Прости нам долги наши

Наталья Руф
      Дима напрягся, увидев, как нежная улыбка жены медленно растворяется, сразу же после мелодичного звука звонка, прервавшего долгий поцелуй. Вместо нее все явственнее проявляется противное лицо тещи. Вот уже нет рядом любимого лица, а у его плеча приподнялась, как гадюка в прыжке, тень тещи с поджатыми тонкими губами и сверлящими глазами:
    –  Опять? Да сколько можно? Каждую субботу я вместо отдыха, вынуждена ни свет, ни заря вскакивать, встречать и терпеть весь день твоего папу Петю!
     – Но твоя мать тоже вчера торчала здесь целый день!
     – Она не торчала! Она помогала мне! А ты мою маму на дух не переносишь, хотя она занимается с детьми и постоянно выручает, когда нет денег. А этот несет всегда одно яблоко! Всегда на всех - одно яблоко.
     – Правильно, твоя мать не смогла воспитать тебя толковой хозяйкой, пусть теперь искупает свою вину деньгами.
     – А ты, как твой папа, можешь дать семье только крохотную зарплату, тоже всего  на одно яблоко?
     – Ты уже забыла, что отец построил нам дом, в котором ты сейчас живешь.
    Вскочив, кинула в него комок одеяла и вылетела из комнаты. И так каждую субботу! Пришлось вставать и одеваться. Отец там, за воротами, стоит и ждет, как послушный ребенок.
    С одной стороны, он причина еженедельных скандалов, а с другой - жалко его.
Дима поморщился, мысленно представив чуть ссутулившуюся фигурку в голубой клетчатой рубашке и джинсах, одиноко торчащую у забора на утренней пустынной улице.
     Отец за последний год как-то уменьшился в размерах, усох и издали похож на уставшего подростка. Еще шесть лет назад он казался большим и сильным, веселым и довольным жизнью. Как вспыхивали его синие глаза рядом с мамой! Как весело и заразительно они смеялись, подшучивая друг над другом. Но мамы нет уже пять лет. А без нее он сгорбился, стал тихим, грустным, и каким-то незаметным. Жил теперь совсем один в большом доме, где вырос Дима и его два старших брата. Братья приезжают к отцу в гости на два-три дня летом с детьми, но без жен.
    Диме, конечно, очень жаль отца, и по-доброму, по-человечески надо бы предложить ему жить вместе, как жили когда-то в их доме дедушка и бабушка. С детских лет Дима помнил, что с ними было так спокойно и уютно, когда родители отлучались из дома на работу или в командировку.
    Но Полина никогда в жизни на это не согласится. Она отца терпеть не может. Раздражается каждый раз, как только он переступает порог дома, который построил своими руками и с любовью подарил младшенькому сыночку.
    Что можно сделать, Дима не знал. Как выйти из этой ситуации?
 Отца ему безумно жаль, но он не представлял свою жизнь без Полины, а главное, без двух карапузов – сыновей, четырех и пяти лет, которые были смыслом его жизни.
    Отец тоже хорош! Не может понять, что мы работаем всю неделю, рано встаем, и хочется хотя бы в выходные поспать подольше.  Как по расписанию рано утром является и звонит. Звонит, и у них с Полиной, каждую субботу скандал. Мир восстанавливается с трудом вечером после бани. Но в воскресенье утром является теща, начинает подкалывать зятя, со смаком рассказывая местные новости, кто что купил или подарил своей жене, многозначительно поглядывая на Диму.
    После ее ухода Полина закатывает очередную сцену или просто устало попрекает мужа, что денег он зарабатывает меньше ее. Ее бесит, что его отец ничего им не дает, хотя пенсию получает приличную и как бывший плотник подрабатывает. Причем она досконально знает, кому и сколько дверей, оконных рам, резных палисадников и разных деревянных поделок он сделал и, главное, сколько ему за эту работу заплатили. Знает так, как будто составила на каждую работу наряд, недаром работает экономистом на заводе.
    Но Дима не может требовать у отца деньги, стыдно здоровому мужику, имеющему жену и двух сыновей, побираться. Да и зарплата у него, заместителя директора автопредприятия, не меньше, чем у других мужчин в городе.
    Но на заводе, где Полина работает экономистом, часто выплачивают огромные премии. Как будто есть в этом ее заслуга, а не матери, которая будучи директрисой школы, воткнула её по знакомству на завод после окончания института.
