаривались до игры – «без крови, не до слёз, стоп слово:«сдаюсь». После того, как пытаемый произносил стоп-слово, записка с паролем вскрывалась, и команда считалась  проигравшей. В противном случае «казкаки» добивались совпадения незавимсимых «показаний» и называли пароль. Если он совпадал с написанным, «казаки» считались победившими, если нет – проигравшими.
Любимый и самый действенный способ пытки - щекотка. Среди играющих особенно нетерпелив к ней был Серёга-картавый, и он уже заранее начинал хихикать, когда палачи ещё только приближались к нему. Паролей он называл при этом сотни,  и все разные, так что принимались за него неоднократно, и в по жаре открытые окна несчастные соседи часами слышали доносящийся из-за гаражей Серёжкин хохот и визг. Нередко кто-нибудь, не выдержав, выскакивал на балкон и грозно вопил: «Что вы там с ним делаете?!». И сам Серёга весело откликался задыхающимся от  смеха голосом: «Да  ничего, тёть Тань, они меня пытают – мы иг`аем так», - и снова заливался пронзительным хохотом и визгом, оставляя тётю Таню в тягостном недоумении. Юрка совершенно не боялся щекотки, но боялся рыжих мохнатых гусениц, за которыми охотно лазил на каштаны не по годам жестокий и злорадный Андрюшка. Он же придумал в качестве пытки попробовать пожечь Юрку через увеличительное стекло. Вряд ли, он реально представлял себя, что из этого выйдет, но взялся за дело с энтузиазмом. Юрка, к несчастью, был одет, и раздевать его глупый Дрюня не счёл нужным. Почувствовав ожог, Юрка заорал и сказал стоп-слово, но поражение им не засчитали, так как методы Дрюни были признаны нарушающими международную военную конвенцию о гуманном отношении к пленным. А вот вполне себе заметная опалина на новенькой Юркиной футболке, размером, правда, с булавочную головку, но на видном месте, привела к эскалации конфликта, и Юрка съездил Андрюшке по уху, тут же получив отпор в нос. Кровища закапала на грудь, и Юрка чуть было не перешёл к ещё более решительным военным действиям, но Серёжка развёл ладони, как рефери на ринге: «Стоп! Да ништяк вышло – скажешь, солнцем голову напекло, а пятна мать тепегь и не заметит – смотги, за к`овью не видно». Юрка, подумав мгновение, согласился с разумными доводами, и конфликт таким образом был  улажен, а через минуту Юрка в заляпанной кровью майке и Дрюня с распухшим ухом уже вместе рисовали на гараже мелом пузатого с тремя волосинками Серёгу в неприличном виде - с детским горшком и надписью: «СеГый смИялся, пАка не АбАссался».
О, эти непосредственные и восхитительно-чистые детские отношения!