8. Выбор.
В гостиницу возвращались вместе с Крутицким. Стояла отличная солнечная Безветренная, ещё по-весеннему прохладная, погода. Крутицкий предложил прогуляться по парку. Он без умолку рассказывал какие-то смешные случаи, анекдоты. Вера, не вслушиваясь, улыбалась. Она испытывала блаженную успокоенность человека, сбросившего тяжелые заботы.
Теперь ничего не было, кроме голубой ленты неба в обрамлении голых прутиков деревьев по краям аллеи, красноватой от кирпича дороги подногами, кроме ярких разноцветных скамеек с приклеенными предупреждениями «Осторожно, окрашено», кроме суетливых, горластых воробьев, кроме чугунных кружев решеток, кроме уличного шума, который только весенним днём и может так веселить, кроме всего того, что даёт довольному собой человеку ощущение радости жизни. «А муж?» - вдруг врезалось в общее настроение и – как странно – тут же улеглось, не вызвав привычной остроты горьких чувств. Тогда она разрешила себе вспомнить всю формулу своей горести: у него была другая женщина, он был с другой. Ничего. Ей не захотелось, как прежде, обхватив голову руками, завыть от бессилия и горя. Что-то кольнуло в душе и провалилось. Но ведь не решен главный вопрос – как ей, Вере, жить дальше. Она невольно поморщилась – ни решать, ни даже думать об этом не хотелось. Вместо этого представилось: Вадим улыбающийся, родной с дочкой на руках. Разве можно его кому-нибудь отдать, уступить? Если бы был дома телефон, сейчас бы позвонить, услышать…
- Знаешь, что я хотел бы сейчас больше всего? – вдруг услышала она Крутицкого и потянула на себя руку, которую он почему-то держал и поглаживал.
Они, оказывается, стояли в дальнем углу парка около какой-то выщербленной кирпичной стены. И когда он успел перейти на «ты»? Зашептал:
- Я бы хотел целовать тебя…
- Я не люблю целоваться, - растерялась вдруг…
Придвинулся ближе.
- Такие губки, да не целовать… Это тебя никто не целовал хорошо, чтобы мурашки по коже…
Нижняя губа чуть выдвинута вперёд, рот волнистый – капризный ребёнок… Ребёнок? Да нет же! Подбородок – углами, и ямочка в середине. Бульдог!
Резко откинулась. Причем тут он? Сама виновата.
- Извините, я совсем забыла, мне позвонить надо, - почти побежала по ближайшей дорожке.
- Вера! Вера! Вы же не в ту сторону! - А в голосе, как пощёчина, снисходительная усмешка.
Бульдог! Бульдог! Где ты, Вадим, родной! Пусть было. Пусть ты оказался другим, хуже. Ей всё равно иного не надо!
Сердце свободно всегда. Оно выбирает всю жизнь. И Вера снова выбрала его, Вадима.