    Деньги Полине нужны всегда. И что попало в ее цепкие холёные ручонки с длинными хищными ногтями, будет потрачено. Еще не хватит на все ее желания! Потому как потребности безмерны. Мать разбаловала ее, отказа ни в чем не было, она привыкла иметь все, что захочет.
    Он влюбился в нее, потому что в их классе только она была похожа на принцессу из сказки, а не на простую девчонку из небольшого городка. Он и сейчас ее любил, прощая ей все. Она знала это и измывалась, как хотела.
    Когда Дима, наконец-то, открыл ворота, отец сидел, чуть сгорбившись на резной лавочке.  Крупные руки с набрякшими венами теребили прозрачный пакет с большим зеленым яблоком. Дима улыбнулся:
     – Здравствуй, папа. Прости, я пока встал и оделся.
Выцветшие голубые глаза глянули грустно и виновато:
     – Ничего. Я к детям. Соскучился.
     – Заходи.
     – Дедушка Петя пришел!
    Внуки уже неслись к деду и повисли на нем. Старший Костик что-то взахлеб рассказывал, а младший Павлик устроился на руках и обнимал за шею пухлыми ручонками. Дед разделил им яблоко пополам, и они, заговорив о своих делах, куда-то пошли втроем.
    Дима сунулся на кухню, но Полина так швырнула сковородку, что он решил пока к ней не подходить. В гараже работы много, переоделся, успокоился и, насвистывая песенку, решил, что все утрясется еще раз. Но не тут-то было.  Полина шла через двор к воротам, одетая, накрашенная и злая. Небрежно кинула в пустоту:
     – Я к маме, – и вышла за ворота.
    Значит, нужно идти готовить еду.  Вот мерзкий характер. Знает же, что четырех мужиков нужно кормить. Пришлось идти на кухню. Зато как классно посидели вчетвером в мужской компании! Ребятишки, набегавшись с дедом, так проголодались, что ели за двоих.  По тарелке наваристого борща с густой деревенской сметаной, сверху добавили по порции картофельного пюре с сочным куском нежной телятины. Запили компотом из сухофруктов. И ведь ни один не захныкал, не заныл, что не будет есть. С дедом они никогда не капризничали. Он сидел довольный, веселый, ел с удовольствием, и глаза его ярко синели из-под седеющих нависающих бровей.
    Дима поймал себя на мысли, что им хорошо без Полины! При ней всегда обед был унылый, хотя готовила очень вкусно. Но она раздражалась, потому что все едят, а она должна беречь фигуру, злилась, что тратит время на приготовление пищи, что много денег уходит на продукты и что дети капризничают.
    Вечером Петр Силантьевич медленно возвращался знакомой дорогой по улочке, здороваясь с соседями. В этой части города он построил каждый второй дом. Они стоят и смотрят на мир окнами в кружевных ставнях, как и его дом, высокий, красивый. Дом, о котором мечтали они с Аннушкой.
   Теперь дом стоит, а Аннушки нет. А без нее в большом доме пусто. Днем еще ничего, время занято: работа, телевизор, огород. Плохо ночью. Только гулко отдаются его шаги, когда он бесцельно бродит по комнатам. Изредка заскребется мышка, если кот Пушок убежит надолго. В комнате тишина. Тишина плотная и тяжелая. Она, кажется, пеленает голову, шею, грудь. Давит, и трудно дышать.
    Старший и средний сыновья остались после института в городе, у них там работа, дом, семьи. У одного внучек, у другого внучка. Сюда вернулся только младшенький, дом ему большой построили, здесь внучата любимые родились. Но, к сожалению, видятся редко: Дима с Полиной на работе, детки в детском садике пять рабочих дней. Каждая суббота – счастливый день. День, когда внуки дома и он может увидеться с ними. Завтра воскресенье – очередь сватьи гостевать. Она тоже живет одна и пусть побудет с малышами.
    Правда, он видел, что сноха Поля недовольна и ушла сегодня из дома. Но он пришел не к чужим людям, а к сыну и к внукам. Да и не часто ходит – один раз в неделю. Хочется-то каждый день, но дни приходится считать от субботы до субботы.
    Что и говорить, жена у младшенького красивая да заносчивая. Одно слово - директорская дочка. Привыкла всегда быть первой: нарядная, раскрашенная. Идет по улице, не с каждым поздоровается. Да, не по себе сук срубил Димка.  Выбрал бы соседскую Валю, тоже одноклассницу, простую девушку. Она Диму любила, и сейчас встретит, расспрашивает. С мужем хорошо живет, дружно, двух детей растит, со свекровью ладит, мамой зовет. Но Димка Полину любит, пусть живут, как могут. Ласковый он, спокойный, уговорит строптивицу.  Им с Аннушкой никто поперек любви не вставал, и сыновья пусть решают сами. Все хотят самостоятельности, чтоб никто не мешал.
     Димке надо любимым делом заняться. Вот бы до дня рождения его, через два месяца, доложить на сберкнижку до миллиона, и подарить деньги на новую машину. Тогда внукам можно гостинцы хорошие покупать, а не одно яблоко, на двоих.
    В воскресенье утром, услышав в доме громкий командный голос тещи, Дима   собрался улизнуть на улицу, но его остановила Поля:
     – Дима, иди завтракать.
    Пришлось повиноваться. За столом уже сидели сыновья. Старший Костик ел через силу манную кашу, которую он терпеть не мог. Но уже знал, что бабушку ослушаться нельзя.  А младший Павлик, еще не научившийся дипломатии, плакал, размазывая слезы и кашу по щекам. Теща Светлана Трофимовна грозно стояла над ним.
    Дима сам побаивался бывшую директрису, и, когда ему Поля подала тарелку с кашей, покорно начал есть. Сын, глядя на него, успокоился и тоже потянул в рот ложку. Теща, наконец, села за стол. Стояла напряженная тишина. Или это только Диме казалось? Поля с матерью начали обсуждать какие-то свои женские проблемы.
     Вдруг Полина вскрикнула:
     – Да что ты говоришь! Прямо бриллианты! Взял и подарил! – Она горестно скривила рот и нахмурилась, – Ну, надо же, этой корове – и бриллианты!
    Походила быстро по кухне, остановилась напротив Димы и, глядя на него в упор, сказала:
     – Только у меня нет бриллиантов! - выждала несколько минут и строго спросила, - Ты что, притворяешься, что не слышишь?
      – Слышу – с нарастающей тревогой в груди, но внешне спокойно ответил Дима.
     – Что ты слышишь? – уголки рта у нее опустились еще глубже, и красивое лицо опять начало пропадать.
    Сквозь любимые черты опять проступал постепенно тещин двойник: злой, презирающий и ненавидящий его, Диму. Этому двойнику бесполезно объяснять, что у них нет денег на все капризы, а главное, что за людьми не угонишься: один покупает новую мебель, второй - бриллианты, третий - дорогую одежду, четвертый….
    За всем этим внимательно наблюдала теща, прикидывающаяся доброжелательницей, но раздувающая пожар между дочерью и зятем. Может быть, ему так кажется, потому что он не любил Светлану Трофимовну еще в школе?
    Дима встал, отвернулся и собрался выйти из кухни в гараж – единственное место, куда теща не совала свой нос. Но Полина быстро загородила ему выход:
     – Куда собрался? Я с кем разговариваю?
    Он пытался ее остановить:
     – Поля, прекрати! Ты же знаешь, у нас нет и не будет пока лишних денег. А без этих безделушек можно жить и жить хорошо.
     – Это ты можешь так жить, без всего! А я не могу! И не хочу! Твой папа зарабатывает кучу денег и куда их тратит? Твоим братикам в город увозит? А тебе - фигу?
     – Поля, это папа зарабатывает деньги, а не мы. И распоряжается своими средствами так, как захочет!
     – А почему моя мама может постоянно давать нам деньги?
     – Вот ты у нее и спроси!
    Тут подала голос теща:
     – Дмитрий не дерзи! - ледяным директорским тоном властно приказала она, - Твой отец Петр Силантьевич за последнюю неделю получил дополнительно к пенсии больше десяти тысяч рублей.
     – Ну и что?
    Дима резко повернулся к Светлане Трофимовне и вдруг понял, что нисколечко ее не боится:
     – А вам какое дело? Зачем вы все время пытаетесь нас поссорить? Я знаю, что всегда не нравился вам. Но я не с вами живу.
     – Как ты со мной разговариваешь!
     – Как муж вашей дочери! Как хозяин дома, в который вы пришли в гости. И не умеете, к сожалению, правильно себя вести.
     – Боже, кто это меня учит правилам хорошего тона - сын неграмотного плотника? Светлана Трофимовна, неграмотный плотник приходил вчера и плохого слова не сказал снохе, хотя она демонстративно ушла и даже не приготовила обед. А вы, грамотная женщина, собираете сплетни и постоянно провоцируете нас на скандал.
     – Полина, он меня оскорбляет. Извинись сейчас же!
     – И не подумаю.
    Светлана Трофимовна вдруг вскочила со стула, громыхнув кулаком по столу,  рявкнула, как простая баба:
      – Я кому сказала! Извинись!
     Дети испуганно уставились на них, губенки дрожали, того и гляди разревутся.
     – Вы когда-нибудь оставите нас в покое? Детей перепугали. У вас что, своего дома нет? Идите и там распоряжайтесь на здоровье. А в моем доме попрошу вести себя спокойно и не лезть в нашу жизнь.
    Светлана Трофимовна побледнела, закрыла лицо руками и заплакала. Полина попыталась ее утешать, но та резко повернулась и бросила:
      – Ноги моей больше здесь не будет! - и хлопнула дверью.
    Дима, молча пожав плечами, присел к столу. Жена закричала на него:
      – Чего расселся? Выгнал мою маму! Беги, догоняй ее и извиняйся!
   Дима упрямо не признавал своей вины:
     – Мне не за что извиняться. И никуда я не побегу.
     – Тогда уйду я.
    Полина пришла домой поздно вечером, когда Дима и дети уже крепко спали.
    Светлана Трофимовна злилась и плакала всю ночь.
Какая бестолковая девчонка эта Полинка! Нашла, за кого замуж выйти. Такой же растяпа, как Федька, ее бывший муж, Полин папаша родной. Не украсть, не покараулить! Что он может ей дать? Только и радости, что смазливое лицо.
    Так глупо распорядиться своей жизнью!  И ведь уже двух детей успела родить.
Зять-то хорош – так орал на нее! Господи, ну почему Полина именно Димку выбрала?
Абсолютно бесперспективный! Еще и на меня накричала, что я им жизнь порчу. И свата приплела, тот тоже тащится к ним каждую субботу – надоел! Ни ногой к ним в дом! Полинка, как хочет, так пусть и живет. Денег давать больше не буду!
    Рассветает, и, кажется, свет все больше давит на глаза.  Вроде кто-то очень сильный раскаленными клещами сжимает голову, и сейчас она треснет в левом виске, хрупнет, как орех. Острая боль нарастает и становится невыносимой. Голова огнем горит! А вместе с болью медленно поднимался от живота к шее леденящий страх.  Перехватило горло: ни руки, ни ноги не поднять. И до телефона не дотянуться – скорую помощь вызвать.
    Утром Полине на работу позвонила Семеновна, соседка матери и сообщила, что Светлану Трофимовну она нашла лежащей на полу без сознания и вызвала Скорую. Пришлось отпрашиваться в больницу.
    Уставший после дежурства врач, спустившийся из реанимации, глядя мимо Полины, сообщил коротко:
 – Инсульт. Нуждается в особом уходе. Говорить пока не может. Старайтесь не расстраивать.
    Мать лежала постаревшая и какая-то помятая. Лицо, обычно свежее и румяное, сливалось с посеревшим от частой стирки больничным бельем. Нечесаные волосы разметались по подушке. Она спала, всхрапывая и постанывая.
 
    Полина вдруг поняла, что основным чувством, которое она испытывает при виде беспомощной матери, оказались не любовь и жалость к попавшему в беду родному человеку, а только брезгливость. Скорее убежать отсюда, где ужасно воняет удушающей смесью отвратительного запаха человеческих нечистот и не менее противного запаха лекарств. Она, не обращая внимания на осуждающие взгляды больных, лежащих в палате, выскочила на улицу.
    Через двадцать дней Светлане Трофимовне во время обхода молоденькая врач, Римма Борисовна, объявила, что ее завтра выпишут из больницы.  Похвалила, что правой рукой уже может поднести ложку ко рту, взять и держать телефон. Речь, хотя и невнятная, восстановилась.  Могла кое-как передвигаться, если ее поддерживали.
    Вот только в душе Светланы Трофимовны поселился страх. Страх, как она будет жить дальше.  Она не могла ходить за дровами во двор и готовить пищу. Значит, не может жить одна в своем большом доме, на дворе осень - нужно уже топить печку.
    Больных женщин из палаты навещали и забирали дети. А к ней за все время никто даже не пришел. Кто же ее заберет? Да, перед зятем она виновата, терпеть его не могла и постоянно хотела, чтобы дочь с ним разошлась. Но Полина! Дочь, для которой она старалась всю жизнь. Единственный человек на свете, которого она любила! Из-за нее никогда и не помышляла выйти вторично замуж! Дочка сейчас спокойно живет, даже не думая, что матери тяжело, и надо бы поддержать ее.
    Дежурная медсестра, ее бывшая ученица, перед сном принесла ей таблетки, присела на кровать и рассказала, что врач звонила Полине на работу и объяснила, что Светлане Трофимовне необходим для выздоровления тщательный уход и забота. Полина обещала приехать за матерью в обеденный перерыв. Светлана Трофимовна успокоилась и уснула. Снилось ей, как она сидит в доме дочери в кресле у теплой печки, а рядом бегают внуки, Павлик и Костик.
    Проснулась она рано утром.  Пришла сестричка, умыла и принесла завтрак. На душе было светло и радостно, уж больно поднадоела ей больница, особенно еда, пресная и невкусная. Она-то, бывший руководитель, очень хорошо знала, как большая часть продуктов не попадала в котлы при закладке, а выносилась с предприятия в тщательно упакованных сумках. Ей раньше тоже приносили такую сумку за молчание.
    Светлана Трофимовна заранее неспешно оделась с помощью сестрички. Причем она постоянно заваливалась на бок, и они весело шутили, что так и хочется прилечь на привычную кровать.
    Наконец в коридоре появилась Полина. Она не зашла в палату.  Дождалась, пока сестра выведет мать из палаты, посадит на инвалидное кресло и пошла к выходу. Сестричка хмыкнула, но повезла кресло сама до машины.  Пересадить Светлану Трофимовну в машину ей помог Виктор, водитель Димы. Светлана Трофимовна так отвыкла двигаться, что этот переход утомил ее окончательно. Привалившись к спинке сиденья, задремав, отключилась. Проснулась, когда машина резко остановилась. Виктор нерешительно проговорил:
     – Полина Сергеевна, она же не сможет жить одна.  Ведь даже ходить не может сама! Давайте к вам увезем. Дмитрий Петрович велел привезти к вам.
     – Забирай себе, если хочешь нюхать дерьмо. Мне только этого в доме не хватало. А Дмитрию что – не ему за ней ходить, а мне. А я лучше к ней приду.
Она обошла машину, брезгливо уставилась на мать:
      – Ладно, давай выволакивать.
    Светлана Трофимовна занервничала, пыталась возразить, что она не сможет жить одна здесь, что ей будет тяжело, но из ее рта слышалось только нечленораздельное мычание.
Когда ее затащили в дом, она беззвучно плакала, стараясь поймать ускользающий взгляд дочери. Виктор только качал головой, глядя, как по лицу самой сильной женщины в их городе, вдруг ставшей беспомощной и одряхлевшей, медленно струились слезы.
Она лежала одетая на кровати, в неудобной позе. Мало того, что не могла снять верхнюю одежду, она даже не могла передвинуть свое тело.
    Полина пошла за дровами, чтобы истопить печку. Виктор помог Светлане Трофимовне снять пальто и обувь, вытащил из-под нее одеяло и укрыл несчастную женщину, продолжавшую тихо плакать. Ладно, решил он, завтра приедет Дмитрий Петрович, он человек добрый и не допустит, чтоб Полина бросила свою мать.
    Ночью похолодало, дом выстыл, так как труба осталась незакрытой на ночь.
Светлана Трофимовна замерзла на холодной кровати. Встать и идти без посторонней помощи она не могла. Как хорошо было в больнице: всегда рядом медсестра, которая помогала ей в нужную минуту. Все тело сотрясалось в ознобе. Если бы поесть сейчас горячего, можно было бы согреться.
    Но Поля оставила на столе пакет молока и две булочки. Даже если бы удалось встать, то не смогла бы сама разрезать пакет и это холодное молоко себе налить. Дочь об этом даже не подумала.
    Как же получилось, что из ее куколки - дочки выросла такая жестокая женщина? Где она, педагог, упустила тот момент, когда сердце ребенка очерствело и стало каменным? Ведь в больнице каждую мать и бабушку любили и окружали заботой, а она, абсолютно беспомощная, лежит одна? Дочь сейчас не чувствует угрызений совести и ей все равно. Спит себе, наверное, спокойно. Так холодно, зуб на зуб не попадает. Сейчас только осень, а что будет зимой?
    Внезапно решила – надо позвонить Полечке. Пусть придет и поможет. Кое-как тыкала непослушными дрожащими пальцами по клавишам телефона, практически на память. Все - вызов пошел.
     – Родная моя, доченька, проснись! Мне плохо, очень плохо! Ты мне нужна! Отзовись!    Трубку никто не брал. Вдруг сонный, любимый голос:
     – Я слушаю. Кто это звонит?
Горло перехватило, опять только мычание и слезы. Но Полина поняла:
     – Мама, вы? Я же сказала, приду утром. Не будите меня больше, не мешайте мне спать.
    Связь оборвалась. Все. До утра еще далеко. Неужели теперь так надо будет жить? Утром дочь придет минут на десять по пути на работу. Что это даст в её положении?
Как холодно и так хочется есть! Опять нужно в туалет. Да ладно – теперь уже все равно, хоть неприятные запахи дочка не любит. И её, свою мать, наверное, не любит – бросила, чтобы в доме не мешала.
    Светлане Трофимовне стало так жалко себя, своей жизни. Ведь ее всего в 57 лет «ушли» на пенсию, а иначе она никогда не рассталась бы со школой.  Это было, всего пять месяцев назад. Как же теперь жить? Зачем?
    Внезапно она почувствовала ясность в голове, такое же состояние, как было раньше до больницы. Светлана Трофимовна заставила себя вытащить здоровую руку из-под одеяла.
На кровати разбросаны вещи еще с того времени, когда ее собирали в больницу.  Вот под руку попали колготки. Новые, она купила их к своему дню рождения. В больнице они не понадобились.  Вдруг вспомнилось, что Поля не поздравила её с днем рождения. Первый раз в жизни. Забыла или не захотела?
     Плача, развернула колготки, с трудом, за головой пропустила между прутьями старомодной кровати, на которой, когда - то умирала мама. Другой конец обмотала, едва приподняв голову, вокруг шеи.  Зажала в кулаке оба конца, с трудом сдвигая непослушное тело к краю кровати. Когда она, наконец, упала на пол, жуткая боль перерезала шею.
    Так и нашли ее Полина с Димой утром. Дима ужаснулся, что Поля не кинулась к матери, не заголосила, а спокойно нашла в сумочке телефон и предупредила, что на работу не придет, так как умерла мама. Как будто ждала, что все так и произойдет.
    Также спокойно и буднично прошли похороны. Пришли все жители города – настоящие и бывшие ученики школы. Вслух много говорили хорошего о Светлане Трофимовне, а шепотом о том, как она умерла. Косились на Полину. Но ей было все равно. Стояла неподвижно и кивала, если очень приставали.
    Поминки наскоро провели в заводской столовой, и уже дома Полина вдруг сказала:
     – Как ты думаешь, за сколько можно продать мамин дом?
    Дима страшно разозлился и накричал на нее, что она бездушная, так отнестись к собственной матери! Как же она будет жить с другими людьми? Она посмотрела на него внимательно и произнесла:   
     – Твой отец у нас жить не будет, не надейся!
Он не нашел даже, что ей сказать.
    В субботу они спали до десяти часов. Отец не пришел.  Первый раз за последний год.  Мальчики, проснувшись, ждали его.  Неужели с ним что-то случилось?
    Дима быстро оделся и поспешил к отцу. Прохожих было немного, только вдалеке, у автовокзала, мокла под дождем кучка людей. Диме показалось, что у автобуса среди входящих он видит, поникшую фигурку отца. Он ускорил шаг, но машина тронулась, разбрызгивая грязь, по дороге в областной центр.
    Через площадь, опираясь на клюку, тихо брела Семеновна, соседка Светланы Трофимовны. Дима пошел ей навстречу. Спросил, не видела ли она отца.
     – Как не видела? Видела. В город поехал Петр, к сыновьям. Скучно ему здесь одному.
 Да, заодно документы мои прихватил, помочь вызвался. Очередь моя, наконец-то, подошла в старческий дом, оформляться нужно. Одна-то я уже жить не могу, а у детей для меня места нет. Не заслужила, наверное. Петр Силантьевич решил в понедельник тоже на очередь встать, он понимает, что твоя змея никогда его не примет. Ведь ты в своем доме не хозяин, и ему там места тоже не найдется.
    Она отвернулась и тихонько побрела к дому.

                Сентябрь 2010 года.